Игорь Пестун
Не пасовать, не охать, не великодушничать в жертву воспитания, – убеждал сам себя Докукин, вышагивая по маленькой каюте речного теплохода. — Надо вникать в психологию — их, патлатых, вихрастых, бойких, застенчивых, смышленых, обманчивых… И вот тогда, — он присел за остывший чай, — тогда твой бывший воспитанник, быть может, пришлет тебе письмецо — так, мол, и так, спасибо за все, произведен в лейтенанты…
Штурман Саша взглянул на часы — время было далеко за полночь… За те годы, что бороздил он сибирские реки, ему и не приходила в голову мысль, что мир действительно тесен, что вдруг — и встретит Бориса Васильевича, своего бывшего учителя. О воспитателях заговорили они не случайно: как помнил Саша, свое директорство в Сартыньинской школе Докукин отметил увольнением молодой физички, заявившей на родительском собрании о непригодности шестиклассника Сотникова к познанию этой науки. Так нельзя с кадрами работать, сказали ему в районо, к нам учителя в дверь не ломятся. Пусть не ломятся, отвечал Докукин, но я не могу работать с людьми, которые говорят такие вещи.
С той поры штурман Саша не встречал Докукина, и только сохранилась в сердце мальчишеская признательность (или любопытство?) к новому директору, который однажды собрал всех сорванцов в кабинете и сказал им: «Я договорился с детской комнатой: отныне вы стоите на учете не в милиции, а у меня. Идет?..» Не все у него получалось сразу; раздавались из милиции телефонные звонки «А ваш выпускник…», но Докукин оставался верен своему убеждению: они не «трудные», а вот мы бывает трудными для них.
…Утром они распрощались; Докукин легко подхватил свой чемоданчик и сошел по трапу, имея в кармане пришедшее из области указание — переехать в Нялино «на укрепление детского дома».
В НАЧАЛЕ октября 1942 года колесный пароход «Гусихин», разнеся над Обью протяжный гудок, пришвартовался возле деревни Нялино, своими грубыми темными избами прижавшейся к высокому берегу. Привез он 78 ребятишек из осажденного Ленинграда. Детский дом создавался здесь по насущной потребности войны; попал эвакуационный эшелон под «хейнкали» — вот вам и половина воспитанников для детдома. Две избы, служившие начальной школой, запустелый огород, растасканное хозяйство предстали перед глазами тогдашнего директора Анны Сергеевны Поляковой.
Нялинские старожилы и по сей день помнят, как долбили ребята мерзлый грунт под фундамент пристройки (ведь детдом-то самым северным в стране оказался!), как Вова Сивков вычерпывал ведром грунт, а сам ведь таким маленьким был, щуплым…
После войны детдом перевели с районного на окружной бюджет; стали отстраиваться, переезжать ближе к лесу, и тут становились плотниками все — от мала до велика. Воспитанник Коля Рогин (сейчас он работает преподавателем в Ханты-Мансийском речном ПТУ) со своими четырнадцатилетними сверстниками сплавлял на плотах из далекой деревушки Вершино разобранные избы… В штатном расписании тогда значилось: «воспитатели», а работали ими в большинстве жены местных рыбаков да лесорубов, малышам вытиравшие носы, а старшим кроившие военные гимнастерки. Долгие послевоенные годы привозили в детдом воспитанников из Челябинского детприемника; и этих полуголодных детей надо было мыть, стричь, одевать, учить и убеждать, что «нет для тебя теперь, родимый, иного дома, нежели Нялино…»
Много с тех пор воды утекло. Вырос, окреп детдом. Получил водопровод, центральное отопление, телевизоры. Уходила в далекое прошлое былая первейшая задача детдома — обогреть и накормить. Обновился штат, а работать, увы, не становилось легче.
В КОНЦЕ октября 1972 года теплоход «Родина», на котором приехал Докукин, разнеся протяжный гудок над Обью, пришвартовался у деревни Нялино…
Докукин пригласил к себе нескольких воспитанников и, сев с ними за один стол, сказал:
— Давайте знакомиться. Я Борис Васильевич, ваш директор. А вы будете детсовет. Сегодня у нас первое заседание; на повестке дня наше с вами питание и проступок воспитанника Колесова, разбившего окна в деревенском доме…
Когда детсовет разошелся, директор зачеркнул страничку с планом на день: «Проверить котлы, сводить в баню, посетить сельсовет, смена белья, детское самоуправление…» Но главное — было впереди…
Он разъяснял принятым на работу воспитателям – «Да, знаю, что трудно… Знаю, что спать ложится сто двадцать, а ночью оказывается сто восемнадцать; знаю, что могут вам ткнуть рубашкой в лицо и потребовать пришить пуговицы… Да, нас не уважают, но в этом никто, кроме нас самих, не виноват…» Он носил кипы дневников директору школы, открывал странички с записями «не способен усидеть урок» и говорил, что это его учителя неспособны. На утренних линейках, объявляя замечание воспитаннику, объявлял его и воспитателю…
А Колесов ему нравился.
…Весной на дворе зеленела трава, и радостные чумазые третьеклассники повисали у Докукина на подоконнике: «У Машки поросята родились — ро-о-озовенькие!» Раз в неделю собирался детсовет: сколько денег можно истратить, на чем сэкономить. «Внимание, республика Эврика», – писали подзаголовки в стенгазетах. — Президент постановил…» Звенел в спортзале волейбольный мяч — команда воспитанников на команду воспитателей. Раздавались за околицей ружейные выстрелы – кто лучший стрелок? Поднимались по тревоге отряды — шли недели боевой готовности…
Ну, а Колесов из ума не выходил; случай со стеклами — тоже. Единственное, в чем был уверен директор, – просто так бы Колесов стекла бить не стал.
…Июньским утром, как заведено, воспитанники отправлялись по сигналу на завтрак. Странное это было утро: никогда не ходили строем, а тут вдруг все пять отрядов выстроились колонной. (Докукин и по сей день не понимает, чего ради вздумали строиться?). И одна девочка шагнула ему навстречу:
— Борис Васильевич, вы не ругайтесь, с нами сегодня шестой отряд…
Оглянувшись, Докукин увидел толстолапых рыжих щенков, снующих в хвосте колонны. «Это от Лайки, у них такие же серые глаза, как у нее. Вы помните Лайку?».
Вечером директор записал: «Колесов никому не выдавал своей тайны, выращивал щенков в свинарнике. И сейчас не признается в этом. В том, что стекла в доме “пострадавшего” были высажены за убийство пса, – тоже. Следует поручить ему животных, а в седьмом классе, если будет возможным, назначить вожатым в отряд малышей».
Пожелтела сегодня эта запись, место ее в самом низу, под солидной кипой других бумаг. Колесов, может, звезд с неба хватать и не будет, но человеком станет, уверял себя Докукин. И, когда вырастет, не раз навестит детдом, как навещают его сегодня главные инженеры и младшие лейтенанты.
Чуда не происходило: директор верил в своих воспитанников и этим достигал маленьких побед. Он крепил в детдоме самоуправление — ту форму воспитания, которая, увы, больше живет на страницах педагогических учебников, нежели в жизни. Родившись у Макаренко, окрепнув в Павлышской школе Сухомлинского, получившая новую форму во Фрунзенской коммуне в Ленинграде, она дошла до этой сибирской деревни, «перешагнув», что греха таить, не одну городскую школу…
В СЕРЕДИНЕ августа 1975 года теплоход на подводных крыльях «Ракета», разнеся над Обью протяжный гудок, пришвартовался у деревни Нялино. Высыпали оттуда сто ребятишек – загорелых и веселых, проведших лето в пионерском лагере.
Я стоял на берегу, вглядывался в их лица, радовался за них, за директора и думал.
Любим ли мы детдом?
Любим. Как много вокруг Докукина людей, помнящих о детдоме в первую очередь: и денег лишних дают, и вертолет с продуктами в непогоду присылают… Любим. Кастелянше Марии Яковлевне за 12 лет работы и не приходилось получать таких указаний, какие дает Докукин: одеть на экскурсию 15 человек в Свердловск, 15 — в Минск, 35 – в Тобольск, 40 – в Ригу… Любим. Два с половиной года назад батареи были холодные, окна завалены подушками, а нынче дети в тапочках ходят…
Любим. Но почему два с половиной года назад окна были завалены подушками?
Я узнал по телефону в Министерстве просвещения РСФСР, что в среднем за три года в нашей республике «сокращается» 100 интернатов. Придет время, и останутся единицы. Но пока они нужны и требуют от нас особого внимания к их обитателям. Случилось мне слышать, как на одном концерте ведущая сказала в микрофон: «А сейчас выступают детдомовцы Саша и Валера». Зачем же тыкать без нужды словом «детдомовец»? Мол, вот это нормальные дети, у них папы и мамы, а это – безотцовщина… Были случаи, когда в нялинские магазины рыбкоопа привозили бидоны молока, а детдом забывали. Ну а последний перед Докукиным директор, что «дотягивал» здесь до пенсии? А воспитатели, которые писали заявление «по собственному», чтобы не уволили за пьянство…
Да, бываем и мы трудными.
В Нялино сейчас по-прежнему играет по утрам горн, кланяется на ветру кедрач, обступивший деревянные корпуса. По четыре выстраивается в столовую шестой отряд, и летнее солнце играет на больших окнах, с которых Докукин в первый день сорвал деревянные решетки…
«Тюменский комсомолец», 20 августа 1975
