Этнографический очерк Сургутского отделения Березовского округа

…Сургутское отделение заключает в себе более тридцати миллионов десятин с населением оседлых и кочевых остяков не более шести тысяч, рассеянных по краю небольшими улусами — от двух до пяти юрт — на расстоянии одних юрт до других от пятидесяти до ста верст. При всей обширности пространства Сургутский край весьма мало имеет мест, удобных для оседлого населения. Грунт земли торфяного свойства, лежащий на глинистой подпочве, отчего вода, не проницая, образует огромные тундры, или трясины, состоящие из растительных остатков, выдающихся в виде кочек, поросших лишайником и мхом, называемых по-остяцки «томаром», на котором весьма редко растет сучковатый и искривленный березняк и ельник.

Суровость климата определяет бедность здешней растительности, но, несмотря на краткость летнего периода, при продолжительности летних дней и сильном испарении растительность из земли быстро вызывается, в особенности крупноцветных трав: пырея, осоки и других луговых злаков и трав. Преобладающие деревья по урманам хвойные: сосна, ель, лиственница, разные породы пихты и сибирский кедр; по низменностям — ивняк, тал, береза, ольха, осина; последние по сорам и протокам мешаются с рябиною, шиповником, черемухою, смородиною и другими кустарниками.

К северу от 62 до 68°, по верховьям рек Агана, Трем-Югана и Ваха и далее к прибрежьям Ледовитого океана, лесная растительность постепенно становится мельче и дряблее, а по тундрам переходит в мелкий сосняк и ельник. Собственно вековых урманов в Сургутском крае осталось немного, и то только там, где реки и тундры преграждали путь лесным пожарам. По верховьям рек Ваха, Большого и Малого Юганов и Салыму идут большие урманы, но и они уже не раз видели лесные пожарища, и выгоревшие лесные площади всюду об этом свидетельствуют, отчего местами образовались большие прогалины с сухоподстойным лесом. Из плодовых кустарников местами попадается рябина, смородина, по тундрам — морошка, клюква и брусника. Из дикорастущих растений, употребляемых в хозяйстве остяков, произрастают конопля, крапива, хмель, из которых остяки сучат тетивы и прядут нитки для сетей.

Существенная невыгодная сторона здешней местности состоит в том, что увеличивает материальные потребности жизни: здесь можно жить только в домах, устроенных прочно, с одеждою теплою, и самой пищи для поддержания жизни требуется больше, между тем естественная производительность края очень бедна. В этих пределах, между 60 и 65° северной широты, не только хлеб не вызревает, но и огородная овощь родится только при особенном уходе, и потому и самому русскому населению приходится питаться рыбой. Русское население, занимаясь рыбным промыслом, не знает самых необходимых условий для крестьянского быта; несмотря на изобилие пастбищ, скотоводство незначительно, ремесел и технических производств не знают. Все существование быта русского населения ограничивается около промыслов инородцев. Остяк также исключительно живет теми только продуктами, которые доставляет ему сама природа, а из опыта известно, что только произведения человеческого труда, умножаемые по мере возможности, в состоянии обеспечивать довольство населения, тогда как все даровые произведения природы, истребляемые с возрастанием населения, не представляют достаточных способов для поддержания экономического быта населения.

Упраздненный город Сургут лежит на правом берегу Оби, под 61° 16′ северной широты и 9040′ восточной долготы. Сургут основан в 1593 году на месте владения остяцкого князька Бардака, жившего до покорения Сибири на возвышенном холму близ речки Бардаковки, близ Сургута. С 1782-го по 1804 год был окружным городом Тобольской губернии, а с 1804 года вошел в состав Березовского округа. В Сургуте в 1863 году считалось 236 домов с 1200 жителей обоего пола. В нем находится одна каменная церковь, почтовое отделение, казачья школа с 50 учениками. В Сургуте расположена сотня казаков Тобольского городового казачьего полка. По уважению дальности расстояния в Сургуте имеет жительство отдельный земский заседатель, на него возлагается попечение о хранении и выдаче инородцам казенного хлеба, сборе ясака, охранение торговли и смотрение за порядком в волостях Сургутского отделения. Кроме духовенства и чиновников, в Сургуте проживают некоторые купцы. Торговое сословие привлекается сюда выгодною торговлею с инородцами. Русские выселялись сюда со времени завоевания Сибири или переселяемы были сюда впоследствии. Все жители Сургута занимаются торговлею с инородцами: набрав в долг муки и разных товаров для инородческого быта, отправляются в юрты к остякам — зимою на лошадях и оленях, а летом на лодках, выменивают у остяков пушных зверей, рыбу, кедровые орехи, птичье перо и сдают их приезжающим в Сургут торговцам, и потом вновь набирают товаров и такими прибытками продовольствуются круглый год. Земледелию в Сургуте отказывает сама природа, огородничество в Сургуте ограничивается у весьма немногих картофелем, капустой и репою; период роста продолжается не более двух месяцев — с 15 июня по 15 августа, и часто эти овощи не вызревают — лист капусты не завивается в кочни и остается зеленым. Главную статью скотоводства составляет рогатый скот и лошади, и незначительное число овец. При изобилии прилетной птицы не держат домашней птицы, кроме кур.

Сургутское отделение состоит из двенадцати инородческих волостей.

1. Салымская волость расположена по реке Салыму между волостями Селияровской и Подгородно-Юганской Сургутского отделения, Самарскою и Демьяновскою Тобольского округа, соприкасаясь на юге с Тарским округом Тобольской губернии. Инородцы Салымской волости, имея постоянные сношения с русским населением, довольно обрусели, большая часть из них умеет говорить по-русски, живут в избах довольно опрятно, носят крестьянскую одежду, имеют скотоводство; некоторые из них нанимаются к рыбопромышленникам, а другие занимаются поставкою дров на пароходы. Леса в этой волости заключают довольно пушных зверей: лисицы, белки и частию соболя. Река Салым изобилует рыболовными местами.
2. Селияровская волость вся расположена по прибрежьям реки Оби, по тракту из Самаровской волости в город Сургут, сопредельна с волостями Салымскою и Пимскою. Остяки этой волости ведут жизнь оседлую, занимаясь отправлением земской гоньбы — летом на лодках, а зимою на лошадях — с денежным вознаграждением за это от других волостей Сургутского отделения, живущих в стороне от реки Оби; живут довольно опрятно, многие говорят по-русски. По реке Оби имеют хорошие рыболовные пески и довольно добывают рыбы на протоках Бостяминой и Марниной, но быт их вообще небогат; причиною тому то, что проживающие в центре этой волости крестьяне села Селияровского и деревни Кунинской много стесняют их в угодьях; для звериного же промысла мало вблизи хороших угодьев. Всего остяков, платящих ясак, в этой волости 18 душ.
3. Пимская волость расположена по речкам Пиму и Контепушльской, сопредельна Казымской волости Обдорского отделения, соприкасается с волостями Селияровской, Трем-Юганской и Аганской Сургутского отделения. Население этой волости разбросано в урманах, по две и по три юрты, на расстоянии одних юрт до других от 25 до 50 верст. Жизнь ведут более кочевую: ле том для рыбной ловли по реке Пиму, а зимою для звериного промысла отправляются к реке Казыму, верст за 700. Волость эта в прежнее время отличалась хорошими уловами зверя: выдры, бобров, горностая и лисиц, но ныне, за исключением белки и лисицы, другого зверя почти не промышляют; рыбу достают только для собственного продовольствия. Быт остяков этой волости поддерживается оленеводством, которое здесь имеет хорошие пастбища по тундрам. По своему положению большая часть остяков этой волости, где летом нет возможности проехать по тундрам, а зимою можно только пробираться на лыжах, мало имеют сообщения с русским населением, не говорят по-русски и отличаются дикостью, живут в земляных и деревянных юртах.
4. Аганская волость занимает пространство верст на двести по реке Агану, граничит с волостями Пимскою, Подгородно-Юганскою, Трем-Юганскою и Ваховскою. Сообщение с этой волостью удобно только зимою. Угодья заключаются в больших урманах, в которых добывается значительное количество белки и частию попадаются выдры, соболи, лисицы, горностай и медведь, и по временам дикий олень. Домашний олень разведен у этих остяков в довольном количестве, рыболовство незначительно. Промышленность имеют не только с русскими, но и с самоедами, и вообще быт в довольно хорошем состоянии как по опрятности жилищ, так и по одежде, что должно отнести к тому, что по редкому сообщению с русским населением они почти не привержены к крепким напиткам, что в особенности разоряет быт инородцев.
5. Трем-Юганская волость занимает пространство по реке Оби и рекам: Трем-Югану, Колым-Югану, Сугут-Югану и Moховскому Югану и сопредельна волостям: Пимской, Аганской и Ваховской. Промысел остяков этой волости поддерживается оленеводством; в прежнее время эта волость славилась уловами дикого оленя, песцов, горностая, по случаю выгорения лесов ныне промышляют только лисицу и белку; рыбный промысел незначителен, и большая часть остяков для рыболовства и для заработков выходят на реку Обь.
6. Подгородно-Юганская волость расположена по устью Большого Югана, реке Малоюганской и соприкасается с волостями Лумпокольскою, Мало-Юганскою, Болыие-Юганскою и Салымскою. В прежнее время главная промышленность остяков этой волости заключалась в звероловстве, но ныне быт их зависит более от рыболовства.
7. Мало-Юганская волость расположена по левую сторону реки Оби, по реке Малому Югану, между волостями Больше-Юганской, Лумпокольской и Подгородно-Юганской. Угодья этой волости на юге соприкасаются с Тарским округом и заключаются в больших урманах. Главная промышленность остяков заключается в зверином промысле, рыбная же ловля незначительна.
8. Больше-Юганская волость расположена по реке Большому Югану, сопредельна с Тарским округом. В селе Больше-Юганском находится церковь, и проживают здесь сургутские крестьяне и мещане, дворов до 10. Главная промышленность остяков — звериный промысел, добываемый здесь соболь по пушности шерсти и цвету ости предпочитается другим соболям, ловимым в Березовском округе. Леса Большого и Малого Юганов в прежнее время славились обильным промыслом лучших соболей, но после бывших пожаров по урманам промышленность соболя стала приходить в упадок. Рыбная ловля по реке Югану производится только для собственного продовольствия. От юрт Уготских вверх по реке Большому Югану у некоторых остяков разведено оленеводство, и быт вообще зажиточный.
9. Лумпоколъская волость расположена по реке Оби на двести верст и соприкасается с волостями Мало-Юганской, Подгородно-Юганской и Ваховской. Большая часть остяков живет оседло по реке Оби. В селах Нижне-Лумпокольском, на левой стороне Оби, и Верхне-Лумпокольском, на правой стороне Оби, находятся деревянные церкви, в которых русское население состоит из церковного причта и двух дворов крестьян в селе Нижне-Лумпокольском; в последнем было построено училище для остяцких детей, но ныне закрыто. По звериным промыслам Лумпокольская волость была одна из лучших, но ныне быт этих остяков зависит более от рыбного промысла. По случаю бывших наводнений и неулова рыбы остяки этой волости находятся в весьма бедном состоянии.
10. Салтыковская волость имеет расположение по реке Оби и часть по реке Ваху и находится в смежности с волостями Ваховскою и Лумпокольскою. Угодья этой волости состоят в урманах, где водится довольно зверя, и в рыболовных местах. Промышленность остяков по звериным промыслам довольно значительна. В селе Ларьятском, в 750 верстах по реке Ваху, находится церковь.
11. Пирчинская волость занимает пространство по течению реки Оби на 200 верст, а в окружности до 500 верст, между волостями: Салтыковскою, Ваховскою и Тогурским отделением Томской губернии. В этой волости заключаются большие урманы, в которых водятся лисицы, соболь, горностай и белка. Звериная ловля — главная промышленность здешних остяков, в урожайные годы добывают немало кедровых орехов. Рыбопромышленность по реке Оби также значительна. Домашняя обстановка остяков лучше других волостей, и заметно довольство быта, в особенности в Колымских и Пирчинских юртах.
12. Ваховская волость расположена по реке Ваху и от Лумпокольской вниз по течению реки Оби, соприкасаясь с Аганскою и Пирчинскою волостями. Эта волость в прежнее время отличалась хорошими уловами зверя, и добывалось значительное количество дикого оленя, но ныне эта волость одна из беднейших. Во время существовших наводнений в 1859 и 1862 годах по неулову рыбы и зверя они лишились последнего оленеводства, и ныне разъезды делают на собаках. В особенности бедственно положение остяков по реке Колек-Ёгану.

Население остяков Сургутского края преимущественно расположено по реке Оби. Остяки, живущие по реке Оби, лето и зиму проводят  почти на одних местах, и только временно некоторая часть из них уходит на звериный промысел в недальнее расстояние в урманы и для ловли рыбы на ближайшие протоки и речки. Для зимнего времени в тальнике по прибрежью реки Оби имеют бревенчатые срубы, покрытые землею, и живут вместе от двух до десяти юрт на пространстве от двадцати до сорока верст. Обитающие по рекам Ваху, Агану, Трем-Югану, Пиму, Салыму, Большому и Малому Юганам ведут большею частью подвижную жизнь: со вскрытием рек оставляют свои зимние юрты, заменяя их берестяными, и кочуют по берегам рек, занимаясь ловлею рыбы, в сентябре с запасами рыбы возвращаются на зимние места, где оставляют семью, и мужчины отправляются за промыслом зверя в дальние тайги. Углубляясь в сторону от реки Оби, остяки одного рода от другого находятся на сотне и более верст, в непроходимых дебрях, где в зимнее время сообщение одних юрт с другими производится на лыжах. Для того чтобы побывать в Лариатских юртах, на реке Вахе, не иначе можно, как только посылать из села Нижне-Лумпокольского по реке Оби в село Лариатское, за четыреста верст, за оленями или идти все это пространство                                    на лыжах, потому что остяки, обитающие по реке Ваху до селения Лариатского, не имеют у себя ни лошадей, ни оленей, домашние же собаки возят только в легких нартах от одного до двух пудов клади. С Салтыковскою и Ваховскою волостями лучшее сообщение летом по течению реки Ваха; с волостями Аганскою, Трем-Юганскою, Юганскою, Пимскою и Салымскою нет другого сообщения, как только по речкам, и то зимою, на нартах и лыжах, в летнее время тундры совершенно непроходимы, и даже зверь избегает этих мест, и только зимою дикий олень и лось забегают на тундры для пастьбы. По своему положению большая часть Сургутского края при трудности  ообщения лишена всякой общительности. Даже сообщение с остяками, обитающими по прибрежьям реки Оби, возможно зимою только на особо устроенных нартах, самый же тракт, если только можно назвать трактом узкую тропу, проложенную по талу, идет по протокам и оврагам безо всяких искусственных спусков. Подъезжая к оседлости остяков, затрудняемся даже сделать определение такому жилищу — это вроде шалашей, врытых наполовину в землю и забросанных сверху талом и землею; невесело становится на душе, когда спускаешься в это курное обиталище остяка и взглянешь на его убогий быт, где промерзлая и вяленая рыба и кусок сырого теста составляют роскошь для семьи остяка.

По низменности положения прибрежьев реки Оби, где преимущественно группируется большая часть населения, случающиеся наводнения приводят жителей Сургутского края в бедственное положение, и это с 1854 года по 1863 год, за исключением 1855 года, в большей или меньшей мере, было ежегодным обычным несчастием, и едва жители успевали выбиться из такого критического положения, как снова подвергались такому же бедствию. Наводнения в особенности бедственны были в 1859 и 1862 годах, когда вода с самой весны разливалась на огромное пространство при значительной возвышенности, стояла в разливе почти до осени. В это гибельное время скот у прибрежных жителей от бескормицы пропадал, рыба, разойдясь по сорам, почти не ловилась, и остяки претерпевали ужасную нужду в пропитании своих семейств. Этими наводнениями значительная часть домов по берегам реки Оби была разрушена и размыта, так что жители со всем своим имуществом и скотом принуждены были перебираться на возвышенности, а другие более и не возвращались на свою прежнюю оседлость и переселились на другие места; так, в деревне Тундриной на прежнем месте жительства остался только один дом, а прочие переселились в разные места. В это несчастное время как русские, так и инородцы оставшийся скот принуждены были кормить, разъезжая на лодках и срубая ивовые прутья, или так называемый тал; такой корм едва только поддерживал существование животного, в тех же местах, где скот отгонялся в урманы, много погибло от зверя. По сбытии воды луговые места до того размыло наводнением и занесло илом, что на время отняло у растительности производительную силу, и травы по случаю позднего времени имели самый незначительный рост. Снабжение края потребностями для жизни весьма затруднялось по недостатку и изнуренности скота, к тому же по недостатку запасов корма, и самый фураж нужно было везти из дальних мест на подводах, и потому дороговизна на все сделалась необыкновенная.

По непроизводству хлебопашества в Сургутском отделении все население края продовольствуется привозным хлебом, который вместе с рыбою составляет единственную пищу как остяков, так и русских жителей. По отдаленности этого края от хлебородных местностей и неудобству сообщения в зимнее время хлеб постоянно держится на высокой цене, так что при самых лучших условиях урожая и подвозе хлеба цена бывает от семидесяти копеек до одного рубля за пуд, но с 1859 года дороговизна на хлеб, по малому улову рыбы, в особенности стала возрастать, и хлеб поднялся в цене до 1 руб. 20 коп. за пуд и более. Такая дороговизна на хлеб и вообще на все жизненные припасы при непроизводительности края — одна из главных причин бедственного положения сургутских жителей. Само начальство поставляется часто в затруднение и не находит возможности принять своевременно мер к подавлению дороговизны; частные же торговцы стараются только пользоваться случаем и временем, чтобы продать свой хлеб втридорога. Обеспечение в продовольствии жителей Сургутского участка, в особенности при неулове рыбы и зверя, составляет одну из важных забот правительства. Для этого в Сургутском крае для снабжения инородцев мукою учреждено девять казенных хлебных магазинов, из них шесть по реке Оби, два по р. Ваху и один по реке Югану. Магазины эти наполняются мукою с подрядов, но поставка хлеба в эти магазины обходится казне много дороже, нежели частному промышленнику в тех же местах, а при экстренной заготовке и весьма дорого, а потому казенные запасы хлеба не достигают вполне одной, главной, цели — умерения вольных цен. При всей выгодной заготовке казенного хлеба на 1863 год по 68‘/ 2 коп. за пуд все-таки цена эта выше нормальной для Салымской волости от 15 до 20 коп. за пуд, Селияровской и Пирчинской — от 10 до 15 коп. за пуд; для остяков, живущих по реке Оби, волостей: Пимской, Трем-Юганской, Подгородно-Юганской и Лумпокольской, — от 5 до 10 коп. за пуд, и только по реке Ваху в охтеурьевском и лариатском и по реке Югану в уготском магазинах казенные цены хлеба стоят равные с частными. Вследствие высоких казенных цен на хлеб и частными лицами продается хлеб остякам не ниже казенных,

тогда как в ближайшем к Сургутскому отделению селе Самаровском можно купить часто хлеб не дороже 40 коп. за пуд.

Второе назначение магазинов: в случае неулова рыбы и зверя, во избежание голода отпускать инородцам хлеб по сходным ценам, но и тут назначение их не всегда наделе оправдывается. В 1857 году продовольствие Сургутского края было обеспечено значительным подвозом хлеба частными промышленниками, и жители затруднялись только в прокормлении скота. В конце 1859 года и начале 1860 года, после огромного наводнения, цены на хлеб удвоились, и все население края было в самом тяжелом положении, но в особенности гибелен был вообще для здешнего края 1862 год, по случаю неулова рыбы и незначительного промысла зверя после наводнения: казенные запасы хлеба были истощены, и частными лицами мука продавалась от одного до двух рублей серебром, но и у частных торговцев запасов хлеба оказалось мало, и большая часть остяков, особенно волостей Салтыковской, Лумпокольской, Ваховской и Трем-Юганской,                 гибельно провели зиму, питаясь корою деревьев и всякою падалью, и от изнурения и болезней умирали, и многие из русских жителей в крае не только не ели, но по нескольку недель вовсе его не видали. Остяки, разоренные наводнением последних четырех лет, принуждены были в это время лишиться для прокормления себя и последнего скотоводства: оленей, лошадей и собак, и также более не могли уделять себе что-либо на одежду.

Вследствие недостатка муки в некоторых магазинах мука перевозилась из одного магазина в другой и пошла в продажу с издержками на перевозку: в 1862 и 1863 годах по локосовскому магазину по 1 руб. за пуд, по вартовскому — по 1 руб. и 1 руб. 403/ 4 коп. и по лариатскому — по 1 руб. 20 коп. за пуд. Вся эта дороговизна пала на самых беднейших остяков в крае Лумпокольской и Ваховской волостей, и можно утвердительно сказать, что остяки эти состоят в неоплатном долгу за казенную муку. Таким образом, учреждение магазинов от недостаточной и несвоевременной заготовки муки, пороха и свинца, от неведения надлежащей отчетности по хлебным магазинам, от злоупотребления и беспорядков вахтеров при раздаче муки, пороха и свинца, от излишних сборов при взыскании недоимок и от обременительных разъездов вахтеров не достигает вполне своей благодетельной цели. Частных продавцов хлеба в Сургутском крае очень немного, но на продажу хлеба они всегда имеют высшие коммерческие расчеты, и на такую вольную продажу правительству не должно рассчитывать, в противном случае такие цифры обеспечения края будут существовать только на бумаге.

Затем случайно покупается хлеб сургутскими жителями с пароходов; из других иногородных торговцев хлебом редко кто бывает в Сургуте, и то с незначительным привозом. Местные же торговцы, зная отчетливо положение края, средства и промыслы остяков, берут при случае по 50% на рубль и нередко рубль на рубль. Они выпускают хлеб преимущественно в октябре, ноябре и декабре, когда предвидят хороший улов зверя; в другое же время, когда прекратятся звериные промысла, торговец или вовсе не отпустит, или отдает недешево, и тогда остяк идет к казенным магазинам, чтобы запастись в долг мукой, и, таким образом, на долю казны приходятся одни только неоплатные долги, которых при пяти тысячах населения остяков накопилось 20000 рублей. В июне некоторые промышленники раздают также муку под улов рыбы или продовольствуют остяков в это время печеным хлебом, и следят за ними неотлучно во время улова рыбы, и получают рубль на рубль, и остяк остается у промышленника еще в долгу, и, таким образом, на долю самого остяка достается если и не неоплатный долг, то дармовой труд на промышленника. Остяк хотя мог бы брать в каждое время хлеб казенный, но тут промышленник                                                                                                                                                                                                                             часто привозит ему на место, и остяк здесь не имеет дело с вахтером, который поступает с ним при взыскании недоимки не всегда добросовестно.

Система одолжения инородцев, вкоренившаяся с давних времен и существующая по настоящее время, вместе с допущением вина в улусы инородцев много подействовала к упадку экономического быта остяков. С тех пор, как вино стало невозбранным предметом мены в торговле с остяками, все обстоятельства, благоприятствовавшие благосостоянию народному, переменились к худшему. Остяк до такой степени пристрастился к вину, что не имеет уже ничего заветного в своей юрте, что бы он не готов был отдать не только из пушного зверя, но и самых запасов рыбы для пропитания семейства. Растративши лучшие шкуры своего промысла, остяк поневоле вновь уходит в урман за новым промыслом зверя для уплаты ясака и долгов, и, естественно, самый зверь стал истребляться в огромном количестве. Правительство для обеспечения лучшего ясака должно было принять особые меры. Самая добыча по улову зверя и рыбы заоброчивается торговцами за долги, которые остяк платит более по привычке, нежели по необходимости. Таким образом, самый труд остяка запродается вперед, и, уходя в лес за промыслом, остяк никогда не выносит добычи собственно для себя, и все это по взносу ясака и уплате части долга за муку в казенный магазин поступает в уплату верителя торговца. Последствием системы одолжения бывает то, что долги эти, переходя в семейство остяка по наследству, постоянно увеличиваются от неправильного расчета торговцев, так что остяк в своей юрте ничего не может назвать своею собственностью, были примеры, что промышленники за долги снимали с остяков жалованные кафтаны.

Расчеты торговцев тем более для остяков обременительны, что они бывают изустные. Поступающие в уплату шкуры расцениваются самими торговцами и часто удовлетворяют только одни проценты, капитальный же долг остается снова в прежнем положении, к этому часто прирастает долг за новый набор: хлеба, сукна, холста, соли и проч.; на следующий год тоже уплачиваются по счетам промышленника только проценты, а самый долг остается тот же и на предыдущий год. Между тем промышленник давно уже извлек свою пользу и получил вдвойне, потому что расценка торговцем товаров была несоразмерно высока, а оценка рухляди, поступившей за долги, очень низка.

Промышленники привыкли смотреть на остяков как на рабочие для них машины, а между тем от промышленников постоянно слышатся рассказы о филантропии к остякам, о постоянной им помощи и ссуде, но на самом деле эта помощь торговца чисто эгоистическая, чтобы нажить рубль на рубль, и взыскивается за одолжение весьма не снисходительно. Надобно ближе присмотреться, чтобы убедиться в пустоте этой филантропии, которою прикрывается узкое и грубое своекорыстие промышленников, но при всем этом большая часть остяков до того привыклисчитать богатых промышленников, по одолжениям, своими покровителями, что не могут себя представить, чтобы они могли существовать без посторонней помощи. Действительно, остяк без капитала, без самодеятельности каждый раз преследуется мыслью, чтобы не умереть с голоду без посторонней помощи.

Прибегая по нужде к торговцу для снабжения необходимым обиходом, остяк, попав в тиски к заимодавцу, тратит весь то, чтобы как-нибудь просуществовать, и заимодавец не выпускает его до тех пор, пока не выжмет от остяка последние промыслы. Конечно, остяк мог бы отказаться от займа, но при жалкой своей самостоятельности, не имея ни хороших снарядов для ловли рыбы, ни теплой одежды для ловли зверя, ни лишнего пропитания для семейства, он берет в долг все во что бы то ни стало или добивается работы у промышленника и принимает ее на самых тяжких условиях. Нанимаясь в неводную работу к рыбопромышленнику, остяк получает в лето не более 10—12 рублей, и в счет уплаты промышленник поставит дырявую армячину и гнилые чарки, которые тут же, на промысле, и изнашиваются, и редкий за пятимесячную работу на промысле вынесет заработку пять рублей, но большею частик) промышленник обещается уплатить за остяка деньги за казенную муку, но расчеты эти у купцов с вахтерами магазинов тянутся долго, и на остяке все-таки числятся казенные недоимки за хлеб, и вахтер не дает остяку более муки в долг; между тем подвергая себя на неводной работе, в особенности осенью, большим изнурениям, подвергаясь болезням за двести и четыреста верст от семейства, он нередко там и бросается на произвол судьбы; другой возвращается в семью, но, потеряв для улова себе рыбы летнее время, он терпит крайнюю нужду с семейством в зимнее время. самое бедственное положение, и труд остяка ценится ни во что. Также пароходы по р. Оби, вырубая из остяцких дач дрова без всякого вознаграждения, платят за труды остяку от 20 до 30 копеек с сажени дров, а при этом требуют, чтобы дрова были преимущественно березовые, которые за вырубкою по прибрежьям близко не всегда можно найти, сверх того, обязывают класть на усушку в каждую сажень лишнего по четверти в вышину и широту. Остячки берут у промышленников пеньку для пряжи ниток для сетей, из пуда которой должно получиться тридцать фунтов пряжи, а для этого нужно употребить времени три месяца и получить вознаграждения холста на одну рубаху, или по пятнадцать копеек с фунта, а при такой плате остяк не заработает не только на одежду, но и на дневное пропитание. По неимению соли для засолов рыбы в дальних волостях от сургутского соляного магазина остяк по своей рыбопромышленности поставляется от торговца еще в большую зависимость по сдаче свежей рыбы и по необходимости отдает торговцу, что последний выдает, при этом промышленник принимает рыбу на меру, в противном случае остяк должен давать две за одну. Многие торговцы приезжают на рыболовные места для соления той рыбы, которую вылавливают сами остяки, и для этого устраивают на берегах сараи для складов рыбы и расплачиваются за это исключительно одним печеным хлебом, который они здесь и приготовляют, и остяки за весь свой труд только сыты, пока сдают рыбу промышленникам, по уходу же каюков, нагруженных рыбою, остяки идут за хлебом к казенному магазину.

По случаю бывших больших наводнений, соединявшихся с неуловом рыбы и зверя, многие остяки пришли в крайнюю бедность, обносились догола, взошли в неоплатные долги и не могли уплачивать лежащих на них повинностей, и принуждены были заимствовать деньги для уплаты повинностей от торгующих за большие проценты; так, остяки волостей Лумпокольской, Ваховской, Салтыковской и Трем-Юганской, позаимствовав в 1862 году от сургутских мещан и казаков на уплату повинностей, до настоящего времени не имеют возможности расплатиться с ними, потому что письменных условий на это не заключают, а сколько ни платят заимодавцу, по счетам торговцев оказываются только проценты на позаимствованный долг. Прежде промышленники, имея в виду получить хорошую прибыль от промыслов остяков, сами вызывались и снабжали остяков всем необходимым, и остяк с ранней зимы отправлялся для звериных промыслов в самые дальние тайги и урманы, когда же торговцы увидели, что остяки по случаю бывших наводнений пришли в бедственное положение и что они не могут приносить прямой пользы, в одолжении оставили, и если и наделяют, то при самом улове, и ждут остяков из урманов. Так что некоторые остяки по неимению теплой одежды оставляют звериные промыслы или ходят только в ближайшую тайгу.

При таком положении торговли и промыслов к сургутским инородцам остяк невольно приходит к апатии, потому что труд не может его манить к себе, так как остяк вовсе не пользуется его плодами. Леность многие считают врожденным свойством остяков, но, кажется, легче объяснить долгим и неестественным состоянием остяков в отношении к труду. Торговля Сургутского края, соединенная с лихоимством, — зло, чрезвычайно опасное, оно порождает здесь страдальческий класс населения. Барышничество промышленников сталкивается здесь с народом, ничего не смыслящим в торговле и самых вещах, и может производить непомерную дороговизну, народная безопасность требует вмешательства правительства. Положим, что каждый торговец прежде всего обязан рассчитывать на свои выгоды, но при этом не следует забывать и тех, чрез кого торговец имеет барыш, а потому и должно стараться предупреждать могущие случиться бедствия.

Владение у остяков угодьями общинное, родовое, и каждый род, издревле заняв известные угодья, владеет приблизительным пространством прибрежьев рек и урманов, но определенных границ не только улусы, но и самые волости не имеют, и переход для промыслов из одних угодий в другие свободный, за исключением только некоторых рыболовных песков на реке Оби и тех рыбных ловель и звериных промыслов, которые соприкасаются с самими юртами. Поселившиеся с давнего времени крестьяне и мещане сургутского общества в селениях Локосовском, Лумпокольском, Юганском и Лариатском и деревнях Пилюгинской. Тундринской, Кунинской и других, пользуются угодьями или обще с остяками за отправление натуральных повинностей, или отдельно по особым распоряжениям правительственных мест, или же на правах захвата. Сургутские остяки охотно делятся также промыслами в своих угодьях с инородцами других губерний; так, именно по вершине реки Ваха много уже лет кочуют между сургутскими остяками тазовские остяки Енисейской губернии и пользуются угодьями обще с ваховскими остяками. Нарымские остяки Томской губернии по реке Васюгану ежегодно переходят для звериных промыслов на реки Большой и Малый Юган и заходят в угодья сургутских остяков верст на двести и более, то же самое есть и в других волостях. Такие права остяки предоставляют казакам, крестьянам и другим промышленникам сургутским в своих угодьях для ловли зверя, рыбы и собирания кедровых орехов, и если довольствуются за это платою, то ничтожною: несколькими белками, пудом муки, а иногда и полушкою табаку. Но, несмотря на добровольную уступчивость остяков к сургутским жителям и лицам постороннего ведомства относительно пользования остяцкими угодьями, нередко произвол доходит до притеснений остяков. Сургутские казаки издревле занимают в окрестностях города Сургута луговые, пастбищные и частию пахотные земли и места для рыбных и звериных промыслов, и как сургутские казаки до настоящего времени не наделены надлежащим количеством угодий, то это дает им повод заявлять свое хозяйство всюду в дачах инородцев, так что каждый казак, заняв раз рыболовное или другое место, считает это со временем за наследственное личное достояние: они пользуются не только рыболовными и прочими угодьями в местах их обитания, но и распространяют это право произвольно на 10, 15 и 20 верст по реке Оби. Вырубают ежегодно на пароходы дрова на местах, принадлежащих инородцам. Пользуются рыболовными и звериными промыслами, принадлежащими инородцам, но на это никаких условий с остяками не заключают. Поселившиеся в разных местах Сургутского края казаки, крестьяне и мещане самопроизвольно пользуются угодьями инородцев в ущерб инородцам. Пароходные К° по реке Оби, по вырубке из дач инородцев леса, с давнего времени распространяют также вотчинные свои права с ущербом для остяков, и ныне по прибрежьям реки Оби березовые дрова редко где можно достать ближе двух и трех верст от берега реки Оби. Так, между Комаровскими и Ватинскими юртами пароходные К° в 1863 году произвольно построили дома и вырубали леса с платою остякам только от 15 до 20 коп. за сажень, и в счет этого отпускают муку остякам от 70 до 80 коп. за пуд. Так что при самом усиленном труде остяк не может заработать на насущный хлеб. Не довольствуясь этим, проходящие пароходы произвольно берут заготовленные по прибрежьям остяками дрова и посягают, таким образом, на последнюю собственность остяка. Подобные самоуправства по вырубке леса показывают невнимание земской полиции к интересам инородцев, и если бы пароходные К° обязаны были заключать условие с остяками на право вырубки дров и леса с вознаграждением за это остяков, то остяки имели бы довольно значительный экономический капитал для нужд народных.

Сургутский край обилен водами, бассейном которых служит Обь. Она входит в Сургутское отделение из Нарымского края Томской губернии, имея направление на северо-запад. Течет по Сургутскому отделению на пространстве шестисот верст, принимая в себя с правой стороны более значительные  реки: Вах до 700 верст, Аган до 300 верст и Пим до 200 верст, с левой — Большой и Малый Юган до 500 верст, Салым до 200 верст и другие. Русло реки Оби и впадающих в нее рек во многих местах засорено валежником, осыпающимся во время разливов с крутых лесных берегов, что делает реку Обь в некоторых местах для ловли рыбы совершенно неудобною. Главный рыбный промысел по реке Оби составляет морская рыба: осетр, нельма, муксун и сырок, которые идут с моря по вскрытии льда рунами. По рыбному промыслу самое выгодное положение занимают те остяки, которые живут ближе к устью реки Оби, в Кондинском отделении, по Сургутскому же отделению фарватер реки Оби мало имеет хороших рыболовных песков. Морская рыба идет вверх по реке Оби в последовательном порядке: так, по замечанию местных рыбопромышленников, сельди доходят только до реки Сосвы в Кондинском отделении, осетр и стерлядь идут обильно как по реке Иртышу, так и Оби. Нельма и муксун годами бывает больше по реке Иртышу, а в другое время — по реке Оби Сургутского отделения, но в особенности хорош улов этой рыбы бывает при слиянии Иртыша с Обью. На зимнее время осетр и стерлядь в известных местах на реке Оби залегают в глубоких омутах, или ямах, от трех до пяти сажен глубины, целыми рунами. Места эти отдаются в кортом рыбопромышленникам, ловля из этих ям бывает в декабре, вылавливая из них от тысячи до двух тысяч пудов. Воды реки Оби в зимнее время двыхаются, что называется замиранием реки, которое бывает сильнее к устью, чем к верховьям, и при этом неровно, в одних местах в январе и в других — в феврале. Рыба, все это время сдвыхаясь, гибнет в огромном количестве или бежит по руслу самой реки к живым ключам, или родникам, и речкам, где и бывает ее хороший улов, что, вероятно, происходит от выжимания ржавой воды из лесных речек и озер, которая подо льдом, не имея возможности освежиться воздухом, делает обскую воду бурою и мутною. Прибрежные жители Сургутского края с избытком добывают по реке Оби осетра, нельму, муксуна и стерляди, а также язя, щуки, налима, окуня, ельца и другой мелкой рыбы, то же можно сказать и о побочных реках, впадающих в Обь. Во время разлива реки, когда прибрежные озера и протоки затопляются, рыба, отыскивая себе тихие места для метания икры, остается в сорах и озерах, и остяки в изобилии ловят в них язей, щук, окуней и другую мелкую рыбу, которую сушат, толкут и заготовляют для себя на зиму в виде муки, так называемую «порсу».

По вскрытии реки Оби в первых числах июня приходят из Тобольска в Сургутский край рыбопромышленные суда для ловли рыбы на закортомленных песках и привозят с собою хлеб, соль и разные товары, состоящие в холсте, сукне, сетях и частию железных вещах, табаке и стеклярусе. Хозяева судов часть товаров раздают сургутским мещанам и казакам с тем, чтобы по окончании ловли рыбы к концу лета получить от мелких рыбопромышленников рыбу, клей, икру, птичье перо, кедровый орех; с остальным товаром отправляются на рыболовные пески, где сбывают остякам простое крестьянское сукно по четыре белки за аршин, а холст — по белке за аршин, табак — по две белки за фунт, но таковая цена на сукно, холст и табак существует только в ближайших местах к городу Сургуту, в дальних же волостях цены на товары стоят много выше этих.

С открытием лова рыбы сургутские мещане и казаки с приготовленным печеным хлебом и взятым у купцов товаром на инородческую руку отправляются на каюках, небольших лодках, вниз и вверх по реке Оби и впадающим в нее рекам: Ваху, Югану, Агану, Салыму и Пиму — в остяцкие юрты, где выменянную рыбу солят и по окончании лета сдают ее купцам; другие отправляют ее сами на больших лодках в Тобольск или с наступлением зимы в Ирбит. Кроме этого, осенью, в ноябре, сургутские промышленники набирают вновь у купцов товар и отправляются каждый в свою сторону к остякам, живущим как по реке Оби, так и по впадающим в нее речкам, и выменивают пушных зверей и рыбу, и возвращаются с выменянною рухлядью и рыбою в декабре; но самую важную статью во всех сделках русских с инородцами занимает водка, без которой не совершается почти ни одна мена. В феврале помянутые торгаши вновь отправляются для закупки рухляди и расплачиваются с купцами наменянною рухлядью.

По реке Оби хотя и много рыболовных песков, но не все они одинаково удобны для производства рыбного промысла. Хороший песок должен быть гладкий — без ям и бугроватостей, или так называемых заструг, — не засорен наносным лесом, он должен быть с правильным и быстрым течением воды. Все эти достоинства редко соединяются в одном песке; так, бывают пески с неправильным течение вод, когда течение от песка направляется к противоположному берегу, или, наоборот, с противоположного берега вода ударяет на песок; это последнее обстоятельство — самое большое неудобство при промысле. Всех недостатков, которые ежегодно появляются на песках, очень много, но иногда исправляет их само течение реки, а случается, что и портит пески окончательно.

Самое важное неудобство в песке, когда он бывает сильно засорен лесом, от которого трудно бывает освободить его. Для этой цели употребляется длинная веревка с навязанными посредине для тяжести несколькими камнями, которые и кидают на дно реки, самые же концы привязываются к двум лодкам, плывущим параллельно в недальнем расстоянии одна от другой; когда на пути веревка зацепит за корчу и нет возможности ее отворотить, то, натянув ее как можно туже, погружают по ее направлению другую толстую снасть с гирею и, оплыв вокруг задевы, наматывают снасть на положенный поперек лодки вал, когда этим задев взять нельзя, то по натянутому канату спускается один из рыболовных водолазов и, достигнув задевы, обвязывает ее снастью, противоположный же конец между тем навивается на ворот, и задев вытаскивается. Впрочем, есть такие задевы, которые не поддаются никаким усилиям, сколько по величине их и тяжести, столько и по глубине места, где они находятся, так что ни мастерство, ни терпение водолазов, действующих иногда на десятисаженной глубине, не помогают. Поэтому по Оби удобных песков для производства рыбного промысла немного. Относительно самого лова рыбы пески характеризуют по самому роду рыбы.

По реке Оби рыба с моря идет периодически. Время начала лова рыбы от Самарова до Сургута — июнь месяц, потому что с этого времени появляется первая морская рыба сырок и часто нельма и осетр. Вся эта рыба идет постепенно вверх по Оби к Сургуту в июне и августе — нельма, сырок и стерлядь, в сентябре появляются муксун и осетр, первая известна у промышленников под названием летней и последняя — под названием осенней, а потому и самые пески, где она пристает и добывается, получают название летних и осенних; на других же песках добывается летняя и осенняя рыба. Когда качества песка удовлетворяют требования промышленника, песок покупается, и промышленник отправляется на него с необходимыми для постройки невода материалами и припасами для продовольствия рабочих. По исправлении помещения на песках приступает промышленник к лову рыбы, и начинается постройка невода. Устройство невода поручается особому уставщику, или башлыку, но опытный хозяин не доверяет никому этого дела, а, зная положение и качество своих песков, сам непосредственно распоряжается ходом работ при промысле летней и осенней рыбы. Весною рыба держится в воде гораздо выше, а потому и невода устраиваются легче, чтобы не касались земли; осенняя же рыба идет чуть не по самой земле и притом по средине реки, оттого и невода для нее делаются тяжелее, так что нижняя тетива невода тащится по земле. Уравновешивание невода — самое затруднительное дело: несколько десятков лишнего кибасу (камней на нижней тетиве), излишек и недостаток поплавов, делаемых из осокоревого дерева, могут нарушить правильный ход невода и навредить самому лову рыбы. При дурном устройстве невода ни хорошее качество песка, ни благоприятная погода не помогут успеху промысла. Поэтому у рыбопромышленников, нанимающих уставщиков из крестьян, не вполне знающих рыболовное дело, сложилась поговорка: «где недосмотришь оком, там платишься боком».

Невода разделяют на стрежевые, средние и малые. Из них большие называются стрежевыми потому, что ими при неводьбе захватывают самую средину реки, где наибольшая быстрина, и строятся от 350 до 450 ручных саженей; средние невода, употребляемые как на самой Оби, так и на ее притоках, бывают от 150 до 250 саженей; малые невода, по-остяцки кебак, величиною от 30 до 100 сажен, употребляются остяками по притокам, малым речкам и озерам и также в запорах. Самый лов производится следующим образом: невода складывают в неводники, так называемые большие лодки, и вывозят на замет — место, с которого закидывается невод, отсюда одни тащат конец его по берегу, а другие везут его по реке, постепенно выкидывая из неводника, где также нужны опытность и сноровка, а когда весь невод будет погружен в воду, начинают вытягивать его на берег, место это называется разбором. В то же время в другом неводнике готов уже другой невод, с которым также отправляются на замет.

Разобрав рыбу и собрав вытащенный невод в неводник, отправляются с ним снова на замет, а к разбору приходит другой невод; таким образом чередуются в течение суток два невода. По окончании суточной неводьбы оба невода развешиваются на берегу, а по просушке их чинят и исправляют и неводят уже другими, так что у больших рыбопромышленников в деле бывает четыре невода и две смены рабочих на каждом песке; в то время, когда одна партия работает, другая отдыхает. Пойманная рыба вносится в сарай и там распределяется приказчиками для засола, сушения и проч.; в тех местах, где находятся удобные озера, ценную рыбу — осетра, нельму, особенно к осени, пускают в озера и запоры и с наступлением морозов вылавливают и морозят. Добытую рыбу солят в больших чанах, вмещающих до тысячи и более штук, кроме муксуна, сырка и язя; к осени попадается много налима и щуки. Приготовление рыбы впрок производится у промышленников без должного уменья, так что большая часть идет для употребления простого народа; то же должно сказать об икре; сушат рыбу тоже кое-как; одни только поземы, приготовляемые из небольших муксунов и нельм, довольно вкусны.

Что же касается приготовления балыков, разных родов лучшей икры, соленой рыбы для вывоза в другие пункты, как это делается в других больших приморских реках России, то для подобного сбыта, за исключением небольшого количества в Ирбитскую ярмарку, сибирские промышленники не имеют достаточного понятия. Мелочные рыболовы разъезжают с небольшими неводами по заливам рек, называемым со-

рами и курьями, а также по озерам и рекам. Остяки ловят рыбу сетями в виде мешка сажени в две, прикрепленного к шесту с привязанным для тяжести камнем посредине. Этот снаряд называется колыданом, с которым остяк разъезжает по речке в маленькой лодке. Кроме этого способа, рыбопромышленники добывают рыбу загораживанием лесом и мережею устья соров и речек и после вылавливают запертую рыбу.

Некоторые рыболовы с наступлением морозов делают в речках загороды в виде плетня из талу и хвороста, выходящие от берега в реку сажен на двадцать, оставляя в этом плетне несколько ворот для морд или вершей, другие вставляют в них сети, сделанные наподобие мешков. Самый большой лов рыбы производится с половины июня, а при большой воде с июля, до половины августа. После этого времени с наступлением холодного времени промышленники спешат возвратиться в Тобольск, чтобы на пути не замерзнуть, но нередко корысть рыбопромышленника задерживает долее обыкновенного времени, и тогда случается, что каюки на пути замерзают, и перевозка рыбы делается сухопутно. Значительные же рыбопромышленники

спешат дотянуть до зимы каюки пароходами. По уходе приезжих рыбопромышленников местные прибрежные жители и остяки продолжают добычу рыбы до окончательного замороза рек, потому что в осеннее время лов рыбы часто производится еще с большим успехом, нежели в обыкновенное время. Добытую осенью рыбу сберегают в так называемых садах — небольших озерках, и с наступлением заморозов отправляют в Ирбит или перепродают приезжим из Тобольска купцам. Икра осетра редко поступает в продажу и по незначительности ее у большей части промышленников предназначается для собственного потребления. Рыбная ловля нельзя сказать, чтобы постоянно доставляла выгоды занимающимся ею, потому что и она обусловлена многими случайностями: в один год промысел бывает обильнее, чем в другой.

Большое разлитие воды, продолжающееся иногда до осени, когда рыба ходит на огромном водном пространстве, бывает причиною малого улова рыбы. Бури, случающиеся в то время, когда рыба идет целыми рунами, и промысел бывает незначителен. При самом сбыте рыбы благоприятными обстоятельствами считаются: умеренная цена на хлеб, повсеместно средний промысел рыбы и высокие цены на мясо. Свежая рыба, вынутая из садов в октябре для отправления в Тобольск, по случаю оттепелей иногда портится. По мере оскудения звериных промыслов в угодьях остяков, живущих по реке Оби, существование быта этих остяков преимущественно обуславливается рыбным промыслом и составляет главный предмет занятий, но лучшими рыболовными местами сами остяки не пользуются, а отдают в кортом за условную плату тобольским и сургутским промышленникам. Рыбный промысел для успешного занятия на больших рыболовных песках по реке Оби требует соединенных сил, средств иметь значительные невода и другие принадлежности для успешного рыболовного промысла, но, к сожалению, большая часть остяков, живущих по р. Оби, имея хорошие рыболовные пески, не имеют для этого ни сил, ни средств, и у редких есть сети в 30 и 40 сажен, а еще реже невода в сто и более сажен. При этом нельзя не сказать, что сургутский соляной магазин по отдаленности своей от волостей Лумпокольской, Ваховской, Салтыковской и Пирчинской за целые сотни верст не может обеспечивать остяков этих волостей солью, а потому при значительном улове остяки по сбыту рыбы поставляются в совершенную зависимость от промышленников, сдавая свежую рыбу по весьма низким ценам. По рыбному промыслу и снарядам, для ловли рыбы употребляемым, остяки Лумпокольской, Ваховской, Трем-Юганской, Подгородно-Юганской, к г. Сургуту имеют значительную разницу от остяков, живущих вверх по реке Оби, в Салтыковской и Пирчинской. У первых редко есть сети в 50 сажен, и ловят рыбу большею частию колыданами, тогда как у остяков вверх по реке Оби есть сети в 100 и более сажен, и, сверх сего, у этих остяков в большом употреблении для ловли рыбы сети однотетивные и режевые, всего этого нет у остяков вниз по реке Оби. От Верхне-Колымских юрт по реке Оби до границы Томской  губернии у всех остяков сеть самого простого устройства —плавежные сети, и остяки Колымских, Пирчинских и других юрт вверх по реке Оби этими сетями каждый вылавливает весною по 1000 штук и более сырка и тем обеспечивает не только себя в продовольствии на целую зиму, но значительную часть рыбы продает; у остяков же вниз к Сургуту по реке Оби подобных сетей вовсе не заведено, и своими колыданами не добывают и по 100 штук сырка. Остяки Пирчинской и Салтыковской волостей независимо плавежных сетей имеют еще и морды, обыкновенные и особо для ловли нельмы, муксунов и другой крупной рыбы и добывают этим в зимнее время значительные уловы; у лумпокольских и других остяков вниз по реке Оби и этого нет, а имеют только мелкие морды для ловли язя, налима и окуня. Таким образом, остяки Салтыковской и Пирчинской волостей от села Лумпокольского до Нарымского края производят значительный разный промысел, и в одних Верхне-Колымских юртах остяки продают до 10000 штук сырка и в то же время с успехом занимаются звериным промыслом, и быт их вообще достаточнее, чем живущих ниже к Сургуту в Лумпокольской и других волостях. В Сургутском участке отдается остяками в оброчное содержание до пятнадцати рыболовных песков, и лучшие из них с давнего времени находятся в аренде у одних и тех же лиц и переходят к ним по наследству; так, остяки юрт Карымских, Кочесовских, Комаровских, Ватинских, Лобановских, Ивашкиных других конкурентов по содержанию своих песков никогда не ведали, а потому и не знают ценности своих оброчных статей и довольствуются тем, что выдают им эти промышленники, и редко получают за них деньги, более же всего товаром. Содержатели статей, пользуясь этим удобным случаем, навязывают инородцам разные товары, даже не подходящие к их быту, ставят цену товару вдвое дороже его стоимости, от этого самого доход с оброчных статей мало приносит остякам пользы. На отдачу рыболовных песков редко с остяками заключаются контракты, но большею частию условия эти с остяками бывают изустными. За пользование песком рыбопромышленник обязывается доставить остякам, владельцам песка, известное количество сукна, холста, мережи, муки и соли, а иногда еще уплатить часть долга в казенный магазин за порох и свинец, другие же выговаривают еще у промышленников ловить рыбу на тех же местах небольшими сетями после прохода неводов. Полученное от содержателей песков сукно, холст, муку и прочее разделяют между соучастниками рыболовного песка, так делают остяки вверх по реке Оби от города Сургута, юрт Карымских, Кочесовских, Комаровских, Лямсиных, Лобановских, Урьевских, Ивашкиных, Ватинских и других. Отдавая в кортом рыболовные пески, остяки этих юрт сделались до того беспечны, что не имеют у себя порядочных снастей для рыболовства, а берут для этого у содержателей песков в уплату за пески старые изорванные невода после осенней неводьбы и, рассчитывая при этом на муку, доставляемую арендаторами за кортом песков, мало имеют зимних запасов рыбы и привыкают к тунеядству. Несмотря на то что у остяков по реке Оби волостей Трем-Юганской, Лумпокольской, Подгородно-Юганской и Ваховской находятся во владении одни из лучших рыболовных песков в крае, быт их очень беден, самые юрты представляют жалкий вид, и всюду проявляется беспечность. В прежнее время промышленники обуславливали свои права на рыболовные пески раз навсегда, особых контрактов на это они вовсе не заключали, а если и составлялись, то помещалось в них все, что нужно было для вотчинного права, и остяки к арендатору делались как бы крепостными людьми. По этим условиям рыбопромышленник, снабжая остяков провизией, требовал от остяка, чтобы он рыбные промыслы не смел сбывать никому другому помимо арендатора, и остяки посвящали ему весь свой труд, между тем от неправильных расчетов кредиторов долги на остяках умножались, и остяки навсегда оставались неоплатными должниками. Эта система откупа существовала до 1856 года, и местное начальство не могло не видеть, что рыбные угодья, принадлежащие инородцам с незапамятных времен, содержатся в аренде одними и теми же лицами, и от того самого обогащаются одни арендаторы, а инородцы с каждым годом приходят больше к разорению от обманов и стеснений рыбопромышленников.

В прежние отдаленные времена ясак взимался с каждого взрослого, промышлявшего луком, от одного до трех соболей, соболь в то время ценился от 50 до 70 коп. <…>. С течением времени по уменьшению дорогой рухляди ясак стал собираться, кроме соболя, бобрами, лисицами, голубыми песцами и горностаями. По завоевании Сибири ясак вносился неопределенно и часто зависел от местного управления, и только с введением переписи остяков в 1763 году и по введению окладных ясачных книг в 1767 году инородцы обложены были определенным зверем по волостям. Впоследствии времени с исчезновением некоторых пород зверя распределение ясака по ясачным книгам 1767 года сделалось обременительным для остяков. По этому случаю 13 декабря 1827 года назначена была в Сибирь особая комиссия, обязанностию которой было вновь определить ясачную подать с инородцев [соответственной волости]. На этом основании одна волость обязана была вносить ясак определенным родом зверя, раз навсегда оцененным, а другие — зверем и деньгами, с дозволением оседлым инородцам уплачивать частные повинности, а равно закупаемый в казне хлеб, порох и свинец, деньгами и мелким зверем: белкой, песцовыми лапами и оленьими шкурами.

Ясак назначался по числу взрослых работников от 18 до 50 лет, и сборы ясака за весь род возложены на родовое управление как с одного нераздельного липа с тем, что инородцы в каждом роде имеют право уравнивать части между собою. В случае неулова окладного зверя родовому управлению предоставлена свобода вносить ясак другим зверем и даже деньгами. Инородцы Сургутского отделения вносят ныне ясак по положению комиссии 1829 года. Сравнивая составленные комиссиею 1829 г. окладные ясачные книги с настоящим положением инородцев Сургутского края, нельзя не признать, что как по качеству промыслов, так и по количеству податей с каждой волости разложение ясака далеко уже не соответствует нынешнему быту остяков. Так, Трем-Юганская, Саптыковская и Пимская волости отнесены по промыслам к самым лучшим волостям Сургутского края, но ныне остяки этих волостей, а равно Ваховской и Лумпокольской, одни из беднейших. В течение сорока лет промыслы инородцев этого края совершенно изменились; в местах, где прежде водилось во множестве редких зверей, ныне почти вовсе не стало; охота на диких оленей по волостям Пимской, Аганской, Ваховской, Салтыковской и Лумпокольской была достоянием каждого остяка, и редкое семейство не убивало от 10 до 20 штук, и это доставляло остякам волостей пищу, одежду и обувь, но ныне, за исключением некоторых урманов по реке Ваху, близ Корельских и Лобломотских юрт, дикого оленя вовсе не бьют. То же самое можно сказать и о лосиных промыслах по реке Югану. По Салтыковской в числе значительного промысла по окладным книгам значатся выдры, а по Лумпокольской — соболи, горностаи и черно-бурые лисицы, но ныне этот зверь сделался очень редок, соболь еще держится в довольном количестве, и то только в урманах по реке Югану в волостях Юганских. При распределении ясачной подати комиссия также руководствовалась количеством рыболовных песков и выгодами, извлекаемыми от промыслов кедровых орехов, но с 1829 года промыслы и в этом изменились: многие из рыболовных песков по реке Оби ныне совершенно потеряли рыболовное значение; сбор кедровых орехов по причине вырубки кедра и от лесных порч сделался также незначителен. Поэтому пересмотр окладных ясачных книг Сургутского отделения в видах нынешнего экономического положения составляет предмет особой важности. С распространением оседлого населения от вырубки и истребления лесов <…> пожарами улов зверя сократился, ценность мехов возвысилась. Инородцы, получая от купцов плату, высшую против той цены, по которой она принимается в казну: так, соболь второго сорта принимается в ясак по 4 руб. 50 коп. и высшего — по 7 руб., тогда как в частные руки эти сорта продаются от 10 до 15 рублей, — стали вносить в ясак деньгами, сбывая лучшую добычу на сторону и представляя в ясак самый простой зверь, для кабинета бесполезный. Вследствие этого в 1843 году велено было допускать сбор ясака деньгами только в том случае, когда по удостоверению на месте окажется затруднение в получении ясака лучшею рухлядью, но как торговцы разными происками склоняли инородцев к уступке лучшего зверя, в 1846 году не дозволено было частным лицам покупать и выменивать у инородцев звериные шкуры, в особенности лучших сортов, прежде взноса в казну ясака, и, чтобы приохотить самих инородцев вносить в казну дорогие звериные шкуры, разрешено выдавать похвальные листы и медали за внесение в ясак лучшего зверя. Остяки, запуганные сборщиками ясака тем, что в случае невзноса ясака дорогою рухлядью они будут исключены из разряда кочевых инородцев и лишены дарованных им преимуществ, стали вносить ясак дорогою рухлядью, покупая от русских торговцев по непомерно высоким ценам, между тем оценки дорогой рухляди при приеме в ясак производятся не всегда правильно и сообразно с достоинством самого зверя, отчего инородцы вовлекаются в убытки и потери. Когда же остяку удается убить дорогого зверя, то он старается скрыть его, так как шкура убитого зверя должна поступать не за одного его, а за весь род, и родовичи не всегда аккуратно расплачиваются с хозяином дорогой рухляди.

Поэтому если и представится остяку случай поймать дорогого зверя, то он не только от чиновников, но и от своих родовичей утаивает и при первой встрече с русским торговцем отдает за что попало, лишь бы не отобрали в ясак. Все это показывает, что допущенные меры требования ясака от инородцев не деньгами, а лучшими звериными шкурами, и ограничение по этому случаю в их сношениях с торговцами недоступны по местным обстоятельствам к точному выполнению; между тем меры эти, не принося существенной пользы в отношении улучшения сбора ясака, служат поводом к тайным сделкам. Сделки эти лишают инородцев всех выгод, которые они могли бы иметь при торговле свободной.

Восстановление свободной торговли должно развиться на особо учрежденных торжках. Для этого независимо назначенных в селах Юганском и Лариатском торжков для взноса ясака учредить и в других русских селениях и деревнях, а также в более значительных и удобных по сообщению остяцких улусах, как-то: по реке Оби в юртах Верхне-Колымских, Пирчинских, Мурасовских и Цингалинских, по реке Югану в юртах Уватских и Косаковских и других местах. При привлечении инородцев на эти торжки благосостояние остяков неминуемо возрастет, и в тех местах, где есть церкви, они найдут и духовное назидание, и чрез это остяки избавятся от алчных промышленников, которые, пользуясь слабостию остяков к вину, обманывают их в тайных сделках, и ценная рухлядь идет за бесценок, что не могло бы <быть> на определенных торжках, и остяки не согласились бы продавать промышленникам за бесценок в своих улусах. Это также стало бы понемногу выводить остяков из мрака урманов и ознакомило бы их несколько с экономическими условиями торга, доброкачественностию произведения товара и оживило бы их умственную деятельность, которая в совершенном застое. Несмотря на разбросанность волостей Сургутского отделения от Оби до Ледовитого океана, разъединенность улусов и юрт остяков по непроходимым тайгам и урманам, <они> аккуратно выносят на определенные места и безнедоимочно вносят ясак. В общественном мнении остяков, платящий ясак считается выше не платящих, а потому некоторые из остяков платят ясак и по исключении из числа работников, и от этого бывает излишек звериных шкур, деньги от которых по продаже идут на составление инородческого общественного комитета.

В Сургутском отделении по волостям Салияровской, Салымской, Пимской, Аганской, Трем-Юганской и Подгородно-Юганской сбор ясака бывает в городе Сургуте в декабре и январе. Больше-Юганской и Мало-Юганской большею частию во время с 8 по 15 июня, во время ярмарки в селе Юганском. Салтыковская, Лумпокольская, Ваховская  и Пирчинская — на местах своих стойбищ в декабре, из последних Салтыковская и Лумпокольская иногда дают ясак в селе Лариатском во время бывающего там Торжка. По случаю злоупотребления торговцев по приобретению звериных шкур от инородцев запрещен въезд торгующих в кочевья инородцев во время улова зверя. Ограничение торговли с инородцами до взноса ясака не достигает тех результатов, которые имело в виду правительство: с одной стороны, может быть постоянно воспрещен въезд в улусы остяков торгующих под предлогом, что не весь еще собран ясак, а с другой — земская полиция, состоящая из заседателя и казака, не имеет никакой возможности уследить за этим на пространстве пяти тысяч верст в разных направлениях. Торговля чрез это много стесняется, и Сургутский край не имеет поэтому должной конкуренции со стороны инородческих торговцев, между тем сургутские промышленники, и в особенности проживающие постоянно по селам и деревням внутри инородческих улусов сургутские казаки и мещане имеют полную возможность во всякое время выменивать у инородцев рухлядь, и на самом деле сургутские торговцы разъезжают по инородческим волостям в дозволенное и недозволенное время. Те инородные торговцы, которые могли бы иметь здесь значительные дела, не едут, потому что никто не хочет подвергать свой капитал риску. Ограничивать временем круг деятельности приезжего торговца в таком отдаленном крае, где разбросано население по две и по три юрты на тысячи верст, — большое стеснение. Для этого торгующий должен иметь значительное число приказчиков, чтобы объехать в известный срок все улусы и в случае нераспродажи везти товар обратно, и поэтому наложить за риск огромные проценты — вдвое и трое против стоимости.

Все это оказывается более выгодным для местных сургутских торговцев, которые, пользуясь случаем и временем, всегда имеют возможность прибрать к своим рукам промыслы остяков и, не имея при этом конкуренции со стороны инородных торговцев, ставят остякам свои товары дорого и рухлядь принимают по низким ценам; в особенности этим случаем пользуются мелкие сургутские промышленники, разъезжая с вином, спаивают остяков и отбирают лучшие звериные шкуры, чрез что у них не остается почти ничего для уплаты ясака и для вымена хлеба. Пользуясь отдаленностью края и укрываясь чрез это от надзора земского начальства, употребляют всевозможные меры и средства получить за бесценок от остяков все то, что последние добудут во время звериного и рыбного промыслов, и остаются еще в неоплатном долгу у промышленников. Имея в виду, что принимаемые доселе меры по злоупотреблению торговцев в отношении перехода рухляди, следующей в ясак, оказываются недостаточными, следовало бы для возможного соглашения выгод казны, инородцев и частных промышленников с общими выгодами и пользами свободной торговли допустить взнос ясака деньгами и рухлядью и в видах значительной пользы чрез это для остяков увеличить с них самый ясак.

О причинах невзноса в ясак ценной рухляди можно привести следующее. 1) В ясак не взносится ценная рухлядь главнейше потому, что она принимается в казну за слишком низкую цену; низкая же цена назначается единственно оттого только, что земское начальство не желает подвергнуться ответственности в случае, если бы при вторичной переоценке прежняя цена рухляди оказалась слишком высока, и чрез это именно последовала бы недовыручка. 2) Ясак требуется однажды только в год, отчего инородцам и нет никакой выгоды долго ожидать такового требования. Добыть ценного зверя инородец почитает за особое счастие, ибо чрез это можно получить все, что нужно ему и его семейству, и быть в довольствии, после же продолжительного и утомительного лова ему, сверх того, всегда хочется выпить и водки, а откладывать это сверх сил его, а потому очень естественно, что инородец старается как можно скорее сбыть в частные руки свою драгоценную добычу. 3) Чрез вложение в ясак ценного зверя инородец наживает себе только излишние хлопоты, когда шкура зверя будет положена в ясак, то по ценности своей зачитывается за 20 и 30 и более душ, с которых уже хозяину этого зверя остается взыскать следующее ему вознаграждение; хорошо, если добросовестный старшина примет в этом взыскании должное участие, но если это случится при таком старшине, который из одного только желания отклонить от себя излишние хлопоты и затруднение в скором и безнедоимочном взносе ясака за свою ватагу, зачислил ценного зверя за таких именно лиц из рода своего, коих или не находится налицо, или крайне бедны, а потому не могут заплатить ясака, то в таком случае хозяин ценного зверя кроме того, что лишится возможности приобрести во время ярмарки то, что мог бы иметь за шкуру, уступленную им в ясак, едва ли будет в состоянии даже и со временем собрать со своих родовичей, в особенности бедных, следующее ему с них вознаграждение. Во избежание при сборе с бедных своих родовичей за ценного зверя хлопот и убытков всякий инородец, изловивши зверя, старается дорогую шкуру сбыть в частные руки. Из этого можно заключить, что если инородец даже от своих ближайших старается скрывать добытого им ценного зверя, то причина, почему он избегает взносить его в ясак, должна быть весьма уважительна. Сверх означенных причин есть еще и другие, почему лучшие и более драгоценные меха переходят в частные руки, а именно: инородцы ловят пушных зверей до положения ясака, т.е. до декабря, и ловят их также и после положения оного, а потому и очень естественно, что все, что они ни добудут в январе, феврале и марте, переходит в руки частных промышленников. У торговцев инородцы забирают все, что им нужно, в долг и чрез это делаются постоянными их должниками; за долги уплачивают чем могут, и притом с обязательством, чтобы все, что ни добудут во время лова, несли  бы прямо к своему кредитору; поэтому иногда даже и шкуране убитого еще ценного зверя уже заранее бывает продана за долги. Весною со вскрытием рек, а зимою с наступлением санного пути местные [иногородные] промышленники в немалом числе отправляются в юрты инородческие и стараются выменивать, и большею частию на вино, все, что только ни найдут у инородца, в том числе также и дорогих зверей; при этом, разумеется, не обходится без умышленных угощений, чтобы произвести более выгодную мену; другие же промышленники, коим инородцы оставались за прежнее время в долгу, не надеясь получить уплаты этого долга даже и в случае выезда к ним навстречу, начали прибегать к более верному средству, а именно: отправляются пред самым временем сдачи ясака в тундры и юрты инородческие к своим должникам под видом продажи разных товаров, а собственно только с целию взыскать долги и притом скупить после улова осеннего шкуры дорогих зверей для перепродажи их впоследствии старшинам в ясак. Из всего этого и можно заключить, что означенные выше меры, принятые правительством для улучшения взноса ясака, не достигли своей цели, а послужили только к крайнему стеснению инородцев и многих промышленников, чтобы частным образом променять свой товар на рухлядь, как главный предмет торговли Сургутского края. А потому и инородные купцы не посещают Сургутский край, опасаясь разных стеснений; чрез принятие означенных выше мер правительство равно никакой пользы не извлекло: ценные меха по-прежнему начали переходить  разными путями в частные руки с тою лишь разницею, что прежде — открыто, а теперь тайно.

Законом дозволено инородцам вносить ясак и отправлять повинности рухлядью или деньгами, но земская полиция при сборе ясака или других долгов постоянно требует от инородцев окладную рухлядь по окладной цене, которая постоянно гораздо ниже торговой цены, так что вряд ли инородцы знают, что они имеют право вносить ясак, повинности и долги в казну за муку, порох и свинец деньгами, а не рухлядью. В этом-то кроется главнейшая причина, что сборщики ясака всеми мерами стремятся не допускать торговцев в улусы прежде, чем побывают там сами, и, описывая торговцев самыми жадными извергами, принимающими всевозможные ухищрения к разорению инородцев, обманывают губернское начальство, которое, не имея физической возможности знать, что делается за 1000 верст в диких тундрах, естественно верит на слово и налагает запрещение на въезд торговцев в улусы, делая этим новый источник дохода для сборщиков ясака. Обыкновенно это делается так: по вскрытии рек, когда можно везде проехать в лодке, заседатель собирается в улусы для сбора ясака и долгов с инородцев, еще до выезда он делает распоряжение, чтобы из торговцев никто не смел ехать в улусы до тех пор, пока он сам там не побывает. В это время являются к нему торговцы для прописки билета на выезд из Сургута, как принято называть эту явку, в самом же деле для испрошения милости у заседателя вслед за ним явиться в улусы. Разрешение или отказ совершенно зависит от воли и личного взгляда заседателя. Есгь даже такие счастливые торговцы, что заседатель берет их с собою. По приезде в улусы требуется от инородцев рухлядь. Если получается ответ, что рухляди нет, а представляются деньги на уплату ясака и долгов, то еще не было примера, чтобы это так и осталось, а, напротив, заставляются инородцы непременно сдать рухлядь в казну, а деньги возвратить тому, кто осмелился купить рухлядь без дозволения заседателя. Притом не обращается внимания, что в частные руки инородцы продали свою добычу в полтора или более раза дороже, чем установлена цена казною. Следовательно, вместо того, чтобы чрез продажу части улова в частные руки инородцы могли бы уплатить весь следующий с них сбор, выходит, что они отдают весь свой улов, и остается еще на них недоимка.

Торговец не будет уверен, что сделка его с инородцами, как бы она законна и прибыльна для инородца ни была, не может считаться верною без особенных с его стороны трат, не решается кредитовать инородцев необходимыми для них материалами и вещами. И, таким образом, инородец остается без добычи и без возможности существовать, а сверх того, и должником в казну. В законе нет дозволения брать с инородцев в уплату ясака или за муку, порох и свинец рыбою и орехами, но, однако же, бывали случаи, а может быть, случаются и теперь, что смотрители и вахтеры при магазинах, разъезжая по улусам, собирают в уплату и этими продуктами, но, разумеется, нигде нельзя встретить записанными на приходе этих продуктов, везде показано, что долги взысканы деньгами. Такой сбор слишком выгоден для взыскивающих, но очень тяжел для плательщиков. Одною из важных мер в устройстве Сургутского края должно считать водворение русского населения по реке Оби от границы Нарымского края Томской губернии до с. Самарова Тобольской губернии.

Конечно, Сургутский край не принадлежит к тем благодатным странам, которые при самом малом усилии вознаграждают труд. В этой стране борьба с природою нелегка, нужно владеть для этого большою энергиею и даже знаниями. Для первого условия экономической жизни русского населения должно искать в изобилии рыбы, птицы, а также и пушного зверя. Прибрежья реки Оби во многих местах представляют прекрасные пастбища для разведения огромного скотоводства, которое при существующей дороговизне на мясо в этом крае могло бы приносить значительную пользу, предохранять край от гибельных последствий голода.

В других местах, как вверх, так и вниз от Сургута по реке Оби, можно разводить если не хлебные, то огородные растения. Разведение конопли, где бы представлялась к тому возможность, должно считать также важной отраслью хозяйственной промышленности для снабжения остяков по более умеренным ценам холстом и нитками для сетей, в чем они имеют крайнюю необходимость. Здесь представляются русскому населению и другие полезные отрасли промышленности и заработки. Для водворения постоянно русского населения, на первый взгляд, могут быть избраны от Сургута вниз по реке Оби деревни Тундрина и Пилюгина, а также юрты Цингалинские. Вверх по реке Оби от города Сургута — с. Локосово, где уже есть четыре двора крестьян, Верхне-Колымские юрты, с. Нижне-Лумпокольское, в котором живет только одно крестьянское семейство, в с. Верхне-Лумпокольском, кроме причта, никто не живет из посторонних, далее к Нарымскому краю юрты Пирчинские, и можно найти для этого другие удобные места. Что водворение русского населения в Сургутском крае может принести значительную пользу краю, это доказывают соседственные по географическому положению с Сургутским отделением русские населения по реке Иртышу от Тобольска к Березову и Нарымский край, где в двух волостях — Парабельской и Кетской одних государственных крестьян до шести тысяч душ. Население это приносит огромную пользу краю разведением хлебопашества, где ежегодно собирается хлеба до 20 четвертей, так что обеспечивает собственным хлебом почти все население Нарымского края. Скотоводство у нарымских крестьян разведено в значительном размере, и жители Сургутского края для покупки лошадей и скота ездят в г. Нарым. Нарымское сельское население почти всеми потребностями жизни удовлетворяется из собственного быта и имеет все задатки к самостоятельному существованию, чего не имеет Сургутский край с поселенными здесь казаками. Благодетельное соседство  Нарымского края сказывается и на Пирчинскую волость Сургутскогоотделения, где остяки покупают у нарымских крестьян по самым умеренным ценам крестьянское сукно, холст и проч., и много дешевле, чем у сургутских промышленников. Нельзя не видеть, что заселение Сургутского края русским населением производится чрезвычайно медленно. Причина этого заключается в суровом климате, все русское население обеспечивает свое существование единственно рыбною и звериною ловлею, попыток же разведения в значительном размере хлебопашества еще не делалось, и даже разведение овощей весьма скудно. До сих пор все русское население группируется в городе Сургуте. В стороне же — самая ничтожная горсть оседлости русской, и заключается от Сургута вниз по реке Оби на протяжении двухсот верст в трех деревнях: Пилюгинской с тремя домами крестьян и двух казаков, Тундринской, или Майоровой, с 15 дворами крестьян и Кунинской с 4 домами крестьян и одного мещанина. Вверх по реке Оби в ста верстах от Сургута село Локосово с 4 домами крестьян и одного мещанина, в селении Нижне-Лумпокольском, в трехстах верстах, — два крестьянских дома. Далее вверх по Оби селения Верхне-Лумпокольское и Лариатское, в 800 верстах по реке Ваху, состоят из одних церковных причтов. Село Юганское по реке Югану в 60 верстах от Сургута состоит из трех домов мещан и пяти крестьян. Казалось бы, для заселения Сургутского края много должны были способствовать ссыльные поселенцы, которыми заселялась Сибирь в других местах и которые ежегодно присылаются в Сибирь по нескольку тысяч. Но, к сожалению, должно сказать, что колонизация ссыльными не достигает здесь действительной своей цели: ссыльные увеличиваются только числом. Причиною тому то, что большая часть из них присылалась сюда по распоряжению начальства — старые и дряхлые, которые при первом же приходе нуждаются в богадельне и мирском подаянии и служат еще к большему обременению края, а по случаю неисключения из податей делаются обременительными и для самого общества. Самое причисление населения в этот край делается губернским начальством без соображения с экономическими условиями края, и поселенцы оказываются большею частию из южных губерний, есть здесь поселенцы, которые в Бессарабии и Крыму занимались разведением винограда. Немногие из поселенцев сургутских имеют оседлость, домообзаводство и хозяйство, и в этом отношении они поставлены даже вне возможности быть оседлыми поселянами, только бродягами, так как и самые старожилы крестьяне не имеют для себя определенных отведенных угодий. Прибывающие сюда вновь поселенцы стараются найти хотя временное пристанище у старожила и за ночлег и пищу работают без платы, но в зимнее время, по дороговизне хлеба, крестьянин не примет ссыльного в работу из одного хлеба, а между тем при суровости климата требуется хорошая одежда, которая здесь чрезвычайно ценная; таким образом, долговременная цель трудов поселенца состоит только в приобретении одежды. Занимаясь летом на рыбных промыслах, а зиму из хлеба у старожила он теряет, наконец, после долгой нужды стремление вовсе к оседлости.

В видах экономического устройства края, где жители терпят недостаток в продовольствии, по неулову рыбы и по затруднительности доставки хлеба из хлебородных местностей, и по самой дороговизне, следовало бы обратить особое внимание на заведение если не хлебных растений, то овощей, в особенности картофеля, этого важного продукта в пище. Между тем у здешних казаков и крестьян недостает для этого не только умения, но и терпения, и вся деятельность русского населения в этом крае преимущественно устремлена на более легкий труд — рыболовство и промыслы около инородцев. Несмотря на поощрение правительства и вольно-экономического общества к разведению земледелия в Сургутском крае, вся деятельность некоторых личностей поэтому ограничивалась только в ожидании похвал и наград, а не в пользах края. В настоящее время поддерживается оно только в селе Юганском, у тамошнего священника в трех десятинах, что в южной части Сургутского участка, по левую сторону реки Оби на юге земледелие может производиться с успехом, в этом нет сомнения. Это подтверждается довольно успешным разведением озимого хлеба в селе Юганском, так и сопредельными с этим краем местностями. В Тобольском округе по тракту к Березову посевы хлеба, хотя и прекращаются при с. Реполовском, между 60° и 61° северной широты, но разведение хлебных растений могло бы быть производимо и севернее, если бы нашлись удобные места для хлебопашества.

Нарымский край Томской губернии занимает положение хотя и южнее на один градус, но зато много восточнее, и земледелие там в Парабельской и Кетской волостях идет с полным успехом, где только ‘/ 5 часть населения продовольствуется привозным хлебом, так что в одной Кетской волости собирается ежегодно озимого и ярового хлеба до 15 т. четвертей. По произведенным опытам относительно разведения картофеля в Сургуте и в селениях Юганском, Лумпокольском, Локосовском и даже Лариатском, а также и в деревнях, лежащих по тракту к Сургуту, оказывается, что по климатическим условиям растение это может разводиться с успехом не только в южной части Сургутского отделения под 60° северной широты, но опыты разведения картофеля были удачны даже много севернее, и даже в самом Березове под 63° северной широты, огородные овощи: капуста, картофель, редька, репа и морковь — родятся с полным успехом, но разведение этих овощей, в частности картофеля, еще очень мало. В приискании удобных мест для разведения этих овощей как вверх от Сургута по реке Оби, так и по Большому и Малому Юганам не должно встретить затруднения. Для посева картофеля нужно иметь местности не более двух и трех десятин для довольно значительного посева картофеля, и к тому же это растение не требует почвы тучной, черноземной, а гораздо лучше родится на местах суглинистых, которых сургутская местность всюду представляет в изобилии. Местному начальству следовало [бы] обратить особое внимание на этот важный хлебный продукт, который при плодовитости своей совершенно может заменить хлебную пищу, и где жители по дороговизне хлеба находятся часто в затруднительных обстоятельствах и подвергаются голоду, а потому и необходимо позаботиться о средствах к отвращению этого несчастия. С другой стороны, разведение картофеля и вообще овощных растений в этом крае и введение их в употребление между остяками, по отзыву медиков, полезно и тем, что употребление между остяками одной мясной пищи и притом сырой и нередко протухлой рыбы, без пищи из растительного царства, если не главная причина появления скорбута и других болезней между остяками, то способствует к их развитию.

Надворный советник Илья Русанов