Валерий Валентинович Цысь
…У народов Севера Западной Сибири в дорусский период и после присоединения к России торговля имела большое значение. Однако она носила почти исключительно меновой характер. Единицами обмена служили у Березовских остяков рабы, панцири, лошади, у сургутских – скот, материи. О торговле подобного рода свидетельствуют находки изделий из серебра и бронзы на территории края из Ирана, Золотой Орды, Византии. Главным мерилом ценности являлась пушнина, о чем упоминается уже в «Повести временных лет»: «…и в горе той просечено оконце малое, и оттуда говорят, но не понять языка их, но показывают на железо и машут руками, прося железа; и если кто даст им нож ли или секиру, они взамен дают меха».
Хотя Западная Сибирь входила в XIII–XV вв. в состав Золотой Орды, монеты этого государства здесь встречаются в ограниченном количестве. Пушниной в основном собирали ханы ясак с местного населения. Сибирские татары в ходе торговли с Китаем, Бухарой, Волжской Болгарией, Казанским ханством выменивали на меха различные ремесленные изделия (шелк, фарфоровая посуда, украшения, оружие и др.).
После присоединения Сибири к России ситуация первоначально мало изменилась. Например, в документах упоминается, что самоеды приезжали к остякам в Казымскую и Обдорскую волость по зимнему пути и покупали сухую рыбу и рыбий жир, а также живых оленей, а взамен давали пушнину. Березовские и сургутские остяки меняли у русских на собольи и лисьи меха топоры, котлы, платье.
Постепенно, хотя пока еще в небольшом объеме в обращение стали проникать монеты. Так, за собаку в 1639 г. сургутский остяк взял льняную рубашку и еще 6 денег. Остяки занимали деньги у русских для хлебных покупок.
Тем не менее, во многих районах Сибири, включая Тобольский север, вплоть до начала ХХ в. торговля велась с использованием различных денежных эквивалентов. О ее характере свидетельствовал П.М. Головачев: «В отдаленных, отрезанных от мира северных и северо-восточных местностях торговля сохранила свой первоначальный меновой характер. Остяки, самоеды, северные якуты, тунгусы, чукчи и др. северные инородцы отдают свою пушнину и др. товары не за деньги, а за нужные в их обиходе товары».
Аналогичные данные, относящиеся к началу 1880-х гг., приводятся политическим ссыльным С.П. Швецовым: «Торг [сургутян с коренными жителями – В.Ц.] ведется всегда при помощи непосредственного обмена товара на товар, помимо какого-либо участия денег, которых у инородцев почти никогда и не бывает. Приобретенный таким образом товар от инородцев перепродается тобольским купцам частью на деньги, частью же в обмен на различные товары…».
В Сургутском уезде основной денежной единицей долгое время оставалась белка. В третьей четверти XIX в. аршин холста оценивался в 1 белку, аршин люстрина 1–4 белки, железный топор – 8–10 белок, нож в 2 белки, хлопчатобумажный платок – от 3 до 6 белок, халат – от 60 до 100 белок, папуша табаку – 1 белку.
О торговле на пушнину по р. Югану упоминает Сургутский уездный исправник Г.А. Пирожников: «5 пудов ржаной муки – 1 соболь, 1 пуд муки – 8 белок».
В Березове и Обдорске, в частности, на Обдорской ярмарке расчеты производились в шкурках песцов (продавались без лап и хвоста), а «разменной монетой» служили песцовые лапки. Соотношения между ними, скорее всего, не были постоянными. Так, в конце 1860-х гг. при цене целого песца 2,5 руб. ассигнациями песцовая лапка шла за 10 коп. ассигнациями (1:25). На ярмарке 1865 г. 28 тыс. лапок было продано за 840 руб., т. е. 3 коп. за лапку в то время как шкурка песца реализовывалась в среднем по 1,55 руб. (1:52).
Меха служили мерой стоимости других товаров, реализовывавшихся на ярмарке. За одного белого песца в Обдорске давали 15–20 печеных хлебов, или четверть тонкого сукна, или 3,5 саженей холста, или 10 саженей мережи.
Меновая торговля открывала широкие возможности для эксплуатации коренного населения. В воспоминаниях польской ссыльной Е. Фелиньской, относящихся к 1839 г. указывается: «Остяки, не знающие денежного курса, меняют вещь на вещь, и эти вещи имеют цену, назначенную им произвольно самими же купцами. Например, пуд муки имеет цену шкурки одного белого песца. Пуд муки стоит в Тобольске самое большое 50 копеек ассигнациями, в отдельные годы значительно дешевле, ибо часом цена снижается до половины той, что названа выше; доставка из Тобольска до Березова стоит не дороже 15 копеек с пуда… В то же время за шкурку песца не далее как в Березове перекупщики берут с оптовых купцов 3 рубля ассигнациями, затем эти шкуры переправляют на Ирбитскую и Макарьевскую ярмарку… Предметы, которые остякам требуются от русских, это мука, топоры, свечи, табак, бусы, медные бляшки, бубны, а также ситцы и сукно ярких расцветок. С этими товарами не чувствуют угрызений совести, грабя бедного остяка или самоеда». О таком же соотношении основных предметов вывоза и ввоза на Тобольский север (1 шкурка песца = 1 пуду муки) полвека спустя сообщал политический ссыльный В.В. Бартенев.
Помимо пушнины на Тобольском севере использовалась для расчета рыба ценных пород определенного размера, в частности муксун. Как правило, полноценный экземпляр должен был быть длинной не менее 9 вершков (40,5 см) от глаза до основания хвостового плавника. Рыба меньшего размера считалось уже «недомуксунком» и относилась к муксуну как 2 к 1 или 4 к 1.
О преобладании меновой торговли упоминал также краевед, общественный деятель Н.А. Абрамов: «Остяки окольных мест и самоеды съезжаются в город [Березов] и привозят соболей, лисиц, белку, горностая, песцов и прочих зверей… Инородец, пришедши к своему приятелю (так они называют тамошних купцов и торговцев, с которыми ведут торговлю и «одалжаются»), вытаскивает из-под одежды звериные шкуры и, если сойдется в цене, отдает рухлядь и взамен получает хлеб, табак и другие нужные товары… Ценность денег остякам и самоедам мало известна. Общим мерилом для денег остается доселе у остяков белка и рыба муксун, а у самоедов белый песец».
Широко употреблялись для обмена алкогольные напитки – спирт, водка: «Приходят в какой-либо дом два – три инородца, – писал в конце 1870-х гг. земский заседатель Кондинского участка Березовского округа А.В. Титов, – молча подают хозяину шкуру песца; хозяин, повесивши шкуру на вешалку к другим, подает бутылку с вином, гости, распивши вино, подают снова песца, и снова неистощимая бутылка полна – и до тех пор, пока не истощаться карманы потребителей…».
Об использовании в Обдорске в качестве средства обмена печеного хлеба упоминает С.В. Бартенев.
Так, на Камчатке, в северо-восточной Сибири единицей измерения стоимости служила шкурка красной лисицы. В первой четверти XIX в. было установлено ее официальное соотношение к другим шкуркам пушных зверей: 1 красная лисица = 3 куницам = 4 песцам. 3 красных лисицы = 1 рысь, 1 черно-бурая лисица = 20 красным. В Туруханском крае 1 волк был равен 1,5 лисицам, 7 оленьим шкурам, 70 белкам, 175 заячьим шкурам. Существовали и соотношения между мехами и наиболее популярными товарами из металла: 1 медный чайник = 1 красной лисице, 1 пуд медных котлов = 20 красным лисицам, 1 пуд железных котлов = 10 красным лисицам.
В торговле с Китаем и Центральной Азией «при разменах у китайцев, бухарцев и на Камчатке в качестве счетной монеты тюнь китайки… и лисица красная». В Сибири выплата жалованья чиновникам меховым товаром строго возбранялась, чтобы те не выдавали хороший мех за плохой при его оценке.
В степной зоне Сибири для торговли использовали скот – лошадей, овец, коз. На севере Якутии – кость мамонта, табак. В Забайкалье – брусок чаю весом до 3 фунтов (1,2 кг).
Кроме сферы торговли денежные знаки широко применялись в качестве пожертвований различным божествам и духам обско-угорского пантеона. До сих пор у мест поклонения находят в немалом количестве монеты XVII–XIX вв.
Однако с середины XIX века общероссийские денежные знаки начинают постепенно вытеснять традиционные, чему способствовали постоянно увеличивающееся присутствие русскоязычного населения в крае, расширение масштабов торговли, распространение аренды рыболовных угодий и прав на поселение и ведение промыла. В изменении демографической и социально-экономической ситуации на территории Севера Западной Сибири огромную роль сыграло развитие пароходного сообщения, связавшего край с югом Сибири, в первую очередь с Томском и Тобольском.
На рубеже XIX–ХХ вв. в Сургутском уезде белка по-прежнему применялась при расчетах с коренными жителями наряду с монетами и банкнотами. Их курсовые соотношения менялись в зависимости от размеров добычи пушного зверя. «В Ваховском крае единицей ценности служит белка, хотя в то же время существуют в обращении и денежные знаки. Курс на белку постоянно колеблется. За последние годы цена ей была 10–12 коп. за штуку», но было время (в 1902 г.), что цены повышались до 20 копеек.
На Обдорской ярмарке в конце XIX в. ненцы предпочитали уже отдавать пушнину за наличные, а не за товар или в кредит. Как отмечал известный исследователь Тобольского севера А.А. Дунин-Горкавич, «Инородцы в настоящее время [в начале ХХ в. – В.Ц.] почти не меняют белку на товар. Они сначала продают белку, а затем покупают необходимый им товар». Аналогичные явления наблюдаются как на Тобольском севере, так и в большинстве районов Сибири в целом.
Использование денег не только для ярмарочной торговли, но и для кредитования, выплаты налогов требовало их подсчета. Каким образом почти поголовно неграмотные ханты и манси справлялись с этой непростой задачей? Об этом сохранилось следующее свидетельство: «В платежных книжках количество полученных денег и шкур обозначается особыми штемпельными знаками, понятными инородцам. Так, крест в круге означает 100 шкур, крест без круга – 10 шкур, прямая вертикальная линия – 1 шкуру… Для обозначения рублей употребляются те же знаки, что и для шкур, а для копеек – кресты и линии меньшей величины».
Подобные обозначения были не единственными, о чем свидетельствует находка, сделанная в Государственном архиве Ханты-Мансийского округа – Югры. В нижней части платежного документа, заверенного подписью и печатью Березовского уездного исправника, нанесен контуром шестиконечный крест, внутри которого помещены знаки, фиксирующие взимание определенной денежной суммы. Сотня обозначена солярным знаком («крест в круге»), десятки – квадратом, единицы х-образным крестом, величины кратные основной – вертикальными линиями. Соответственно, внутри шестиконечного креста записана сумма равная 195 рублям 99 копейкам.
Таким образом, на протяжении многих столетий в Сибири преобладала меновая торговля, а в качестве денежных эквивалентов использовались товары, которые в наибольшей степени обладали признаками денег. Приход русских не только не изменил эту систему, но скорее способствовал ее окончательному оформлению. Вместе с тем распространяется в основном среди пришлого населения и русская денежная система. С развитием хозяйственных связей, транспорта, вовлечения края в капиталистические отношения все большую роль играют в обращении металлические деньги и банкноты, заменяющие пушнину и др. товары в сфере обмена.
К началу революции банкноты и монеты прочно вошли в обиход местного населения. События 1917–1920 гг. внесли изменения не столько в характер торговых операций, сколько в виды используемых денежных знаков: наряду с «николаевками» и «керенками» в широкое употребление вошли «сибирские» деньги, а с января 1920 г. последние вытесняются совзнаками образца 1918 и 1919 гг.
Однако население, в том числе и вполне лояльное советской власти, продолжало хранить припрятанные в «кубышках», а также вероятно и использовать для расчетов, как казалось, более надежные купюры, выпущенные при Николае II и Временном правительстве.
Значительно выросли цены на белку, продажа которой являлась важнейшим источником доходов для коренного населения. Если в довоенный период, как уже отмечалось, стоимость шкурки колебалась от 20 до 40–42 копеек, то в 1918 г. во время традиционной декабрьской ярмарки, проходившей в Ларьяке, белка продавалась по 2,6 руб. за штуку. В Юганской волости Сургутского уезда в 1918 г. средняя цена на белку составляла 1,5 руб. за штуку. Закупленная пушнина была в дальнейшем реализована в Шанхае (400 тыс. шкурок белки по цене от 56 до 70 американских центов за штуку, что составило в среднем по 3,25 руб. по тогдашнему курсу) и на аукционе в Нью-Йорке.
Хотя с началом Первой мировой войны в России был введен сухой закон, на курсировавших по Оби и Иртышу пароходах в 1915 г. можно было полулегально приобрести алкогольные напитки по цене до 10 руб. за бутылку. Летом 1919 г. в Кушевате Березовского уезда полбутылки спирта продавалось уже за 100 руб.
Несмотря на инфляцию, бумажные денежные знаки по-прежнему широко использовались населением для торговых операций и накопления. Повсеместно применялась также и кредитная система, когда мука и др. товары первой необходимости отдавались рыбакам и охотникам по определенной фиксированной цене, взамен же они должны были поставить опять же по фиксированной цене эквивалентное количество промысловой продукции.
Переход к нэпу сопровождался дальнейшим ростом цен, превратившимся в гиперинфляцию, что привело к восстановлению натурального обмена, в котором роль всеобщего эквивалента вновь стали играть пушнина и рыба.
В 1922 г. с одной стороны возник «денежный кризис», когда нечем стало выплачивать заработную плату служащим, нести ряд социальных расходов. С другой стороны стоимость денег начала стремительно падать. Сфера денежного обращения за пределами административных центров сокращается.
Единый сельскохозяйственный налог измерялся в золотых рублях, но собирался с местного населения не денежными знаками, а продукцией традиционных промыслов, единицами измерения которых служили белка, мерная нельма (для «белой» рыбы), мороженая щука (для «черной» рыбы). Так, шкура лося приравнивалась к 6–10 белкам, выдры – 10–20 белкам, соболя – 40–60 белкам; 1 пуд окуня – 20 фунтам мороженой щуки, 1 пуд язя – 1 пуду 10 фунтам мороженой щуки и т. д. [26, л. 75] Тем не менее, подобное явление осознавалось как временное, вызванное чрезвычайными обстоятельствами. «В целях укрепления советского рубля» в октябре 1923 г. Сургутский уездный исполком постановил налагать штраф в 300 руб. или привлекать к принудительным работам на срок до 3 месяцев тех, кто отказывается использовать в торговых сделках советские деньги.
Несмотря на этот грозный приказ, сфера использования денежных знаков оставалась узкой. Как отмечал председатель Александровского райисполкома В.С. Неустроев «у населения дензнаки появляются в очень и очень малых размерах», при этом потратить деньги было затруднительно, т. к. хозяйственные организации по-прежнему «торгуют на белку».
В середине 1920-х гг. возобновляется работа Ларьякской и др. ярмарок. С этого момента можно говорить о восстановлении денежного обращения на территории Севера Западной Сибири в объемах и формах, сопоставимых с предреволюционными. Тем не менее, в докладе на заседании президиума Тобольского окружного исполкома, состоявшемся 26 апреля 1926 г., отмечалось, что «денежное обращение на Севере внедряется чрезвычайно медленно… туземное население считает пушнину валютой, пренебрегая деньгами. Впрочем, по сравнению с [19]23 г. наблюдается определенный сдвиг в пользу денежного обращения».
Таким образом, в течение первой четверти ХХ в. денежное обращение на территории Севера Западной Сибири претерпевало те же трансформации, которые происходили во всей стране, что говорит о сложившихся устойчивых экономических связях региона с другими регионами Сибири, преодолении натуральной замкнутости. Однако темпы этих изменений были замедленными.
Особенности хозяйственного уклада региона предопределяли рецидивы явлений, связанных с системой меновой торговли.
