О.В. Семенов
Знаменитый поход Ермака Тимофеевича нанес сокрушительный удар по юрту «царя» Кучума. В результате этого события началось присоединение бескрайних просторов Сибири к Московскому государству. «За Камень» хлынул поток русских переселенцев, силами которых осуществлялось военно-служилое и экономическое освоение края.
Одним из наиболее устойчивых социальных институтов эпохи Средневековья и Нового времени была община («мир»). Общины составляли значительную часть русского общества. Существование мирской организации было вызвано как потребностями населения, так и интересами государства. С одной стороны, «мир» защищал своих членов, регулировал их социально-экономическую, семейную, общественно-бытовую и религиозную жизнь, с другой стороны, обеспечивал существующий правопорядок, гарантировал уплату населением налогов и несение казенных повинностей. В связи с этим принято говорить о дуалистической сущности общины.
Не представляла здесь какого-то исключения и Сибирь. Основными корпоративными сообществами края были общины крестьян, служилых и посадских людей. По-видимому, они оформились уже у первого поколения переселенцев. С конца XVI в. «за Камнем» появляются «миры» узкопрофессионального характера, к которым можно отнести ямщиков. Верхотурский и Туринский ямы были основаны в 1600 г., Тюменский — в 1601 г. Демьянский и Самаровский ямы (современные с. Демьянское Уватского района Тюменской области и г. Ханты-Мансийск) появились в конце 1620-х — начале 1630-х гг., а функционировать начали соответственно в 1635/36 и в 1636/37 гг. Учреждение системы ямской гоньбы было продиктовано желанием властей установить качественную и надежную связь между центром и далекой «восточной украиной».
По своему социальному положению и интересам ямщики ближе всего стояли к приборным служилым людям (стрельцам и городовым казакам), занимали промежуточное положение между ними и тяглецами — крестьянами и посадским населением. За транспортировку грузов и следовавших по государственной необходимости лиц они получали из казны денежное и хлебное жалованье. Впрочем, фактически сразу же население сибирских ямов (за исключением Самаровского) было лишено окладов натурального обеспечения и переведено на службу «с пашни». В свободное от гоньбы время ямщики активно занимались земледелием, животноводством, промыслами и торговлей, играя заметную роль в деле колонизации региона.
Важное место в жизни средневекового социума занимала религия. С целью удовлетворения духовных нужд и коллективного культового общения православное население городских и сельских территорий страны объединялось в приходы — низшие церковно-административные единицы, представлявшие собой окормлявшиеся в одном храме или часовне общины верующих (прихожан). В зависимости от региона они существенно отличались друг от друга по своей структуре, деятельности и отношениям с властями. На Русском Севере приходы зачастую совпадали со светскими «мирами». За пределами Уральского хребта это встречалось реже. Тем не менее на протяжении длительного времени сибирские приходские общины во многом напоминали поморские, что неудивительно: в Сибири укоренилось немало поморских традиций благодаря близости социально-экономического строя двух регионов (преобладание черносошных земель) и тому, что большинство переселенцев «за Камень» происходило с Русского Севера.
Вплоть до начала XVIII в. сибирские приходские общины пользовались широкой автономией. В дальнейшем наблюдалось существенное изменение облика сибирской приходской общины за счет усиления контроля со стороны светских и церковных властей.
Население каждого западносибирского яма и располагавшейся при нем слободы составляло отдельную общину. При необходимости ямщики собирали сход, на котором разбирались важнейшие вопросы жизни «мира». Все решения принимались большинством голосов. Здесь же избирались должностные лица (ямские старосты, десятники и т. д.). Текущим делопроизводством ведал ямской дьячок.
Функционирование приходских общин мы проследим на материалах Демьянского и Самаровского ямов, каждый из которых представлял отдельный ямской «мир», по-видимому, совпадавший с религиозным.
Приход оформлялся по инициативе населения, которое обращалось к епархиальным властям с просьбой о возведении храма или часовни. Нередко культовый объект сооружался на средства самих мирян. Впрочем, в ряде случаев по их челобитной необходимую сумму или ее часть могло выделить государство. После завершения строительных работ прихожанам выдавалось разрешение на освящение здания и начало богослужений.
С большой долей вероятности можно утверждать, что первые культовые сооружения на Демьянском и Самаровском ямах возникли если не сразу, то уже вскоре после основания этих ямских поселений. К сожалению, доподлинно неизвестно, когда эти события произошли, тем более что в исследовательской литературе и вопрос о времени основания самих ямов до сих пор окончательно не разрешен. Не вполне понятными остаются также характер и посвящение храмов. В свое время Х.М. Лопарев предположил, что на Самаровском яме изначально имелась деревянная церковь во имя св. Николая Чудотворца, покровителя плавающих и путешествующих. Данный вывод был подхвачен последующими исследователями. По предположению А.Т. Шашкова, скорее всего Никольскую церковь воздвигли после того, как весной 1640 г. самаровские ямщики С.Т. Ерш «с товарыщи» подали в Москве челобитную «о церковном строенье». В дальнейшем она превратилась в придел возведенного здесь храма во имя Покрова Пресвятой Богородицы. Впрочем, обнаруженные нами документы дают основание полагать, что Никольская церковь была не первой местной культовой постройкой. Не случайно в одной из своих челобитных (1640/41) самаровцы недвусмысленно подчеркивали, что сразу же после поселения они «поставили часовню».
Сооружение на первых порах не церкви, а часовни, по-видимому, объяснялось ограниченными финансовыми возможностями ямщиков и отсутствием действенной помощи со стороны правительственной администрации. По наблюдениям Н.Д. Зольниковой, в Сибири даже во второй половине XVIII в. «в отдаленных местах церковь нередко «на первый случай», до того, как община соберет средства на возведение большого храма, строилась в виде часовни с «прирубленным» к ней алтарем или алтарь имелось в виду «прирубить» позже. В особенности это практиковалось в северных, населенных аборигенами районах, так как на казенный счет церкви там возводились только на начальном этапе христианизации».
Немногим проще обстоит дело с Демьянским ямом. По свидетельству его жителей (1640/41), вскоре после обустройства они «поставили… храм с пределом». Судя по всему, это была церковь Николая Чудотворца с приделом Алексия человека Божия. По-видимому, через какое-то время последний обветшал (или пострадал от пожара), что потребовало его восстановления. В 1689 г. по указу митрополита Сибирского и Тобольского Павла из Тобольска на Демьянский ям «для освящения предела святаго праведнаго Алексия человека Божия» прибыл дьякон Софийского собора Осип Афанасьев.
Как правило, именно миряне подыскивали для себя священно- и церковнослужителей и утверждали их на приходском сходе. По-видимому, приходской сход на Демьянском и Самаровском ямах сов падал со сходом светской общины, с той лишь разницей, что председательствовал на нем не ямской староста, а церковный.
В XVII в. укомплектованной считалась церковь, в которой имелись священник, дьякон (или дьячок) и пономарь. Иногда в источниках упоминается также трапезник (церковный сторож). С выбранным кандидатом заключался устный или письменный договор. В случае невыполнения его условий прихожане могли сместить неугодное духовенство.
Штат церквей Демьянского и Самаровского ямов состоял из попа, дьякона (дьячка) и пономаря. Порой отдельные должности совмещались в одном лице, что было довольно распространенным для Урала-Сибирского региона явлением. Так, в 1659/60 г. в Покровской церкви Самаровского яма служили поп Константин Антипин и Иван Самсонов. Последний выполнял обязанности дьячка и пономаря. В 1676/77 г. покровским попом был Епифан Яковлев, дьячком — Максим Михайлов, а пономарем — Иван Яковлев. Епифан достоверно служил здесь уже в марте 1676 г., а также в 1677/78 и 1678/79 гг. В 1679/80 г. на Самаровском яме числилось уже два священника — Епифан и Даниил Яковлевы. Помимо них в состав приходского клира входили дьячок Васька Федоров сын Арефьев и пономарь Степан Семенов. В 1683 г. причт состоял из попа Леонтия Терентьева, дьячка Васьки Федорова и пономаря Елизарки Андреева сына Кайгородова. По всей вероятности, Леонтий был сыном Терентия Дмитриева — священника Никольской церкви Демьянского яма. Наконец, переписью 1710 г. отмечены самаровские попы Борис Васильев и Иван Сидоров. В Никольской церкви Демьянского яма в начале 1640-х гг. служил поп Дмитрий Савинов. В 1659/60 г. обязанности священника выполнял Борис Сидоров, а дьячка и пономаря — Иван Артемьев. В 1670/71 г., а также в марте 1676 г. никольским попом значился Терентий Дмитриев. Согласно переписи 1683 г. причт состоял из священника Алексея Терентьева, дьячка Зиновия Меркурьева, пономаря Данилы Алексеева. По-видимому, первый был сыном Терентия Дмитриева. Иными словами, здесь мы наблюдаем нередкую в среде белого духовенства практику наследования церковных должностей, поощряемую самими прихожанами, которые были заинтересованы в том, чтобы их обслуживали проверенные и хорошо известные лица. В Никольской церкви Алексей Терентьев достоверно числился еще в 1690 г. В 1710 г. на Демьянском яме находились попы Федот и Захарий Зиновьевы, дьячок Василий Максимов и пономарь Артемий Васильев Третьяков (скорее всего, сын отставного дьячка Василия Третьякова).
Довольно непростым представляется вопрос о материальном обеспечении клириков. В одних случаях их содержали прихожане. В других, по просьбам мирян, денежная и натуральная руга (жалованье) предоставлялась государством, что, несомненно, ослабляло зависимость местного духовенства от общины. Впрочем, с целью экономии финансовых средств на протяжении XVII в. в Сибири количество получавших казенное обеспечение приходских церквей сокращалось. Вдобавок причт «кормился» различного рода приношениями и пожертвованиями, взимал с населения плату за требы, извлекал доходы от эксплуатации сельскохозяйственных угодий и т.д.
Согласно имеющимся в нашем распоряжении источникам вплоть до конца XVII в. священно- и церковнослужителям Самаровского яма выплачивалась казенная руга. Вероятно, это объяснялось неблагоприятными природно-климатическими условиями в Обь-Иртышском междуречье, препятствовавшими развитию хлебопашества, а также непростым положением самих ямщиков, которые были не в состоянии содержать клир.
Если денежное жалованье самаровский причт получал из местных сборов, то натуральное присылалось для него из Тобольска и крестьянских слобод. В конце 1650-х — начале 1660-х гг. покровскому попу ежегодно предоставлялось 5 рублей, 5 четей ржи, 4 чети овса и 2 пуда соли, а дьячку и пономарю — 3 рубля, 3 чети ржи, 2 чети овса и пуд соли. К 1683 г. размеры руги изменились: священнику полагалось 3 рубля, 3 чети ржи и 3 чети овса годового обеспечения, а каждому причетнику по 1,5 рубля, чети с осьминой ржи и чети с осьминой овса. Одновременно клирики владели небольшими угодьями. За попом числилось сенных покосов на 20 копен, за дьячком — на 50, за пономарем — на 20.
Жалованье выплачивалось нерегулярно. В конце 1685 г. ямщики составили слезную челобитную. В ней отмечалось, что, согласно царской грамоте 1660/61 г. и памяти разрядного воеводы И.А. Хилкова, «велено Самаровского яму ружником» выдавать жалованье «на Самаровском яму приказным людем (ямским приказчикам. — О.С.) из вашего, великих государей, денежного збору самаровских доходов». Что касается хлебной руги, то ее ямщики должны были «привозить из слобод на ям» «с своими оклады». За хлебным жалованьем приходилось ездить в Тобольск или в «пашенные» слободы. Однако теперь эта грамота «застарела» и причт уже много лет не получает казенного обеспечения, поскольку приезжающим за своим жалованьем в Тобольск ямщикам воеводы хлеб для духовенства не дают. Сами церковники по причине дальнего расстояния ездить за ним не могут, так как это чревато приостановкой служб. Что касается денежной руги, то ее ямские приказчики «без тоболских указных памятей» не предоставляют. Ямщики же по причине нужды и бедности содержать местный клир не имеют возможности. Челобитная завершалась просьбами компенсировать попу и причетникам невыплаченное за предшествующее время жалованье и впредь выделять его без всякой «мешкоты»: деньги — на Самаровском яме, хлеб — «в Тоболску или в слободах».
Москва оперативно отреагировала на эти жалобы. Ответным приговором (1686) Сибирский приказ удовлетворил часть ямщицких просьб. Однако вопрос о выдаче клиру руги за прошлые годы столичные администраторы, по-видимому, обошли стороной.
На государственном обеспечении поначалу находился и штат Никольской церкви Демьянского яма. Так, в 1659/60 г. попу Борису Сидорову следовало выдать 5 четей ржи, 4 чети овса и 2 пуда соли, а дьячку и пономарю Ивану Артемьеву — 3 чети ржи, 2 чети овса и пуд соли. В последующем власти возложили обязанность по содержанию клира на население. Уже в 1683 г. он «кормился» «от мирских людей ругою». Тогда же за попом Алексеем Терентьевым числились сенные покосы на 150 копен, а за дьячком Зиновием Меркурьевым — на 100 копен. Что касается пономаря Данилы Алексеева, то он никакими угодьями не владел.
Впрочем, через какое-то время причт вновь перевели на казенное жалованье. Не последнюю роль в этом сыграло тяжелое положение демьянских ямщиков, вызванное интенсивной гоньбой, недостатком пашенных земель и размеров обеспечения, привлечением к «службам» неямского характера, многочисленными злоупотреблениями со стороны представителей воеводской администрации и проезжих лиц и т.д. Известно, что в январе 1690 г. в ответ на челобитную попа Алексея Терентьева «с причетники» тобольскому воеводе С.И. Салтыкову была отправлена царская грамота. Она предписывала предоставить клиру денежное жалованье «по окладом их на Демьянском яму из демьянского таможенного збору и из ыных доходов». Позднее те же священно- и церковнослужители просили выплатить им казенную денежную ругу на текущий 1690/91 г. и впредь ее «по вся годы давать» «на Демьянском яму из демьянских денежных доходов». Руководством Сибирского приказа эту челобитную решено было удовлетворить.
Церковь играла значительную роль не только в религиозной жизни общества. В приходском храме население целовало крест на верность новому монарху. В марте 1676 г. именно в церквях своих ямов демьянцы и самаровцы присягали царю Федору Алексеевичу. В церкви будущих ямщиков приводили к присяге, зачитывали касавшиеся всего «мира» объявления, обсуждали челобитные, хранили мирскую казну и документы, в том числе царские грамоты. В церковной трапезной нередко собирались сходы светской общины, решались вопросы суда и управления, устраивались коллективные пиры (братчины или кануны) и т.д.
Сфера деятельности местных батюшек не ограничивалась контролем над нравственным состоянием паствы (исповедь, наставление в вере, наложение епитимии). Как лица грамотные и авторитетные (хотя в реальной жизни авторитет приходского духовенства далеко не всегда оставался на должной высоте), они вместе с другими членами причта принимали живейшее участие в решении далеких от религии вопросов. Например, вскоре после основания Демьянского и Самаровского ямов власти поставили вопрос о прекращении выплаты ямщикам натурального жалованья и переводе их на службу «с пашни». Осенью 1642 г. из Тобольска в низовья Иртыша выехали дозорщики — письменный голова С.У Баскаков и подьячий Е. Кособоров. Их сопровождали крестьяне («которым пашенные земли за обычей») и толмач. В задачу этих должностных лиц входил поиск сенокосных угодий и пригодных для хлебопашества земель. На месте Баскакову предписывалось «взять… попов (курсив наш. — О.С.) и старост, и ямских охотников лутчих людей, и ясачных остяков, которые наперед сего про пустые земли… сказывали», и «иных ясачных остяков, которые около Самаровского яму живут», и вместе с ними «досмотрить и измерить» необходимые территории.
По крестьянским слободам Сибири известно, что священники и мирские старосты управляли населенным пунктом вместо отлучившегося приказчика. Также они разбирали конфликтные ситуации среди прихожан (причем не только по духовным делам), скрепляли подписями мирские челобитные, «выборы» и т.д. Конфессиональные общины Западной Сибири возглавляли церковные (приходские) старосты. Они выбирались сходом на определенный срок из числа «добрых и прожиточных» прихожан. Эти должностные лица представляли интересы религиозного «мира» перед местным клиром и церковными властями. Под их руководством содержался и ремонтировался храм. Они же следили за укомплектованностью церкви кадрами духовенства, заведовали и распоряжались приходской казной и хозяйством. Приходская казна считалась не только собственностью церковной организации, но также являлась страховым, запасным фондом «мира»: при необходимости церковный староста предоставлял светской общине взаймы необходимую сумму.
Большое внимание старосты уделяли тому, чтобы храм был обеспечен «потребами», за которыми регулярно приходилось ездить в европейскую часть страны. Чаще всего они закупались на средства самих прихожан, хотя в отдельных случаях по просьбам населения деньги могли быть выделены государством. Так, в 1668/69 г. в Москву «бить челом от миру о годовом денежном жалованье» прибыл демьянский ямщик Т. Карпов. Здесь он приобрел «к церкви святаго Николы Чюдотворца и Алексея человека Божия» 12 миней месячных, часовник, кадило, пуд ладана, 2 ведра церковного вина, 6 пудов воска, стопу бумаги и 2 пуда меда. Под этот груз власти предоставили необходимые подводы.
В 1687/88 г. самаровцы закупили в первопрестольной на церковные нужды 10 пудов воска и 2 пуда ладана, а демьянские — 2 Евангелия напрестольных «со евангелисты», «крест благословенной серебреной», паникадило, 2 лампады, несколько пудов воска и пуд ладана. В начале 1690 г. самаровские и демьянские ямщики И. Хозяинов «с товарыщи» приобрели в Москве 10 пудов воска, 2 ведра церковного вина, пуд меда, 15 золотников оклада, пуд белого железа, 12-пудовый колокол, 3 пуда ладана, 4 книги. Наконец, в 1697 г. ямщик А. Малаков доставил из Москвы на Демьянский ям 10 пудов воска, 2 ведра церковного вина и 1,5 пуда ладана.
Нередко церковные старосты привлекались к делам, выходившим за рамки приходской жизни, что было довольно распространенным в районах черносошного землевладения явлением. Так, в 1690 г. самаровские ямщики пожаловались на чинимые проезжими лицами злоупотребления. При этом к их челобитной вместо ямского старосты Д. Логинова, десятников и рядовых ямщиков «по их веленью староста церковной Максимка Михайлов руку приложил».
Таким образом, на примере жителей Самаровского и Демьянского ямов мы видим, что в XVII — начале XVIII в. приходская жизнь русского населения Западной Сибири развивалась в русле православных традиций черносошного Поморья. Конфессиональные общины располагали здесь широкой степенью самостоятельности, играя важную роль в вопросах строительства и содержания своих храмов (часовен), а также в пополнении и обеспечении их штатов. При этом компетенция приходского духовенства выходила за рамки собственно религиозных вопросов. Она охватывала многие сферы повседневного существования местного социума.
