И.Я. Неклепаев
…Местность, о которой я собираюсь говорить, это — Сургутский округ Тобольской губернии, расположенный по среднему течению реки Оби и ее притоков, на границе Тобольской и Томской губерний. Преобладающее по численности население этого края, вообще крайне малолюдного и пустынного, — оседлые остяки, живущие в юртах, разбросанных по берегам Оби и по некоторым наиболее крупным ее притокам. Русское же население, весьма здесь немногочисленное, сосредоточивается лишь в окружном городе Сургуте и в немногих, 6—7, чисто русских поселениях. Главным занятием жителей края, как русских, так и инородцев, являются рыбные и лесные промыслы. Хлебопашеством здесь не занимаются, оно прекращается верст за 500 от Сургута, приблизительно на середине пути, если ехать из Тобольска по Иртышу вниз, между Тобольском и с. Самаровским. Но в последнее время, с развитием по Оби пароходства, все эти промыслы отступают на задний план перед тем заработком, какой дают населению города и деревень, куда пристают пароходы, — доставкой пароходских дров, в громадном количестве поглощаемых обскими пароходами и заготовляемых обыкновенно зимой. Кроме того, для жителей русских деревень и более состоятельных горожан некоторый заработок дает и извоз.
Хотя мои наблюдения относятся, главным образом, к городу Сургуту (и исключительно к русскому населению края), но Сургут, населенный казаками, теперь обращенными в мещан и крестьян, с очень небольшим пришлым элементом в виде администрации и невольных обитателей, в сущности, ничем, кроме присутствия здесь окружного начальства, не отличается от других русских поселений округа. Городовое поселение в Сургуте еще не введено, и хотя он считается уездным городом, но это скорее небольшое село, где есть полицейское управление, почтовая контора, небольшая воинская команда и три изнывающих от скуки жандарма. Вот и все городские атрибуты Сургута. Здесь нет ни казначейства, ни суда, ни даже тюрьмы. И вообще, таких городов, как Сургут, вероятно, очень немного в России.
Невелики преимущества Сургута и в культурном отношении перед округом. В начале 1890-х гг., к каковому времени относятся мои наблюдения, на весь город с 2000-м населением было только две школы, это — приходское училище для мальчиков и небольшая школа грамотности для девочек, конечно далеко не вмещающие в себя всех желающих учиться детей. В это же время появилась первая и единственная школа в уезде — в одной из ближайших к Сургуту русских деревень. Этим и ограничились здесь все меры к развитию народного образования. Но нужно заметить, что эти три школы — продукт самых последних лет, а раньше, до конца 1870-х гг., когда здесь появилось приходское училище, ни в городе, ни в уезде не было ни одной школы.
В таком же неудовлетворительном состоянии, впрочем, как и повсюду в Сибири, находится здесь и медицинская помощь. Будет даже правильнее сказать, что русское население края почти совсем лишено медицинской помощи, так как имеющаяся в городе и единственная на весь уезд больница приказа общественного призрения на 12 или 16 коек предназначена исключительно для инородцев (главным образом для лечения остяков от сифилиса). А обставлена эта больница столь жалким образом, что сплошь и рядом здесь нельзя было достать (в городе, конечно, нет аптеки, и лекарства продаются при больнице) самых элементарных медикаментов, вроде, напр., хины или салицилового натра. Я не говорю уже о хирургических инструментах, о самой обстановке больничного лечения. Все это имеет воистину анекдотический характер.
До 1888 г. на весь город и округ был один только врач, и когда он уезжал по округу, а в округе есть селения, отстоящие от Сургута на 1000 и более верст, не говоря уже про сургутские пути сообщения, при которых и на поездку в 20 верст можно ухлопать несколько дней, — то все городское население на несколько месяцев оставалось совершенно без всякой медицинской помощи на попечении одного фельдшера (из двух состоящих при враче фельдшеров одного он брал с собою в уезд). Но если фельдшера и в России представляют элемент крайне сомнительный, то о сургутских и говорить нечего. Огромное большинство их, по крайней мере при мне (1885—1891 гг.), кажется, ровно ничего не знает, кроме как ставить клистиры и «пускать» кровь. В уезде, впрочем, не было даже и фельдшеров. Единственными представителями медицинской помощи в уезде, в двух или трех селах были оспопрививатели, — невежественные, даже прямо неграмотные и вообще ниже всякого описания. Это почти полное отсутствие до недавнего времени каких бы то ни было средств к образованию, с одной стороны, и жалкое состояние медицинской части, с другой, на общем фоне дикости и захолустности края, создают, конечно, прекрасную почву для того, чтобы народная медицина расцвела здесь самым пышным цветом.
III
Сделаться знахарем (или лекарем), по мнению сургутян, вовсе не хитро. Стоит только взять «Васильевский огарок» и, отправившись с ним ночью на Иванов день (23 июня) в лес, забраться в самую чащу, где больше всяких разных трав, и, очертивши этим огарком широкий круг, засесть в него и дожидаться полуночи… А что будет в полночь, об этом сургутяне рассказывают так: «В полночь заговорят травы, и всякая трава начнет сказывать своим голосом, от какой она болезни лечит. Та скажет: я лечу от хрипоты, другая: а я от ломоты… И пойдут промеж них разговоры, всякая трава начнет как бы хвастаться, а ты только сиди, да слушай, да запоминай. А потом, расчертившись (огарком в обратном направлении тому, как очерчен был круг), нарви себе этих трав, и будешь большим знахарем, будешь доподлинно знать, от какой болезни какая трава помогает… Но только, — прибавляют рассказчики, — для этого большая сметливость нужна… Жутко в лесу сидеть одному до полуночи, а как заговорит всякая трава по-своему и начнут на них прыгать огоньки — на всякой траве свой огонек: то зеленый, то синий, то красный, — такой страх нападет, что не выдержишь, только успеешь расчертиться и убежишь…»
Так рассказывают сургутяне об ужасах Ивановской ночи, и в эту ночь, действительно, боятся ходить в лес, а лекарственные травы предпочитают собирать днем, но непременно накануне Ивана Купала. Этим делом обыкновенно занимаются старухи лекарки, которые и лечат потом безвозмездно или за самое скромное вознаграждение — «чем поблагодарят» — всех обращающихся за их помощью больных. К врачу или фельдшеру сургутяне обращаются редко, с большой неохотой и только в тех случаях, когда переберут все свои домашние средства, и последние окажутся бессильными побороть болезнь. А в деревнях и селах, где, как мы видели, нет никакой медицинской помощи, кроме жалких оспопрививателей, и поневоле приходится прибегать только к доморощенным лекарям и лекаркам (последних здесь больше) и лечиться «своими средствиями».
Эти последние здесь столь разнообразны, что нечего и думать о том, чтобы описать их в сколько-нибудь систематическом порядке. Вместе с лекарственными травами тут идет в дело и масса других разнообразнейших средств — начиная какой-нибудь «молчаной водой» или «переносной землей» и кончая «сном Пр. Богородицы». Ниже я представлю лишь ряд наиболее распространенных в здешнем крае болезней и все известные мне местные способы их лечения. При этом я буду придерживаться исключительно воззрений самих сургутян, так что в ряду этих болезней, с одной стороны, могут оказаться и некоторые проблематические, вроде, напр., болезни, появляющейся, по словам сургутян, от того, что съешь какую-нибудь пищу, которую понюхала собака или кошка, а с другой — в этот ряд могут не попасть и некоторые очень существенные болезни, скрываясь в таких неопределенных выражениях, как простуда или ломота в костях. Вообще, нужно заметить, что сургутские болезни, по-видимому, несложны, по крайней мере, по определению самих сургутян. По этому поводу мне вспоминаются слова Монтаня, который, говоря в своих «Опытах» о преимуществах простого народа перед культурным обществом, между прочим, писал:
«У народа самые имена болезней как бы смягчают их и делают более легкими: чахотку они называют кашлем, дизентерию — расстройством желудка, плеврезию — простудой и, соответственно с этими успокоительными названиями, спокойно переносят недуг; он должен быть уж очень тяжел, чтобы заставить их прервать работу; в постель они ложатся для того, чтобы умереть».
Вообще же, сургутяне различают следующие болезни: «лихорадочну болезнь, которая берет жаром и дрожжом» — иначе она называется здесь «лихоманкой» или «кумахой», «сердечну болезнь», под которой разумеют отнюдь не болезнь сердца, а какое-то желудочно-кишечное расстройство (боль под ложечкой сургутяне называют: «сердце болит»), «гортанну болезнь» (болезнь горла), «нутряну боль» или «болезнь по внутренностям», «безумку» (сумасшествие) и проч.
IV
Наиболее распространенными в Сургутском крае болезнями являются лихорадки, ревматизмы и вообще простудные заболевания, что объясняется как климатическими и почвенными условиями местности, так и образом жизни населения края. Европейскому жителю трудно даже представить себе то обилие воды, какое появляется здесь летом, когда разольется Обь. Вода в Оби начинает прибывать, по заметам сургутян, с Васильева дня (12 апреля) и прибывает без перерывов вплоть до Петрова дня (29 июня), т.е. без малого в течение трех месяцев, тогда как в европейских реках разлив продолжается не более 2—3 недель. Затем некоторое время Обь стоит на одном уровне, и лишь с середины июля вода начинает сбывать, чтобы только к сентябрю стать «в трубу». Таким образом, помимо естественных болот, которых здесь тоже достаточно, Обь своими разливами делает болотистыми на летнее время (по спаде воды) и все затопляемые ею окрестности и этим создает, конечно, благоприятную почву для всевозможных лихорадочных заболеваний.
Кроме того, этому же способствуют и местные промыслы, особенно рыбные, которые происходят здесь главным образом весной и осенью; при суровом и крайне непостоянном сургутском климате и при необходимости все это время бродить в воде, эти промыслы, конечно, немало содействуют развитию ревматических и всяких простудных заболеваний. Словом, для развития «костной болезни», как выражаются сургутяне, куда они относят и лихорадку, так как от нее кости ломит, здесь слишком даже достаточно причин. И действительно, трудно встретить сургутянина, который в той или другой форме не отдал бы дань лихорадке или не страдал бы ревматизмом, особенно под старость, не говоря уже о легких простудных заболеваниях, которым, впрочем, сургутяне не придают значения и обыкновенно не принимают против них никаких особенных мер: сходят в баню и постараются, если есть возможность, отлежаться дома. Но что касается лихорадки, то здесь ее считают одной из самых злых болезней, от которой уж не отделаешься одной баней, и против нее сургутяне употребляют массу всевозможных средств. А о самой болезни здесь существует даже поверье, что это — целая семья, состоящая из 12 сестер, которые трясут и колотят человека, причем когда наступает особенно сильный пароксизм болезни, это действует самая главная сестра — 12-я. Все эти 12 сестер — порождение знаменитой Иродиады, жены Ирода, потребовавшей голову Иоанна Крестителя. В силу этого же поверья специальным целителем лихорадки считается Иоанн Креститель, или, как чаще зовут его сургутяне, Иван Предтеча, которого обыкновенно величают в таких случаях: «Многомилостив и исцелитель всей костной болезни!»
По мнению сургутян, лихорадка может принимать иногда и человеческий образ и вообще действовать как какое-то особое живое существо. Поэтому одним из самых радикальных средств от лихорадки сургутяне считают лечение в черной бане. Сущность этого лечения состоит в том, что больной на время приступа лихорадки должен в бане (обязательно черной) залезть на каменку и лежать там безмолвно и неподвижно. Во время приступа лихорадки к нему в баню явится сама лихорадка в человеческом образе (только, по словам сургутян, лица у ней не видно) и начнет всячески стращать больного, будто его задавит «банна суседка» или что вот на него упадет печка и задавит его камнями и проч.
И станет эта «лихорадка» всячески вызывать больного на разговор или на какое-нибудь действие. Но больной должен все время молчать и лежать, как мертвый, и даже не может перекреститься. Если он выдержит это испытание, то «лихорадка » разозлится, что не сумела никак потревожить больного, оплюет ему все лицо и убежит. После этого у больного лицо «опрыщивеет» (покроется прыщами), и ему станет легче. Значит, лихорадка его бросила. Но если же больной как-нибудь пошевелится или что-нибудь проговорит на застращивания «лихорадки», то последняя примется еще злей и тошней его трепать.
Рассказанный сейчас способ лечения крайне любопытен как типичный образчик народной медицины. Вы здесь ясно видите эмпирически Полезное средство, закутанное, если можно так выразиться, в демонологическую оболочку. В сущности, все это лечение сводится к тому, чтобы вызвать у больного пот, что, конечно, вполне рационально при простудной лихорадке, которая чаще всего здесь бывает. И вот больного заставляют залезть в бане на каменку, но это, по-видимому, считается недостаточным, и тогда это лежанье на каменке обставляют такими условиями, которые, действуя на психику больного, еще более должны вызвать потоотделение. Нужно лежать безмолвно и неподвижно, что создает известное столь же физическое, сколько и психическое напряжение, — в бане, которая считается здесь самым страшным местом, и куда сургутянин даже днем ни за что не пойдет на долгое время один, и при этом еще ожидать прихода какой-то страшной гостьи, которая вдобавок будет пугать больного банной суседкой и тому подобными ужасами
В сущности, этого одного достаточно, даже если бы баня была совсем холодной, чтобы от напряженного состояния и от всех ожиданий суеверного сургутянина прошиб пот. Таким образом, вы видите здесь соединение и физических, и психических факторов, направленных против болезни, и участие этих последних особенно характерно для народной медицины. Ниже мы не раз еще встретимся с этим, а теперь я хочу рассказать еще об одном способе лечения лихорадки, где последняя тоже фигурирует в качестве какого-то живого существа. Но здесь дело обстоит уже совсем просто. Именно: на время приступа лихорадки рекомендуют садиться в погреб, причем идти в погреб обязательно нужно «взапятки» (задом), и просидеть там все это: время одному взаперти. По-видимому, это значит просто скрыться от лихорадки, конечно, с известными предосторожностями (взапятки, чтобы след шел от погреба). Но лихорадка тем не менее будет искать больного, и если не найдет, то больному будет легче. Если же в это время, несмотря на запоры, кто-нибудь явится к больному в погреб, это значит — пришла лихорадка в человеческом образе, которая, разыскав свою жертву, станет еще больше ее мучить. С этою же целью скрываться от лихорадки советуют под опрокинутую кадку или накрывают больного на время пароксизма «поганым» корытом (в котором моют белье и кбторое здесь имеет какое-то особенное значение и употребляется при некоторых гаданьях).
Впрочем, по понятиям сургутян, лихорадка может принимать и не только человеческий образ. Так, если во время пароксизма болезни на больного сядет муха, то советуют сейчас же ловить эту муху и садить ее в какой-нибудь кожаный мешочек (предпочтительно в «пузырь» от тетерьки — опорожненный тетеревиный желудок). А затем этот мешочек с мухой бросить в печку, и когда он сгорит, то болезнь, по словам сургутян, будет вырвана с корнем. Обращаясь теперь к другим средствам, которые употребляют сургутяне от лихорадки, в нижеследующем списке я отнюдь не думаю исчерпать их все, а привожу лишь наиболее известные. Вот эти средства.
1) Если тихо подкрасться к тому дереву, на котором кукует кукушка, и взять из-под дерева землицы или отколупнуть с этого дерева кусочек коры, то эта землица или кора помогают от всех болезней, но «наипаче от лихоманки».
Специально же от лихорадки употребляются следующие средства:
2) Пьют настой полыни (такой консистенции, чтобы он был «жаркого цвета»). Если с полыни вырвет больного, то этой рвотой обмазывают все тело до лица включительно. После этого, по словам сургутян, на теле и на лице больного должны появиться прыщи и другие «больнушки». Это значит, что лихорадка «оплевала» больного и бросила, после чего больной обязательно должен выздороветь. Вообще, если больной лихорадкой «опрыщивеет», это всегда служит симптомом выздоровления. С этой же целью во время пароксизма напиваются до рвоты вином и затем мажут себя этой рвотой, после чего больной будто бы должен «опрыщиветь» и выздороветь.
3) Дают пить больному настоянный на водке нюхательный табак с сырым яйцом (чем крепче, тем лучше).
4) Пьют настоянный в теплой воде порошок мамонтова рога.
5) Поят больных редечным соком, выжатым из тертой редьки, с каким-то наговором.
6) Пьют детскую мочу (от детей не старше 5-летнего возраста), мужчины — от мальчиков, женщины — от девочек.
7) Пьют медвежью желчь, настоянную в водке.
8) «Нахлебываются», сколько можно вместить, простокваши.
9) Пьют настой в воде или в водке (густой, как смола) осиновой коры, причем, однако, в дело идет не всякая осина, а отыскивают непременно группу из трех осин и с одной из них берут кору.
10) Ложатся спать на навозной куче.
11) Купаются в холодной воде.
12) Окачивают невзначай больного холодной водой.
13) Пугают больного, напр. стреляют из ружья близ сонного.
14) Мажут дегтем руки, ноги и спину больного (крестообразно).
15) Дают глотать катышки черного хлеба с каким-то наговором на бумажке, завернутой в хлеб.
16) Кладут под подушку или вообще под постель высушенную змею или надевают на шею больному зашитый в тряпочку змеиный «кожух» (оставленную ею кожу при линянье, которую иногда находят в лесу).
17) Дают есть больному пирог с начинкой из сороки.
18) Кладут под подушку кости падали так, чтобы больной не знал об этом.
19) Прячутся в печь перед приступом лихорадки.
20) Пьют настой «троецветки» (трава с тремя цветками «шишечкой» — голубым, алым и желтым) в воде или водке, настоянной до тех пор, чтобы получился «жаркой» цвет. Настой в вине считается более пользительным.
21) С дерева, разбитого молнией, берут щепки и обкуривают ими в комнате больного или кладут их больному под подушку.
От простуды, выражающейся в появлении большого жара, часто сменяемого ознобом, ломотой костей и проч., пьют настой багульника вместо квасу. Пьют еще от простуды настой пихты. С тонких веток пихты соскабливают кожицу и вместе с иглами настаивают в водке. Пьют натощак по рюмке и больше. Настой пихты пьют еще и от чахотки.
От ломоты в ногах простудного происхождения делают «муравейну ванну». Приносят из лесу в мешке муравьев и всыпают их в кадку с горячей водой, чтобы они околели. Затем охлаждают воду до того состояния, чтобы было «в утерп» (можно было терпеть), и ставят туда ноги, закрывши их одеялом, и держат их до тех пор, пока не остынет вода. Делают это до трех раз через день. Кроме того, от той же болезни употребляют еще ванны из кислой гущи из-под квасу, «елочек» (хвои) пихты и конского кала. Все эти ванны приготавливаются тем же способом, как и описанная выше «муравейна ванна».
Наконец, от ревматизма в ногах носят в стельках (на дне обуви) волчье лыко или кладут ноги в свежие березовые листья. Далее, от ломоты в костях втирают в больное место размоченную в воде бодягу или, как ее называют сургутяне, «вотягу», «вишь».
Прикладывают к больному месту лютик (растение, известное и сургутянам под именем лютика же) — средство вроде мушки, но сильнее. Как и при мушке, от лютика нарывает водянистый пузырь. Действует только свежий, только что сорванный с корня.
При ломоте в костях и боли в спине, или в груди, или в голове (простудного происхождения) «жгут ядно». На больное место кладут кусочек сырого трута величиной с кедровый орех и зажигают. Когда трут прогорит, образуется рана, которую прикладывают свежей зайчиной с мылом. Рана загнаивается, и из нее вытекает «дурь», — по объяснению сургутян, эта «кровь перегнаивается и делается «дурыо», ее протирают ветошкой и затем вновь накладывают заячьей шкурой с мылом. Первая зайчина лежит сутки, но в течение этого времени ее несколько раз снимают и «обихаживают»: спрыскивают свежей водой и вновь намыливают. Когда рана начнет заживать, больному станет легче. Средство употребляется здесь вместо банок или пиявок для пускания крови.
При ломоте в пояснице встряхивают больного так, чтоб у него «хрупнуло» в спине. Если в спине при этом «хрупнет», то, по словам сургутян, больному станет легче. Кроме того, при боли в пояснице носят еще на теле медвежий зуб, так чтобы он лежал на пояснице
От ломоты в руке, когда говорят, что «рука развилась», обвязывают руку у кисти или плеча (смотря по тому, где сильнее чувствуется боль) ниткой, свитой «наотмашь» (за спиной).
От зубной боли, которая здесь тоже очень распространена и, вероятно, всего чаще вызывается простудой, сургутяне употребляют следующие средства: прикладывают к больному зубу завернутый в ветошку толченый чернильный орешек, кладут на зуб, тоже в ветошке, листовой табак или трубочный сок, прикладывают к зубу репчатый лук, советуют есть мышиные объедки, т. е. обгрызенный мышами хлеб или что-нибудь подобное, и употребляют еще какие-то наговоры.
V
После простудных болезней, которые мы рассмотрели в предыдущей главе, наибольшее распространение в Сургутском крае имеют болезни, так сказать, бытовые, т. е. обусловленные самим образом жизни и обстановкою быта сургутян. Сюда можно отнести накожные болезни, обусловливаемые главным образом грязью и нечистоплотностью как домашней, так и промысловой обстановки, травматические повреждения, вызываемые промысловым образом жизни, и расстройства кишечно-желудочного канала. Эти последствия тоже вызываются чисто местными условиями и прежде всего недоброкачественностью воды, которая, как мы видели выше, летом почти везде получает болотистый характер. Кроме того, у сургутян существует скверный обычай есть гнилую, совершенно протухлую и разложившуюся рыбу (так называемую, по-местному, «загорелую»), которая издает такое зловоние, что даже мимо того дома, где едят эту рыбу, нельзя пройти, не затыкая носа. А между тем рыбу в таком состоянии сургутяне едят отнюдь не от недостатка или бедности, но считают ее лакомством, находя в ней какой-то особенный вкус.
Я не говорю уже о том, что сургутяне, подобно всем вообще сибирякам, с большим удовольствием едят сырую рыбу, как мерзлую (т. наз. «стружанину», или по-сургутски «патанку»), так и только что пойманную из воды, причем ее сплошь и рядом тут же на ваших глазах распарывают и съедают. А благодаря всему этому, кроме катаральных расстройств желудка, здесь нередки случаи солитера и глистов.
Обращаясь к накожньтм болезням, мы прежде всего встретимся с разнообразными средствами, употребляемыми сургутянами для лечения чирьев и прыщей на лице. Так для устранения их моются «четвережной» (иначе «четверговой») солью. Соль эта приготовляется так: берут в узелок соли и вечером на Страстной Четверг (откуда и название «четвережная» соль) кладут этот узелок на окно или в продушину, которые обязательно должны выходить на утреннюю зарю. Соль лежит там до утра, т. е. две зари, вечернюю и утреннюю. Затем узелок с солью, мочат в воде и кладут в печь на загнетку и держат там, пока высохнет, а потом и употребляют в дело.
Когда нарывает чирей, отыскивают какой-либо сук и крестят по суку безымянным пальцем, приговаривая: «как сук сохнет, так и чирей сохни» до трех раз. Затем, приговаривая то же самое, чертят тем же пальцем по чирью. Иногда просто потирают по чирью безымянным пальцем, приговаривая: «как безымянному пальцу имени нет, так и тебе, чирью, места нет».
Прикладывают к чирью овечью шерсть со сметаной. Прикладывают также свежую зайчину, небольшой лоскуток, шкурой к чирью, шерстью вверх.
Наконец, отыскивают таракана, разрывают его и мажут чирей.
Окончание следует…
