И.В. Абрамов
Константин Дмитриевич Носилов родился в 1858 г. в семье многодетного священника с. Маслянского, что находилось вблизи уездного города Шадринска. По отцовским стопам он отправился учиться в Далматовский монастырь, далее – в Пермскую духовную семинарию, где завершил образование в 1877 г. с четырьмя классами, избежав последующей двухгодичной специализации в богословии. Его влекли естественные науки и путешествия: с детства он мечтал быть странником, а не архиереем, как старший брат.
Юноша, по всей видимости, рассчитывал продолжить обучение в Москве или Петербурге, но либо не поступил, либо прервал обучение. Последующие семь лет он провел на Урале. В кон. 1882 г. в письме секретарю Русского Географического общества Носилов сообщил, что прибыл на Урал 14 апреля 1879 г., а 28 месяцев спустя, в августе 1882 г., выехал в Санкт-Петербург. Целью являлись этнографические, геологические и географические наблюдения, а также оценка для нужд горной промышленности возможности судоходства по Ляле, Сосьве, Лозьве. Из другого письма известно, что Носилов был командирован в 1878 г. в Зауральский край Обществом любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете для антропологического изучения мещеряков и раскопки степных курганов. Как выпускнику семинарии поручила задание, требующее знаний и опыта в разных науках? Кто финансировали? Из первых публикаций 1878 г. понятно лишь, что Носилов занялся изысканиями и журналистикой в Прикамье.
В следующем году очевидной стала специализация в прикладных науках. Николае-Павдинский завод на реке Ляля в Богословском горном округе Носилов не упоминает, но это начальная точка многих его поездок. С сентября 1879 г. и вплоть до отъезда в 1882 г. он работал под покровительством Х.Я. фон Таля. В первых строках обобщающей статьи 1883 г. Носилов горячо благодарит его «за все средства, при помощи которых мог окончить предпринятое дело». Дворянин Христиан Яковлевич фон Таль был управляющим частного Николае-Павдинского завода и в 1880 г. с компаньонами приступил к строительству Сосьвинского чугуноплавильного завода ниже по течению. Завод нуждался в руде, и компаньоны выкупили ряд железных рудников, в том числе бездействующий отдаленный Северный рудник на Лозьве. Вывоз руды оттуда был возможен только водой, и в 7 верстах от рудника была устроена Лозьвинская пристань. Сплавив в 1881 г. руду оттуда до Сосьвинского завода, концессионеры пришли к выводу, что завод надо строить прямо у Северного рудника. География передвижений Носилова в 1879–1882 гг. удивительным образом отражает эти инфраструктурные поиски.
В 1879 г. он занимался гидрографией и геогностикой на р. Ляля, приобр¸л опыт судовождения, доставляя стройматериалы на стройку Сосьвинского завода. В 1880–1882 гг. его деятельность распространилась на Сосьву (приток Тавды), Лозьву и их притоки. Конец зимы и весну 1882 г. Носилов провел в поездках по верховьям Лозьвы и дальше на севере «собрал сведения о направлении рек Северной Сосьвы, и притоков, вплоть до г. Бер¸зова»6. Затем спустился по Лозьве на Тавду (800 верст). Такие поездки требовали финансирования, и справедливо допустить, что Носилов был «авангардом» фон Таля, строившего грандиозные планы по освоению лозьвинских руд.
За скобками остаются обстоятельства знакомства Носилова с фон Талем. Последний был заметной фигурой не только в предпринимательских кругах, но и в общественной жизни, состоял в Уральском обществе любителей естествознания, был другом его основателя – Онисима Егоровича Клера. Последний же, в свою очередь, знал отца Носилова и вполне мог похлопотать за юношу, будучи членом едва ли не всех существующих естественнонаучных обществ страны. Очевидно, что Носилов помимо покровительства обладал нужными личными качествами – открытостью, целеустремленностью, даром убеждения, амбициями, – чтобы быть рекомендованным и поддержанным. Собранные в 1879–1882 гг. на Урале коллекции он сдал в разные научные учреждения Санкт-Петербурга, и зимой 1882–1883 гг. Русское географическое общество утвердило его новый проект – гидрографическое обследование Северной Сосьвы. Этим проектом Носилов покажет, что наметившаяся специализация его в горном деле ему узка. Поездки по региону открыли для него северное направление, где можно стать пионером во многих областях. Заявленный в РГО проект по Северной Сосьве видится экспансией интересов на обширную и малоизведанную страну, где он кратко побывал весной 1882 г.
Сосьва инкогнита
Что известно о Сосьвинском Приобье в кон. XIX в., кроме того, что это земля вогулов и остяков (обских угров) – полуоседлых охотников и рыболовов? Со стороны эта территория кажется замершей в развитии – со времен присоединения к Руси в XVI в. Деятельный интерес к ней проявляли исключительно сборщики ясака и купцы. Только в 1830–1835 гг. Северная экспедиция Горного департамента прочертила узкий коридор на белом пятне между Уралом и Обью. В 1847–1850-х гг. картированием Уральского хребта занималась грандиозная экспедиция РГО под началом Э.К. Гофмана. Однако долины прилегающих рек остались нарисованными схематически. Приступив к работе в верховьях Лозьвы в 1884 г., геолог Е.С. Федоров констатировал, что эта область не только не изучена, но почти вовсе не известна. Другое его важное замечание состоит в том, что «единственное полезное ископаемое, от добычи которого зависит развитие и заселение местности, есть золото». Становление рудного дела могло быстро превратить «дикий край» в очередной горнозаводской округ, но перспективы такого развития были туманны. Северная экспедиция полковника Протасова отметила, что к северу от истоков Лозьвы месторождения золота и железа встречаются крайне редко.
Тем не менее в 1883 г. Горный департамент организовал вторую Северную экспедицию, чтобы снова оценить Северный Урал «за пределами населенной местности». Казну интересовало золото. Изыскания двух отрядов продолжались до 1889 г., охватив территорию от верховий Лозьвы до Щугора, но выводы экспедиции были столь же неутешительны, как и полстолетия назад. Тем временем золотодобыча на Северном Урале испытывала мощный подъем, вызванный объявлением в 1861 г. свободы частных приисков в северных уездах Пермской губернии. Самый северный Богословский горный округ был известен золотыми россыпями с кон. XVIII в., первый прииск был открыт в 1824 г., а к 1843 г. при самой поверхностной разработке было намыто 159 пудов золота на сумму более миллиона рублей. С месторождений снимались «сливки» примитивными способами, и старатели устремлялись дальше на север по золотоносной полосе восточного склона Урала. До северных окраин Горнозаводского края быстро докатилась золотая лихорадка, и в 1880–1910-х гг. только по Лозьве выше Никито-Ивделя было отведено более 80 приисков. Чиновники, дворяне, купцы, мещане, их жены и просто мастеровые люди становились владельцами «золотосодержащих» участков в надежде разбогатеть.
Носилов был в курсе изысканий первой Северной экспедиции и немного опередил вторую, прибыв на Северную Сосьву в 1883 г. с проектом, получившим одобрение РГО: гидрографическое обследование реки и изыскания путей через Урал. Поиски золота не были заявленной целью, но, как станет понятно дальше, Носилов к ним также готовился. Он уже был знаком со старательским делом и мог самостоятельно диагностировать россыпи. Начался чрезвычайно насыщенный событиями период его жизни, слабо представленный в биографиях советского времени. Собранные Ю.Д. Охапкиным в одной книге все доступные источники позволили более пристально изучить путь «зауральского странника».
Носилов-изыскатель
В своих очерках Носилов предстает этнографирующим наблюдателем: то среди оленеводов в горах, то на ясачном сборе в Сартынье, то в дымных юртах низовий Сосьвы. Чаще всего он в пути и делает наблюдения по ходу, надолго нигде не задерживаясь. Чем же занимался Носилов, куда спешил?
На пути из Петербурга на Северную Сосьву летом 1883 г. он остановился в Екатеринбурге, где заручился личной поддержкой О.Е. Клера и был принят в УОЛЕ. Далее выехал в Тобольск и по Оби добрался до уездного городка Березова в устье Северной Сосьвы. Седьмого июля начал подъем по реке, свернул на крупный приток Ляпин (Сыгва) и поднялся до его слияния с Щекурьей, где занял домик, оставленный старателями промышленника Сидорова.
Свою резиденцию Носилов назвал Русс-пауль, дважды в месяц туда приходила корреспонденция, которую доставлял герой его очерка «Вогульский почтальон». Носилов продолжил буссольную съемку притоков Ляпина, попутно фиксируя все, что достойно внимания, – стойбища, святилища, метеоявления, рудопроявления. Как всякий натуралист, в неизведанном «поле» он постоянно переключался с задачи на задачу. Сделав круг по Ляпинскому пятиречью с посещением священного озера Ялпынг-Тур (карт. Балбан-Ты), Носилов вернулся в Русс-пауль и написал О.Е. Клеру письмо с деловой просьбой. На рч. Хозья он обнаружил хорошие проявления золота: «Если найдется кто желающий работать, то я с удовольствием передам свое право на добычу, выданное мне на 2 года из Горного департамента, по нему я имею право добывать и разрабатывать без отвода площади по одной заявке и столбам и точной съемке местности. <…> У Вас, вероятно, есть хорошие знакомцы, и я надеюсь, что вы не забудете когда-нибудь порекомендовать Хозью и меня для организации промышленности на Полярном Урале». Далее приводится содержание золота в пробах и стилем опытного человека выражается готовность составить смету на прииск.
В сентябре путешественник собирался в верховья Северной Сосьвы «на свое зимовье, где найдена медная руда, для разведки ее и одной золотоносной речки, которой я думаю заняться зимой, если позволят обстоятельства. Устройство медеплавильного горна не начато еще, и я его начну в половине сентября». Это другой край речного бассейна, смежный с Лозьвой, и «свое зимовье» могло быть только в одном случае – если Носилов успел там обосноваться весной 1882 г. Ненастная осенняя погода сильно ограничила работу в верховьях Сосьвы, и Носилов еле успел вернуться водой к слиянию с Ляпиным в Шомы-пауль, где переждал ледостав. В Русс-пауль он вернулся санным путем на собаках и оленях, перебрался жить в Саранпауль, населенный коми. В октябре поехал в Сартынью – фиксировать зимние юрты остяков. Ноябрь провел в верховьях Ляпина, посетив 46 чумов оленеводов и добравшись до р. Харута (приток Сыни). В декабре снова отправился в Сартынью, чтобы присутствовать при сборе ясака, оттуда с шумным караваном выехал в Искарские юрты (Яны-пауль), где сборная изба стала центром драмы, описанной в очерке «Ясак»: съехавшиеся с окрестностей вогулы, купцы и уездные чиновники предавались безудержному пьянству. В этом чаду Носилов встретил новый 1884 год, и выехал к себе на Ляпин, потрясенный увиденным: «Потом все это перенесется в другой пункт сбора ясака, на другую речку, потом в третий, и так будет продолжаться целых две-три недели, распространяя всюду в среде этих в сущности добрых дикарей то, чего бы им совсем не нужно знать, что их губит, что окончательно разоряет край». На следующий год выйдет первая статья Носилова о притеснении инородцев. Для местных чиновников непоседливый молодой человек станет persona non grata, а для вогулов хонъ-нотрусь – царским писарем.
В конце 1883 г. Носилов отправил письмо в «Горный журнал» о произведенных наблюдениях в Сосьвинском Приобье, оно было опубликовано в первом номере следующего года. В январе начал изыскания путей через Урал. Все удобные маршруты через горы были известны местным оленеводам, нужно было их опробовать, оценить пропускную способность и перспективы обустройства волока. 14 января Носилов отправился с торговым караваном зырян через Щекурьинский проход до д. Аранец (Оранец) на Печоре. В тот же день в Санкт-Петербурге собрание РГО утвердило его кандидатуру члена-сотрудника общества. Вернувшись в начале феврале в Саранпауль, Носилов получил приятное известие из столицы и тут же составил отчет о пройденном сквозь снежные бури пути. В марте «Известия ИРГО» опубликовали его с подробной картой Северной Сосьвы и маршрута на Печору. Седьмого марта П.П. Семенов (Тян-Шанский) доложил собранию о поездке сотрудника и вынес на обсуждение просьбы Носилова: 1) ходатайство перед Министерством путей сообщения о передаче ему одного из катеров, оставшихся в Тюмени от экспедиции Моисеева, 2) о финансовой поддержке. В обеих просьбах было отказано. На какие средства путешествовал Носилов – неизвестно. Весной он отправил в Петербург три рукописи: «Характер торговых сношений полярных инородцев», этнографический очерк «Антон-сы-лэй», «Метеорологические наблюдения, произведенные в селе Сизябском за несколько лет». Летом отправил отчет о гидрографических наблюдениях на реках Печоре и Сыгве и в дар Обществу – «два медвежьих зуба, носимые остяками на поясе и считаемые талисманами от болезни спины». Объем и скорость обмена корреспонденцией впечатляют, учитывая, в каких условиях работал Носилов.
Поздней весной путешественник снова приступил к обследованию путей через Урал. В мае 1884 г. он осмотрел Маньинский перевал на Аранец, смежный с Щекурьинским. В июне собрался в длительную экспедицию, намереваясь проверить все возможные проходы через Урал от Щугора до Войкара. Выехав из Саранпауля со стариком-вогулом к Щугору, Носилов провалился в болото с лошадью, травмировал ногу, промочил припасы и был вынужден вернуться. Спустя пару недель отправился туда же другим маршрутом – «по следам старого русского боярина» Семена Курбского. Сплавившись по Ляпину до Хурумпауля, он нанял трех вогулов и двинулся в горы оленегонной тропой. Достигнув щугорской теснины, простился с провожатыми и в одиночку сплавился на плоту до устья, где его встретили удивленные коми-зыряне.
Далее Носилов по Печоре добрался в д. Аранец, где уже побывал зимой, и оттуда начал пеше-вьючный маршрут вдоль хребта на север. С нанятыми проводниками проследовал вдоль самых высоких вершин Урала – Сабли и Манараги – к р. Кожим (бассейн р. Печоры). Во время переправы через Кожим отряд остался без еды и поклажи. «Голодом, не евши с вечера, мы прошли 20 верст и нашли чум зырянина, где могли провести спокойно хоть тяжелый воскресный день». Маршрут пролегал между рассредоточенными в горной тундре чумами самоедов и зырян, откуда совершались радиальные выходы к хребту. Геологические и географические заметки в блокноте перемежаются зарисовками быта оленеводов.
Двигаясь на север, Носилов исследовал сезонные переходы кочевников через Урал при вершинах рек Парнокаю и Харута (Сынский проход). В истоках последней определил богатое месторождение медных руд. По Лемве отряд сплавился почти до впадения в Усу (правый приток Печоры), в деревню коми-ижемцев Епа. Пополнив запасы провизии, отряд в конце августа выдвинулся по оленьей ворге вдоль рек Кокпела и Тумбялава до Войкарского прохода (карт. Кокпельский перевал). Это была самая северная точка маршрута, от которой отряд двинулся обратно на юг вдоль западного подножия. Вернувшись к Саблинскому хребту, К.Д. Носилов встретил известного сибирского купца А.М. Сибирякова, который наметил Щекурьинский проход для перевозки грузов с юга Сибири на Европейский Север. Последующие две недели они вместе кочевали с зырянским чумом по долинам рек Паток и Щекурья и расстались в Саранпауле в начале октября. Носилов поделился с Сибиряковым собранными материалами и соображениями относительно лучшего пути. Через несколько лет Сибиряков проложит гужевой тракт по Щугорскому проходу. Носилов приветствовал это событие, хотя их отношения к этому времени уже охладели. «Я страшно тогда верил в светлую будущность своего открытия [Обь-Печорского прохода. – И.А.] и полагал, что пароходство, движение, новые люди, которые нахлынут в этот край благодаря открытию пути …не только вырвут бедных дикарей из рук эксплуатации, но и спасут, образуют, просветят их…». Действовавший несколько лет тракт Сибирякова показал иллюзорность таких надежд поскольку зависимость инородцев от купцов лишь усилилась.
В ноябре 1884 г. Носилов совершил «экскурсию» в Обдорск через Мужи и Войкар. Это была разведочно-ознакомительная поездка, из которой он возвратился на Ляпин в первых числах декабря. Пришло время подводить итоги, и Носилов с коллекциями собрался в столицу. За семнадцать месяцев был пройден огромный маршрут по Северному Уралу, который выглядел бы невероятным для одного человека, если бы не рукописные дневники, статьи и письма, отправленные из «поля».
В нач. 1885 г. Носилов выступил с докладом на заседании Петербургского минералогического общества, сообщив об открытии трех месторождений медных руд, пяти золотосодержащих россыпей, двух месторождений железных руд. В «Горном журнале» вышла статья о месторождении сферосидерита у горы Сабля. В Обществе любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете путешественник сделал доклад «Исторические памятники манси»; в клубе работников путей сообщения и на заседании отделения этнографии РГО поведал об изыскании путей через Уральский хребет. Из семи обследованных проходов на протяжении 320 верст хребта самым удобным Носилов посчитал Щугорский, видя именно здесь перспективу Европейско-Обь-Енисейского транзита грузов. Следом он опубликовал статью в «Восточном обозрении». Доклад в РГО был закончен объявлением планов: в 1885 г. продолжить обследование Северной Сосьвы, а в 1886 г. отправиться на Новую Землю, чтобы «приблизиться к решению вопроса о способности Ледовитого океана для прохода судов к берегам Сибири». В 1885 г. также вышла статья об успешном опыте полеводства в Саранпауле. Таким образом, Носилов предстал перед публикой в двух ипостасях: во-первых – как экономический географ, анализирующий инфраструктурные связи и перспективы развития региона, во-вторых – как исследователь широкого круга вопросов (геология, этнография, гидрография, полеводство) малоизвестной области Зауралья.
О том, что поездка Носилова в Санкт-Петербург прошла успешно, что он был принят и услышан научным обществом, свидетельствует запись в дневнике 6 марта 1885 г., сделанная в стихотворной форме:
Реферант молодой много вынес труда,
Голодал, рисковал своей жизнью.
И, достигнув в конце результата труда,
Он делился с учеными мыслью.
Носилов-золотопромышленник
Летом 1885 г. Носилов снова на Северной Сосьве. Отчетов и публикаций по этому сезону нет, но детали экспедиции проступают из записных его книжек и бумаг Уральского горного правления. Имеется также сводка результатов разведочных партий Базилевского, Носилова и Фильберта 1885 г. Не указывая источника, Дунин-Горкавич приводит данные о местах шурфовок и содержании золота в пробах. На Носилова с Базилевским пришлось 10 разведанных мест в верховьях Северной Сосьвы, на Фильберта – два по Щекурье. Всего пробито 30 шурфов, вынуто 1168 пудов песка, который после промывки дал 717 долей золота, что составляет в среднем 61 долю золота на 100 пудов песка. Поздней осенью 1885 г. Носилов подал заявки на пять золотоносных приисков в верховьях Северной Сосьве и один в истоках Печоры.
Как правило, с момента получения в полиции разрешения на разведку золота до момента получения прибыли, если таковая случалась, уходило не менее двух лет. Без привлечения сторонних капиталов обойтись было трудно, и есть все основания считать действительного статского советника Федора Ивановича Базилевского главным инвестором разведочных работ. Свел его с Носиловым, вероятно, Клер. В итоге на четырех отведенных приисках (Холоси-Сос, Вайгач, Тельпос, Печерский) Носилов записан «доверенным по розыскам золота» Базилевского, а на двух (Вангер-Нель и Тамрат) – собственником. Господин Фильберт, вероятно, также опробовал выявленные Носиловым по Щекурье залежи, но приступил ли он к их отведению и разработке – неизвестно.
Четыре прииска расположены компактно близ впадения Маньи в Северную Сосьву, пятый – в истоках Большой Сосьвы, шестой – за хребтом на ручье Средний Ключик в вершине Печоры. В марте 1886 г. ревизор золотых промыслов согласовал заявки на них, а с 2 апреля по 12 мая 1886 г. землемер размежевал. По датам можно представить маршрут последнего и усомниться в реальности приезда. Второго апреля был якобы отведен Печорский прииск, непосредственно прилегающий к осевой части Уральского хребта. Это крайне труднодоступный уголок горной тайги, в поясе максимального снегонакопления, где к апрелю снежный покров достигает 5 м, скрывая не только неровности рельефа, но и заявочные столбы-пеньки, которые рубят летом. На плане отображена подробная летняя ситуация: с растительностью, лесом, изгибами ручья, заявочными столбами. Печорский участок, как и все прочие, вытянут вдоль русла небольшого ручья. Отмечены деревянные строения и отвалы прежних лет, что ставит под сомнение первооткрытие россыпи Носиловым. Землемер, скорее всего, прибыл летом 1886 г., когда прииск уже действовал, проставленные задним числом даты придали делу правильный процессуальный порядок. Понятыми выступили неграмотные наемные рабочие Федор Сметанин, Герман Конев и Петр Собянин, «и по их личной просьбе самоедин Колвинской волости Василий Герасимов Валеев руку приложил».
Для снабжения приисков Носилов с компаньонами использовали колвинско-печорский волок (с Прикамья), а не лозьвинско-сосьвинский (от Никито-Ивделя). В блокноте Носилова запись о крупных закупках провизии и промыслового оборудования в Чердыни (грохот, листы железа, клепальная машина, тиски и пр.) соседствует с записью, что на Илыче (приток Печоры) надо купить три лошади с уздами и на-ять провожатых. Носилов занимался не только организацией работ артели, но и самим промыслом. Запись «вес золота к 18 августа [вероятно, 1886 г. – И.А.]» довольно красноречива, хотя блокнот использовался для быстрых черновых заметок, а не для учета, и это единственное известное свидетельство работы одного из приисков.
Насколько был успешен Носилов как золотопромышленник – судить сложно. Только шнуровые книги с приисков могут внести ясность в этот вопрос. Из данных, которые приводит А.А. Дунин-Горкавич о разведке 1885 г., складывается впечатление многообещающего предприятия, но реальность могла оказаться иной. Как бы то ни было, по окончании полевого сезона 1886 г. Носилов в ноябре отправился в длительное путешествие в Палестину и Египет, откуда вернулся весной. В июне 1887 г. он отплыл колонизировать Новую Землю, проведя на полярном архипелаге несколько лет. На Северную Сосьву в эти годы он не возвращался, что означало либо передачу дел компаньонам, либо свертывание работ. Базилевский также оставил золотодобычу, и больше не упоминается в качестве собственника приисков. В январе 1891 г. все северо-сосьвинские прииски были выставлены на конкурс и в апреле 1908 г. отданы дворянину А.А. Каплуновскому «для переработки отвалов и эфелей». Снова прииски меняют хозяина в 1912 г. с той же формулировкой, что бы она ни значила. Других участков на Северной Сосьве никто не заявлял вплоть до национализации всех приисков. Об уральском опыте добычи золота Носилов не распространялся, только в 1915 г. выпустил небольшую книжку «Золотые речки. Очерк золотопромышленности», где в общих чертах описал промысел с позиции обывателя, который познакомился на Урале с настоящими золотоискателями.
Куда конкретнее Носилов был при описании руд Новой Земли, сообщив о трудноизвлекаемости золота из россыпей, скованных мерзлотой. Перспективней оказались залежи каменного угля, Архангельские губернские ведомости заключили, что разработка руд на Новой Земле может получить практическое основание, «…если принять во внимание энергичный характер предпринимателя [Носилова. – И.А.] и денежные средства, которыми он располагает. Что же касается горнорабочих, то Носилов вполне надеется на зырян, – способных к такого рода трудам». Такая оценка путешественника снова поднимает вопрос, кем и чем был движим Носилов. Архангельское «Общество спасения на водах» выбрало именно его для организации приюта для потерпевших кораблекрушение на Новой Земле и колонии-поселения ненцев при нем, хотя Носилов не был до того связан с Поморьем (мы об этом ничего не знаем. – И.А.), а его континентальный опыт вряд ли мог быть очень полезен в деле колонизации островов. Есть основания полагать, что деловые круги Архангельска видели в нем, в первую очередь, геологоразведчика и промышленника, на основании чего и продвигали кандидатуру, участвовали в финансировании предприятия.
Заключение
Движение за Носиловым по документам и картам позволило реконструировать уральский этап биографии путешественника, нашли свое место малоизвестные эпизоды разведки и добычи золота на Северной Сосьве в 1885–1886 гг. Эта деятельность стала логичным продолжением избранной им естественнонаучной специализации, сделанных географических и геологических открытий. Мощной предпосылкой служила развернувшаяся на Северном Урале золотая лихорадка. Но золотодобыча не стала делом всей жизни и источником богатства (хотя однозначно утверждать нельзя): рутинный приисковый труд не сулил новых открытий, и это вряд ли устраивало беспокойную и деятельную натуру Константина Дмитриевича.
В ходе длительных маршрутов, общения с проводниками и жителями Северного Урала Носилов сделал ценные этнографические наблюдения. Они стали одними из лучших описаний жизни манси рубежа XIX–XX вв. В целом сосьвинско-вогульский период видится одним из самых плодовитых на сюжеты наряду с новоземельско-самоедским. По мере познания страны Носилов все более вовлекался в этнографию в первом ее назначении – описании уклада и нравов народов. Он быстро преодолел границу «чужого», что во многом определило его этнографическую оптику, а склонность сочувствовать герою и проникаться его чаяниями – манеру письма. Большой вопрос, состоялся бы Носилов-этнограф, если бы не состоялся Носилов-географ и золотоискатель. Две эти стези оказались тесно переплетены в судьбе путешественника.
Геологическая, точнее старательская, деятельность Носилова до сих пор остается недосказанной историей, хотя бы потому, что он шел по чьим-то стопам, уверенно ориентируясь в золотоносности рек Сосьвинского Приобья. Очевидно, что уральские рудознатцы к сер. XIX в. имели хорошее представление о Сосьвинско-Ляпинском Урале и пробовали силы в разных его местах – Носилов был одним из череды предприимчивых людей. О дореволюционных рудопоисковых работах мало что известно – это белое пятно истории ХМАО – Югры.
Приисковые участки Носилова, судя по спутниковым снимкам, не были «отработаны» с применением техники в советские годы и, значит, могут хранить отпечаток ручного старательского промысла. Катализатором исторических изысканий по этой теме могла бы стать окружная Служба государственной охраны объектов культурного наследия. По данным на 15.04.2018, на учете в Госкультохране Югры находилось 5764 объекта культурного наследия, среди которых – ни одного памятника науки и техники. Пробным могло бы стать исследование старательских участков Носилова в верховьях Северной Сосьвы и Ляпина, где в 1885–1886 гг. проводились разведочные работы на золото. В Саранпауле еще остались геологи, которые могли бы присоединиться к исследованию и с позиций советского опыта работ помочь интерпретировать данные рельефа на предмет ведения старательских работ.
