Новомир Патрикеев
В окрестностях Ханты-Мансийска
Во второй половине 80-х годов, с началом борьбы за перестройку, а затем, во время ельцинских шатаний, — за выживание газеты в диком рынке, редакторская нагрузка по работе неизмеримо возросла. Ездить по воде на капитальные охоты стало некогда. На смену мотолодке пришел уазик для кратковременных вылазок куда-нибудь рядом с городом. Таких мест тогда было немало.
Самое ближнее, большой разлив около нефтебазы, в каких-то полутора километрах от Ханты-Мансийска, мы осваивали с молодым журналистом Александром Тукмаковым, человеком, очень близким мне по глубокому пониманию смысла охоты, сочетанию удовольствия и ответственности во взаимоотношениях с природой, когда в руках ружье. Сходным было и наше воспитание в этом духе. Его отец, Сергей Александрович, — известный в Казани потомственный охотник и спаниелист, с ранних лет научил сына обращаться с ружьем и стрелять, познакомил с классической и практической охотничьей литературой, лучшими традициями российской охоты. А еще мы оба держали русских спаниелей с хорошими родословными и были, пожалуй, единственными в городе, кто охотился тогда с ними на болотную дичь.
Разлив представлял собой заполненную талыми водами овальную луговую низину метров 300 на 350. Немаловажно, что рядом протекал Иртыш — магистраль пролета уток, а других луговых водоемов на обширном пространстве не было, как и ни одного тальникового куста. Разлив привлекал уток только до ледохода и выхода на пойму речной воды. Вылетая вечером с юга, со стороны Самаровской горы, проходные стаи видели среди лугов озеро, снижались над ним, но к манщикам не подсаживались. Утром некоторые останавливались на дневку, чтобы подкормиться на мелководье. Когда редакционный шофер подвез нас в пятницу после работы к воротам нефтебазы (дальше дороги не было), на разливе сидело сотни полторы, если не больше, речных уток-шилохвостей, свиязей и чирков. Увидев нас, они прямым курсом ушли на север.
Поскольку идти до разлива недалеко и по выкошенному летом лугу без высокой травы, кроме термосов с чаем, взяли котелок с металлическим портативным таганком и охапку сухих дров. Отсутствие на месте стройматериалов компенсировали тем, что Саша заготовил вязанку веток, а я сделал новую конструкцию. С пяти дюралевых лыжных палок снял петли для рук и кольца, а освободившиеся отверстия использовал для закрепления верхней и нижней тетивы маскировочной сети, которую еще гуще обвязал пучками мочала. Из Москвы привез маленький, очень легкий и плоский в собранном виде стульчик с брезентовым сидением и устойчивым дерматиновым дном.
Двинулись к разливу, взвалив на себя весь груз, и хорошо, что на полпути стояло остожье с кучкой невывезенного сена и десятком воткнутых в землю палок и досок. Рядом валялись обрубки этих кольев, обрывки окружавшей их тремя рядами алюминиевой проволоки. На обретенном стане оставили все лишнее, прикрыв полиэтиленовой пленкой. Попутно решились проблемы со строительством Сашиного скрадка — нашлась проволока для скрепления каркаса, сено для маскировки и доски для сидения.
Я выбрал место на маленьком бугре у небольшого заливчика со стороны города и, если смотреть на север, то в правой части залива. Несмотря на острые железные наконечники, палки с трудом забил обухом в землю, которая оттаяла всего на 10-15 сантиметров. Скрадок по цвету почти сливался с лугом, но получился не очень устойчивым. Зато манщики удалось поставить вброд и в нужной конфигурации. Саша оборудовал засидку на противоположном берегу, ближе к левому тупику и реке. Пока обустраивались, наступил вечер, и утки не раз просто пролетали над озером или играли на воде, не реагируя на манщики. Нашу охоту задержал позднее подошедший «конкурент», долго строивший скрадок метрах в 200 левее меня. А Саше и подпортил, обстреляв на дальнем расстоянии несколько стай.
У меня налетов было больше. Сначала снял с высоты чирка и шилохвоста, потом пару свиязей. Уже в сумерках стайка шилохвостей затормозила полет над мапщиками, что позволило взять на дуплет двух селезней. Видел, как после Сашиных выстрелов четыре утки падали в воду. Но тут охоту окончательно сорвал какой-то человек с ружьем и огромной черной собакой, который прошел между мной и соседом, зашел в воду и медленно побрел к Сашиному скрадку. Половина одиннадцатого, разгар пролета. Утки стая за стаей подлетают к разливу и испуганно взлетают вверх.
Незнакомец недолго побыл около Сашиного скрадка. Теперь снижающиеся стаи поднимали уже три фигуры, бредущие по озеру — хозяин с собакой и Саша. Как он потом рассказывал, молодой парень с удостоверением внештатного охотинспектора в принципе вполне законно попросил предъявить билет и путевку, которые Саша оставил в рюкзаке на стане. Пришлось идти показывать. Убедившись в их наличии, парень удалился, не подходя к другим скрадкам.
Подумалось, даже будь билет при Саше, тот горе-инспектор все равно бы распугал уток. И кто инструктировал такого «инспектора», если он прошел рядом с двумя охотниками, у которых можно было спокойно проверить документы, почему полез в воду, ведь водоем легче обойти по берегу, зачем взял собаку, что весной строго запрещено? Все вопросы в воздух, потому что подобных блюстителей правил охоты было немало.
Сосед слева, досидев до темноты, ушел домой. А мы короткую ночь комфортно провели на стане. Для защиты от холодного дыхания ледяных полей Иртыша и Оби, ощутимого даже при почти полном штиле, растянули между двух кольев пленку. Дров и подобранных вокруг древесных остатков хватило, чтобы вскипятить чай и до зари поддерживать маленький костерок.
Утренний лет начался рано и продолжался часов до восьми. Но стаи подлетали редко, причем чаще с моей стороны, и мне удалось добыть пять трофеев. Саша сделал три красивых выстрела по шилохвостям. С води гелем мы договорились встретиться на дороге в двенадцать часов, поэтому в начале десятого стали снимать чучела. Пока собирались, к северу на большой высоте прошли несколько гусиных косяков. Все они снижались, не долетая устья Иртыша. А когда складывали рюкзаки на стане, тройка гуменников прилетела с севера на высоте около ста метров, явно в поисках места для посадки, и развернулись, увидев нас. Саша тут же загорелся гусиной охотой.
В городе он разыскал председателя районного охотобщсства Николая Киселева, который показал ему на карте, где лучше устроить засидку и как к ней пройти. Вечером новоиспеченный гусятник прибежал ко мне за широкими лыжами, а на рассвете — на охоту. Пока дошел до места, провалился до пояса в воду, обсушился у костра и все-таки взял пару гусей. По-моему, больше охотника этому обрадовались редакционные девицы, впервые отведавшие дикой гусятины.
Проходя рано утром и поздно вечером мимо нашего разлива, Саша отметил, что утки летают, место работает и надо бы еще там побывать. В середине недели мы отправились туда только на вечер. Лед еще не прошел, но воды на пойме стало больше. Между разливом и городом образовались три или четыре заливных лужи. Одна была у меня за спиной, где расположился, по всей видимости, опытный охотник с низким скрадком на проволочном карнизе и красивыми чучелами. Саше на этот раз никто не мешал, и его результат был теперь вдвое больше моего, но настрелялись мы оба от души.
В сумерках началась стрельба где-то совсем рядом с нефтебазой и не прекратилась, когда мы после охоты шли к дороге. Стреляли на двух маленьких круглых лужах. В последних отблесках зари виднелись еле различимые силуэты манщиков, к которым откуда-то из темноты продолжали подлетать чирки. А охотники — впервые видел такие — стреляли из деревянных скрадков, точнее, из импровизированных загородок. Двое прятались за поставленной на бок дверью, другие сидели, окруженные нагромождением досок и сломанных ящиков. Вроде бы смешно, но пока мы ждали машину, чирки приводнялись к ним раза три. А совсем в темноте, просвистев над нами, на одну из луж сыграла залетевшая с Иртыша стая хохлатых чернетей.
Эти два выезда стали самыми интересными в наших охотах на разливе, потому что здесь успех возможен только во время массового пролета уток первой волны. В другие дни при терпении и повышенном внимании взять два-три трофея почти всегда удавалось. А главное, рядом с городом, как теперь говорят — в пределах пешей доступности. Друзья, живущие на склоне горы, шутили, что без бинокля видели из окна, как плохо мы стреляли.
В самом конце 80-х годов очень удачно постреляли там Андрей с другом Олегом Тимошенко. Окончив институт, ребята работали в других городах. На майские праздники они приехали попроведать родителей, но с главной целью -поохотиться. Кругом снег, ледоход запаздывал, посмотрели в бинокль на разлив — вода, хотя и со снежными островками, уже есть. Увидели и положительный момент — в связи с разработкой песчаного карьера дорога подошла ближе к месту. Отец Олега, известный читателям Ларионыч, дал им на три дня свой личный газик, зная, что оба получили права шоферов-профессионалов еще в школе, что теперь едва ли возможно.
Жили наши семьи в одном доме, одежда и манщики хранились рядом в сараях. Запас патронов у отцов всегда был. Машина, чтобы съездить при надобности в магазин, под боком. Потому много времени на сборы не потребовалось, и на другой день, не дождавшись праздничных обедов, друзья уехали. Звали меня, но мы с женой собирались в гости, и я не согласился, о чем, наверное, жалею до сих пор.
Андрей по приезде сказал, что такого пролета не видел даже на наших капитальных и дальних охотах. Особенно много уток снижалось над разливом в первые два вечера — порой не успевали перезаряжать ружья. По утрам лет ослабевал, а потом вообще прекратился — первая волна пролетела. Но домой ребята, как видно, не торопились. Станом служил газик, где ужинали, коротали ночи и пили утренний кофе из термоса. Днями отсыпались в машине, а потом рядом разводили костер, чтобы вскипятить чай.
Поздним утром раздался звонок, и когда в дверях увидел сверхдовольного сына с обветренным до красноты лицом и связкой из двадцати уток, я тут же заявил ему, что готов ехать на разлив хоть сейчас. Олег вечером улетел к месту работы. У Андрея еще оставалось отпускное время, и мы в ближайшие выходные съездили на разлив.
Сидели в одном скрадке, окруженном почти полусотней манщиков. Но за целый день не видели вблизи ни одной утки. То, что речные или серые в основном прошли, стало понятно с появлением более теплолюбивых куликов. Сначала совсем рядом пролетел довольно редкий у пас средний кроншнеп с ясно заметной узкой светлой полосой над глазами. На мелководье садились штук двадцать больших кроншнепов и пытались что-то клевать среди травянистых кочек. Видели и других птиц. В надежде найти что-нибудь съедобное над разливом кружились чайки, а по берегам деловито ходили вороны. В небе парил канюк, высматривающий среди проталин мышей. Отсутствие уток нас мало волновало. Разве не радость, а возможно и счастье, побыть отцу с сыном после разлуки, да еще на природе, на любимой охоте?! Нам было о чем поговорить, о чем вспомнить.
Девяностые годы были в основном связаны с таежной речкой Вьюшкой, которая почти пересекает Самаровский полуостров с востока километрах в пятнадцати от города, сразу за контрольно-пропускным пунктом милиции, где через нее построен мост. Осенью узкая, как ручей, речка, оправдывая свое название, вьется и петляет среди широкой луговой поймы, подходя то к одному, то к другому коренному берегу и почти перпендикулярно впадает в более полноводную протоку Горная, текущую вдоль южной стороны Самаровской горы к Иртышу.
Весной ранние разливы на ней, питаемые горными ручьями, привлекают первых уток, которые залетают с Иртыша. Бывает, что они прячутся здесь от непогоды под защитой высоких и лесистых берегов. Позже, когда Вьюшка разливается, ее полностью затопленная пойма сливается с поймой Горной, а в половодье образуется огромный сор с еле видимым противоположным берегом, уток эти речки уже не интересуют.
Не хотелось повторяться, но ведь опять Его Величество случай. Весной 1992 года сосед по служебному зданию, новый руководитель агропрома, имевший в распоряжении катер, попросил меня сразу после ледохода съездить с ним на охоту и показать хорошие угодья. Договорились выезжать в пятницу после работы. Все необходимое для дальнего выезда, вплоть до новой более легкой и ходкой резиновой одноместной лодки «Стриж» со слегка зауженным носом и самодельным складным двухлопастным веслом, в упакованном виде лежало на крыльце в ожидании машины. Вдруг звонок:
— Речной регистр нашел в судне какие-то недоделки и запретил выход в плавание.
— Что же делать с пятилитровой канистрой нефильтрованного пива, которое мне было поручено достать на пищекомбинате?
— Давай поедем на машине и выпьем на природе, а может быть, найдешь место, где можно поохотиться.
Чтобы справиться с канистрой, взяли еще одного работника агропрома и заехали сначала на ферму «Горная», там с трудом спустились к одноименной речке, которая почти вплотную подходила к коренному берегу. Место для охоты не подходящее. Тогда меня осенила мысль — сесть прямо на недавно построенном автодорожном мосту через Вьюшку. Весной по нему машины не ходили, потому что дальше еще не было хорошей дороги, а утки вдоль речки все равно пролетят.
Мост переехали, так как на пойме ни одного разлива, а узкое речное русло подходило ближе к тому берегу. Расположились у обочины на фоне кустов и занялись пивом. Я сел с края ближе к речке, положил рядом ружье и смотрел по сторонам. Вечерело. С юга от устья Вьюшки показалась пара уток. Осторожные шилохвосты пролетели далековато, над серединой моста, но низко, что обнадеживало.
Вложив патроны, взял ружье на изготовку и насторожился. С той же стороны послышался призывный свист селезня свиязи. И вот он вылетел из кустов на высоте около двадцати метров. Выстрел, и утка падает на откос моста. Пока спутники доставали из машины чехлы с ружьями и собирали их, тем же курсом полетела пара свиязей. Еще один селезень стал нашим трофеем. Естественно, возник повод выпить за первое поле чего-нибудь более существенного. Утки больше близко не появлялись. В сумерках одинокий чирок, известив о себе звонким триньканьем, сел в речку почти под мостом. Я подкрался и поднялся над перилами. Утка, увидев меня, испуганно взлетела и попала под выстрел.
Обозначенная как первопричина и главная цель поездки — опустошить канистру и соответственно «хорошо посидеть» — выполнена, как и побочная — попутно поохотиться. Спутники были довольны, добычу разделили. Внимательно осмотрел с моста в бинокль окрестности. Вдоль правого, более низкого берега, по направлению к устью заметил несколько мысов и заливов, где с появлением талой во/щг можно было сесть с чучелами. Нужно было искать подъезды на машине и подходы. Вдали виднелась пересекающая Вьюшку высоковольтная линия электропередач, вдоль нее обязательно должна быть дорога. Частично ответы па эти вопросы стали известны только через год.
Более глубокую разведку этих мест облегчил приход в редакцию нового водителя Владимира Шалавина, который с удовольствием сопровождал меня во всех охотничьих поездках. Он был из потомственных курганских утятников, имел хорошее ружье и спаниеля. Кстати, от него я узнал ранее неизвестное название красноголового нырка, по-кургански — буроголовик. Раньше Володя был водителем в геологической экспедиции и часто возил грузы на буровую, расположенную на левом высоком концевом мысу Вьюшки при выходе ее в Иртышскую пойму.
Дорога шла от города с южной стороны Самаровской горы. Большее время использовалась как зимник, но летом, когда подсыхала, по ней тоже ездили. По самому топкому месту между коренными берегами проложили дли иную лежневку из поперечных толстых бревен, скрепленных тросами, чтобы не унесло половодьем. После спада воды она служила мостом. По словам Володи, рядом с этой дорогой с правого берега выходила от линии электропередачи просека, по которой в сухую погоду могли проходить машины.
Таким образом, заочное представление об устье Вьюшки я получил. Предстояло обследовать правобережье ниже моста. Той весной снег на солнечных местах растаял рано, но потом сильно похолодало, и земля не успела подтаять. Мы поспешили на разведку, пока лесные дороги держат уазик. К мосту не поехали, потому что Володе был знаком сверток с шоссе к строящимся на берегу Вьюшки экспедиционным дачам.
При первой же попытке пробраться к речке через еще заснеженный лес со всякими пнями и поваленными деревьями я порвал резиновый болотник ниже колена. Хорошо, что были с собой короткие кожаные сапоги. В них я смог пройти к берегу только по пересекавшей дорогу заброшенной телефонной линии. Рядом, слева, в пойму вдавался узкий мыс, но не было разлива. Первые лужи возле горных ручьев Вьюшка унесла в пойму Иртыша и текла пока в русле. Место можно использовать, когда прибудет вода.
Следующая остановка у будущего дачного поселка. Там стояло несколько срубов домов и бань, лежали сложенные в штабеля или разбросанные как попало бревна — стройка только начиналась. Участок с востока косогором спускался к речной долине, а южная, слегка закругленная часть с еще не вырубленным по склону лесом, ограничивалась низиной, которая подходила к речке длинным, вытянутым, расширяющимся треугольником. Дальше по берегу не проехать. Но как раз за низиной через год я нашел неплохое место. А пока на/до было пробираться к устью Вьюшки.
Через дачный поселок проходила старая, еще конная дорога от Ханты-Мансийска к ближайшим деревням. По ней мы выехали на временную дорогу от шоссе к линиям электропередачи. Но прежде чем на нее попасть, долго форсировали неглубокий, но грязный овраг. По дороге вдоль ЛЭП повернули в сторону города и метров через 100-150 увидели просеку, по которой и добрались до южной стороны Самаровской горы. Спуск с нее, обращенный к солнцу, был твердым и сухим. Приехали!
Слева, совсем рядом, знаменитая лежневка-мост, почерневшая от времени. Торцы бревен с северной стороны местами подгнили. И если бы она не возвышалась на полметра над осевшей и размытой половодьями грушовкой, можно легко переехать на другую сторону и посмотреть, что осталось от буровой. Отсюда видны лишь две большие емкости и куча ржавого железа.
Теперь можно подумать и об охоте. За мостом, от правого берега Вьюшки, начиналась подтопленная низина, которая, постепенно расширяясь, сливалась с Горной, текущей параллельно Самаровской горе. С моими сапогами только и оставалось делать скрадок напротив спуска, где к воде подходили невысокие тальники, служившие фоном. Володя расставил мои манщики, а сам перешел низину в ее начале и устроился около пойменного озера.
Пока обустраивались, вдоль низины раза четыре пролетали свиязи — одиночные и две пары, но высоко. Одного селезня я обстрелял абсолютно зря. Мимо Володи в долину Вьюшки почти над землей пролетел большой кроншнеп. Ни чаек, ни ворон не видели. Стало сильно холодать. Пора позаботиться о стане. К машине, оставленной на склоне коренного берега, притащили занесенную половодьем лодчонку-плоскодонку. Перевернув, получили посередине стол, по бокам — сидения. Заготовили побольше дров и сделали таган. Согревшись чаем и водкой, сходили в скрадки, но не досидели до темноты, замерзли, да и утки совсем не летали.
На стане под защитой векового леса и рядом с костром, а потом в машине наступающий заморозок не чувствовался. Мы узнали о нем утром, увидев, что вода у берегов застыла, а на луговой траве поблескивает иней. Оставалось снять манщики и ехать домой. Низовья Вьюшки от моста почти полностью разведали, но охотились опять на разливе у нефтебазы.
Продолжение следует…
