Е.В. Кузнецов-Тобольский
Первые сведения о сибирском кладоискательстве встречаются в замечаниях иностранцев, бывавших в старой Сибири в половине XVII и начале XVIII столетий. Весьма образованный по своему времени ученый серб Юрий Крижанич, проживший в Сибири пятнадцать лет (с 1659 г.), в одном из своих сочинений о сибирских царствах, говорит: «В Сибири есть неизвестные могилы древних скифов, на которых уже выросли кустарники или лес: разыскать их можно не иначе, как при помощи колдовства. С этою целью некоторые люди отдаются чернокнижию и, найдя таковые могилы, иногда вырывают из них немного серебра. Я сам видел серебряные сосуды, вырытые таким образом». Известный географ Витзен, имевший в своем музее некоторые сибирские древности, в сочинении «Северная и Восточная Тартария», изданном в 1692 г. в Амстердаме, говорит, что «недалеко от Тоболя встречаются под горами особого рода весьма древние могилы, в которых, кроме костей покойников, была находима металлическая утварь из серебра, меди и железа». Подобные сведения встречаются и в сочинениях других ученых, путешествовавших по Сибири и обращавших внимание на культурные остатки древних сибирских народов, как, например, Штраленберга (1730 г.), Гмелина (1751), Палласа (1771–1776), Георги (1772–1774), Сиверса (1796) и друг. Но первым ученым, обратившим большое внимание на расхищение кладоискателями сибирских древностей, был доктор Мессершмидт, пробывший в Сибири по поручению Петра Великого около семи (1720–1727) лет. В обширном дневнике его о современных ему кладоискателях или «бугровщиках» встречаются между прочими следующие замечания:
«25 марта 1721 г. Русские, живущие по верхнему течению Оби, называются ишимцами; они-то и отправляются на промыслы за откапыванием золота и серебра, находимого в могилах; впервые занялись этим русские, жившие на Ишиме; оттуда они подвигались все далее и далее, пока в своих поисках таких могил не дошли до Оби; поэтому всех поселяющихся здесь на Оби пришельцев из Тары, Нарыма, Тобольска, Казани, Соликамска и других местностей называют ишимцами и ишимскими. В этой Чаусской слободе около 150 жителей; занимаются они хлебопашеством и торговлей мехами… Но главным образом они зарабатывают много денег раскопками в степях. С последним санным путем они отправляются на 20–30 дней езды в степи; собираются со всех окрестных деревень, в числе 200–300 и более человек, и разбиваются на отряды по местностям, где рассчитывают найти что-нибудь. Затем эти отряды расходятся в разные стороны, но лишь на столько, чтобы иметь всегда между собою сообщение и, в случае прихода калмыков или казаков, быть в состоянии защищаться; им нередко приходится с ними драться, а иным и платиться жизнью. Найдя такие насыпи над могилами язычников, они иногда, правда, копают напрасно и находят только разные железные и медные вещи, которые плохо оплачивают их труд, но иногда им случается находить в этих могилах много золотых и серебряных вещей, фунтов по 5, 6 и 7, состоящих из принадлежностей конской сбруи, панцирных украшений, идолов и других предметов.
31 октября 1724 г. Древние скифские могилы, какие я во множестве встретил 28 октября между Нalakannah-chaddà (на р. Ylach) и Baldshinah-amüth, забыв только отметить их в своем месте, были и здесь, при впадении Катанды в Туру, но в меньшем количестве. По-видимому, они уже давно были разграблены русскими, живущими на р. Ингоде и приходящими сюда отовсюду «гуляшниками» или бродягами, и древностей, требуемых его превосходительством г. президентом Блюментростом, по высочайшему Его Величества повелению, здесь нельзя отыскать, потому что они либо законно (по особому указу) сдаются бугровщиками в кассы и приказы, либо незаконно раздариваются воеводам и приказным за угощения пивом и водкой, устраиваемые с этою или подобною же целью под названием празднований тезоименитств и дней рождения, либо иногда продаются другим богатым русским. Сами же бугровщики или могильщики всегда бедняки и себе таких древностей не оставляют.
28 ноября 1925 г. Поручик Рудольфи сообщил мне, что несколько лет тому назад по берегам Оби находилось много языческих могил, наполненных множеством золота и серебра, но что в настоящее время они разрыты русскими бугровщиками так, что нужно обладать особенным счастьем, чтобы случайно напасть еще на что- нибудь, да притом весьма неважное».
По словам первого историка Сибири Миллера, численность сибирских кладоискателей не уступала партиям охотников на соболиный промысел, а этот промысел доходил в Сибири до того, что «языческие народы ходили в собольих шубах, да и лыжи подбивали соболями». Повторяя первое замечание историка, путешествовавшего по Сибири с 1732 г., известный любитель сибирской старины Спасский в статье «О сибирских древних курганах» говорит, что редкие из замечательных памятников давнопрошедшего «до нынешнего времени (1812 г.) остались неразрытыми: золото и серебро побудило корыстолюбивых нарушить и в самых сих пустынях мирное убежище покойников».
Начальные отдельные случаи кладоискательства в старой Сибири следует относить к первым годам XVII столетия; с половины же столетия, когда русские насельники, считавшие в первоначальный звероловный и бродячий период колонизации края главной прибыльной статьей звероловство, с уменьшением улова пушного зверя и удалением инородцев в степи, горы и леса, приступили к хлебопашеству и скотоводству, сибирское кладоискание дошло до размеров общего весьма распространенного промысла. Видя на землях, отнятых у инородцев, множество курганов, бугров, могильных насыпей, целые артели так называемых «бугровщиков» устремили свою деятельность на разрытие их и добычу сокрытых в них сокровищ. Многие из этих могил или курганов были до того богаты находящимися в них золотыми вещами, что заслужили от кладоискателей название «золотарей». Находки в курганах и могилах золотых и других вещей были весьма не редки. Из множества примеров укажем на некоторые. В одном из курганов, находящихся на левом берегу р. Алея, впадающего в Иртыш, в два поиска кладоискателями найдено было, в разных изделиях, до 60 ф. золота. Доктор Бель, бывший в свите посланника в Китай, капитана гвардии Измайлова (1719–1720), между прочими редкостями, вырытыми из могил кузнецких, видел конного истукана, искусно отлитого из металла, и несколько зверьков из золота. По рассказу тому же Белю одного из кладоискателей, он дорылся однажды до свода, под которым лежал остов человека на серебряной доске с доспехами – луком, стрелами и колчаном.
Развившееся кладоискательство и расспросы ученых путешественников о местных древностях возбудили к ним внимание и некоторых более образованных по тому времени сибиряков, особенно же из лиц, облеченных властью. Последние стали составлять у себя коллекции этих древностей, которые, несомненно, терялись для науки, так как собиратели смотрели на них как на курьезы и раздаривали их разным лицам, по смерти которых вещи мало-помалу совершенно исчезали. Существует предание, что много таких древностей, полученных от сибирских воевод, погибло в общем богатстве известного губернатора Гагарина. Не так давно (в 1883 г.) сибирские кладоискатели почему-то вообразили, что князь Гагарин, возвращаясь из Тобольска в Петербург, зарыл свои сокровища в одном древнем городке, следы которого находятся против татарской деревни Мулаши, по правому берегу р. Пышмы, и принялись разрывать неповинный городок; немного же позднее, тюменский купец Т. ради тех же воображаемых сокровищ разнес, можно сказать, городок до основания и испортил лежащие близ него высочайшие курганы, не найдя, разумеется, княжеских сокровищ. Что старые сибирские власти присваивали себе значительную часть вырываемых кладоискателями вещей, мы это видели уже из дневника Мессершмидта. В том же дневнике 4-го мая 1723 г. рассказывается, что у красноярского воеводы Д.Б. Зубова «могильного золота, по словам золотых дел мастеров, очищавших это золото, было более чем на несколько тысяч рублей», благодаря чему доктору «не удалось добыть там ничего курьезного»; тот же путешественник в другом месте дневника замечает, что из могильных древностей ему весьма хотелось приобрести красивого шайтана из желтой меди в виде полузверя и получеловека, бывшего во владении нарымского воеводы Ф.Е. Кашинского, но после разных отговорок воевода сказал, что «он сам хочет послать его в Тобольск к князю (Гагарину)». По замечанию путешественника Гмелина (в 1735 г.), в числе могильных редкостей другого – красноярского – воеводы был вырытый из кургана род подноса и небольшой горшок из серебра под золотом; на подносе были изображены разные фигуры. В нашем столетии случаи обладания подобными могильными находками встречались между полицейскими чинами, которые иногда даже сами разрывали курганы. По рассказам покойного Н.А. Абрамова, один из бывших заседателей Кокбектинского округа (нынешней Семипалатинской обл.), разрывая древний курган, открыл в нем могилу, которая была выложена из глинистого сланцевого камня, покрыта внутри алой краской и закрыта плитами из того же камня; в могиле найдено было мелких золотых украшений 19 золотников. В 1853 г. в Туринском округе одним заседателем также в кургане найдено несколько серебряных вещей. Подобные случаи обладания чинами полиции могильными находками, часто даже весьма значительными (как, например, целыми коллекциями вещей каменного века), были сравнительно и в недавнее время – 60–70-х гг.
Многочисленные случаи кладоискательства подали правительству повод к некоторым особым распоряжениям относительно кладов. Случаи преследования сибирских кладоискателей встречаются еще за время царя Алексея Михайловича. Упоминаемый выше Крижанич из своего житья-бытья в Тобольске рассказывает такой случай: «У сибирских татар есть обычай погребать с знатными людьми их оружие, серебряные сосуды и конские украшения, а иногда и деньги. Во время моего (там) пребывания умер один бухарец по имени Мурат. Молва говорила, что с ним было зарыто восемь тысяч рублей золотом. Некоторые из московских стрельцов сделали попытку разрыть его могилу, но были уличены и наказаны кнутом». В 1669 г. до Москвы дошло известие, что в Тобольском уезде, около реки Исети и в окрестностях ее, кладоискатели выкапывают из татарских могил золотые и серебряные вещи, почему правительство и задалось вопросом: откуда татары могли иметь золото и серебро? Ответом на вопрос послужил следующий любопытный, основанный будто бы на башкирских известиях рассказ старца долматовского монастыря Лота: «В уфимском-де дистрикте, за каменными горами, при устьях реки Уфы, Гадая и Яика, в горах бесчисленное сокровище золотых и серебряных руд обретается, и в прежние-де времена старинные сибирские татары и калмыки из тех гор золотую и серебряную руду добывали и плавили: что-де и ныне те признаки плавильных печей и копаных ям видны, и об оных рудах те башкирцы нагайской нации у престарелой женщины, которая была в полону в улусе царевича Рючюка и оной от роду имелось более ста лет, уведомились, что в древних летах оные люди, которые в тех местах жили, означенную руду копали и плавили». По рассказу Лота, в указанные им местности были командированы из Тобольска «служилые люди», по расследованию которых привед¸нные сведения будто бы и подтвердились: оказалось, что вблизи горы, лежащей около реки Тасми, впадающей в Вай, находится башкирское кочевье, жители которого добывают в горе руду, выплавляют из не¸ золото и серебро и «тайным образом продают российскому народу по 12 рублев пуд».
Это темное дело разъясняет нам рассказ того же серба Крижанича, где упомянутый старец Лот является действующим лицом под именем Иова. По этому рассказу, проживая в одном монастыре, лежащем на р. Исети, Иов стал известен тем, что выплавлял из руды, добываемой им из соседней горы, серебро и продавал его по частям в слитках; в действительности же находил его при помощи колдовства в древних могилах. Прибывший в то время в Тобольск воевода, как говорят, носил кольцо, в котором заключалась дьявольская сила. Получив сведение о руде, добываемой Иовом, воевода не замедлил добыть из монашеской горы большое количество камней, которые действительно блестели как серебро, но в сущности были простым тальком. Дело дошло до царя, которому воевода донес, что в Сибири есть гора, где много камней, имеющих вид серебра, и что некоторый монах неоднократно выплавлял из них серебро. «Узнав об этом, – говорится далее в рассказе, – царь немедленно послал гонца в Саксонию и велел пригласить оттуда какого-нибудь искусного рудознатца. Таким образом прибыл некоторый тайный чернокнижник из числа тех, которые называют себя братьями розенкрейцерами. Немного спустя был вызван в Москву и сам воевода; ему было приказано представить хваленый камень, чтобы рудознатец в присутствии царя испытал его доброкачественность. Воевода дал камень; тот взял его, положил в огонь, растолок, подверг действию огня и расплавил. При опыте присутствовали царь и первый из его советников; они, не спуская глаз, наблюдали за тем, чтобы не было никакого обмана. Когда расплавка была окончена, рудознатец представил им две-три найденные на дне унции серебра. Но все это произошло благодаря обману, заранее условленному между двумя вышесказанными чернокнижниками: воевода просверлил и продолбил этот мягкий камень буравчиком, а скважину наполнил серебряным песком и искусно прикрыл ее тем же камнем; рудознатец же, будучи соучастником в обмане (и ему было выгодно обмануть царя, чтобы таким образом далее пользоваться щедрым жалованьем), нимало не осмотрев камня, поспешил его растолочь, чтобы нельзя было заметить скважины и обнаружить обман. Итак, царь послал этого самого рудознатца к вышеупомянутой сибирской горе, дав ему в помощь других товарищей того же ремесла и два отряда войска. Побыв там в течение года или более, они перекопали всю руду, плавили ее и переплавляли, но не выплавили серебра ни капли. Итак, до смерти засекши плетьми вышеупомянутого обманщика-монаха (так как и он по приказанию находился при них), они возвратились в Москву. Воевода же вскоре погиб, убитый разбойниками, а рудознатец был лишен жалованья и некоторое время во всеобщем презрении проживал в Немецкой слободе».
Обращаясь к колдовству сибирских кладоискателей, мы должны, однако ж, заметить, что старая Сибирь была известна вообще за страну, сильно зараженную суеверием; тем не менее сведений о приемах, употреблявшихся сибирскими колдунами при отыскании кладов, до нас дошло весьма немного. С этим, впрочем, мы еще познакомимся, а теперь продолжим перечисление тех мероприятий правительства, какие касались сокращения хищнического кладоискательства.
При Петре Первом правительство смотрело на клады как на богатство, ему принадлежащее. В 1721 г., когда последовало от сибирского губернатора князя Черкасского донесение о золоте, находимом в могилах, издан был известный указ: «Курьезные вещи, которые находятся в Сибири, покупать сибирскому губернатору или кому где надлежит настоящею ценою и, не переплавливая, присылать в Берг и Мануфактур Коллегию». Сообразно взглядам великого преобразователя принимала разные меры к уменьшению самовольного кладоискательства и местная сибирская администрация. В апреле 1727 г. одна артель кладоискателей в числе восьми человек крестьян Малышевской слободы (Кузнецкого округа) «пошла на степь бугровать и бугровала до июня месяца, и пошла назад в оную слободу и, будучи у озера Горшкова, искала уток лесных и разошлась в рознь; и наехала на них на том озере казачья орда киргизы, и взяла их в полон всех 8 человек, и повезла к Иртышу; и один из них ушел с дороги ночью, а четырех человек оная казачья орда на становье убила до смерти; и с того места разъехались, и их Ямышевской крепости солдаты и служилые люди отбили». По этому делу сибирской губернской канцелярией 27 сентября того же года было определено: трем отбитым у киргизов кузнецким крестьянам, «которые были на бугрованье, учинить наказанье – бить батоги нещадно за то, что они ездили в степь без отпуска, и по учиненьи наказания выслать в Кузнецк, а в Кузнецке и в уезде о том публиковать, дабы никто под жестоким наказанием в степь для бугрования не ездил». Позднее, за время императрицы Екатерины II, 3 июля 1764 г., последовал особый указ Сената о запрещении выходить за границу, на степи для отыскания в древних могилах кладов, но взгляды правительства на принадлежность ему кладов изменились: на клады, как и на все богатства, сокрытые в недрах земли, распространяется право собственности владельца земли, что было особо подтверждено и жалованною грамотою дворянству. В 1803 г., 7 октября был издан указ, в котором Сенат изъяснял, что клад без позволения владельца земли, не только частными лицами, но и местным начальством отыскиваем быть не может. В X-м томе Свода гражданских законов по изданию 1832 г. сказано, что «клад принадлежит владельцу земли», и при том объяснено, что «клад есть сокрытое в земле или строении сокровище». В издании того же Свода законов 1842 г., т. е. через десять лет, повторена снова эта статья о праве владения кладом, но из определения понятия «клад» опущены слова «или строении». Этот же закон о праве владения кладом вошел и в издание Свода 1857 г. Но для сибирских кладоискателей, за редкими исключениями, приведенные распоряжения оставались, видимо, мертвыми: среди бесчисленного множества древних могил или курганов, разных городищ или древних укрепленных пунктов и, наконец, следов древних рудных разработок им казалось выгоднее прислушиваться к местным преданиям об этих богатых памятниках незапамятных времен, чем исполнять требования закона.
Продолжение следует…
