А. Кузнецов
Бывают годы большой воды, когда Обь выходит из берегов и заливает все низкие пойменные места, называемые сорами. В такие места заходит на кормежку рыба — в основном язь, гораздо реже — щука, окунь, сорога. От хорошего корма язь быстро растет и жиреет. Когда бывала большая вода, рыбаки-промысловики радовались: будут богатые уловы в варовую пору. Но, с другой стороны, наступало время бескормицы для домашнего скота.
Во время половодья жители Сургута держали скот в загородах на берегу Саймы. Оставшееся сено расходовали экономно. Объеди не выбрасывали, а оставляли на «черный день». Если вода стояла долго, ездили в лодках за Обь в район Свиной курьи, срезали в прибрежной полосе мелкий тальник. Голодные животные подчистую съедали таловую кору. Заготавливали в это трудное время и хвощ.
Однажды в детстве, в начале 20-х годов, мне довелось участвовать в поездке за хвощом с отцом Василием Алексеевичем и его соседями Федором Вергуновым и Александром Макушиным.
Ранним утром выехали в полуневоднике в сторону Черного Мыса, перевалили Обь, свернули в Свиную курью, далее по Полую мимо Каменного мыса добрались до Малой Оби и медленно поплыли по течению вдоль правого берега, внимательно приглядываясь к подножию Южной горы. В одном месте увидели небольшую темно-зеленую поляну, пристали к берегу. Это и был хвощ. Рос он густо, ровно.
Попробовали косить. Хвощ звенел, как проволока, и чтобы срезать его литовкой, требовалась немалая сила. Вскоре полянка была выкошена и трава перенесена в лодку. Поехали дальше вниз по Малой Оби, нашли еще одно местечко, заросшее хвощом, но здесь затупившиеся косы уже не брали траву, а только со звоном скользили по ней, не срезая. Косы нужно было отбить, но молотка и наковаленки никто не взял с собой, не рассчитывая на такую жесткость хвоща.
Поехали дальше. В середине дня сделали остановку у летних остяцких юрт. Жители юрт были на промысле и только в одном из домиков мы застали пожилых мужчину и женщину. Ханты — народ гостеприимный, нас пригласили в юрту, состоящую из небольшой прихожей, в левом углу которой был чувал, и одной комнаты. В стене, разделяющей прихожую и комнату, двери не было, а был только проем. В комнате стоял стол, сколоченный из досок, и три деревянных лавки, у стены размещались небольшие нары. Пока мужчины вели житейский разговор, хозяйка быстро сварила уху, выложила в деревянное корытце рыбу и поставила на стол.
Хорошо пообедав и напившись чаю, мы поблагодарили хозяев и поехали дальше вниз по Малой Оби до юрт Тангиных, затем выехали на Обь. Грести против течения было тяжело, подвигались медленно. Уже стало темнеть, когда мы, уставшие, добрались до Белого Яра, где решили переночевать.
На бывшей раньше пароходной пристани стояло три дома и несколько амбаров. В одном из домов жила семья Туполевых, которых больше знали по прозвищу — Водомеры (глава семейства обслуживал водомерный пост). В другом доме жил одинокий старичок, мужики его звали между собой бароном Мюнхаузеном. Посоветовавшись, решили пойти к барону послушать его байки.
Хозяин охотно принял нежданных гостей на ночлег, вскипятил в самоваре чай. Попили чайку, рассказали куда и зачем ездили, поговорили про водную стихию, на многие другие житейские темы, но гостям хотелось послушать искусное вранье хозяина, и дядя Саша Макушин попросил рассказать, как жилось в те времена, когда здесь была пароходная пристань.
Старик вспомнил годы, когда он был почтовым ямщиком, возил почту до деревни Солка, держал пару крепких лошадок.
— Однажды в сильный мороз вернулся я домой. Жена говорит: «Съезди за водой». Воду я возил с реки в глиняной корчаге. Раньше в ней варили когда квас, когда кулагу, а в зиму голодного года я эту корчагу приспособил для возки воды с реки. Запряг я Буланого в санки, смотрю — корчага сильно обледенела. Взял топор и потихоньку обухом стал отбивать лед да ударил неудачно и отбил у корчаги клин. Такая досада, не в чем стало воду возить. Взял коромысло, ведра и спустился к проруби. Подымаюсь с водой в гору и думаю: куда мне теперь приспособить корчагу? И вдруг осенило. Принес воду, корчагу с саней перевернул вверх дном на землю. Посмотрел на лошадок, а они дрожат. Жалко мне их стало, отвязал от коновязи и свел их в корчагу. Подбросил сена и приставил выбитый клин на старое место — закрыл вход. Место оказалось подходящее. Бывало, приеду, лошади потные, в куржаке — быстро выпрягаю, скруткой сена вытираю крупы и завожу в корчагу. Там тепло, и через пару часов шерсть у лошадей сухая.
Я потеребил отца за рукав и шепнул ему: «Он все врет, ведь таких больших корчаг не бывает». Отец сказал: «Слушай и молчи, он не любит, когда его рассказам не верят, может осерчать».
Посидели, покурили, и хозяин снова вспомнил свою почтовую службу:
— Как-то раз запряг своих лошадок, уложил в кошевку почтовые пакеты, увязал веревкой. День выдался ясный, морозный. Только выехал на Обь, смотрю: из-за острова Раздоры идет пароход «Усиевич». Капитан был мой хороший знакомый. Я помахал — он дал команду: «Стоп машина!» Быстренько сдал на пароход почту и рано вернулся домой. Повезло мне.
Выслушав еще пару рассказов словоохотливого хозяина, мужики сделали перекур, а меня одолел сон. Проснулся я рано утром, когда уже подъезжали к Гусиному острову. Разбудил меня дружный смех. Вспоминая белоярского барона Мюнхаузена, дядя Саша Макушин сказал: «Это не каждому дано так врать».
А дядя Федя добавил: «И главное: врет и не смеется».
Позднее я узнал, что это был Алексей Еплович Силин и что с ним и не такое случалось: как-то он перегрыз чугунный пест, в другой раз в корзине переехал через Обь. Дар «художественного вранья» унаследовал его племянник Андрей Иванович Силин. У этого горностай бежал так быстро, что когда его защемило в черкане, то тушка выскочила из шкурки и умчалась дальше, осталась одна шкурка. Было и такое: Андрей Иванович с друзьями загнал медведя на вершину сосны. Охотники натыкали вокруг сосны кольев и принялись трясти дерево — медведь упал на колья и стал похож на ежа.
Всего, конечно, не перескажешь. Пусть земля будет пухом этим выдумщикам — дяде и племяннику. Их фантазии никому не нанесли вреда, но многих развеселили и позабавили. И запомнились надолго.
Подготовил Валерий Белобородов