Т. Степанова
Я — бывшая учительница, сейчас уже довольно старая, и мне хочется поделиться своими впечатлениями о жизни на севере. Мое детство прошло в с.Сытомино на берегу красавицы Оби. На всю жизнь сохранились картины, связанные с Обью.
Эта река для меня родная, по берегам ее мне приходилось по несколько километров идти пешком с бечевой через плечо, плыть на лодке, обласке, неводнике, плашкоуте, катере и пароходе. Приходилось и страх испытать, но любовь к обским просторам, к живописным берегам заняла в моих воспоминаниях основное место. Эта река научила меня жить, понимать людей, их нравы, привычки.
У нас была большая семья. Наша маленькая избушка стояла на самом берегу Оби. Мы из окон видели, какой она была в спокойном течении, во время непогоды, как оживала после долгой зимней спячки.
В апреле начинаются оттепели, сходит снег. На берегах уже чувствуется весна, а река становится угрюмой, даже страшной. Вода прибывает, появляются забереги, а в конце апреля она поднимает лед, отрывая его от берегов. Снег на льду намокает и кажется темным. В это время мы, ребятишки, с замиранием сердца смотрели с берега у школы на то, как охотники-любители перебирались через Обь на гусевание, на пески. Они шли на широких лыжах, впереди себя толкали облас или лодочку с продовольствием и одеждой. Ведь они там должны охотиться на гусей, долго сидеть в скрадках, поджидая, когда стаи перелетных птиц изберут их песок, спустятся покормиться и отдохнуть. Длилось гусевание примерно до 9-10 мая. Затем пески заливало водой, и охотники возвращались с хорошей добычей, но с большим риском для жизни: иной год ждали вскрытия реки, иногда пробирались по льдинам и “окнам”. Возвращение охотников уже не захватывало нас так, как их отправление. В этот период мы ежедневно и даже ежечасно ждали подвижки льда, ледохода. Картина ледохода занимала не только детей, но и всех жителей деревеньки, тем более что каждый год он проходил по-разному, это зависело от погоды. Иногда он начинался спокойно, а иногда с грохотом, скрежетом.
Так было однажды утром во время первого урока (я тогда училась в 3 классе). Многие увидели в окно, как начали покачиваться сосенки, которыми были на зиму огорожены проруби от заноса их снегом. “Началось!” — хором закричали мы, и учительница Анна Григорьевна разрешила всем одеться и выйти на берег. Да, лед пошевелился. Появилась косая трещина через всю реку. Темная зимняя дорога разделилась пополам. Между левой и правой частью образовалась узкая полоска воды. В таком положении лед стоял до вечера. После уроков мы, забыв об еде, стояли и бегали у берега по приплеску, ждали, что будет дальше. Под вечер верхняя часть дороги стала наползать на нижнюю, искорежила проруби, и деревца смешались со льдом. Подул ветер, лед подвинулся в сторону деревни и с шумом полез на берег. Это была вторая подвижка, уже более сильная. Но это еще не ледоход, а только шевеление, разгон.
Утром мы уже не увидели ни прорубей, ни дорог, а на берег были нагромождены горы льда, так было несколько дней. Уроков в тот день не было, все были на берегу. Лед пошел быстрее. На четвертый-пятый день стали появляться чистые от льда окна, но это обманные прогалины: вода была на подводной части льдин. Смельчаки пытались на льдинах отплывать от берега, но это кончалось в лучшем случае холодным купанием, бывало и хуже: приходилось спасать баграми, веревками. На вид большая крепкая льдина рассыпалась, как сахар, на длинные сверкающие стрелы. Длился ледоход обычно 7-8 дней. Это зависело от погоды. Самый шумный момент ледохода обычно был на 3-5 день, когда льдины с верховий, из проток начинали громоздиться друг на друга и набирать быстроту в освободившихся проталинах. На льдинах несло и сено, и деревья, и старые бакены, и лодки…
Пассажирские пароходы обычно приходили в конце мая. Окончание учебного года часто совпадало с приходом первого, такого желанного парохода. Это был праздник всего села. Дым из трубы парохода был виден далеко за мысом, иногда за час-полтора. Все жители села выходили на пристань: кто-то ждал гостей, родных, знакомых; кто-то хотел продать рыбу, птицу, ягоды; кто-то купить лук, чеснок; кто-то ждал почту, а большинство просто хотело посмотреть на пароход, ведь ни радио, ни телевизора тогда не было.
После ледохода река оживала, привлекая к себе рыбаков, охотников. Вечером звучат песни, музыка. Это молодежь на лодках гуляет по реке. Сплавляются деревья для заготовки дров на зиму, в высокую воду их легче поднять на берег. Вся жизнь в эти дни сосредоточена на берегу: здесь заготавливают дрова, ремонтируют невода, обрабатывают рыбу (солят, вялят), варят в береговых печках варку (варка — это смесь икры, вязиги, пупков, жира, печени) — лучшее и полезнейшее кушанье на весь год. Коптят и вялят гусей, уток.
Длинные дни, высокая вода позволяют людям выезжать на лодках в протоки к болотам, кедрачам, заготавливать перезимовавшую вкусную клюкву, кедровый орех. В это время даже все дети заняты делом. Старшие с родителями заготавливают лес, помогают строить, рыбачат. Утром и вечером с ружьями бегут на зарянку в скрадки на ближних озерах. Младшие ставят сетки на сорах, сидят с удочками, работают на лабазе рыбзавода, пилят и укладывают дрова. Появляется много комаров и мошек. Они отравляют жизнь. Спасались от них накомарниками из мелкой сетки, пропитанной дегтем с рыбьим жиром.
По окончании третьего класса я пошла с отцом в плоху на охоту перевесом (плоха — это просека в лесу от берега Оби до сора). Отец натянул сеть через плоху. С одной стороны шнур держал он, а с другой — я. Утки в это время перелетают с одного водоема на другой не очень высоко и попадают в сеть, а мы должны эту сеть на них спустить, чтобы они запутались. Мы долго ждали. Утки полетели на зорьке, под утро. Отец спустил сеть, а я задремала и немного опоздала, поэтому в сети оказалось только 8 уток. Основной клин я выпустила. За это, конечно, мне досталось от отца. Но если бы попалось и больше, я все равно не стала бы помогать в таком убийстве. Мне так было жалко этих попавших в сеть уточек, что я даже не хотела их есть. Правда, вскоре этот вид охоты был запрещен, и это хорошо. Не помню, чтобы отец еще когда-то ходил в плохи. Мои слезы, видимо, подействовали на него. Но жить без охоты нельзя — это я понимала. Отец стал учить меня стрелять. В жизни эта наука помогала мне постоянно, особенно в трудные годы войны.
Летом Обь оживляла все вокруг, заставляла и учила трудиться, познавать мир, отдыхать. Зимой же жизнь на берегах Оби резко менялась. Дым из труб, тусклые огоньки ламп, нечеткие тропинки вдоль улицы, к проруби говорили о тихих зимних занятиях в семьях: кто-то мастерил сети, фитили; кто-то шил обувь, одежду; кто-то обрабатывал шкурки пойманных зверьков. Самые сильные уходили в урманы на промысел. Жили там неделями, месяцами.
Ребят не держали дома морозы. Катание с берега на Обь привлекало всех. На санках, нартах, шкурах с визгом поодиночке и кучами катались малыши, многие с родителями. Горки поливались, очищались от снега, даже обставлялись ветками чуть не до половины реки. Днем, после занятий в школе, мы развлекались ходьбой на лыжах. Одна лыжня вела до противоположного берега, другая — вдоль реки до Нижней пристани (место, где летом пароходы загружались дровами).
В четырех-пяти местах на Оби велся подводный лов рыбы. Обь была кормилицей в любое время года.
Красота ее берегов у меня сейчас перед глазами. Зимой белизна снега слепила, на огромном белом полотне далеко можно было увидеть сломанную лыжную палку, утерянную рукавичку. Лесные обитатели рисовали свои маршруты до тальников противоположного берега. По их следам мы читали, где можно поставить капкан, петлю и др. ловушки, какие использовать приманки.
В жизни своей не встречала другой реки с такими красивыми берегами. Сосняк, кедрач ровной стеной отражались в реке, реже выделялись березовые полянки. Осенью пологие берега украшались кустами смородины, черемухи, богато увешанными крупными сочными ягодами. Там, где берег покруче, ягоды можно брать с лодки, не выходя на берег.
В 1985 году у меня была возможность побывать на этой милой сердцу реке — и лучше бы не видеть черные полосы на обшарпанных берегах, заваленных древесиной, черные мертвые гари во многих местах. И хотя это была осень, не увидела я ни ягодки. Прежде на Оби было так много речного транспорта, что реку можно было сравнить с городской улицей, а в этот приезд я не увидела ни обласка, ни лодки.
Уж пусть в моей памяти навсегда останется та Обь, какой я ее знала до 1957 года.
Хоть в жизни многое видала,
Узнала ряд прекрасных мест,
Но наши северные дали —
Прекрасней их на свете нет.
Подготовил Валерий Белобородов
