А. Цуркан
Мои родные — репрессированные. Из кулаков — по отцу, из революционеров — по матери.
Дед жил богато, имел 30 десятин земли, мельницу, молотилку, трактор, шесть лошадей, семь коров, шестьдесят овец. Семья состояла из трех сыновей, шести дочерей, все были женаты и замужем. В общей сложности десять семей вместе с дедом. Все они трудились на своей земле, не нанимая батраков. Жили отдельно от деда, имели свои дома, но земля не разделялась, работали вместе, как бы кооператив был у них. Осенью дед делил урожай в зависимости от состава семей.
В 1931 году деда раскулачили, он все сдал государству, но, по рассказу бабушки, “стукачи” доложили, что он, якобы, запрятал хлеб, и был произведен обыск. Нашли бочку с пшеницей и забрали. Тогда были репрессированы четыре дочери и три сына. Моя мать с отцом отправлены в Остяко-Вогульск, село Самарово, дед был стар, его не тронули. Они были поселены в бараки, где сейчас парк имени Лосева. Мох рвали, сучья жгли, землю на потолки таскали… Здесь, говорила мама, были ссыльные даже с 1929 года. Город на нынешний не походил: кое-где стояло по одному зданию, лес рос везде, его рубили выборочно, в основном кедрач, мужики возили на лошадях, на тачках. На рубке стен работали ссыльные из Свердловской, Омской, Курганской, Челябинской областей, А украинцы, молдаване, белорусы — на валке леса. Отец с матерью познакомились с семьями Поповых, Устюжаниновых, Богомоловых, Куликовых, Решетниковых, Чекишевых и многими другими ссыльными. Всем им было по 20-40 лет.
В 1933 году отец с матерью на лесовозной барже сбежали из Самарово. В 1940 году их снова арестовали, отца увезли в Горьковскую область, а мать обратно в Остяко-Вогульск. И тут грянула война. Горе нависло над нашей Родиной. Мать и всех наших знакомых отправили на лесоучастки. Пилили дрова для пароходов, тесали ружейную болванку для прикладов. Мы попали на Усть-Назымский лесоучасток. С нами Поповы, Устюжаниновы, Богомоловы, Решетниковы, Чекишевы, Куликовы, Маркеловы и другие. Жили дружно, помогали друг другу в беде. Питались неплохо, рыбы было много, картошку сажали, грибы, ягоды собирали. Ханты занимались охотой, делились мясом, боровой дичью. Матери выдавали 800 граммов хлеба, а нам, иждивенцам, — по 400. Порой мать говорила: “Спасибо Сталину, что сослал нас. Если бы оказались в оккупации, расстреляли бы немцы”. Когда началось отступление, немцы и румыны жгли сена, грабили все, что было — утварь и скот. Немцы забирали детей, увозили в Германию, родителей в концлагеря, расстреливали. Моего деда тоже расстреляли.
Мы прожили тяжелое детство. На работу — по стуку в рельсу, с работы — то же самое. По субботам являлись на отметку в комендатуру.
Но люди разных национальностей жили дружно, всех объединяло горе.
г. Ханты-Мансийск
«Новости Югры», 29 октября 1998
