Валентина Патранова
«Подписывая ложь на себя и клевеща на других, я думал одном — когда-нибудь разберутся в этом деле…» Из показаний подследственного И.П. Котохина. Управление НКВД Омской области, 23 мая 1939 года
Не предполагала, что неожиданное продолжение получит публикация «Политзаключенные». В короткой заметке шла о партийной реабилитации нескольких репрессированных в 30-е годы коммунистов окружного центра. В их числе упоминается и бывший директор Реполовской МТС Евграф Васильевич Плеханов. Материал готовился по документам, поступившим в Ханты-Мансийский горком партии (а они были немногословны), поэтому пришлось ограничиться традиционной констатацией — Плеханов был арестован за вредительство. И только недавно появилась возможность ознакомиться с достоверными фактами, касающимися причин ареста и последующего содержания в тюрьме как самого Плеханова, так и других хантымансийцев.
Не так давно в окружной отдел комитета госбезопасности из пресс-службы Тюменского управления для журналистского исследования поступило трехтомное дело №9439, заведенное в те печальной памяти 30-е годы. Почти 800 страниц его посвящены разоблачению контрреволюционной организации «правых», орудующих в Остяко-Вогульском округе. По этому делу проходили представители партийного и советского аппарата, практически вся местная верхушка 1937 года — первый секретарь окружкома партии Ф.А. Павлов, председатель окрисполкома Я.И. Кошелев, члены президиума исполкома: секретарь исполкома И.И. Пакин, председатель плановой комисии Н.С. Трусов, заведующий окрвнуторгом И.А. Гордеев, начальник окрземотдела И.П. Котохин, управляющий Березовским отделениемем Госбанка Г.Т. Нагибин и другие.
Плеханов. как член придуманной чекистами организации «правых», вместе с другими был этапирован в Омск, предварительно пройдя физическую и психологическую обработку в Остяко-Вогульском отделе НКВД. Его история трагичнее других — он умер в апреле 1939 года в тюрьме, не дождавшись окончания следствия.
Как сложилась судьба остальных? Как вообще возникло это дело? Судя по всему, не в умах местных чекистов — эти были всего лишь исполнителями чьей-то воли, правда весьма усердными. Миф о контрреволюционной организации «правых» с разветвленной сетью филиалов понадобилось Омскому управлению НКВД (в то время округ входил в состав Омской области), чтобы оправдать аресты областных руководителей. Судя по протоколам допросов, остяко-вогульским членам контрреволюционной организации настойчиво внушалась мысль, что омичи тесно связаны с московским центром «правых». В одном протоколе даже упоминается фамилия А.И. Каменева, с которым якобы находился в тесной связи председатель Омского облисполкома Кондратьев.
Аресты почти всех остяко-вогульских «правых» были произведены в октябре 1937 года. В этот период на первый план выходит фигура начальника земотдела окрисполкома И.П Котохина. Дело в том, что Котохин, присланный на работу из областного центра, по логике сотрудников НКВД и был основным связующим звеном между центральной организацией «правых» в Омске и ее филиалом в Остяко-Вогульском округе, занимался вербовкой членов организации. И весьма преуспел в этом деле — завербовал весь президиум окрисполкома во главе с председателем и партийным секретарем. А так как начальник Реполовской МТС Плеханов, как написано в протоколах, «дружил с Котохиным и когда приезжал в город, то всегда останавливался у него», то именно он и должен был завербован в первую очередь.
До мая 1938 года арестованные находились в местной тюрьме НКВД. Перед отправкой в Омск все, без исключения, сделали признание, что действительно являются членами троцкистской террористической организации «правых» и занимались вредительством. Один планировал развалить МТС, другой противился переводу кочевого населения на оседлость и готовил восстание в тундре, третий специально создавал перебои в торговле, чтобы вызвать недовольство, четвертый преднамеренно не осваивал выделенные кредиты. А все вместе были ярыми противниками Советской власти, мечтающими о выборах в Верховный Совет и ЦК партии, где победили бы «правые». Выступали арестованные якобы за частную собственность, реставрацию капитализма. Как со временем все перевернулось в нашем сознании — сегодня частной собственности желают «левые», они же мечтают о полной победе в Верховном Совете, о демократизации партии.
Признанию предшествовали побои, истязания арестованных начальником Остяко-Вогульского отдела НКВД Дудиным, сотрудниками Аникиным, Дементьевым, Русаковым. Секретарь окрисполкома И.И. Пакин шесть месяцев все отрицал, пока не подвергся беспрерывному, без сна и отдыха, допросу в течение 14 суток. Его, как и других, пропустили через так называемый «конвейер». Говорят, что жены, которым удавалось украдкой подсмотреть, как арестованных водили из тюрьмы на допросы, не узнавали своих мужей — так были изуродованы их лица.
К середине 1938 года на первый план почему-то вышли остяко-вогульские руководители организации «правых» — первый секретарь окружкома ВКП(б) Ф.А. Павлов и председатель окрисполкома Я.И. Кошелев. Их арестовали последними, и произошло это в Омске. Кошелева, уже не работающего в Остяко-Вогульске, взяли в апреле 1938 года, а Павлова в июле, когда он приехал в служебную командировку. Брали Павлова в гостинице «Советская Сибирь» по всем правилам — с предъявлением санкции на арест, ордера на обыск.
Следует отметить, что все политические дела тех лет оформлялись в строгом соответствии с законом. В каждом деле наличествуют ордера, протоколы изъятия, запросы следователя прокурору о продлении срока следствия. Все допрашиваемые предупреждались об ответственности за дачу ложных показаний, все расписывались на каждой странице протокола допроса, а на очных ставках подпись ставили после каждого ответа.
Не соприкасаясь ранее с сфальсифицированными делами, была уверена, что на их страницах царит полнейший произвол — кто тогда контролировал садистов-следователей?.. Ничего подобного — канцелярская сторона дела на недосягаемой высоте. Все дело №9439, каждая его страница были призваны создать иллюзию строжайшего соблюдения законности. Ну, а что касается методов, какими добивались признаний, то эти мелкие детали, как правило, в протоколах не фиксировались.
Жестокая правда тех лет: да, были и ложные признания, и оговоры других, и надежда, как у начальника земельного отдела Котохина, что «когда-нибудь разберутся в этом деле». И вот сегодня, разбираясь, мы делаем однозначный вывод: никому не дано право судить этих людей за то, что не оказались железными, несгибаемыми. Судить надо систему, которая поставила миллионы талантливых, умных, преданных к стенке.
К началу 1939 года все арестованные находились в омской тюрьме, все уже признались во вредительской деятельности, а следователи с какой-то маниакальной настойчивостью продолжали их допрашивать, устраивали очные ставки. Почему их не судили, ведь прошло уже почти полтора года? Почему к этому времени из протоколов допросов совершенно исчезают «омский центр» и те, кто им руководит? Почему только в декабре 1938 года начальник окружного отдела НКВД Дудин неожиданно дает указание создать экспертную комиссию из работников окрисполкома, чтобы подтвердить вредительскую деятельность арестованных? Комиссия в апреле 1939 года приходит к выводу, который вступает в полное противоречие с выводами следствия: Павлов, Кошелев, Пакин, Трусов, Гордеев, Котохин, Плеханов, Винник не нанесли вреда округу. Разве мог такой документ родиться без ведома чекистов? Я лично сомневаюсь.
Сразу после заключения комиссии допросы подследственных вступили в новую стадию. Все арестованные изменили показания, утверждая, что ложные признания вырваны путем применения незаконных методов следствия. И — удивительное дело! — все это фиксируется в протоколах теми же следователями, что еще недавно кричали: «Признавайся, как вредил Советской власти».
Что за метаморфозы? Почему почти на два года затянулось следствие? Что побудило органы НКВД отбросить первоначальную версию и оправдать арестованных, освободив их из-под стражи? Что случилось в середине 1939 года? Мы можем только строить догадки относительно этого, поистине «темного» дела.
Какое-то торможение, сознательное затягивание следствия здесь, наверняка, имели место. Прихожу к такому выводу потому, что недавно сама ознакомилась с подобным политическим делом своего деда, «польского шпиона», реабилитированного посмертно. Скорость, с какой решались подобные дела того времени, не вызывает удивления: 10 августа 1938 года деда арестовали и 23 сентября расстреляли. Наоборот, удивляет почти двухлетнее расследование деятельности остяко-вогульских «правых».
Возможно, сыграла свою роль смена руководства: в июле 1938 года госбезопасность возглавил Берия. Но ведь на судьбе миллионов других репрессированных, в том числе и моего деде, приход Берии никак не отразился. В общем, в этом деле есть какая-то загадка, но вряд ли мы ее когда-нибудь разгадаем…
Летом 1939 года освободили всех, за исключением бывшего председателя окрисполкома Якова Ивановича Кошелева. Его пребывание в тюрьме затянулось до января 1940 года. Дело Кошелева было выделено в отдельный том, и материалы следствия отправлены в Москву в адрес особого совещания НКВД. Дело в том, что Кошелев был крупным хозяйственником.
В середине 30-х годов он работал в Москве, в системе Наркомзема возглавлял трест «Оленеводстрой», был начальником Оленеводческого отдела Главсевморпути. К моменту ареста З8-летний председатель окрисполкома успел написать две книги достаточно внушительного объема: «Туземная кооперация Севера» и «Оленеводство на Севере». Последняя была признана контрреволюционной, глумящейся над советской действительностью, что и послужило причиной снятия его с работы. За книги он получил четыре выговора по партийной и служебной линии. На пост председателя окрисполкома Кошелев попал со скромной должности председателя оленеводческого совхоза поселка Мужи. Пригласил его на эту должность первый секретарь окружкома партии Ф.А. Павлов, с которым вместе, еще в 1921 году, работали в Ялуторовске. Один редактировал газету, другой возглавлял отряд ЧОН.
Давняя связь Кошелева с арестованными работниками Наркомзема, написание контрреволюционной книги легли в основу нового обвинительного заключения. Кошелев и вправду был «антисоветчиком» и «контрреволюционером» — с позиций тех времен. Высказываемые им в пору жесточайшего единомыслия взгляды относительно вмешательства партийного аппарата в дела Советов, отрицание подобного стиля работы явились серьезной причиной идейных разногласий с партийным секретарем округа.
Как говорилось выше, материалы на Кошелева были посланы в адрес особого совещания НКВД, откуда вскоре пришел ответ: «При наличии собранных документов дело не может быть рассмотрено на особом совещании при НКВД», после чего Кошелева освободили. Правда, к этому времени он уже прошел медицинское освидетельствование, и тюремный врач в справке, подшитой в деле, написал: «Диагноз: миокардит, малокровие. В условиях исправительно-трудовых лагерей к физической работе годен». И хотя уголовная и политическая реабилитация Якова Ивановича Кошелева чудесным образом наступила еще в 1940 году, разъяснения по поводу своего ареста, наверняка, приходилось ему давать не один раз. В деле подшит запрос из Брянской области, где в 1952 году проживал Кошелев, с просьбой к омским чекистам дать разъяснения по поводу его ареста.
Кошелеву, можно сказать, повезло: избежал ареста, не погиб в Отечественную войну. По-иному сложилась жизнь бывшего секретаря окрисполкома Ивана Ивановича Пакина, честнейшего коммуниста, глубоко порядочного, мужественного человека. После реабилитации он работал в «Рыбакколхозсоюзе», ушел на фронт, где и погиб в 1943 году. Вообще семья Пакиных, о которой еще в 1907 году в книге «Географическое описание России» писал Семенов-Тянь-Шанский как о семье очень уважаемой среди народов ханты и манси, сильно пострадала именно в советское время. Помимо самого Ивана Ивановича Пакина, за «контрреволюционную деятельность, княжеско-шаманское происхождение» были арестованы его сестра Аполлинария, братья. К сожалению, дальнейшая судьба остальных, проходивших по делу, нам не известна.
…Я впервые держу в руках дело № 9439 — «темное» дело тех темных времен. Все аккуратно подшито, пронумеровано Кажется, будто некоторые страницы отпечатаны только вчера. Но избавь меня бог от подобных иллюзий — ни вчера, ни сегодня, ни завтра этот театр абсурда не должен повториться.
«Новости Югры», 22 сентября 1990 года
