Валентина Патранова
…Само открытие первого месторождения горного хрусталя на Приполярном Урале произошло в 1927 году. Экспедицию под руководством профессора из Ленинграда А.Н. Алёшкова организовали Академия наук СССР и Уралплан. В последующие годы она продолжила изучение нашего края.
Эту ему, начальнику Северо-Уральской кварцевой экспедиции Академии наук СССР А.Н. Алёшкову председатель Остяко-Вогульского (Ханты-Мансийского) окрисполкома Я.М. Рознин в марте 1933 года отправил письмо, в котором просил срочно выслать материалы о проведенной в 1932 году работе и о найденном горном кристалле весом 67 пудов, который был увезен в Ленинград «для анализа».
В ГОРЫ ЗА ХРУСТАЛЕМ
Летом 1934 года Алёшков, направляясь в очередную экспедицию на Приполярный Урал, побывал в Тюмени — в то время административном центре Обско-Иртышской области, в состав которой входил и Остяко-Вогульский округ. В докладной записке, которую он составил по просьбе руководителей области, Алёшков писал, что пришла пора «ставить добычу и поиск пьезокварца».
Кроме того, по результатам экспедиций в Березовский район Остяко-Вогульского округа Алёшков написал статью «Ляпинский край», в которой были такие строки: «Некоторые образцы горного хрусталя, отличаясь прекрасной чистотой, могут найти применение в радиопромышленности, остро нуждающейся в нем вследствие отсутствия в пределах СССР практически пригодного месторождения». Летом 1935 года А.Н. Алёшкова пригласили возглавить Полярно-Уральскую экспедицию треста «Русские самоцветы», которая занялась опытной добычей пьезокварца.
Здесь же, в Березовском районе, начиная с 1932 года, вела поиск полезных ископаемых и экспедиция под руководством Н.А. Сирина. Она носила название Северо-Сосьвинской и была направлена в округ из Свердловска Уральским геологическим управлением. Позже Сирин возглавил Полярно-Уральскую экспедицию Всесоюзного Арктического института Главсевморпути. Работал он в этих местах и после войны.
Своими воспоминаниями о работе с Николаем Андреевичем Сириным в послевоенные годы поделилась на страницах нашей газеты в статье «Как я покоряла Приполярный Урал» (№ 82 за 2005 год) Мария Васильевна Быстрова (в девичестве Рочева) из села Саранпауль. Ее отец был проводником в экспедиции Сирина. Благодаря Марии Васильевне, память которой сохранила интереснейшие подробности ее встреч с Сириным, мы узнали, что Галина Владимировна Шмакова, о которой тоже писала наша газета, была женой Сирина. Это она, будучи заместителем начальника экспедиции, в 1933 году должна была заехать в Остяко-Вогульск и доложить руководству округа о результатах работы экспедиции в Березовском районе. Сам Сирин добирался до Свердловска через Уральские горы и станцию Ивдель.
Была глубокая осень, Галина Владимировна еле дождалась в Березово последнего парохода и была вынуждена без остановок проследовать дальше, в Тобольск. Правда, с предварительным отчетом о проделанной работе она выступила в Березовском райисполкоме, а свой доклад направила в Остяко-Вогульск; сейчас он хранится в архиве автономного округа. Коренная москвичка, она не побоялась трудностей, которые были неизбежны в работе геологов в 30-е годы. Как пишет Быстрова, Сирин и Шмакова даже своего сына Артура, родившегося в 1934 году, брали с собой в горы, приспособив под вьючную люльку распиленную деревянную бочку. А всего у них было трое детей.
ДЕЛА ДАВНО МИНУВШИХ ДНЕЙ
После июльской публикации в «Новостях Югры» у нас завязалась переписка с Марией Васильевной Быстровой. Она не только охотно давала пояснения относительно некоторых «белых пятен» в биографии семьи Сириных-Шмаковых, но и прислала фото.
Вот некоторые выдержки из ее писем:
«…Николай Андреевич Сирин был высокий, мощный, черные волнистые волосы, крупное восточного типа лицо. Он знал многие северные языки. Был веселый, любил шутки, юмор, его уважали и любили. В горы он ездил на белом коне. Конь был не совсем белый, а в мелкую крапинку и издали казался голубым. Звали его Р.К.К.А. Он был такой же мощный, как и хозяин.
Несмотря на величие ученого, Николай Андреевич умел замечать мелочи жизни. Как-то он сказал: «У нас уже рабочие научились различать габры». Или когда мы возвращались все вместе, пять отрядов, я ухитрилась провиниться. Подошли к речке. Парням что — забрались на вьючных лошадей и на том берегу. Других перевозили на верховых. И оказалось, что на этом берегу я оказалась одна. Пока верховой ехал за мной, я сама перешла вброд. На том берегу в толпе дружно прозвучало: «Ох!», а я перешла и стою. Вдруг вижу, ко мне быстрым шагом направляется Николай Андреевич. Все притихли, ожидая разгона. А он подошел ко мне, снял шляпу и сказал: «Здравствуйте!» Низко поклонился, повернулся и так же быстро ушел. Это ему надо было убедиться, не зачерпнула ли я воды в сапоги, в мокрой обуви я бы не дошла, стерла ноги. Вот он и поклонился низко, увидел, что все нормально, и ушёл.
Последний раз он был в Саранпауле в шестидесятых годах. Хотя он был у нас в гостях и у моих родителей, но я его ни о ком не спрашивала, он уже плохо слышал. Только о старшем сыне и рассказал, сам обещал приехать на золотую свадьбу к моим родителям, но в том же году сообщили, что его не стало.
Ушел из жизни великий труженик гор. Он прошел в конно-пеших экспедициях Полярный, Приполярный, Северный Урал.
…До войны эта экспедиция много строила. Была большая контора, общежитие, два склада. И в горах тоже на многих участках были построены дома-пятистенки. Я сама видела на Саран-Хап-Нере дом, баню и большой склад. На Торговой — дом, мы там жили три дня. На Педах — дом и пекарню. То был век строителей, а наш век —разрушителей, ничего уже не осталось.
…В 1946 году экспедиция вернулась, а в Саранпауле все их строения были уже заняты другими организациями. Вот и пришлось людей и груз размещать в частных домах. Сирин с семьей стал жить у Рочева Якова Философовича. Он тоже работал у Сирина до войны. В первый год, 1946, мы все были в одном отряде: Галина Владимировна с сыновьями, я, отец и студенты-практиканты. Артур, их сын, много фотографировал в то лето…».
ПРОВОДНИК РОЧЕВ
Если имена руководителей экспедиций, некоторых бригадиров старателей, действовавших в 30-е годы на территории округа, нам в процессе работы над проектом удалось восстановить, то о рядовых сотрудниках практически ничего не знаем. И вот удача: воспоминания Марии Васильевны Быстровой полны интересных, живых деталей. Скорее всего, по своей природной скромности Мария Васильевна, рассказывая о других, ничего не поведала о своем отце, который был проводником в различных экспедициях, работавших в те далекие годы в районе Приполярного Урала.
По нашей просьбе дочь написала об отце, а также прислала документы, подтверждающие его работу в геологических экспедициях. Все это будет передано в фонды Музея геологии, нефти и газа, который, напомним, также является участником проекта «Западная Сибирь: история поиска».
Вот что пишет о своем отце Василии Филипповиче Рочеве дочь Мария Васильевна Быстрова:
«Рочев Василий Филиппович родился 25 апреля 1896 года в деревне Петрунь в Коми АССР. Это произошло во время каслания в тундре. Летовали они обычно на берегу Карского моря, а жили в д.Бакуре. Там он прожил до 1915 года, там же окончил два класса начальной школы. В 1915 году многим оленеводам пришлось перебраться за Урал из-за копытки — болезни оленей. Кочевали до 30-х годов, а когда началась коллективизация, у частников отобрали оленей в колхоз. Так отец стал колхозником, и с тех пор больше не каслали.
До войны и после войны отец работал в Сиринской экспедиции. Они с Николаем Андреевичем встретились в начале тридцатых годов на Полярном Урале. Потом экспедиция переехала работать в Саранпауль. Вначале отец готовил отряды к отправке в поле, а потом и сам уходил в поле проводником. После поля заведовал складом — экспедиционным имуществом. После войны в 1946—1948 годы он ходил проводником с отрядом Галины Владимировны Шмаковой (Сириной).
На войну ушел летом 1943 года. 19 октября был тяжело ранен. Пролежал в госпитале в городе Кировобаде (Азербайджан) до 16 июня 1944 года. Домой вернулся в июле 1944 года. Умер 1 апреля 1976 года в возрасте 78 лет от полученных на войне ран».
ОТЧЕТ ИЗ ДАЛЕКОГО 41-ГО ГОДА
Такие вот ценные письма, документы и фотографии получили мы из поселка Саранпауль Березовского района. Оттуда, но уже в дар Музею геологии, нефти и газа, были переданы геологопромышленные отчеты о работе на месторождениях по добыче кварца — Пуйва, Хусь-Ойка и Неройка, составленные по итогам военного 1941 года. Эти и другие месторождения в свое время были открыты экспедициями под руководством А.Н. Алёшкова и Н.А. Сирина. Передал отчеты музею генеральный директор предприятия «Сосьвапромгеология» Юрий Николаевич Бакулев.
Отпечатанные на машинке, прошитые суровой ниткой страницы вместе с пожелтевшими от времени фотографиями и безукоризненно выполненными на кальке чертежами собраны в несколько томов так называемых «амбарных книг». Прикасаешься к ним — и будто ощущаешь ладонями эпоху.
Добыча пьезокварца для нужд оборонной и радиотехнической промышленности была засекречена. Ни окружная газета, ни березовская районная не касались этой темы. Поэтому о добыче пьезокварца в годы войны мы можем узнать только сегодня, перелистав страницы отчетов той далекой поры.
Некоторые документы, проливающие свет на организацию работы рудников Приполярного Урала, можно также найти в окружном архиве.
В первый год войны добыча резко упала. Почему?
ВОЙНА И ПЬЕЗОКВАРЦ
В 1941 году эту работу выполняла Полярно-Уральская экспедиция на месторождениях Пуйва, Хусь-Ойка и Неройка. Ее сотрудники и составили отчет по Неройскому месторождению — это 186 страниц текста и чертежей. То, что сегодня выполняется на компьютере, раньше делали чертежники. И, похоже, в Полярно-Уральской экспедиции чертежным мастерством владели великолепно. Карты месторождений, выполненные на кальке, — это верх чертежного искусства. Где же составлялись подобные отчеты? В Москве или Ленинграде, а возможно, и в Саранпауле.
Добыча пьезокварца велась только в летний период, и первая партия рабочих отправилась на рудник Неройского месторождения 10 июля 1941 года. Как всегда, людей не хватало, а тут еще всеобщая мобилизация, связанная с началом войны.
Добыча пьезокварца в здешних местах началась еще в 1935 году, и при интенсивной эксплуатации, как сказано в отчете, «на поверхности месторождения не осталось не только кристаллов, но и кварцевых жил и их развалов, в связи с чем для нахождения новых кварцевых жил, погребенных под наносными отложениями, пришлось применить проходку целого ряда магистральных канав».
Наряду с добычей Полярно-Уральская экспедиция вела еще и геологическую съемку территории. В 1941 году такой съемкой была охвачена часть восточного склона Уральского хребта.
Каковы же были производственные показатели по Неройскому месторождению в 1941 году? План по добыче пьезокварца экспедиция провалила, выполнение составило только 45 процентов. Причина? Как сказано в отчете, «не было подготовленных точек для постановки добычных работ». Зато разведочные работы удалось выполнить на 219,6 процента. Здесь «основной упор был направлен на отыскание новых кварцевых жил», что должно было обеспечить плановую добычу в будущем.
О том, каким был реальный выход пьезокварца, можно судить на примере отчета по месторождению Пуйва. Планом 1941 года здесь предполагалось добыть 2,6 тонны пьезокварца, но из-за того, что осталось всего 20 горнорабочих, работы пришлось сократить. Таким образом, Пуйва дала стране в первом военном году 17,5 тонны кристаллов, из которых после обогащения Саранпаульская база приняла всего лишь 486 килограммов пьезокварца, из них первым сортом — 11,2 килограмма. Как сказано в отчете, выход пьезокварца от общего веса добытых кристаллов составлял 2,8 процента. Провал плана на Пуйвинском руднике руководство связывало с тем, что за пятилетие с начала эксплуатации месторождение оказалось основательно выработанным. Надежду возлагали на Хусь-Ойку. Но это месторождение к 1941 году было почти не разведано и не изучено.
КРИСТАЛЛЫ-ГИГАНТЫ
Здесь, на Неройском месторождении, попадались кристаллы довольно внушительных размеров. Так, в 1935 году был найден кристалл 120 сантиметров в длину и 75 в поперечнике, весил он больше тонны. Кристалл переправили в Ленинград в Ломоносовский институт Академии наук.
Позже, уже в 1940 году, нашли еще один внушительных размеров кристалл —125 сантиметров в длину и 50 в поперечнике. Удача сопутствовала горнякам и в 1941 году: они нашли кристалл 100 сантиметров в длину и около 60 в поперечнике. Так Приполярный Урал делился своими богатствами с людьми.
Удивительно то, что в отчете 1941 года о работе на Неройском руднике продолжается дискуссия о происхождении хрустальных кварцевых жил. Некоторые геологи рассматривали месторождения Приполярного Урала как «гидротермальные образования, возникшие из горячих растворов, заполнивших широкие открытые трещины».
Известный ученый и геолог А.Н. Алёшков, первым открывший месторождения горного хрусталя еще в 1927 году, считал, что эти месторождения «генетически связаны с гранитными инструзиями». Авторы отчета придерживались иной версии происхождения хрустальных кварцевых жил, считая, что они являются «гидротермальными образованиями, отложившимися из горячих растворов в открытых трещинах».
ОБУСТРАИВАЛИСЬ КАК МОГЛИ
Найти в открытой печати или в архивах сведения о том, как работали рудники Приполярного Урала после 1941 года, нам так и не удалось, зато в госархиве автономного округа были найдены документы, проливающие свет на добычу пьезокварца в послевоенные годы.
Уже в перестроечное время сюда был передан отчет все той же Полярно-Уральской экспедиции за 1947 год, правда, теперь экспедиция входила в состав треста №13 Министерства промышленности средств связи. Мы имеем возможность более подробно рассказать о том, как была организована засекреченная добыча «пьезооптического кварца».
Месторождения, которые эксплуатировала экспедиция, как видно из отчета, протянулись на север и северо-запад на 200 километров, захватывая территорию Коми АССР и Архангельской области. От Саранпауля до участков, где шла добыча, вели тропы, в горах находились вспомогательные базы. Продовольствие, снаряжение, материалы, оборудование доставлялись в те годы не вездеходами и вертолетами, а на лошадях и оленях.
Что собой представляла горная база? Это жилье, склад, пекарня, баня, радиостанция. Грузы завозили в основном летом, с помощью навьюченных лошадей. За каждым конюхом было закреплено по пять лошадей. Зимой их впрягали в сани, и они возили грузы на север на расстояние до 500 километров. Всего в экспедиции было около ста лошадей.
Зимой 1946-47 года конным транспортом удалось забросить на точки 60 тонн, груза, 1 700 кубометров дров, 350 тонн сена. Ездили за грузом и в Березово. Создание запасов сена для лошадей — это была первоочередная задача. Бывало, что реки выходили из берегов, и все накошенное сено смывалось водой. Именно так и произошло в 1944 году: лошади остались без сена, и экспедиция была вынуждена угнать их в Березово. С тех пор в экспедиции стали создавать переходящий запас сена в объеме 150 тонн.
ДЛЯ РАБОТЫ В ГОРАХ ГЛАВНОЕ — ЗДОРОВЬЕ
Постоянного контингента рабочих в экспедиции не было — только горные десятники и подрывники, остальных с марта по май вербовали по всей Тюменской области. Медкомиссию они проходили в райцентрах и Тюмени. Погрузившись на зафрахтованный пароход, будущие горняки, минуя Ханты-Мансийск, Березово, направлялись в Саранпауль. На борту находились забойщики, откатчики, крепильщики, кузнецы. Главным условием приема на работу было крепкое здоровье, способность выносить тяготы жизни в горных условиях, ночевку в палатках.
В 1947 году на горные работы завербовались 259 человек. В Саранпауль они прибыли 1 июня. Сначала прошли через санпропускник, побывали в бане и только после этого их разместили в общежитии. Все прибывшие должны были, прослушать 16 часов лекций и сдать техминимум.
Как видно из отчета, в тот год первый пробный караван отправился в горы 8 июня, остальные добирались к месту работы с 12 по 21 июня. Сама добыча пьезокварца началась 1-8 июля. Как правило, полевой сезон длился в среднем два месяца, но в этот раз 20 августа в горах выпал обильный снег, который так и не растаял до начала зимы, поэтому работы пришлось свернуть.
Каковы же итоги 1947 года? За сезон было вскрыто 15 кварцевых жил и 27 минерализованных трещин. Взятый с Вынгурского месторождения кварц отправили в Ленинград, чтобы утвердить или опровергнуть его высокое качество. Там из него изготовили линзы: из 1 143 килограммов выход линз составил около 100 граммов. В Ленинграде пришли к выводу, что Вынгурский кварц пригоден, его необходимо разведывать и добывать. В целом весь добытый «оптикопьезокварц» признали высококачественным.
ПРИОБЩАЛИ К ЦИВИЛИЗАЦИИ
Необходимо сказать и о другом. Пребывание Полярно-Уральской экспедиции в Саранпауле оказало положительное влияние на национальный поселок. Конюхами, проводниками в экспедиции работали местные жители. До прихода сюда горняков жители понятия не имели об электричестве. С появлением газогенератора, который работал на березовой чурке, в 1947 году было выработано 21 250 киловатт электроэнергии. Электричество пришло не только в дома жителей Саранпауля, появилось и наружное освещение. Также с приходом экспедиции в поселке появился репродуктор, и жители могли слушать концерты из Москвы.
Всего же Полярно-Уральская экспедиция занимала 20 служебных зданий, был у нее и свой жилфонд, клуб на 150 человек. Для жителей — взрослых и детей — устраивали киносеансы, сотрудники экспедиции читали для них лекции, проводили беседы, работала библиотека. Экспедиция даже организовала геологический музей, который, как сказано в отчете, «пополнялся и увеличивался».
В поселке Хошлог, что находился в 35-ти километрах от Саранпауля, экспедиция шефствовала над колхозом «Большевик», который имел 14 лошадей и 434 оленя. В 1947 году экспедиция взяла к себе на прокорм четырех колхозных лошадей, чем уберегла их от падежа, поделилась она с колхозниками и сбруей для лошадей. Шефы помогали писать плакаты, лозунги, передали «Большевику» в безвозмездное пользование столы и портреты вождей.
ИЗ САРАНПАУЛЯ В ЛЕНИНГРАД
Что же происходило, когда заканчивался полевой сезон? Как видно из отчета, весь руководящий состав направлялся в Ленинград для обработки собранного материала. В 1947 году выехали 12 человек. В Ленинграде было все, что нужно для работы — шлифовальные мастерские, картографическая фабрика, фотолаборатория, были консультанты, микроскопы, литература. Отчет составлялся подробный, доскональный, благодаря чему мы сегодня имеем возможность окунуться в давно ушедшую эпоху и представить, как была организована добыча ценного сырья в горах Приполярного Урала в 30-40-е годы.
Сегодня освоение Приполярного Урала — стратегическое направление для окружной власти. У этого района — большое будущее, и связано оно с разработкой и реализацией программы «Урал промышленный — Урал Полярный». Но не будем забывать, что все начиналось тогда, в 30-40-х годах…
«Новости Югры», 11-14 февраля 2006 года
