В городе, светлом от берез

Юлия Смирнова

…Наконец-то, маленький и очень тряский, как автобус, ЛИ-2 приземлился, заглушил мотор. По раскисшему от недавнего дождя летному полю (вот причина нашего суточного мучения в Тюменском аэропорту!) немногочисленные его пассажиры потянулись к двухэтажному зданию с крупными буквами на крыше — Ханты-Мансийск. Немного придя в себя от пережитых в воздухе страданий, направилась туда и я — сделала первый шаг в Большую Журналистику, о которой мы столько говорили и спорили на факультете.

…Час спустя в редакцию «Ленинской правды» вошла усталая и взъерошенная барышня с большим чемоданом. Появление ее не вызвало в коллективе никакого оживления — мало ли разных приходит в редакцию по своим делам! Тем более редакция располагалась в одном здании с окружным военкоматом, и люди часто ошибались дверью, так что и «чужих» посетителей газетчикам хватало… Конечно, барышня с чемоданом всего этого знать не могла, и отсутствие всякого интереса к ее особе несколько озадачило и даже напугало. Но, к счастью, первое впечатление оказалось ошибочным — очень скоро выяснилось, что новую сотрудницу ждали, даже посылали за ней машину в аэропорт, но поскольку рейс очень задержался…

Вот так мы и встретились — автор этих строк и газета «Ленинская правда», выпускница Ленинградского государственного университета и… Впрочем, чем именно станет для меня окружная газета, мне еще предстояло узнать…

* * *

— Ты что, с ума сошла — на Север ехать? Там же полно уголовников, транспорта никакого, тайга! Любыми способами оставайся в Тюмени!

— Эх, и отличное распределение у тебя! Тюменская область — это же сегодня передний край: нефть, Самотлор… Я тебя поздравляю!

С такими вот отрывочными и противоречивыми сведениями я и отправилась в Сибирь. Да, еще в «Литературке» прочитала и запомнила фразу кого-то из писателей, побывавших на традиционных «Днях литературы»: «Ханты-Мансийск — настоящий северный город-сад». В точности этого определения я убедилась сразу. Разноцветные дома-коробочки с резными наличниками (в 1973 году в окружном центре было всего одно многоэтажное здание — окружком партии), прямые и длинные городские улицы, которые незаметно превращаются в деревенские и неизбежно упираются в лес, и всюду — березы, придающие городу нарядный и праздничный вид…

* * *

Располагая небольшим штатом сотрудников, «Ленинская правда» в 70-е годы выходила пять раз в неделю на четырех полосах и, естественно, постоянно, хронически испытывала нехватку материалов. Весьма благоприятная почва для того, чтобы исписаться, заштамповаться, «потерять перо» — чем там еще запугивали нас на факультете журналистики при разговоре о местной печати? Но в «Ленинской правде» получилось иначе, за что я искренне благодарна судьбе и людям, работавшим рядом.

— Я вижу, вы мучаетесь. Не идет материал — так и не пишите. Будем считать, что командировка не удалась, — сказал мне как-то в первые месяцы моей работы ответственный секретарь Михаил Дмитриевич 3агайнов.

Газетчики поймут всю щедрость такого «подарка». А я тогда, действительно исстрадавшаяся от мук творчества и уколов совести, была просто сражена наповал.

* * *

Надо ли говорить, что успехи легко не давались и что тяжелой и не всегда продуктивной работы было куда больше? И в ней надо было находить свой смысл, ей тоже надо было учиться. У кого? К счастью, передо мной этот вопрос не стоял…

* * *

С особой теплотой вспоминаю Галину Дмитриевну Деркач. Преклонных уже лет, в очках и с неизменной папиросой, она, не разгибаясь, трудилась в секретариате с утра до вечера. Вычитывала оригиналы, контролировала прохождение полос, заказывала клише, часто рисовала и макеты… Я застала уже, можно сказать, последний этап ее трудовой биографии — в прошлом она работала на ответственных должностях и в окружкоме партии, и в редакции. Вышла на пенсию — и «большим» человеком быть перестала, а вот независимой осталась.

Галина Дмитриевна (сокращенно и любовно — ГД) не любила философствовать на газетные темы (с большей охотой рассказывала случаи из прошлого или читала стихи, которых знала великое множество), но ее отзывы, краткие, на бегу сделанные замечания (она ходила по редакции особым, очень быстрым шагом) всегда били в точку и стоили долгих профессиональных разговоров.

Интересно и поучительно было наблюдать за работой Валентины Садовниковой. В Ханты-Мансийск она приехала года за три до меня и успела изъездить округ вдоль и поперек. Ее непоседливость, стремление везде побывать, все увидеть своими глазами, ее обширные деловые контакты вызывали здоровую зависть и побуждали к действиям и поездкам. В числе строителей железной дороги Валентина была награждена медалью (если не ошибаюсь, — «За трудовую доблесть») — событие в редакционной жизни выдающееся.

Надежда Павлова Чуманова. Под ее руководством я постигала азы секретарского дела и по сей день считаю себя ее выученицей. Не в пример многомудрым преподавателям факультета журналистики, основы и главные принципы оформления газеты Надежда опробовала на деле и вложила в меня крепко и основательно — так, что секретарское дело стало и моим увлечением и, по мнению коллег, призванием.

И все же особое «спасибо» Северу за первого и главного моего наставника и хорошего друга — Валентину Патранову.

…Как-то вечером в общежитии я писала письмо домой, рядом лежала приготовленная к отправке газета с моим репортажем. Весьма довольная материалом, я периодически отрывалась от письма и любовалась заголовком.

— Знаешь, Юля, — сказала вдруг Валя, отложив в сторону книгу, — если бы этот материал написала имярек, я бы ей поставила, условно говоря, пятерку. А тебе — не больше троечки. Для тебя это совсем не здорово…

Это лишь одно мимоходом сделанное замечание, а ведь мы говорили и спорили часами, живя бок о бок не один год. Валя открыла мне многие секреты творческой работы, заразила своей любовью к журналистике (может быть, именно Большой Журналистике), воспринимаемой не отвлеченно, а практически, повседневно, вот в этой газетной суете и неразберихе…

70-е годы — весьма непростой период и в нашей истории, и в журналистике. Непростой, неоднозначной была и наша работа.

* * *

Хорошо помню, как спокойно, прямо-таки академично разъяснил нам наши заблуждения относительно «сухости» и «неинтересности» газеты заместитель редактора:

— Мы не должны скатываться к развлекательности. Газета должна быть партийной, а не интересной.

Увы, такие взгляды на печать исповедовал не он один. Рассказывали, что предыдущий редактор получил замечание от окружкома партии за… обилие юмористических рисунков на четвертой полосе новогоднего номера. Мне, в свою очередь (я работала уже в секретариате), попало за то, что сообщение об открытии съезда партии мы набрали не полужирным, а обычным шрифтом.

Нимало не претендую на полноту картины — я наношу лишь мазки, отдельные штрихи, вспоминаю характерные детали. Все это воспринималось тогда журналистами по-разному, вызывало и споры, и ссоры. Кто-то свято верил в абсолютную правильность партийных установок и не признавал никакой критики на эту тему, кто-то позволял себе нелицеприятные высказывания и бывал крепко «бит» публично и за закрытыми дверями, кто-то замыкался в себе, а кто-то и не видел никаких проблем, никаких конфликтов просто потому, что не дорос до их понимания…

С этих своих «колоколен» мы и судим сегодня прошлое, поем ему осанну или поливаем помоями. А жизнь богаче и противоречивее любых оценок, и «застойные» 70-е — яркий тому пример. Как ни странно, но та «зашоренная», «задавленная партийным руководством» печать вызывала такую читательскую почту, поддерживала такие тесные связи с читателями, какие и не снились сегодняшним совершенно свободным газетам. А в том, что это не нужно и ничего не стоит, — меня не убедит никто.

В окружной газете я работала всего 4 года из ее 65 и нескромным было бы далее привлекать к себе внимание. Но мне и сейчас, как 19 лет назад, грустно и больно покидать Ханты-Мансийск, и сквозь слезы я плохо вижу деревья по сторонам дороги в аэропорт, летящие навстречу машине.

Прощай, Ханты-Мансийск! Я буду сначала возвращаться сюда, потом только думать о тебе и видеть тебя во сне. Я так многому здесь научилась, так много узнала — и о профессии, и о жизни. Это подарок судьбы, это счастье, что Ханты-Мансийск был в моей жизни! А, впрочем, почему «был»! Работая над этими заметками, я ясно ощутила, что прошедшее время в данном случае совершенно неуместно…

Об авторе: Юлия Смирнова работала корреспондентом, зав. отделом писем, и.о. ответсекретаря газеты «Ленинская правда» с 1973 по 1977 года

«Новости Югры», 5 июля 1996 года