Валентина Патранова
…65. Столько лет прошло с тех пор, как в далеком 1932 году раскулачили Сила Николаевича Худякова, крестьянина села Реполово, потомки которого живут сегодня в Ханты-Мансийске. Печальный юбилей семьи, попавшей под жернова истории, у нас не принято громко отмечать. И таких семей, судя по документам, хранящимся в окружном архиве, немало. Еще до недавнего времени они имели гриф «секретно» и на руки не выдавались. Почему же возникла мощная завеса секретности вокруг судеб крестьян, не имеющих никакого отношения к охране государственных тайн!
Уж не потому ли, что само государство устыдилось тех методов, к каким прибегало, истребляя самую трудолюбивую часть населения. Возможно, попутно решалась и другая задача: вытравить память об этих людях, запрятать истории их трагических судеб в темные хранилища архивов. В то же время, благодаря архивистам, бережно сохранившим документы, мы имеем сегодня возможность по фрагментам каждой судьбы восстановить целостную картину беспрецедентного в истории страны истребления целых семей под предлогом борьбы за светлое будущее. Соприкосновение с этими документами наводит на мистическую мысль: концентрация горя в архивных папках так велика, что по ночам, когда в хранилищах никого нет, со стеллажей доносятся стоны. Тысячи страниц ждут своих исследователей, результатом которых могла бы стать книга под условным названием «История раскулачивания в округе». Ссылка крестьян в округ из других областей — это уже другая история, но, в сущности, все это одна история нашей многострадальной и терпеливой России. Не имея на руках документов, мы не знали сам механизм раскулачивания. 77 страниц архивного дела Силы Николаевича Худякова дают полную картину того, как это было 65 лет назад.
В 1932 году Сила Николаевич, который знал за собой одно — трудиться от зари до зари — вдруг получил на собрании реполовской бедноты прозвище «кулацкий элемент» и обвинение в эксплуатации чужого труда. Больше всех злобствовал его сосед, 70-летний старик. До революции он был торговцем, потом, по русской привычке, все спустил и пропил. Положение неимущего счастливым образом отразилось на его судьбе: чтобы забыли его прошлое, стал активистом сельской бедноты и штатным разоблачителем «кулацко-зажиточного элемента».
Представители бедноты, а это соседи, вспомнили, как в 1914 году Сила Николаевич сдавал невод в аренду, другие припомнили, что за зиму вывозил в Тобрльск на продажу до тысячи пудов рыбы, что торговал сеном в 1915 году. Вспомнили сыновей — Назара, Николая, Александра. Николая обвинили в том, что умышленно сбежал в Обдорск на рыбоконсервный комбинат, и потребовали вернуть его и дать твердое задание по сдаче рыбы, молока и денежному займу. Александр, по словам бедноты, провинился в том, что в 1929 году «умышленно» отделился от отца, чтобы… не выполнять твердое задание по рыбозаготовкам в 1932 году. Назару приписали умышленное уничтожение имущества.
20 июня 1932 года бедняцкое собрание села Реполово, где слушали вопрос «О выявлении кулачества», постановило: считать С.Н. Худякова кулаком, эксплуататором чужого труда, просить сельсовет о лишении его избирательных прав и наложении твердого задания.
Твердое задание на бюрократическом языке тех лет означало рабский, бесплатный труд на благо государства. Мало того, что у «кулаков» описывали и отбирали имущество, инвентарь, они должны были голыми руками выполнять «твердое задание». Например, семье Силы Николаевича, который в ту пору жил с сыном Назаром, было предписано: сдать 100 центнеров рыбы, 1 200 кг молока, отдать по займу 300 рублей. Для невыполняющих задание была продумана система наказаний: от осуждения к принудительным работам до лишения избирательных прав, что по тем временам закрывало доступ «лишенцам» и к учебе, и к хорошей, престижной работе.
Местной беднотой, среди которой, что скрывать, были и откровенные лентяи, и пьяницы, люди бесшабашные, а то и просто завистливые, ловко манипулировала власть, выполняя установку «сверху» о ликвидации кулачества как класса.
О том, кем был по своему социальному положению Сила Николаевич Худяков, свидетельствуют документы, подшитые в деле. Кстати, само это дело и сотни других появились потому, что люди не смирились со своим положением, а писали письма в различные инстанции, требуя восстановить справедливость.
Из автобиографии «гражданина села Реполово С.Н. Худякова»:
«Я родился в семье бедняка в 1869 году. Достигнув предельного возраста, я дождался подсобника брата и мы почувствовали облегчение в хозяйстве. Отец, вместо того чтобы быть подсобником, заболел и пролежал 25 лет, был слепой 15 лет. Брат был взят на военную службу в русско-японскую войну, ранен. Я овдовел — остался с 8 детьми, которые не в состоянии были мне помогать в хозяйстве. Не успели с братом направить хозяйство, как он ушел на войну с Германией, был ранен, вернулся инвалидом.
Я жил на самом берегу реки, и при такой большой воде был вынужден уйти с берега и построить новый дом, так как большая семья не позволяла ходить по квартирам. Мне пришлось строить новый дом 11 лет.
Мы с братом оба поженились, и наше хозяйство стало подниматься. К 1919 году было 15 человек в семье. Наемной силы я не имел, да и не нужно было при составе восемь человек трудоспособных. Только одну осень двое посторонних работали с неводами. Договорились с общего дохода получать равные части. Зимой невод был сдан на две тони в Реполовское общество, после чего оказался негодным. Рыбу продавал в Тобольск и часть в свою организацию, а перекупкой и перепродажей не занимался».
Верующий человек Сила Николаевич не лжет ни перед Богом, ни перед властью. Да власть и сама переписала все, чем он владел, с точностью до подушки, после того, как из семьи выделились брат Петр, сын Александр, как отдал замуж дочерей. На двоих с сыном Назаром к 1932 году было две дойных коровы, пять лошадей, четыре стула, две железные кровати и одна деревянная, один самовар, шесть больших подушек, две овечьи шубы, одна собачья, малица суконная, две деревянные кадки, одно железное ведро, плащ брезентовый, зеркало, четыре простых дуги и одна харьковская (так значится в описи), три сундука, еще сани-розвальни, уздечки, сбруя…
Иметь несколько коров и лошадей по тем временам считалось большим грехом перед советской властью. Но у Силы Николаевича был еще один грех. В те годы государство боролось с классово-чуждыми элементами и ссылало их куда подальше. Один такой «элемент», ссыльный Гуреев, жил у Силы Николаевича на квартире и платил ему четыре рубля. Кроме того, он привез Силе Николаевичу 10 бочек воды, и за каждую тот заплатил по рублю. Бедняцкое собрание села Реполово посчитало это извлечением нетрудовых доходов и эксплуатацией наемного труда.
Старый рыбак Сила Николаевич Худяков всю свою сознательную жизнь — 48 лет — прожил при царском режиме. И все для него было просто: работал день и ночь, рыбачил, торговал, что и давало средства содержать большую семью. Никто к нему не заглядывал на подворье и не проверял, сколько коров, жеребят в стайке, сколько рыбы принесла тонь.
Советской власти, наоборот, до всего было дело, она вникала, считала, описывала и страшно не любила тех, кто хотел работать и не сидел на шее у государства. Многое в тактике новой власти было непонятно рыбаку Силе Николаевичу Худякову, но он свято верил, что если написать «наверх», то справедливость восторжествует.
Поэтому писал в Самаровский райисполком, Остяко-Вогульский окрисполком, Уральский облисполком, в рабоче-крестьянскую инспекцию, контрольную комиссию и, наконец, последнее письмо было в Москву, во ВЦИК. Писал о том, чтобы восстановили в избирательных правах, сняли твердое задание. Когда из ВЦИКа пришел сухой ответ: «В ходатайстве отказать» — Сила Николаевич перестал писать. А сыновья продолжали, вплоть до 1936 года.
Назар пытался раскрыть глаза членам Омского облисполкома (тогда округ уже входил в Омскую область). Было бурное раскулачивание и надо было найти для этой цели кого-то и раскулачить. Назару отказали в признании его середняком и восстановлении в избирательных правах по той причине, что «не имеет пятилетнего стажа общественно-политической работы». Трудно нам понять, что под этим подразумевалось. Если отбросить слова «общественно-политическая», а оставить просто «работа», то здесь вопросов не должно быть. Работать Назар умел. Когда у них описали имущество и отобрали ловушки, как пишет сам Назар, «я все-таки не пал духом, заводил новые ловушки и выполнял план рыбозаготовок на 100 процентов». И, между прочим, еще в 1931 году его фамилия красовалась на красной доске — он слыл лучшим рыбаком села.
Рассылал письма в органы исполнительной власти, в рабоче-крестьянскую контрольную комиссию и второй сын — Александр. На момент раскулачивания и лишения избирательных прав он уже три года как был отделен от отца, в хозяйстве имел лошадь и корову. В 1931 году врачебно-экспертной комиссией был признан инвалидом с диагнозом: потеря зрения на правый глаз и хронический ревматизм. Жил один, воспитывал малолетнюю дочь. Несмотря на все эти обстоятельства, Александра тоже обложили, как тогда говорили, твердым заданием. Александр представил справку, которую ему дали «граждане села Реполово», подтверждающие, что он «ни годовых, ни сезонных рабочих не держал, скупкой и перепродажей рыбы не занимался, неводов в аренду не давал», что и помогло ему в конечном итоге восстановиться в избирательных правах и покинуть Реполово. Много лет Александр Силович Худяков проработал рыбаком горрыбкоопа, умер в 1977 году.
Архивное дело Назара Силовича Худякова заканчивается 1936 годом, когда в своих правах он еще не восстановлен. Судьба его сложилась так же: работал рыбаком, умер в 1961 году. Николай не вернулся из Обдорска, как требовало бедняцкое собрание. Отсюда он ушел на фронт и погиб в 1943 году.
…В 1936 году глава большого семейства Сила Николаевич Худяков еще жив. Он уже перестал бороться за свое доброе имя, за восстановление в правах, которых его лишила новая власть. Можно представить, какую тяжелейшую душевную драму пережил этот человек, униженный перед селом своими же односельчанами.
Но еще большее испытание ему предстояло пережить. Наступил 1937 год…
…Некогда крепкое хозяйство Силы Николаевича Худякова после объявления его кулаком, конфискации имущества и наложения твердого задания (налога) к середине 30-х годов пришло в упадок. Сын Назар переехал в Самарово, где устроился рыбаком в сельпо, у него в последнее время и жил Сила Николаевич, изредка наведываясь в Реполово. Глубоко верующий человек, он любил ходить в церковь, но в Самарово храм к этому времени уже снесли, а в Реполово закрыли и сняли колокола. Церковь в Реполово, по воспоминаниям старожилов, была деревянная, с куполами, стояла на берегу реки и имела богатое внутреннее убранство. На праздники сюда съезжались крестьяне из ближних сел. Наиболее почитаемым реполовцами был праздник Смоленской Божьей Матери. В его честь в селе устраивали крестный ход.
Сила Николаевич в этой церкви крестился, венчался и очень болезненно воспринял ее закрытие. В 1936 году в село приехал уполномоченный из района и на общем собрании повел разговор об отделении церкви от государства. Поднялся невообразимый шум.
Собрание было сорвано. В числе тех, кто открыто возмущался, был и Сила Николаевич Худяков. Наверняка, о твердой позиции верующих, их решимости во что бы то ни стало отстоять церковь стало известно не только в райисполкоме, но и в окружном отделе НКВД. Последующие события подтверждают это.
Следует сказать, что общественно-политическая обстановка в Реполово после проведенной коллективизации и последовавшим за этим раскулачиванием крепких хозяйств не могла не вызвать тревоги у органов, надзирающих за состоянием умов.
Во-первых, народ, не стесняясь, высказывал свое негативное отношение к колхозам. Во-вторых, в селе отбывал ссылку священник Александр Пантуев — с 1932 по май 1937 года. Жил на квартире у бывшего церковного старосты Петра Ивановича Шаламова. Народ искал встречи со священником, особенно в дни религиозных праздников. Открыто он не мог проповедовать, находясь под надзором, а на квартире — то у Шаламова, то у Ионы Филипповича Сургутскова делал это.
Молодежь спешила в клуб, под который переделали церковь, а пожилые реполовцы — к отцу Александру. Когда в мае 1937 года ссылка священника закончилась и он выехал из Реполово, духовным вождем верующих стал Петр Иванович Шаламов. Хотя и старались старики, чтобы никто не знал об этом, но разве в селе утаишь такое? Один из сельских активистов выследил, где собираются верующие и, стоя под окном, услышал все, о чем говорили. А говорили об одном — как бы добиться открытия церкви, высказывали желание платить налоги — лишь бы только получить разрешение. У Шаламова сестра жила в Тобольске, и, наведываясь в Реполово, она рассказывала, что в Тобольске церковь действует. Почему же у нас закрыли? — недоумевали реполовцы.
Еще один «нежелательный элемент» будоражил жителей — монашка Анна Евграфовна Чемагина, 70 лет. В 1932 году ее выслали в юрты Реполовские (три километра от села) в административную ссылку на один год и один месяц за то, что «вела религиозную пропаганду». Отбыв ссылку, перебралась в село. Она постоянно ходила в монашеской черной одежде и взглядов своих не скрывала.
Нелояльность села к решению о закрытии церкви дала повод карающим органам обратить свой взор на Реполово, где в то время, как ни старалась власть всех затащить в колхоз, было немало единоличных хозяйств. А единоличник по тем временам — это почти что враг народа.
Село Реполово вполне могло подойти на роль центра заговорщиков против советской власти. При скудном уме и буйной фантазии сотрудников НКВД реполовские старихи и старухи вполне годились на роль участников вооруженного восстания. 4 августа 1937 года были арестованы Петр Иванович Шаламов, Татьяна Семеновна Сургутскова, Иван Федорович Копылов, Леонид Иванович Копылов, Николай Иванович Петров, Пелагея Анисимовна Пономарева, Михаил Петрович Зольканин.
А еще через 11 дней эта же участь постигла Силу Николаевича Худякова, Иону Филипповича Сургутскова, Ирину Иннокентьевну Самарину, Веру Семеновну Куклину, Ефима Ивановича Трусова, Дмитрия Ивановича Петрова, Анну Евграфовну Чемагину, Кузьму Степановича Копылова, Александра Лаврентьевича Трусова, Василия Федоровича Галкина.
Первые показания дали свидетели из числа жителей села. Всем был задан один вопрос: кто возглавлял в Реполово антисоветскую контрреволюционную группу? Напуганные страшным словом «антисоветская», все показали на Петра Ивановича Шаламова, которого знали как бывшего церковного старосту.
Допросы арестованных начались с заполнения анкет, в графе социальное положение у большинства было написано: «бывший кулак», «единоличник». Правда, встречались и колхозники, но буквально единицы, среди них и сам Петр Иванович Шаламов, вступивший в колхоз незадолго до ареста. Было ему в эту пору 60 лет, и сдал Петр Иванович в колхоз трех коров, несколько лошадей и другую живность.
Арестованные муж и жена Сургутсковы были из раскулаченных, но к моменту ареста уже ничем не владели — все забрал колхоз. Но если Вера Семеновна пострадала за свои религиозные убеждения, предоставляя дом для собрания верующих, то муж Иона Филиппович Сургутское за связь с… Польшей, в ту пору капиталистической страной. На свое несчастье он оказался знаком с Касьяном Маслонским, который отбывал в Реполово ссылку еще при царском режиме. Потом он уехал на Родину, шесть лет назад прислал письмо Ионе Филипповичу, в котором просил походатайствовать перед сельсоветом, чтобы выслали справку, подтверждающую притеснение его со стороны царского правительства. Эту переписку с гражданином другого государства Сургутскову припомнили во время следствия.
У Пелагеи Анисимовны Пономаревой тоже была биография не из лучших. В 1892 году она вышла замуж за крупного рыбопромышленника Петра Хозяинова из села Тюли. Они имели двухэтажный дом, нанимали рабочих. Еще до революции, в 1915 году, муж умер и по завещанию все богатство перешло к дочери. Сама же Пелагея Анисимовна в 1917 году вышла замуж за Ивана Петровича Пономарева и переехала в Реполово.
За это богатство дочь в 1930 году поплатилась ссылкой в Аксарку. У нее и попросила Пелагея Анисимовна денег, чтобы переправить их священнику Николаю Войтковскому, высланному после закрытия церкви в Туркестан. Священник был стар и немощен, он погибал в чужом краю. Все это легло в строки обвинительного заключения. Остальных вообще непонятно за что арестовали.
Чем дальше продвигалось следствие, тем страшнее были слова, которые выводили следователи в протоколах допросов. Верующих уже именовали «контрреволюционной повстанческой организацией». И самое главное, если судить по протоколам, никто из арестованных этого не отрицал. Петр Иванович Шаламов признался: «Своей задачей мы ставили во что бы то ни стало завербовать бывших кулаков в свою контрреволюционную организацию и выступить против советской власти в момент переворота во всем СССР».
В обвинительном заключении о Силе Николаевиче Худякове сказано так: «Обвиняется в том, что был активным членом контрреволюционной группы церковников, принимал активное участие в контрреволюционных сборищах, где выступал открыто и призывал население к вооруженному свержению советской власти, высказывал свои террористические настроения против руководителей советской власти». Террорист в 68 лет? — такая мысль вполне могла зародиться в воспаленном мозгу следователя в 1937 году, когда страна пребывала в состоянии политического психоза.
13 человек из 17 арестованных приговорили к расстрелу и 19 сентября 1937 года приговор был приведен в исполнение в Остяко-Вогульске. Вот их имена: П.И. Шаламов. 1877 года вождения; И.Ф. Сургутсков, 1864; А.Е. Чемагина, 1867; С.Н. Худяков, 1869; В.С. Сургутскова, 1873; Е.И. Трусов, 1869; Д.И. Петров, 1871; И.Ф. Копылов, 1865; И.И. Самарина, 1888; В.С. Куклина, 1862; П.А. Пономарева, 1867; В.Ф. Галкин, 1893; К.С. Копылов, 1878 г.
Судьба четверых из общего списка арестованных неизвестна. Дело по обвинению М.П. Зольканина, Н.И. Петрова, А.Л. Трусова, Л.И. Копылова было выделено в отдельное производство. Возможно, их отправили куда-нибудь в лагерь и там они погибли. По крайней мере в списках, составленных в окружном отделе ФСБ, эти фамилии не значатся.
Через полтора месяца после ареста верующих села Реполово расстреляли и дело по их обвинению положили на архивную полку. Вернулись к нему лишь в 1960 году по запросу сына Шаламова — Николая Петровича. Следователь Тюменского управления КГБ еще раз изучил дело, допросил оставшихся в живых свидетелей и пришел к выводу, что «нет никаких данных о существовании в Реполово контрреволюционной группы». Тюменская областная прокуратура внесла протест в порядке надзора, а президиум Тюменского областного суда принял решение: «Дело производством прекратить за недоказанностью состава преступления». С «врагов народа» сняли все обвинения.
Но вернемся в 1937 год.
На аресте 17 человек кровавая «жатва» не закончилась. В октябре 1937 года в Реполово арестовали учительницу начальных классов Юзефу Яновну Урбанскую «за связь с польскими националистами Тобольска» и расстреляли. Юзефе Урбанской в ту пору было 22 года. Статья о ней «Жизнь и смерть Юзефы Урбанской, «контрреволюционерки» и «террористки» была опубликована в «Новостях Югры» 5 октября 1991 года.
В феврале 1997 года, через 60 лет после событий, я побывала в селе Реполово. Хотелось узнать: помнят ли здесь о трагедии, разыгравшейся в 1937 году, когда арестовали 18 человек? От того Реполово, каким оно было в 30-е годы, осталась одна треть. Еще меньше осталось свидетелей тех событий: одни покинули село, другие ушли в мир иной. Но мне посчастливилось встретиться с Марией Никитичной Пластининой, учительницей-пенсионеркой, которая помнит многих из арестованных. Ее брат был женат на дочери Силы Николаевича Худякова. Вера Семеновна Сургутскова была родной сестрой ее матери. Хорошо помнит Петра Ивановича Шаламова, Ирину Иннокентьевну Самарину.
Зоя Пантелеймоновна Башмакова вспомнила свою первую учительницу Юзефу Урбанскую и показала фотографии, где она сфотографировалась вместе с классом. Тогда в первом классе было 36 учеников, сегодня в среднем 3-5. Уже по одному этому факту можно судить, каким было село Реполово. Зоя Пантелеймоновна помнит, как однажды, придя утром в класс (она тогда училась во втором), не увидела своей любимой учительницы. И никогда больше о ней не слышала.
…Я шла по селу, утопающему в снегу. С тех далеких лет здесь осталось немало домов, на которых печать былой зажиточности, старого уклада жизни. Сегодня они покосились и потемнели от времени. В некоторых живут до сих пор, но не потомки раскулаченных и убитых, а чужие люди. Некоторые дома стоят пустые, и сюда уже никогда не вернется жизнь, разве что, зажмурив глаза, можно представить, как Сила Николаевич Худяков и его сыновья сушили сети, метали сено, запрягали коней в сани-розвальни, как 15 человек — вся семья — садились за стол, как глава нес икону во время крестного хода…
Другая жизнь, другие слова и поступки. Скоро от этих старых домов, как от Реполовской церкви, не останется и следа. Но главное — чтобы все это осталось в нашей памяти.
«Новости Югры», февраль-март 1997 года
