А. Бетев
«Наташа! Милая, добрая женушка. Отправляю тебе письмо треугольником: говорят так всегда делают влюбленные. С тех пор, как ты уехала на учебу в Ханты-Мансийск и тебя не стало рядом со мной, я понял, что ты значишь для меня слишком много. Ты такая у меня сильная, умная, способная идти трудной, но правильной дорогой».
Получая из Полновата от мужа такие письма, Наталья Ивановна Типсина, находившаяся на учебе в торгово-кооперативной школе в Ханты-Мансийске, по нескольку раз перечитывала их, радовалась счастливой судьбе, иногда делилась своей радостью с подругами. За шесть месяцев писем накопилось много. Влюбленный супруг отправлял по два, иногда по три письма в неделю.
В том, что Петр Евгеньевич Типсин очень любил свою супругу, конечно, ничего зазорного нет. Кажется, нет и не может быть места для фельетона. Брак их был скреплен тремя детьми. Они настойчиво создавали семейное счастье. Четыре года назад, переходя в квартиру Наташи, Типсин все свои пожитки принес в портфеле, а в другой руке — медный тазик для варки варенья. Теперь же они обзавелись многими вещами, мебелью, хозяйством, приобрели дом. Гардероб их стал солидным. Все это наживалось честным трудом. Он работал фельдшером, она — счетоводом в рыбкоопе.
Почему же все-таки приходится браться за перо, чтобы писать фельетон?
Мы упомянули пока лишь о первой части типсинского эпистолярного творчества. Но вот куча разных телеграмм, писем, читая которые невольно содрогаешься.
…Однажды зимним вечером Типсин пришел на концерт художественной самодеятельности. Было немного тесно, и он устроился в уголке. Неожиданно Петр Евгеньевич заметил, что на него, улыбаясь во все лицо, смотрит Анна Петровна Первова — местная учительница, на которую он почему-то раньше не обращал никакого внимания. В неловком смущении Типсин поправил прическу, притронулся к галстуку, насколько позволяет приличие, проверил одежду. Первова, между тем, смотрела на него все с той же умильной и очаровывающей улыбкой.
— Почему вы так смотрите на меня? — спросил он в замешательстве.
— Вот уж не думала, что вы такой трус, — ответила Первова, и, насколько было возможно, поплотнее прижалась к нему плечом и порхнула в другой угол.
— Да ведь она и в самом деле недурна, — размышлял Типсин, — У нее красивые глаза, особенно губы…
Чарующими улыбками Анна Петровна преследовала своего поклонника при всяком удобном и неудобном случае. Вскоре ей понадобились капли для аппетита и она пришла на врачебный участок. На следующем концерте Типсин подошел к Первовой и решительно заявил:
— Я сегодня вас провожу.
Он ожидал, что Первова рассердится, приготовился к громам и молниям, но вместо этого услышал ласковое и обнадеживающее:
— Только до крыльца…
А через несколько месяцев после встречи Типсина с Первовой началась его позорная переписка с женой. Несколько недель ею были перегружены телеграф, почтовые ящики.
«Ушел безвозвратно. Так должно было случиться» — телеграфировал, опьяненный ласками посторонней женщины, бесцеремонно вторгшейся в чужую семью, муж своей любимой жене.
«Наташу, которую вы пытаетесь защищать, я не любил тчк прошу не вмешиваться в мои личные дела тчк», — нагло отвечал он дирекции торгово-кооперативной школы, не оставшейся безучастной к судьбе слушательницы, к судьбе ее детей.
Было бы несправедливо, если бы мы не сказали о коллективе, членом которого является учительница Первова.
Когда Наталья Ивановна узнала, что ее муж ушел из дому, бросив троих детей, она немедленно выехала в Полноват. Эта упорная, настойчивая женщина сумела бы устроить свою жизнь. Но она поехала бороться с Типсиным — мужем, чтобы защитить Типсина-отца. Не найдя с мужем общих слов, она обратилась в школу, где работает Первова. После некоторого колебания обсуждение состоялось. Но у многих из коллег Первовой самочувствие было крайне плохим: им все было известно, все делалось с их молчаливого согласия. У многих Анна Петровна бывала на чашке чая «в складчинах», на которые для сюрприза приглашался и Типсин. И никто из ее коллег не нашел мужества сказать о неправильных действиях Первовой прямо.
Собрание пришло к абсурдному выводу: хотя Типсин иногда задерживался у Первовой до 6-7 часов утра, но между ними ничего предосудительного не было. Самым горячим защитником Первовой выступил сам Типсин. По его словам, Анна Петровна не порочней самой пречистой девы Марии. За оскорбление личности Типсиной пригрозили скамьей подсудимых.
Обдумывая все совершившееся, хочется бросить обвинение не только Анне Петровне и Петру Евгеньевичу Типспну, которые растоптали с грязью понятие о морали советских людей, но и тем, сослуживцам, которые с коварными улыбками наблюдала, как происходило крушение семьи, как хорошие люди стали негодяями.
«Сталинская трибуна», 20 июля 1955 года
