ДОРОГИЕ МОИ ЗЕМЛЯКИ!

Эта книга для вас. Все, что здесь написано — вымысел автора.

Любое сходство — случайно. Просто, мне захотелось рассказать всем о том, какие чудесные люди живут на нашей земле. Как они умеют трудиться, и отдыхать, любить, и ненавидеть. Мои герои — простые деревенские люди, со своими привычками, ошибками — а у кого их нет?

ЭТО — НАСТОЯЩИЕ ТРУЖЕННИКИ, НАСТОЯЩИЕ КРЕСТЬЯНЕ.

Оглавление

ЗЕМЛЯКИ.. 4

ПОЛИКАРПОВА ДОРОГА. 6

МОЛИТВА. 8

БАБА СУЛЯ. 11

АМАЛИЯ—————————————————————————————————————13-

КОРНИ.. 16

Глава 1 На диком бреге Иртыша. 16

Глава 2 Елена. 22

Глава 3 Михаил. 26

Григорий————————————————————————————————————30

Зимняя сказка——————————————————————————————————127
Сережки……………………………………………………………………………………………………………………………….135
А случиласьжизнь………………………………………………………………………………………………………………..141
Автошкола……………………………………………………………………………………………………………………………147
Сам……………………………………………………………………………………………………………………………………….152
Витек…………………………………………………………………………………………………………………………………….155
Без вины……………………………………………………………………………………………………………………………..160
Мы на лодочке катались………………………………………………………………………………………………………165

ЗЕМЛЯКИ.

На кладбище дул пронизывающий ветер. Сырая глина липла к ногам. Вид неубранных могил был сиротливый и неряшливый. Кузьма скинул засаленную фуфайку, и, матюгнувшись, начал долбить неподатливую глину.…Рядом, тяжело махая ломами, ковыряли землю Колька, Серега – Серый, как зовут его ребята, и Толян. От всех, попахивало водкой и луком. Под кустом стояла картонная коробка с двумя бутылками недорогой водки и закусью. Стараясь не думать о том, что они работают на кладбище, парни перебрасывались какими – то незначащими фразами, шутками. Через десять минут Кузьма сказал:

-Хорош…. Отдохнем маленько. До двух все одно управимся.

Побросав наверх обросшие глиной ломы, парни, выбрались из неглубокой ямы, закурили. Толян достал граненую стопку, рыбную котлету. Выпив, стал смачно жевать, с полным ртом бормоча:

-Хорошее место выбрали Ивану…. На солнцепеке. Тут уж к Родительской субботе сухо будет…. Да и каждый к могилке подвернет, проведает. Ивана грех не проведать. Уважительный был мужик. В любой день зайди, сто грамм всегда нальет.

Обрывком газеты, вытер жирные пальцы, сморкнулся и сел. Шаяли и дымили большие поленья, которыми пытались отогреть промерзшую за зиму землю. Каждый думал о своем. Кузьма вспоминал, как они вместе с Иваном метали в колхозе стога. Эти стога всегда были самые ровные, крепкие. Не какой- то шалаш, а настоящий стожок. Любо — дорого посмотреть. Да…быстро скрутило Ивана….Еще на день Советской Армии зашел к ним. Посидели, покалякали. Хорошо вспоминалось под водочку. Маруся пельмешки сварила. Как она сейчас без Ивана — то будет? Детей не нажили. Говорят, Маруся виновата — еще в девках ребеночка вытравила. Комендант, сволочь, насильничал баб, которые помоложе, да посимпатичнее. Маруся — как березка была — сдобная да гладкая, словно всю жизнь белые булки ела. Иван молодец — не попрекал ее грехом. Ведь наш брат, в дело и не в дело ревнует. Другой бы ревностью Марусю извел, а Иван — нет. Все Маня да Манечка…. А ведь было дело- Кузьма сам на Марусю заглядывался, да обломилось…. Кузьма тяжело встал:

-«Ну что, робяты, давайте помаленьку»…

Все встали и, разобрав лопаты, принялись долбить землю, которую Иван да Марья щедро полили своим потом.

Сереге сегодня тяжело копать вдвойне. Вчера перебрал. Вон с Толяном вместе пили, а он хоть бы что…накатил рюмашечку, котлету проглотил, и машет ломиком, как заведенный. Да и то сказать — молодой! Мне бы его годы…. Думает Серега. Сдох бы, наверное, с бодуна, кабы не похороны. А с чего и напился-то? С Толяном Гальке воз дров распилили. Думали, после работы, как все, пригласит домой, поставит выпить, закусить…Может и что другое…. Раскатали губенки! Хрена тебе лысого, а не ужин! Сунула, дуракам, триста рублей, и отвали моя черешня! С такой обиды пошли они в магазин, купили полтарашку пива, пару пузырей водяры. Сели у памятника, что за магазином, выпили, зажевали конфеткой…. Решили — больше к Гальке, халтурить не пойдут. Второй раз пролетели, как фанера над Парижем…

Серега точно помнил — в кармане оставалась мелочь. Светка вечно по карманам шарит — опять выгребла все. Хорошо, что позвали могилу копать. Сразу же дали опохмелиться. Серега сменил тяжелый лом на лопату, и стал выкидывать комки глины. И тут он вспомнил, — месяц назад он взял у дядьки Ивана в долг восемьдесят рублей. Можно и не отдавать, ведь тетки Маруси тогда дома не было… Серега аккуратно подчистил могилу по углам, довольный таким оборотом дела, и тут как по мозгам шибануло — а что как дядька Иван с того света придет за своим долгом! Его даже пот прошиб! Он лихорадочно начал соображать, у кого бы перезанять, но выходило, что все точки засвечены. Где Светка запретила давать на водку, а где уже занял. Осталась одна маленькая надежда-тетка Маруся. У нее займу, думал Серега. Отдам дядьке Ивану, т.е. тетке Марусе. Серега еще раз прокрутил в уме хитрую комбинацию, повеселел и стал бойко долбить мерзлую глину.

Толян попыхивал сигаретой. Она — была его непременным атрибутом. Никто и никогда не видел его без сигареты. Кажется, и спал он с ней. Пожевывая мокрую бумагу, Толян вспоминал вчерашнюю ссору с Танькой:

— Ох, и зараза — думает Толян…. Пилит и пилит. Все на чувства бьет. Знает, чувствует, что люблю.… А что такого особенного сделал? Ну, изменил, — с кем не бывает. Никто и не узнал бы… Просто так глупо вышло. А все Серега….

Толян тяжело вздохнул, вспоминая недавнюю историю. Танька, конечно, сама виновата. Не хрен по командировкам разъезжать. Что мужику делать, коль захочется? Вот и пошел к Ирке. Когда-то, еще до женитьбы, частенько к ней захаживал. Сволочь Серега наутро только сказал, что будто больна она чем-то таким. …Не мог раньше сказать…. А я что, врач, что ли? Анализы не брал… Самолечением, конечно, занялся. Зеленки истратил полулитру, на дезинфекцию. А Танька в тот же день из командировки вернулась. Стала допытываться, что это у меня от пупа до коленок все в зеленке? Соврал, что пролил на себя зеленку. Вроде поверила. Так гад, Серега, всей деревне растрепал об этом случае-Таньке и донесли.…Живем сейчас в состоянии развода…. Каждый день война…

Толян вздохнул, выплюнул окурок и потянулся за новой сигаретой, но не смог. Вокруг, на расстоянии руки, застывшие глиняные стенки.

-Какой ужас — подумал Толян

-Через два часа дядьку Ивана опустят сюда, и все…

Ему вдруг резко захотелось вверх, на солнышко, туда, где его любимая жена Танька, с ее дурацкой ревностью, сопливые близнецы, где просторное небо, грачиный гвалт. Толян подтянулся и выскочил наружу. Накинув на мокрые плечи фуфайку, сидел Кузьма — мощный жилистый старик, прошедший войну, собственноручно схоронивший всех деревенских покойников. Кузьма немного страшновато пошутил:

-Я вот всех друзей схороню, а потом уж за ними отправлюсь. Че тут без друзей-то делать? Нас осталось…

-.и начал перечислять. Выходило, если умирать будут по два в зиму,- на три года хватит. Толяну жалко было стариков, в горле защипало, и он скорее схватился за спасительную сигарету. Отрытую могилу крест — накрест закрыли досками и сели пообедать. Вдали, пронзительно выли гудки машин. Всегда скромный и немногословный дядька Иван сейчас в последний раз ехал по знакомым улицам, где его знали и любили, где остался его дом и немолодая любимая Маруся, которая потерянно сидит на устланной половичками машине возле обитого красным ситцем гроба и не знает что делать. Ее Иван в нарядном костюме и с расческой в кармане уже не принадлежит ей. Ветерок слегка ворошит реденькие волосы на голове, на подбородке пробилась щетина. Вроде Иван — и не Иван. И от этого Марусе еще страшнее. Все ее сомнения вырываются в жутком вопросе-плаче:

-На кого ты меня, Иванушко, оставляешь?

С криком взлетели грачи и вороны. А над могилой на березе появилась синичка. Спокойно смотрела она, на пьяненьких копальщиков, по хозяйски рассматривала могилу, и чистым голоском о чем-то, казалось, спрашивала.

-У едрена вошь, дак это же душа Ивана прилетела,

сказал Кузьма.

-Ишь, довольна нашей работой.

На поминках было много народу. Все хотели помянуть дядьку Ивана. У каждого было что-то свое: Кому-то он чинил крышу, кому – то пилил дрова. У Наумовых, был крестным у пацана, и никогда не забывал о своем крестнике. Покупал подарки, интересовался его успехами. Наутро в магазине бабы говорили:

-Хорошие были похороны, дай Бог каждому.

ПОЛИКАРПОВА ДОРОГА

Он шел по улице, крепко сжимая в руке веревочку. Улица была до каждой кочки знакома Поликарпу. Поднялись выше крыш тополя и черемухи. Возле домов — палисадники. Полтора года прошло, как вернулся с фронта ,а все налюбоваться поселком не может. Прошли бабы и уважительно с ним поздоровались. Еще издали увидел Степана Егоровича. Суетится старичишка возле забора, а поднять не может. Увидел Поликарпа, остановился, подождал:

-Поликарпушка, милок, помоги…. Нетути силов тынок поднять.

Ветрище всю ноченьку уж так дул, так дул.… Думали, крышу снесет. Крышу — слава те…не снесло, а тынок завалился.

Поликарп подошел к деду и стежком подпер забор. Крепкий и высокий забор, только столбик подломился. Сейчас постоит еще. Степан Егорович суетился вокруг, стараясь хоть чем-то помочь, отблагодарить нечаянного помощника.

— Присядь хоть на минуточку, дела, чай не убегут. Угощу тебя самосадом.

Ох, и дерзкой да злой самосад получился. Пока рубил его, думал сдохну, а чичас не нарадуюсь. Курну маленько, и дыхать становится легче. Степан Егорыч щедрой рукой насыпал в кисет самосаду.

-Ну, Поликарпушка, бог дал мне тебя. Здоровьица тебе. Одному – то не справиться бы. А Агафья – то моя, все брюхом мается.

Поликарп снова зашагал по улице. Со стороны казалось — пошел мужик толи

за метлой, толи принести свежей кошенины…

Возле колодчика остановился. Заглянул в колодец — пахнуло илом и холодом. Спустил в колодец ведро, по звуку определил: полное …

Ворот колодца поскрипывал. Вода плескалась из переполненного ведра,

плюхалась обратно в колодец. Еще до войны как- то чистил он с мужиками этот колодец. Митька тогда шапку свою в колодец уронил. Привязали Митьку веревкой к вороту колодца, да как ведро в колодец спустили. Ищи, мол свою шапку… Нашел. Смеху было….

Вытянул ведро, поднес его ко рту и стал глотать студеную воду. Вода полилась на гимнастерку и сапоги.

Мелькнула мысль:

Надо было сапоги снять, Сашке в школу ходить…

В кустах черемухи что – то зашуршало. Поликарп оглянулся и отпрянул.

В кустах сидели два существа-люди не люди, и чертями не назовешь.

Поликарп понял, что это Ольги Чигиной ребятишки. Как — то в 1943 году ехали бабы из Корпа на гребях по Туману. Если Туман разгневается, лучше не попадайся. Не отпустит. Вот бабы и попали в такую падеру. Трое — утонули, а Ольга каким-то чудом спаслась. А беременная была. Видно от ушибов, а может от испуга, только дети родились — один страшнее другого. У парня — что голова, — что шея, — нету разделения, все под одно. Еще и рот не закрывается, просто жуть. А над девчонкой природа еще больше надругалась: Все лицо у нее- с правой стороны, а с левой — яма. И умом ущербные … Слышал Поликарп, что рыбы бывают такие, — оба глаза с одной стороны, только видеть не пришлось… Рыбы — ладно…а тут дите…Поликарп даже на фронте не видел этакой жути. А ребятишки стояли и улыбались ему своими загадочными жуткими улыбками. От Полинки слыхал, что однажды под вечер ехала на телеге баба. Тоже видать пить захотела, остановилась возле колодчика. А эти ребятишки из кустов выползли…. Так отваживались потом с бабой, — Агафья Ивановна выливала переполох…

Давно уж деревня осталась позади. Поликарп шел по полевой дороге к лесу. Колосья уж наливались. Солнышко светило ярко и празднично.

-Рожь славная будет. На трудодни, сколь ни будь мучки дадут. И картошка уродиться должна. Они с Полинкой и ребятишками насадили дивно картошки. На зиму им должно хватить. Может, капусты дадут, огурцов соленых…

-Думал о своем Поликарп. Повернувшись лицом к поселку, остановился.

Нет, все- таки красивый получился поселок. Построенный перед самой войной, он выглядел аккуратным и добротным. Вон конный двор, ферма, где работает Полинка. Ферма хоть и новая, а труд тяжелый. Такие бадьи ворочают. Она, бедная, ночами от боли в руках плачет. Вспомнил Поликарп, какие в Польше, или в Германии видели они фермы. Полы цементные, стойла из железных труб, а вода подведена прямо в кормушки, корма возят на четырехколесных тележках.

Выйдет такая фрау в беленьком фартучке, каблучками по тротуару асфальтированному цок-цок… К свиньям пошла…. А свиньи живут у них-

что господа — в тепле да в холе. И купают их, и по часам кормят… Куда там…. У нас и люди так не живут. И у нас бы можно так сделать, да кто о бедных бабах думает… По колено в навозе ползают, как жуки . А комендант все придирается , кобель ненасытный. Много раз слышал он от баб о похождениях коменданта Семена. Поговорить бы с ним, как мужик с мужиком, да нельзя. Сразу 58 статью припаяют, не посмотрят, что фронтовик.

Вспомнилось, как возвращался с фронта. Довезли их до Ханты-Мансийска на последнем пароходе. Дальше – добирайтесь, кто как может. Ничего, не обижались. Дождались, когда Иртыш станет, да пехом домой рванули. Всю Европу прошли, а тут — какое расстояние…. Домой шли!

Сначала вчетвером шли. От деревни к деревне, от стога к стогу. Ночевали у костров, в копнах, в сене. Портянки сушили на теле. Иногда в деревнях не пускали ночевать — опасались тифа, а иногда -пустят, накормят чем бог послал, обсушат. Дошли до Нахрачей. Там двое остались. Правда, молодцы мужики — постарались снабдить какой-никакой снедью – урак в мешочке, картошка, соленая рыбешка. С Яшей дошли до Запора.

В Запоре расстались. Остаток пути не шел, а летел. К дому подходил глубокой ночью. Сердце так колотилось, что отдавалось в ушах.

На улице — ни огонька. Подошел к дому, а постучать боится. Потом насмелился…

Что тут началось! Полинка от радости рыдает, мать юбку найти не может…

В доме еще три семьи живут — тоже радуются – мужик живой вернулся! Хранила его судьба. Служил в пехоте. И бомбежки, и артобстрелы…. Только единожды царапнуло. В госпитале месяц полежал — погрелся да отоспался. Дошел до Германии, потом в Чехословакии побывал. В1946 году домой пришел. Через три дня назначили заведующим мельницей. Бабы завидовали жене – и живой, и не инвалид, да еще при должности -будь она неладна…

Взглядом нашел мельницу.

-Стоит себе, крылья опустила … Кто — то сейчас на его место станет? Работать он любил: Никогда не бросит, если что-то не доделано. Хотел на той неделе крыло у мельницы подлатать, да видно не судьба. Дурень набитый! Ведь знал же, знал, что узнает комендант! Жалость подвела…

Поликарп всегда был жалостлив. То собачонку, то кошку в блиндаж приволокет. Смеялись над ним на фронте, но как – то не зло. Детишек жалел, стариков. Мужику на фронте трудно, а уж старикам да детям…Последний сухарь отдаст, накормит, обогреет, если есть возможность.

Вот и здесь подвела его жалость.

Отправили баб к нему на мельницу — муку затаривать. Они — своим делом заняты, он своим.

Быстро справились бабы с работой. В сусеках подскребли, собрались домой. Только видит Поликарп, что у одной – под юбченкой что-то подтолкано.

Спросил, конечно. Заплакала она и созналась – с балок бусу набрала маленько. Дома ни крошечки нету, а трое ртов кроме нее. Поликарп знал ее мужа – Михаила. Вместе на фронт уходили. Только Михаил без вести пропал. С 43 года никто не знает о нем ничего. А коли так, значит пособие ей не положено. Знал Поликарп — донесут — все, суши сухари. Только пожалел бабенку, махнул рукой, да предупредил, чтоб не болтала. Кто Шубину — сболтнул, сейчас не узнаешь. Может, какая из бабенок позавидовала, что горстка бусу не ей досталась, может, обида какая бабья. Только вчера вызвал его к себе комендант, и ледяным голосом — как на собрании сказал:

-Ты что Потапов, большим начальником себя возомнил? Стратегические запасы разбазариваешь? Любовниц своих колхозной мукой подкармливаешь?..

-Думаешь, фронтовик, так можешь здесь свои порядки устанавливать?

Доказывать что-то было бесполезно. Комендант побаивался фронтовиков, и поэтому особенно к ним придирался. По его выходило, будто бабенка не бусу взяла, а муки, которой ей отсыпал сам Поликарп.

Комендант четко сказал, что сообщит в органы НКВД о преступлении.

Ничего хорошего ждать не приходилось.

За такой проступок-тюрьма, а то и того хуже — расстрел. Да ладно бы пострадал он один, так ведь потянут и Полинку, и детей. Такое бывало не раз. Санька уж большенький, а Лиза с Федькой… Нет, такого Поликарп не мог допустить. Всю ночь проворочался на кровати — все сено сбил в труху, а ничего путного придумать не мог. Убежать?- Опять же дети, куда с ними по тайге…. Находилось только одно решение … Утром — встал пораньше, нарубил дров. Перебрал грабли, лопаты, подремонтировал. Так делал он перед отправкой на фронт. Достал недлинную веревочку и дождался с дойки Полинку. Сидел на лавке и смотрел, как заметала она мусор, как что- то рассказывала, стирая пеленки…. Ушел, не прощаясь, стараясь не думать о том, что будет с детьми, когда его не будет.

Давно уж закончились поля. Поликарп шел по лесной дороге. Вот старая осина с обломленной верхушкой. Нижние ветки-живые — сочные и зеленые.

-Видно сильным ураганом сломило макушку, оклемается, новые ветки нарастут …

мельком подумалось ему.

Размотал веревочку, сделал петлю, разулся. Сапоги аккуратно поставил в сторонке, сверху положил кисет с самосадом.

-Мужикам пригодится …

Присев на пенечке, несколько раз затянулся самосадом, перекрестился, и набросил веревочку на шею…

МОЛИТВА

Зина бежала по лесной дороге. Дорога-просека между поселками — вся завалена сучьями и листвой. Днем, и то трудно идти по такой дороге, а тут — ночью. Ноги ее были исцарапаны и кровоточили. Где – то в легких копилась нестерпимая боль — раздирало от бега грудь.

-Только бы успеть, только бы добежать…

Твердила Зина. Запнувшись за корягу, снова упала. Ребенок, привязанный у груди шалью, запищал. Останавливаться было некогда.

-Потерпи, сыночек, потерпи. Нашему папке, еще трудней….

На ходу баюкая ребенка, взглянула на небо-

-Светает…. Если хватятся ее, не сдобровать. Заглотыш проклятый….Чтоб ему людскими слезами захлебнуться…

Проклинала она своего коменданта с говорящей фамилией Глотов.

-По кобелю и кличка дадена, говорили про него люди.

Ох и зверюга… Не так давно застрелил мужика за то, что ночью тот пошел в Сатыгу, обменять сапоги на рыбу. Да еще и хоронить не давал:

-Собаке, – собачья смерть, говорит…

А мужик свою семью от голода хотел спасти…

Страшно и Зине. Только успокаивало — за всю неделю после родов никто из начальства не был у нее, не проверил.

Николая забрали прямо с деляны. Не знает Зина — за что, а может и просто так … для численности. Много уж мужиков сгинуло, Да что ей сейчас до них….

Николай был всего на год старше Зины. Веселый, кудрявый, худенький. В лесу работал, на лесозаготовках. Как — то раз увидел ее на субботнике — и влюбился.

Проходу не давал. Через месяц сошлись. Мать Зины не возражала. Хорошо зажили, дружно. Зина без Николая теперь не представляла себе жизни. Неделю назад родился сынок — Степа. Уж как радовался Николай сыночку, как смотрел на Зину, когда она кормила Степочку грудью.… Да только три дня с ними и побыл…

Бежит Зина по дороге, а слезы так и льются, и льются…. А то вдруг навзрыд заголосит:

-Господи, Пресвятая Богородица, сжалься над моим мужем-рабом божьим Николаем, надо мной, над сыночком нашим… Не разлучай нас, верни моего мужа….Ты одна наша заступница…В сверточке закряхтит, запищит ребенок…Зина не останавливаясь укачает, убаюкает Степочку. А ему пока одно надо -мамкину титьку, да мамкино тепло…

От ее плача вылетит из кустов птица, захлопает крыльями и улетит в темноту, а то закричит страшно где-то сова. Но не боится Зина тайги. За четыре года ссылки узнала она — человек страшнее зверя.

Зверь без особой нужды не нападет. А сейчас, осенью — медведь сытый,-

На овсах жиру нагулял. А волки и вовсе нападают только зимой.

Самый страшный зверь — комендант. Собирает разные сведенья о людях,

Да доносы строчит в НКВД. Кто советскую власть ругает, кто начальство, а кто просто не нравится коменданту…

Завел целый штат секретных сотрудников — сексотов. Разные послабления им делает. Кого в лес за ягодами да грибами отпустит, кому — работу легче.

А они разные доносы сочиняют, да подслушивают, подсматривают за всеми.

Знают люди их, да как убережешься от людской подлости. Вон соседей — деда и бабку забрали — Оба -еле двигаются,…Говорят- террористический акт готовили, патроны нашли у них… Какие патроны, когда по всей деревне не одного ружья…

Вот вдали показалась деревня. Дорога пошла полем. В лесочке Зина еще раз покормила Степочку. Тепло ему возле мамкиной груди. Правда, мокрый, но ничего — терпит. Знает — некогда мамке останавливаться.

-Слава богу, не догнал Заглотыш.…Сумею передать узелочек с молитвой…

После того, как Забрали Николая, Зина чуть не потеряла молоко от горя. Бабы,- сочувствовали Зине, но никто не мог чем-то помочь. У каждой, горя — большой ложкой не вычерпаешь. Рассказывали, что есть такая молитва, »Живые помощи «называется. Много чудес делает тому, кто ее читает.

Вот и надумала Зина сбегать на поселок, и как – ни будь передать молитву, пока не увезли арестованных дальше.

В разодранной юбчонке, с окровавленными ногами и вся зареванная, с ребенком на руках, появилась она возле клуба, где содержали до отправки арестованных.

Их охраняли какие-то вооруженные люди. Они сразу же обратили внимание на Зину.

-Э, ты чего тут ходишь, чего надо? Здесь быть посторонним не положено.

Строго сказал мужик постарше. Зина поняла — главный.

-Дяденька, как можно передать мужу записочку?-

Обратилась она к нему как можно ласковее.

-А никак. Не положено. Все арестованные завтра будут отправлены в Нахрачи.

Завтра! Завтра их все равно выведут из клуба, и она увидит его… может, сможет передать ему спасительную молитву…

Только бы дома не хватились…

О последствиях Зина не думала. Для нее самым главным было — увидеть своего любимого хоть одним глазком. Передать спасительную молитву.

Зина не стала крутиться больше у клуба, а ушла в колок — небольшой лесочек.

Там она перепеленала Степочку.

Полюбовалась на него. Ребенок родился крепкий и ладный, хоть питались

Ссыльные плохо. В нашу породу — говорил Коля. У нас все жилистые, крепкие.

Не то, что у Мясниковых — заморыши…(Яша Мясников ухаживал за Зиной, и не прочь был на ней жениться) Покормив Степочку, сама пожевала сухарь, напилась воды прямо из болотинки. Ветер был холодный. Зина сняла с себя худенькую фуфайку и завернула Степочку. Зашла глубже в колок, надрала мха и пихтовых веток. Возле соснового выворотка, в глубокой ямке, настелила ветки и мох. Расстегнув всю одежду, прямо к телу приложила Степочку, замоталась в фуфайку и улеглась. Тут предстояло прожить сутки.

Уставшая, уснула. Проснулась от холода. Ноги закоченели так, что совсем ничего не чувствовали. Степушкины пеленки были насквозь мокрые, и он кряхтел и пищал, как котенок, от неудовольствия. Зина поняла — ночь ей не продержаться.

— Днем в поселок – нельзя. Мигом коменданту доложат. Еще и людей подведу….Дождаться бы темноты — а там куда — нибудь пристроюсь, авось сжалятся, пустят до утра…Укачивая ребенка, она впервые задумалась над тем- правильно ли она поступила, что сорвалась с ребенком в бега?

Ведь ее поступок — 58 статья…Побег. Что Станет со Степочкой, ежели что?..

Но так велико было желание помочь Коленьке, что она решительно отогналавсе сомнения. Кое – как дождалась вечера.

Вечер был ясный и холодный. Продрогшая до костей, Зина стукнула в первое же окошко. Вышла старуха и сказала:

-Восподи, дите то совсем застудила. Пошто не берегешь?..

Она запустила Зину в избу. По всем углам копошились люди. Топилась печь, освещая часть избы. Старуха провела Зину к печи и подставила поближе лавку.

-Давай, разболокайся, да робенка разпеленай. Пеленки-то к печке повешай, к утру высохнут, сказала старуха, ни о чем не спрашивая. Да и что спрашивать — у всех одно горе. В тепле Зину разморило. Старуха налила чаю из брусничного листа, протянула Зине:

-Угощать нечем. Сами голодом живем, уж не обессудь, а погреться — грейся, не жалко.

-Ишь, какой барин, пригрелся у титьки, и горя не знает. Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить. А у снохи, на прошлой неделе, годовалый робенок умер. Горячу картовку сглотил — и умер. Аркашей звали. Ходить не мог. Сидяга.

Зина знала – сидягами, в деревне называли парализованных. Обо всем этом старуха рассказывала без сожаления. Оно и понятно. В таких условиях, здоровому, — и то трудно, а тут, больной ребенок..

Ты лопатинку на лавку кинь, дак и уснешь тут. А боле положить тебя некуда.

Нас пять семей живет в избе. Вот тут — Лалетины…начала она перечислять,

Но Зина уж спала. Крепко спал и пригревшийся Степочка.

Еще задолго до рассвета люди начали просыпаться. Шевелились, зевали,

Одевались, натягивая на себя тряпье. Зина, стараясь не привлекать внимания, выскользнула из дома.

Ноги сами несли ее к клубу. Там все было спокойно. Только вместо

спокойного мужика охрану нес какой- то плюгавенький мужичонко.

Матерясь и сморкаясь, он разговаривал с товарищем о бабах и громко хохотал.

Зина не посмела подойти и узнать что-либо, а тихонько стояла возле угла.

Зазвонили в било-сигнал на работу. Улица наполнилась людьми. Каждый еще с вечера получил разнарядку на работу. Прошло какое — то время, — улица вновь опустела. Заплакал Степочка. Зина укачивала его, баюкала, — он все плакал и плакал, выгибаясь и разматывая пеленки. Чтобы не привлекать охрану, пришлось отойти от клуба. Возле амбаров, на крылечке покормила, убаюкала сына. Проехали трое на лошадях – Все, это за ними…сейчас увезут — и все…

-Подумала Зина, и чуть не бегом, поспешила к клубу.

Возле клуба стояли оседланные лошади, какие-то вооруженные люди.

И вдруг она заметила своего коменданта – Заглотыша… о нем она как-то забыла.

Сердце ее забилось, дышать стало трудно. Она поняла — ее побег не остался

Незамеченым, — ее ищут.

Она хотела повернуться и бежать, но в это время стали выводить арестованных. Издали увидела она долговязую фигуру в пиджачке с коротковатыми рукавами. Николай, казалось, еще больше похудел. Зина рванулась к нему, проталкиваясь среди арестованных.

-Коленька, Коленька,

громко кричала она, протягивая узелок с молитвой. Снова заплакал Степочка, но Зина не обращала на это внимания.

Арестованные мужики подхватили сверточек и начали передавать из рук в руки.

Через минуту узелочек был у Николая. Он крепко зажал его в руке.

У Зины отлегло от сердца — молитва поможет, обязательно должна помочь, должна помочь Николаю…Машинально она покачивала плачущего ребенка и следила за Николаем.

К Зине подошли комендант с милиционером.

Комендант просто сказал-

-Пошли, беглянка…допрыгалась до 58….

Что- то обсудив между собой, милиционеры подозвали к себе Николая и

сказали:

-Тебя освобождаем, а, твою бабу, забираем. Документы переписывать некогда, скоро пароход. По списку, — 46 арестованных. Ты бы у бабы ребенка-то взял.…а то он-47 будет — непорядок…

Как во сне передала Зина Степочку в руки Николая, говорила что-то, повторяя про себя слова молитвы. Как во сне, Николай стоял посреди дороги рядом с набежавшими людьми, с пищащим сверточком на руках. Все происходило, как во сне. Не должно так быть ,не может так быть наяву…. Долгие годы ничего не было известно о судьбе Зины. И только после возвращения не многих уцелевших под катком репрессий, кто- то сообщил-

Зина была осуждена Тройкой и расстреляна в Тюмени в ноябре того же года.

Быль

БАБА СУЛЯ

Было это в поселке через год после смерти Сталина. Всем калмыкам и молдаванам разрешено было вернуться на свою Родину. Большинство из них сразу же уехали. А вот, старая баба. Суля, осталась. Как ее звали на самом деле – никто, наверное, не знал. Молдаване уехали, а по-русски она почти не говорила. Так и звали ее все – баба Суля.

Жила она одна в половине дома напротив моей бабушки. Мы, ребятишки, боялись ее. Очень уж она походила на Бабу Ягу. Черная, горбатая с большим крючковатым носом и двумя клюшками в руках. А еще она завязывала черную шаль с кистями совсем не так, как наши бабушки. Узел от шали она помещала на макушке, а кисти обрамляли ее лицо, делая его еще страшнее.

Иногда мы, мелкота, собравшись большой ватагой, стучали к ней в окно и дразнили ее: «Бабка Яга, костяная нога… » и это было почти правдой. У бабы Сули были больные ноги. Она почти не ходила. Ползая на коленях, замотанных тряпьем, баба Суля приносила дрова, снег на чай. По дому она передвигалась с помощью двух клюшек. Наверное, у нее не было родных, которые бы увезли ее из ссылки.

Однажды моя бабушка увидела, как мы, маленькие изверги, издеваемся над беспомощной старухой. Пристыдила нас. Но в нашей бабушке была педагогическая жилка. Через день бабушка повела меня к бабе Суле. Все тогда жили небогато. Но такой нищеты я не видела не у кого. Посреди избы -большущая, похожая на пароход, печь, обмазанная рыжей глиной. Возле нее — дощатая широкая лавка, которая служила бабе Суле и кроватью. На подоконнике- старая кринка, а по стенам -пучки каких то пыльных трав….ни одеяла, ни посуды у бабы Сули не было.

Сейчас я понимаю, что и до этого случая она подкармливала несчастную старуху. Уж не помню чем угощала моя бабушка бабу Сулю, только помню, как жадно скребла та по дну железной миски, как глодала беззубым ртом хлебную корку. С тех пор бабушка изредка отправляла меня отнести чего-нибудь съестного бабе Суле.

Как прожила старуха одна, непонятно. Думаю, что ей помогли выжить добрые люди. Только однажды — наверное, это было в августе, мы с подружкой сидели в канаве возле бабушкиного дома и ели помидоры (Память иногда так четко высветит какое-то событие, что его помнишь в малейших деталях) Так вот сидим мы с подружкой в канаве и едим помидоры. Вдруг видим — идет по улице моряк!..

Самый настоящий, как в кино, или еще красивее. Бескозырка с лентами, форменка, а на груди – медали! И на лицо — красавец! Черные брови, усы.

Не каждый день по деревне ходили моряки. Мы с любопытством стали наблюдать за ним.

А морячок свернул к дому бабы Сули… Мы с подружкой не утерпели и прильнули к окну бабы Сулиного домишка, и увидели что красавец – морячок обнимал эту страшную старуху! То была его мать. Дожидаясь прихода парохода, моряк ходил по деревне, и уважительно здоровался со всеми. Местные красавицы вечерами прогуливались по нашей улице и пели «На побывку едет молодой моряк …»

Но черноусый красавец, только улыбался… Может через неделю, может дольше, пришел пароход.

К дому бабы Сули подъехала телега. Моряк на руках вынес мать. К груди она прижимала маленький узелочек — все ее старушечье богатство. Собрались соседи: Дубынины, Бухаревы, Козловские. Подошла моя бабушка, и протянула бабе Суле сверток с пирогами. Наверное, каждый угостил чем – то в дорогу несчастную старуху. И тут произошло то, о чем я без слез вспоминать не могу.

Баба Суля сползла с телеги и стала больными коленями в пыль. Люди молча стояли вокруг, а баба Суля, начала кланяться им до земли и крестить их. Моряк помог матери встать, и снова посадил ее на телегу. Громыхая колесами, она двинулась вдоль по улице, а баба Суля, все крестила и крестила людей, поддержавших ее в трудную минуту, разделивших с ней свой скудный кусок. Им неважно было, какой национальности человек, молдаванин, поляк, или калмык. Ценились человеческие качества: порядочность, трудолюбие, доброта.

Когда показывают Молдавию, я вспоминаю бабу Сулю, ее замечательного сына и всех тех, у кого в графе «место рождения» написано «поселок Лиственничный». Ведь в ссылке люди жили-рождались, любили, умирали… Может потомки бабы Сули знают, помнят о том, как спасли от голода и холода их бабушку такие же обездоленные и нищие материально, но душевно богатые люди. Вспоминаю и свою любимую бабушку, давшую нам так много хорошего и ценного. Научившую нас, любить и уважать людей.

АМАЛИЯ

Плашкоут был полон, и тяжело качался на воде. Ленивые, разжиревшие халеи, качались на волне, поглядывая на рыбаков. Те , сортируя свой улов,не глядя, выкидывали сорную рыбу- ершишек и окуньков. Халеи, на лету схватывали их, глотали, и снова принимались качаться на волне. Одна за другой к плашкоуту подъезжали подводы. Ящики с рыбой быстро перегружали на телеги, и те, гремя колесами, везли рыбу в рыбокомбинат. Иван, хотя и числился рыбаком рыбокомбината, бывал там три или четыре раза. Жуткий запах и огромное количество мух — вот впечатления от этих посещений. Бригадир Степаныч сам относил какие то бумаги на подпись, приносил продуктовые карточки. А вчера, неудачно спрыгнув на причал, он вывихнул ногу. Сегодня, как царь- государь – сидя на плашкоуте, раздает распоряжения, украшенные соленым площадным матом.

Отругал Митьку за лень, мужиков покрыл трехэтажным матом за разбитый в спешке ящик. Дошла очередь до Ивана.

-Ваньша, придется тебе к учетчику идти. Ты один у нас грамотный, вот и ступай, отчет отнесешь, сверку сделаешь. Седне — семь центнеров привезли. Язя пятьсот двадцать килограмм, остальное-щука. Смотри, не перепутай! Пятьсот двадцать — язя! К этому он добавил такой забористый мат, что, кажется, Иртыш рябью пошел.

-Надо, так надо, схожу, и ниче не перепутаю. Че тут путать? Сам ловил. Эвон, руки как болят!
Иван подошел к бригадиру, взял стопку замызганных, с прилипшими чешуйками, бумажек.

-Господи, грязные какие… А, говорят, ты, Степаныч когда то лавку держал. У себя – то, в лавке, поди, чище бухгалтерию вел….

И, не дослушав очередной порции мата, сказал:

-Дак ладно, я пошел…

Рыбокомбинат располагался в низинной части города. Здесь стояли деревянные избы, по которым можно было определить, в каком достатке живут хозяева. Вот дом с наличниками, крепкие ворота… Окно с белой занавеской. Еще и цветок в старой кринке….

Иван тяжело вздохнул. Когда то и у него такой дом был. Может, и лучше… И цветы на окнах. Только все это в один миг забрали новые хозяева жизни. Иван помнил, как до Тюмени везли их в вагонах для скота. На весь вагон — одна железная печка. Сколько людей умерло! Особенно детей и старух. Как остановка — так покойников выносят! А как ругались бабы за место, поближе к печке! Дрались, не на жизнь, а на смерть!

Иван постарался отогнать эти тяжелые воспоминания. Вот и ворота рыбокомбината. Охранник проверил пропуск, поставил какую — то загогульку в журнале.

-А где Степаныч?

-Пришлось Ивану объяснять этому стражнику, почему сегодня Степаныч не пришел.

В разделочном цехе, как всегда, гулко и душно. Возле длинных столов,- женщины в длинных же, гремучих фартуках, большущими ножами разделывают рыбу. На Ивана никто не обращал внимания. На засиженных мухами окнах сидели воробьи. Довольные своей удавшейся судьбой, они громко чирикали . Вдруг одна из женщин закричала-

Амалька! Ты что, заснула! Смотри, у тебя отходы уж через край льются! Вынеси!

Иван невольно обратил внимание на женщину с таким красивым, чудным именем.

Была она тоненькая, с остреньким носиком, и какими- то испуганными, страдальческими глазами. Схватив огромную железную бадью, полную вонючих рыбных отходов, она, перегнувшись в стане, поволокла ее в конец цеха. Иван догнал ее, и прихватив с другой стороны бадью, помог донести до огромного чана с отходами. Это было тяжело.

-Такая тяжесть! Как же вы эти бадьи носите?

-Та ничего, мы уже привыкли,

Ответила женщина тоненьким голоском. Иван услышал акцент, и все понял. Это же немка или эстонка! Их уж давно привезли сюда. Русские как то чурались их. Ведь немцы! Враги! Только Амалия совсем не походила на врага. Она больше походила на маленькую, девочку. Такую испуганную, и несчастную, что ее хотелось защищать!
-Вдруг, та же громкоголосая баба закричала:

-Ты смотри, опять к этой фашистке кавалер клеится! Кобелины проклятые! Ненасытные!

Амалия совсем съежилась, испуганно озираясь.

Благотарю, спасибо за помощ!

Схватив свою опустевшую бадью, она бегом бросилась по цеху к своему месту. Громкоголосая баба, еще что то орала, но Иван уже вошел в бухгалтерию. Быстро рассчитавшись с учетчиком, получив продуктовые карточки на всю бригаду, Иван намеренно пошел тем же путем. Амалия ловко разделывала рыбу, на него не глядела, и он смог разглядеть ее. Стройные ноги в грубых, но аккуратных ботинках, серая вязанная кофта,кокетливо повязанный платочек… Да…штучка…Наверное, и правда, мужики липнут. Ему вдруг вспомнилась его жена. Звали ее Катерина. Была она крепкая, сноровистая,и такая же горластая и ругливая, как та баба из цеха. Еще до ссылки женили его родители. У Катерины было хорошее приданное. За ней дали-крупорушку, конную сеялку и две десятины земли. Иван на нее не обижался, когда она кричала на него. Ну, поорет-поорет,да такая же будет. Только и в минуты близости не возникало у него желания назвать ее Катенькой, Катюшкой… Отчего так он и сам не мог объяснить. Вроде — все ладно, а особой нежности не было. Было у них и деток уж двое. Сейчас редко бывал Иван дома. Все на рыбалке. Но тоски особенной не чувствовал. Катерина с детьми жили на квартире у стариков. Хорошо устроились. Старики славные такие. Деток Саньку и Ваньку — как родных внуков, полюбили . Катерина их и обстирывала, и огородом занималась.

Вечером, как будто случайно, завел Иван разговор про немцев и эстонцев. Много ли их, где расквартированы… Бабка, знала только ближайших соседей, поскольку плохо ходила, а вот дед Игнат всех знал. Перечислил десяток семей, где кто живет.

-Это Че ты про них интересуешься?

Быстро смекнула Катерина. Зазнобу, поди, себе присмотрел? Дак комендант быстро тебе «политическое положение» в холодной прорисует! А я — добавлю! Смотри у меня! Пришлось на ходу придумывать историю про немца, по фамилии Данскер,который работает в бухгалтерии. Для правдоподобности, возмутился-

Это что же, у нас что, и русских на эту работу нет!

Дед Игнат объяснил Ивану — Данскер этот, еще в революцию тут был. Большевик… Из начальников…

На том тема была исчерпана. Только никак не мог Иван забыть эти испуганные глаза.

-Что это со мной?

Вот ведь незадача! Однако, влюбился…

Его так и подмывало, опять пройти по цеху, еще увидеть Амалию…

Дня через два — случай представился. Степаныч все еще прихрамывал, и Иван с великим удовольствием подменил его. Идя по цеху, он глазами искал тоненькую фигурку Амалии.

Вот и она. Быстро разделывает рыбу, бросая отходы в бадью. По сторонам не смотрит.

Здравствуй, Амалия! Вот, снова свиделись…

Она подняла на Ивана свои синие глаза. В них были слезы.

Что случилось? От чего ты плачешь? Может, я чем- то помогу?

Амалия еще ниже наклонилась, и быстро-быстро замотала головой. Женщина с соседнего стола, ловко орудуя ножом, сказала-

-Чем ты ей поможешь? Ничем. Мать померла у нее… А одной –то, ой как худо жить… По себе знаю. Ладно, у меня дети. Да, кабы, русская была. А то-немка… Нас, одиноких-каждый обидеть горазд. Как куст у дороги — все, походя, ущипнут. Разве ж она виноватая, что немкой родилась! Забижают ее в ком сердца нету! Иван с трудом дождался вечера. Для себя он решил-

Поговорю, успокою, все легче девчонке станет!

Вот из ворот цеха начали выходить женщины. Значит, кончилась смена. Иван увидел среди толпы одинокую фигурку, и сердце его запрыгало. Стараясь слиться с толпой, Иван немного прошагал вместе со всеми, затем, будто случайно увидев, окликнул ее.

-Амалия! Добрый вечер!

-Тобрый вечер!

Ответила Амалия. Ивана поразила ее опрятность. Целый день в и грязном цеху, а выглядит опрятно. Беленький платочек, серая юбка… Как это она умудряется? Уставшие люди расходились по домам, и скоро Иван и Амалия остались одни.

-Ты где живешь? Давай, провожу…

-Они шли и разговаривали. Амалия рассказывала о себе, Иван — о себе. Впрочем, для Ивана уже ничего не значили — ни ее национальность, ни то, как она очутилась здесь, в этом городишке, этом рыбокомбинате…

Амалия вдруг почувствовала впервые за много дней, что она еще человек, женщина, а не фашистка и немка, которую можно оскорблять и унижать. Этот, почти незнакомый человек дал Амалии чуточку уверенности, что все будет хорошо, что надо только чуть-чуть подождать, и все изменится!

Они кинулись в объятья друг другу, как будто давно ждали, хотели этого…

Летние ночи на севере светлые . То ли кто видел их, то ли кедры и осинки- лопотуньи разболтали их тайну, только вскоре все узнали о связи Ивана с фашисткой. Степеныч, сыпля отборным матом, чихвостил Ивана почем зря. Иван на него не обижался. Степаныча — понять можно — двое сыновей на войне погибли.

-И што, такой растакой! Чем тебе русские бабы хужее? Любую возьми — задница — как орех, так и просится на грех ! Она, у всех одинакова — что у русской, что у немки! Катерины мало, так любую вдовушку прихвати — не одна тебе не откажет! Мужик ты видный… Эх, мне бы твои годочки!

Вот бы покуролесил! Мастак я был по бабьей части! В покосы –под кажинным стогом бабенок мял! Да каких — во! И он обрисовал фигуру воображаемой женщины, со всеми ее достоинствами.

А тут и смотреть нечего! Ни сисек, ни заду. Один форс! Фу ты, ну ты! Ноги гнуты ! Измывался над Иваном Степаныч. Если б на месте Степаныча был молодой мужик, Иван бы с ним по — свойски поговорил, а со старика-какой спрос! Узнала и Катерина. Долго орала и плакала. Обещала пойти и выцарапать глаза этой немчуре наглой, бесстыжей. Потом стала требовать от Ивана клятву, что не пойдет он к «этой вонючей немке»…Иван промолчал. Ему было все равно, что говорят о нем, или Амалии люди. Дошла очередь — идти к коменданту. Донесли, «добрые люди». Этих сексотов везде много … Но, на удивление, комендант не стал его наказывать.

-Я тебя понимаю. Сладкая бабенка. Что уж тут говорить! Давай, заканчивай свои шашни, и дело с концом! Говорил я с ней. Молчит, стерва! Только плачет. Созналась, что брюхатая от тебя. Вот таки дела!

Ивана как жаром обдало. Вот ведь незадача! Понесла….. От него! И ничего не сказала! Что же делать? Бросить Катерину, и жить с Амалией? А как же мальчишки? Они — то в чем виноваты? Да и Катерина — баба – что надо. Здоровая, ловкая в любой работе. Крикливая да заполошная, но добрая. Как то сейчас будет? И Амалию оставить нельзя — да и не сможет он без нее…. Опять же — с комендатурой не расхлябаешься… Вот ведь, влип,…Куда не кинь — везде клин!.

От коменданта, Иван пошел прямо к Амалии. В первый раз у них был не страстный любовный, а серьезный деловой разговор. Пообещал Иван, что не бросит он Амалию, любит он ее, и о ребенке заботиться будет. Но Катерину – тоже не бросит. Амалия слушала, не перебивая. Казалось, она даже не слушает, что говорит ей Иван… А, может, не хочет слушать. Она ничего не требовала, ничего не просила — не то у нее положение, чтобы требовать. От этого у Ивана на душе становилось гадко. Хоть бы заплакала, или отругала… Нет, она спокойно проводила его до калитки, и, улыбаясь, махнула на прощанье рукой.

Зимой с промыслов приезжали редко. В феврале Амалия родила сына. Иван навестил ее, рыбы мороженной — окуней, щурогая — два мешка, крадучись, приволок. Сидел, пил чай и смотрел на маленького, пищащего человечка. Амалия назвала его Павлом. На немецкий лад Пауль.

Хлопотала над ним, меняла пеленки, целовала худенькие синенькие пяточки, лопотала что- то ласковое на своем языке. И, вдруг Иван понял — Сейчас у Амалии появился родной, близкий человек. Он на первом месте! Ему, этому крохе, принадлежит ее сердце, ее жизнь. Сейчас она не одинока в этом мире…. А он, Иван, может уходить. Он еще несколько лет привозил Амалии с промыслов рыбу, узнавал о ее здоровье. Смотрел, как растет его сын, и все больше походит на него, Ивана…. Но в один из приездов — не нашел ее. Она уехала. Куда? Никто не знал. Да Иван не сильно и интересовался . Слишком история затянулась. Катерина простила ему все. Как настоящая русская баба, она жалела Ивана. Досталось ему в жизни много лиха! И, только в ссорах, упрекала давней историей. Выросли сыновья, и любовные похождения деда, стали семейной легендой.

Иван, давно ставший Иваном Степановичем, похоронил свою Катерину, и очень тосковал. Впрочем, внуки и правнуки не давали ему сильно скучать В один из вечеров, забежала к нему правнучка — Надюшка. Она своей деловитостью походила на Катерину. Быстренько ополоснула чашки, накрыла на стол, и вдруг, вспомнив что- то, произнесла:
Дед, а я твоего сына, Пауля нашла. В Германии живет. В городе Котбусе. Это точно, он. И, Паулем зовут, и фамилия – наша! Да ты, дед так не волнуйся! Сейчас это просто. Можно и написать, можно позвонить… Хочешь? Иван Степаныч помотал головой:

Погоди, погоди, не торопись…

-Я же для него, наверно — подлец, насильник… Он, поди, и знать меня не захочет…

А я так любил Амалию! Время было другое…. страшное…

Надюшка посмотрела на деда, и увидела в его глазах слезы.

-Эх, зря я затеяла этот разговор. Вон как дед волнуется! В его- то годы…

И вдруг дед сказал:
Надюшка, узнай — жива ли Амалия…Если жива — еще раз, перед смертью увидеть ее хочу.

Повесть

КОРНИ

Иванушки, Полинушки

Земли родной кровинушки

Вы жизнь свою построили

Кровавыми мозолями…

Глава 1 На диком бреге Иртыша

Федор сидел на обледенелом бревне. Внизу, под горой — заснеженная река. А дальше -леса…леса…Над всем этим снежным великолепием- не реально огромная луна. Федору было холодно, пальцы ног уже прищипало, но он продолжал сидеть….

— Господи, твоя воля! Эко, куда нас занесло! Наверное, и край света недалеко. Федор вздохнул и пошевелил ногами. Вот так апрель… Стужа, как в январе. Да, неласкова ты, матушка Сибирь!

Вспомнилось, как на его свадьбе пели «-На диком бреге Иртыша, сидел Ермак, объятый думой…»

Вот и, накаркали. Сейчас я сижу ,объятый думой… На диком бреге Иртыша… С сарказмом подумал он про себя. Посмотрел на луну. Давно еще, в церковно – приходской школе, Батюшка рассказывал детям притчу про Каина и Авеля. Вон — Авель лежит, а Каин стоит над его телом. Сейчас Федор хорошо разглядел.. .Когда это было.. А ведь и Каин убил Авеля из зависти. Брата убил, и Господь его наказал. Неужто наших обидчиков — завистников, не накажет! Мысленно он вернулся в свою деревню, Пестову. Эх, хоть бы все это скорее закончилось! Какая-то ошибка произошла. Разве можно лишать хлебороба земли, дома, и везти куда — то, где и полей в помине нет! Это же — разор государству. Коль земельку – кормилицу хлебороб не вспашет, голод в Расее будет! Это же так ясно! Сейчас — самое время — на поля навоз возить! Упустим время! Потом — не проедешь, лошадь тонуть будет, да и поля испортишь, земельку … Карьку бы не испортили — жеребая кобыла. В конце апреля — ожеребиться должна….В прошлом году-хлеба хорошие были. Сусеки полнехоньки насыпали, продразверстку выполнили, себе муки намололи, и на семена осталось. Перед самой отправкой (еще тогда ничего не знали), провеяли все зерно. Не зерно-золото! Зернышко к зернышку!

От воспоминаний стало еще тошнее. Вспомнилось, как Кондрат с Меланией — самая деревенская неработь — пришли с комитетчиками выселять их. Елена только отстряпалась. Разгоряченная, румяная, пригласила их за стол — думала — зашли по- соседски. А оно — вот как обернулось! Мелания — сразу к сундуку, да ну, Еленины юбки да жакетки на себя натягивать! . Задница –что бочка, а туда же…Стала юбку кашемировую натягивать, а та — возьми и лопни! Заплакала Елена — это ее любимая юбка была. А до того — стояла, как вкопанная. Растерялась бабенка, не могла в такое поверить, хоть слухи и ходили -один другого страшнее…. А в юбке той, она только по праздникам в церковь ходила… Тьфу ты! Что это я, про юбку вспомнил! Всего, всего в одночасье лишились! Взять разрешили только то, что в дороге понадобится. Хорошо, что был запас крупы да муки дома. Да что впопыхах возьмешь? Так уж, что под руку попало… .Елена ребятишек собрала, им одежонки прихватила, свои две шаленки, да пару юбок….Еще самовар взяли, да его, Федора, не одеваные сапоги….

Подвод – видимо-невидимо! Рев стоял по деревне! Родные, провожали своих в неизвестность, в страшную и неведомую Сибирь.

Только комитетчики да голытьба радовались — победили мироедов!

Митька — комитетчик, в рваном треухе и какой-то бабьей жакетке , -наверняка конфискованной, стоя на дровнях, хриплым голосом кричал-

-Наша первая задача -уничтожить кулаков, как класс!! С мироедами, и их пособниками Советская власть не будет валандаться! Кого в Сибирь, кого — к стенке!!!

Его никто не слушал…

Сосед Федора, Иван Чанов громко выматерился, и плюнул в сторону Митьки.

-Тебя, Сука, к стенке бы…Добрых хозяев в Сибирь, а кто теперь пахать будет? Еремей, што ли?

Безрукий инвалид Еремей, только потряс пустыми рукавами, и ничего не сказал…Митька, конечно, не слышал этих слов, а то Чанову бы не сдобровать!

Наверно, Господь за грехи такое допустил. Молились мало. Все грамотны стали. Кто сейчас пахать поля будет? Зарастут ведь. В прошлом году — еще новины припахали. С Мишкой — сыном, все руки вывертели — на три раза вспахали, да картошки насадили. Ох, и картошечка уродилась! Крупная, вкусная! Такое поле…

Пригласили Мелания с Кондратом, помочь выкопать картошку. Своей — то у них отродясь не водилось. Они любили к Федору в помочь идти. И картошки заработают, и досыта наедятся… Елена варит вкусно, мяса и прочей снеди — не жалела. С одного стола питались! Еще всегда с собой пирогов да шанег завернет. Кондрат с Маланьей – оба — недомовитые. Весной, только солнышко встало, все добрые хозяева, на поля едут. А Кондрат с Меланией — на завалинке — семечки лузгают. Маланья в грязной юбке и рваном фартуке, Кондрат — в сапогах, подаренных Федором….

-Что, Федор, на поля поехали? На дальние? Че сеять там будете? А мы — завтрева поедем. Седне-тучки собираются….

Так до вечера сидят, людям косточки перемалывают. Вечером – всех снова окликнут, спросят, много ли вспахал, засеял. И дома-порядку нету, обед, и тот не сготовят… Одно слово — неработь! Лет десять назад помогали они с жатвой Федору — Елена на сносях была Гринькой. Месяц ездили с ним на поля. Так ежедневно , утром, он будил их…. За работу, решили Федор с Еленой, дать телушку. Славная такая телочка… Думали — вырастят, выкормят — вот и свое молочко будет. Только Кондрат с Меланией думали иначе. Не дожидаясь холодов, зарезали ее на мясо .. . А осень стояла теплая. Часть мяса испортилась, а часть-все таки съели… А зимой — опять в работники пошли — есть то нечего дома…. И вот такие люди станут хозяевами земли, которую Федор с семьей поливали потом, каждую кочку на своем поле знали… Ой муторно…тошно ему…Вот совсем уж закоченел, а ноги не идут туда, где Елена с ребятишками. Домом назвать — язык не повернется…

Долго ехали они обозом. Снег, снег…бело. Слепко глазам. Вот какая она — эта самая Сибирь!

Проезжали какие-то городишки, по крыши засыпанные снегом, деревни-с бревенчатыми заплотами, крепкими избами. Волков было много. Те часто шли за обозами. Ждали мертвечинки. Всяко приходилось — и в поле, у костров ночевали, и в церкви, и в крестьянских избах….Сколько за эту страшную дорогу видел он смертей. Тяжелее всего было старикам и малышам. Матери, как могли, закутывали малышей. Но зима, холод…Он никого не щадит. Смотришь — утром кормила баба ребенка , а к обеду- замерз уж насмерть. И хоронить не давали. Просто — выкладывали покойника на снег, и все…. Вот и приманивали волков. Завоют волки — у самого смелого мужика волосы шевелятся… Бабы скрывали, что ребенок умер, чтобы доехать до какой-нибудь деревни, и там по — христиански похоронить, а не на корм зверью отдать. Попросят местных, что ни будь, из одежды дадут. А уж похоронит те, или нет — как его совесть позволит. И стариков тоже много умерло…Особенно старух. Федор думает – эти — больше от горя….

Хорошо, что у них с Еленой мальчишки большенькие. Гриньке — десять, а Мишке — четырнадцать. Всю дорогу — рядом с матерью шли. Идти — трудно, зато не замерзнешь. Наконец-то, дошли до Демьянска. Село на Иртыше. Большое… Крепко, видать живут здесь хозяева. Обрадовались было — ну, и мы здесь как- ни будь, обживемся…. Оказалось — нет. Здесь остановились — пароход ждать. Весной, по воде — дальше повезут!.. Куда? Никто не знал, да и кто будет говорить что-то людям, которых гонят, как скот… Пришлось самому искать жилье. Федору повезло. Пустили их пожить в холодной избе — так здесь называли летнюю избу. Поставили железную печурку, разрешили дровами пользоваться. Взяли за это — новые сапоги Федора, да Еленину китайскую шаль. Хоть и жаль было вещей, особенно — шаль…

Когда то, еще Гриньки не было, один дружок поехал на Ленские прииски. Позвал Федора. Федор подумал-подумал — решил — была не была! Вот и поехали…Соплей, много намотали, а золота, не намыли…

Вернулись домой худые, обовшивевшие… Только люди все равно считали — у хлеба — да без хлеба? Не может быть! Привезли мол , золотишка…. Привезли…. Иначе, зачем ездили?

Иногда к ним стали заезжать знакомые китайцы. Переночевать. Привозили разные необычные товары. На ярмарку в Ирбит ездили… Однажды знакомый китаец привез на продажу шелковую шаль, расписанную веселыми драконами, и невиданными яркими цветами…Как увидела Елена такую красоту — обмерла. Стоит и молчит. Федор любил Елену. Красавица, рукодельница. И характером — безответная. Только никогда в этом не признавался. Сурово с ней обходился, Вспоминая наказ своего отца. Тот часто говорил-

-Бабу хвалить — только портить. Забалуется…

А тут понял — надо купить бабе шаль! Иначе сам себе не простит! Поторговался с китайцем. Тот хорошо уступил. С какой благодарностью, Елена смотрела на Федора! Радовалась, как Гринька деревянной лошадке…. Эту шаль она берегла, и одевала ее только на Пасху и в Троицу. Да…не пришлось ему пофорсить в новых сапогах, А Елене — в шелковой шали, зато сносное жилье. Два дня прожили хорошо, а потом встретили своих, деревенских, Лукиных. С ними они в деревне почти не общались. А тут… Оказалось, что еще неделю назад арестовали у них сына, а у снохи умер ребенок. И вот она, снова беременная, день и ночь ревет — убивается по мужу, по ребенку, а старики не знают, что делать. На квартиру их никто не пускает. Две ночи в церкви спали. Пришлось потесниться…

Лукины отдали хозяевам какие то скатерти, и зеркало. Те, сразу же приколотили зеркало в переднем углу. Пусть глядятся… Продуктов почти не осталось. Жизнь- впроголодь. Ходили Федор с Мишкой, работу искали. Сметали одному татарину сено в сенник, он дал два ведра картошки — не поскупился басурман. Вот Елена и варит похлебку из картошки, да мучкой заправляет. А у Лукиных – и этого нет. Чуть-чуть крупки в мешочке… А вот крупа закончится — что есть будут? Федор — продуктами с односельчанами делиться не собирается. Своя семья есть хочет ! Мишка у хозяев дрова колет, так ему рыбы — колючих ершей за это дают! Все приварок! Нет, надо идти. Ноги окончательно замерзли. Валенки стали тонкие, ткни пальцем — прорвутся. Вон, какую дорогу вытерпели! Подшить бы — да чем? Спрошу у хозяев кожинки. Выменяю на что – ни будь. Ребятишкам тоже подшить надо. Скоро таять начнет, А у нас – не у кого и сапог нет. У Елены только полусапожки… Когда собирались в дорогу, не думали, что она такой длинной окажется! Для некоторых – длиной в жизнь…

-У ворот приметил хозяйского парнишку.

-Отец дома?

-Тятя чай пьет.

Федор не стал заходить.

-Пусть напьется, потом зайду, спрошу. А то подумает, что жрать нечего, вот и пришел к ужину.…

Все его нутро, сопротивлялось унижению, несправедливости.

Елена, затеяла какую- то постирушку. В избе было влажно и жарко. Кругом висели подштанники и брюки.

-Ты бы хоть на мороз вывесила. Может, какая вошь сдохла бы…

— Ну, я бы так и сделала, так парнишки ведь без штанов сидеть не будут. Женихи уж…

Женихи… Ишь, развалились! Ну — ко, подвиньтесь! И он, не разуваясь, прилег на топчан, на котором лежали сыновья. Младший, Гриня, в стеганной душегреечке и без штанов, сидел, рисуя углем на небольшой доске.

-Чего рисуешь?

Спросил отец, чтобы не молчать.

— Я свой дом рисую . Когда вырасту, я такой же, как у нас в Пестовой, дом построю, а может еще красившее…

Отец взглянул на рисунок сына. На грязной доске едва угадывались очертания дома. Точь — в точь такого, какой был у них. И крылечко высокое, и балясины… Тоскует парнишка…

-Хороший дом. Нас с матерью потом не забудь к себе взять…

— Не, тятя, я вас поселю в самую лучшую горницу. Не забуду…

К Федору незаметно подкрался сон. Карька везет полную телегу мешков с зерном, а на возу он, Федор. Веселый-веселый! Вдали- мельница…Знакомая дорога. А за телегой — Гринька. Бежит и бежит рядом. Вдруг Гринька как закричит:

— Тятя, тятя — не уезжай!

Вздрогнул Федор, и проснулся…. Вот сон бы в руку. Снова бы вернуть то время, когда все были при деле, и все — счастливы.

-Ладно, к хозяину хочу сходить, для починки валенок какую — ни будь кожу спросить. Посмотри в сундуке — что еще можно сменять? У мальчишек-валенки то тоже прохудились,…Елена сняла с шеи ключик, и открыла сундук. Порывшись в нем, вытащила белую нарядную рубаху Федора. В ней он венчался, когда то в церкви.

-Вот зачем ее брала? Лучше бы мальчишкам сапоги взяла…

Проворчал Федор. Но опять же — пригодилась. Он затолкал ее за пазуху, и пошел к хозяину.

Тот сидел возле печки, покуривая козью ножку. Махорка хорошая, душистая. Федор не курил, но был не против, когда мужики дымили.

-Хрисанфий, я вот что хочу тебя спросить. Нет ли у тебя для починки валенок, какой ни будь сыромятной кожи. Валенки то, напрочь сносились, да и сыро уж днем то в валенках. Подтаивает…Хрисанфий, молча, попыхивал огромной козьей ногой, и ничего не отвечал, только подвинул поближе к Федору скамейку, как — бы приглашая присесть. Хрисанфий был человек немногословный — такой характер — но не злой. Еще помолчав минуту, он почесал в затылке, и сказал.

Дак че, можно посмотреть в амбаре. Там всякого такого полно… Я завтра утром тебе занесу, че найду, а ты сам выберешь….

Как вы? Че говорят, куда вас направят? Ниче не слыхать? Вот горе то…

Федор не стал надоедать хозяевам, и ушел на холодную половину. Елена сварила ершей. Вкусно пахло вареной рыбой. Все хлебали уху из котелка, а Федор налил себе в кружку. Так ели уху в старательской бригаде. Так стал делать и он. Хоть ерши и маленькие, и колючие — обсосали каждую косточку. Гриньке, как младшему — икру подкладывали и отец, и мать. Глядя на них — и Старший, Михаил, тоже стал подкладывать икру брату. Хотя, ой, как хотелось самому съесть эту маленькую, величиной с мизинчик, вкуснотищу….

-Тятя, нас зовут снова сено метать. Соседи тех татар. Пойдем?

-Коли зовут, пойдем .Все что ни будь, заработаем. Еды у нас совсем мало осталось…

-Елена встала с чурки, которая использовалась вместо стула, подошла к Мише, и погладила его по голове:

-Кормильцы вы наши…. Что бы я без вас делала…

Косточки вынесли Боцману — хозяйской собаке. Запас лучин заканчивался, и все улеглись спать. В уголке, где поселились Лукины, слышны были всхлипыванья.

-Опять сноха причитает. Старики с ней замучились…

Подумал Федор, и громко сказал:

-Агафья, хватит! Всем уж твой рев надоел! Дай поспать!

Он знал, что иногда строгость бывает полезней уговоров.

В углу стало тихо.

-ну, вот. Еще один день прошел.… Слышно было, как Елена читает тихонько молитву на сон грядущий, как возится, примащиваясь четвертой на узком топчане.

Все затихло. Вот уже полтора месяца здесь. Ни дела, ни работы… А дома бы…. Мысли спутались, и Федор провалился в сон, больше напоминающий бред больного.

Утро. Еще темно, а Елена уже возится у печки. За ночь изба остыла. Холод собачий. Хорошо, что мальчишки в серединке между родителями спят. Все спали, не снимая одежды. Гринька, почувствовав, что места стало больше, когда мать встала, свернулся калачиком. Добрый уж больно, весь в Елену. Такого заклюют… Вон, Мишка — колючий, как еж. Себя в обиду не даст!

Этот — в меня… Федор с гордостью посматривал на своего старшего сына.

-Мой характер, моя кровь….Любил он его, хоть иногда и доставалось Мишке от отца. И кнутиком не однажды стегал, и – ложкой -по лбу…Ничего, отцова рука, не бьет, а учит… И нас так учили….Федор тоже встал. Разжег самовар.

Самовар был большой, и вскипал долго. Зато — пили чай сколько хотели, и Лукины -тоже…

Настрогал на вечер лучины побольше — вчера не хватило, пришлось рано спать ложиться.

— Дома были керосиновые лампы на высоких ножках, а здесь — лучиной освещаемся… Хорошо, что лампы не взяли – где керосин брать? А лучина -вот она… Надо Мишку будить. Собирались сено метать. Чаю попьем, и пойдем. Чай — конечно, давно закончился, и пили они кипяток, но, все таки ,горяченькое…

Стукнула дверь. Вошел Хрисанфий. Перекрестившись на образок, повернулся к Федору:

-Вот, выбирай. Я, что мог, подобрал. Смотри…

-Хрисанфий бросил на пол скрученные желтые сыромятины. Резко запахло кожей. Федор взял в руки сверток, помял, постучал по нему костяшками пальцев.

-Хорошая кожа. Крепкая . Сам выделывал, или кто другой?.

Хрисанфий подергал носом, и, как бы смущаясь, сказал:

-Там, под горой мужик живет — кожевник знатный. Все ему кожи отдают, а он их выделывает. А я в этом деле — не мастер. Так что — выбрал? Ну и добро.

Хрисанфий собрал остальные лоскутки, и направился к двери. Федор догнал его, и протянул рубаху.

Спаси Господи, тебя. Выручаешь нас. Возьми рубаху. Она мне вряд ли пригодится. Нам — не до праздников. А боле – нечем отблагодарить! Хрисанфий сунул рубаху за пазуху.

-Ладно, возьму. Старшему моему – враз будет…

Мишка уже оделся и ждал отца. По темноватым еще улицам, прошли они к дому, где ждала их баба с огромным животом.

-Беременная. Ох, и раздулась — чисто кадушка. Вот-вот родит…

Подумал Федор.

-Бабенка, бойко, несмотря на огромный живот, провела их в сенник. Показала все, выдала вилы.

Мой-то мужик — ногу сломал. А сено — прибрать надо. Хорошо, Хамид, сосед, присоветовал вас.

Каждого то и не пустишь на двор — вмиг обчистят! Хамид говорит — хорошо у него потрудились. Если и у нас все ладно поробите, так же заплачу, как он!

Федор с Мишкой принялись за работу. Бабенка, вынесла им в кринке молоко, и свежий калач. Давненько они молока не пивали. Федор пожалел только о том, что не мог, сколько ни будь унести Гриньке и Елене… Сено было духовитое. Мята, еще какие –то луговые травы… А в Пестовой разнотравья больше. И осоки почти нет. Но, все равно, сено хорошее… То-то молочко вкусное.

К обеду управились. Баба, и правда не поскупилась. Два ведра картошки дала, да капустный пирог… Федор долго благодарил щедрую толстуху. Предлагал, если какая работа появится — свои услуги. После обеда, занялся — таки, починкой валенок. Подшил Гринькины валенки. Тот сразу же побежал на улицу — поиграть с Боцманом. Ребенок, что с него возьмешь… Долго ковырялся с валенками Мишки. Этот — сносил обувку, да так, что не за что зацепиться! Но, все же осилил. Свои валенки и Еленины, решил подшить завтра.

Прилег отдохнуть. Все- таки много сена перекидали. Устал. Только стал засыпать — пришел комендант и два охранника. Они часто ходили — проверяли, не сбежал ли кто. Пришли, так пришли… Федор как будто привык к их визитам, и не обращал внимания. Елена — тоже. Как пришли — так и уйдут. Она замешивала в блюде тесто на лепешки. Один из охранников, по прозвищу – Косач — потому что у него были яркие рыжие брови, а один глаз — косил, Подошел к мешку с мукой, и заглянул туда.

-Ого! Да у них пол мешка муки…. А у других — уж не крошечки. Конфискуем половину. Он подвигал своими красными бровями, несколько раз пошмыгал своим носом, на котором снова повисла капля, и достал откуда-то мешок. Он сам стал небрежно пересыпать муку из одного мешка в другой, просыпая муку на пол, на свои растоптанные валенки… Елена заплакала. Она — то знала, что там муки совсем не пол мешка! От силы — на неделю…. А дальше — голод…. Федора захлестнула ярость. Даже дышать стало трудно. Кулаки сами собой сжались. Сколько земли было вспахано этими руками, сколько сена скошено, сметано в стога…. Да, разве у крестьянина, может быть слабая рука? Он встал с топчана. А охранник, уверенный в своем превосходстве, завязывал мешок с мукой, стоя в опасной близости от Федора. Когда то, в парнях, Федор был драчуном. Не одна драка не обходилась без его участия. Да разве мог охранник об этом знать. Счастливый, что еще кого – то обобрал, он, с улыбкой выпрямился, и тут же получил такой удар, от которого не смог устоять на ногах. В этот удар Федор вложил всю ярость, всю ненависть к тем, кто разрушил его мир так любовно созданный его трудом, и и трудом его близких. Это был протест раба, над которым долго измывались. Ему, неважно было, большой это или маленький винтик адской машины, которая своим катком размяла, раздавила сотни, тысячи человеческих судеб и жизней. Они все-это вселенское зло…. Взбрыкнув сапогами, охранник улетел к столу, опрокинув на себя самовар! Никогда еще Федор не слышал такого крика боли, такого мата! Спасло охранника от страшных ожогов только то, что был он в полушубке. Но лицо, уши, шея — все было обварено.

-Хорошо» попил товарищ чайку», но мало. Получил, что хотел. Вот и все… А мне — больше нечего бояться…

Подумал Федор. Ему было даже смешно смотреть, как охранник с малиновыми ушами, и полосатой, малиновой же, рожей, корчится от боли. С ушей — клочьями слезала кожа. Его мешок с мукой, залитый водой, валялся на полу.

Второй охранник, опасливо вытащил наган, и стоял у двери, ожидая команды коменданта. Комендант, видать, тоже не хотел схлопотать, и поэтому, стоял поодаль, раздавая команды.

-Собирайся! Ты арестован! Подай мужику лопатину…

Обратился он к Елене. Елена стояла, испуганная. Она даже не плакала. Только лицом побелела, и глаза стали — как омуты-темные-темные…. Мишка замер. Скулы его ходили ходуном. Он походил на зверя, готового к прыжку. Федор строго посмотрел на него, и покачал головой.

-Не вздумай. Мать одну нельзя оставлять. Пропадут….

Миша низко опустил голову, скрывая слезы.

-Дайте хоть попрощаться с семьей. Елена, Гриньку позови. В последний раз посмотреть на парнишек.

Гринька вбежал, и бросился к отцу на руки:

-Тятенька! Тятенька! Не уезжай!

-Вот он, сон, А я думал — к добру…. Нет, видно, любые сны у нас сейчас – к худу. Ладно, сынок, мамку слушайтесь. Не забижайте ее. А как дом выстроишь, я к тебе приеду…

-С Мишкой — попрощался по — мужски. Обнял, пожал ему руку.

-Сейчас ты — главный в доме. На тебе — все заботы. — Ищи работу… Тогда – не пропадете.

Елена бросилась Федору под ноги и заголосила, только сейчас осознав, что не будет у нее мужа. Не будет опоры. Что остается она одна с мальчишками…. Федор поднял жену, поцеловал, и сам направился к двери. Больше не было сил…. Охранники вышли за ним, оставив на полу мешок с мукой. Елена, рыдая, подняла самовар, поставила его на стол…. Задвинула в дальний угол мешок охранника, а свою часть муки — спрятала под топчан, чтобы еще кому-то не пришло на ум забрать последние крохи… Но не в этот, не в следующий день за мукой никто не пришел. И когда у семьи закончилась мука, Елена набралась смелости, и потихоньку стала оттуда брать — так, по чуть-чуть… В конце апреля всех погрузили на пароход, и он, шлепая плицами, повез осиротевшую семью, как и сотни других обездоленных- сначала- по Иртышу, потом -по Оби , далекий край, где не росла и картошка…. Где то в трюме, на пустом сундучишке, сидели Елена и ее сыновья. Свой самовар они оставили хозяину избы, который, после ареста Федора, частенько помогал им, чем мог. На Мишке были старые сапоги Хрисанфия, на Гриньке — обутки их сынишки… Жестокий мир был не без добрых людей.

Глава 2 Елена

Пароход едва тащился по холодной, едва освободившейся от льда Оби. Над рекой висело серое, неласковое небо. Воздух был ледяной, и пахло снегом. Берега – заросли тальником. Кое где тальник еще цвел, и тогда кусты издали походили на желтые облака. Р ека подходила прямо к тайге. Тайга густая, непроходимая,неприветливая. Не раз на берегу видели медведей. Не пуганые звери вставали на задние лапы и принюхивались к незнакомым , пугающим запахам. Видели оленей. Эти странные животные с печальными глазами небольшими стадами паслись на полянах. Пароход, останавливался у каких- то селений. Там стояли остроконечные чумы. Это Елена сейчас знает, а первый раз – в толк взять не могла — что за стога — не стога стоят…. Встречать пароход выбегали остяки- черные, узкоглазые люди, похожие на тех китайцев, что приезжали к ним в Пестову. Ребятишек много, и все в странных, совсем не похожих на русские, одеждах. Остяки предлагали свои товары — рыбу, какие — то меха… Только охрана их к пароходу не подпускала, и людей – с парохода – не ногой. А неплохо бы рыбки поесть… Мишка взял у матери булавку, и сделал крючок. Поймав пяток мух, которые в изобилии водились в трюме, (несмотря на холодную погоду), он на стоянке забросил свою удочку в воду. За час, он натаскал с десяток увесистых рыбин. Некоторые — не меньше полкилограмма! Увидев успехи Михаила, все пассажиры бросились изготовлять крючки. Скоро пароход вонял рыбой, как бочка. Ее можно было заготовить много, но не у кого не было соли. Через сутки — рыба начала вонять, а изголодавшиеся люди, наевшись жирной обской рыбы, стали маяться животами. Заболел и Гришутка. От постоянных болей в животе и рвоты с поносом, он, молча, плакал. Его аккуратный носик заострился, щеки впали. Елена запретила ему, есть рыбу. Давала только воду. Гришутка на глазах таял…

-Умрет. Ишь, совсем не жилец. Дома бы — выходила, а здесь, чем? Капитан парохода, в черном кителе, с пуговицами разного цвета и размера, несколько раз в день обходил свое судно. Даже в трюме было слышно, как он громко матерясь, плевался и орал:

-Весь пароход за…ли! Воняет, хужее, чем в гальюне!!!

Пройдясь по палубе, он скрывался где-то в недрах парохода, чтоб не видеть этого безобразия, не нюхать смрада…

На одной из остановок, Елена подошла к охране, и Христом – Богом стала молить — разрешить ей сходить на берег, нарвать черемуховой да ивовой коры. Охране, видно самой надоело смотреть на больных людей- с двумя провожатыми, Елене разрешили сойти на берег. Черемушник рос прямо по берегам. За много дней она впервые ступила на землю. Земля, казалось, качнулась под ней. Елена едва на ногах устояла.

-Вот лечь бы здесь, и умереть! Господи, ослабла… Ноги совсем не держат!

Усилием воли она собрала остатки сил. Они требовались ей, чтобы помочь своему ребенку. Черемушник был молодой, густой, духовитый. Когда –то, в Пестовой, рвала она букеты из черемухи, да в кринках на окна ставила, для красоты. Сейчас же, черемуха, с таким знакомым запахом детства, могла спасти ее ребенка. Елена рвала ветки, старалась нарвать как можно больше. С огромными охапками горьких и пахучих веток, вернулась она на пароход. Отвар варила в большом ведре, и давала пить не только Гришутке, но и всем больным. Заставила Гришутку жевать черемуховый луб, и глотать эту горечь. К вечеру-боли в животе стали меньше, и у него появился блеск в глазах….

-Спасибо тебе, Матушка — Богородица! Ты защита и опора в наших скорбях… . На тебя уповаю…молилась Елена.

Материна молитва ли помогла, или таким крепким был Гришутка, только он стал поправляться. Еще дважды ходила Елена с охраной за черемушником. Люди, которым стало легче, благодарили Елену, но не все…. на остановках — непременно снимали с парохода несколько умерших… . Кто умер — от дизентерии, кто от тоски. То в одной части парохода, то в другой слышалось жуткое бабье завывание. Страшно было смотреть на несчастных, почти потерявших рассудок женщин. Сколько испытаний еще может вынести человек? Хоронили впопыхах, ставили над могилой крест, и ехали дальше. Почти две недели шел пароход. К вечеру одиннадцатого дня, всем было приказано — собираться. А что собирать? Сундучишко — пустой. В нем гремели три железные миски, да пара кружек. Подушка и какое-то рядно, ставшее одеялом, скрутили и завязали. Миша привязал этот тюк себе на спину. Еще слабенький, Гринька- стоял на палубе в зимней шубенке. Елена — тоже не снимала с себя зимнюю одежду.

— Грязная, вшивая — да моя. Другой не дадут. А при мне — и целее будет!

-Так рассуждала она. Пароход подошел к берегу, и уткнулся носом в песок. На берегу -ни людей, ни домов… Почти отвесный глинистый склон, реденько поросший еле проклюнувшейся травой, и обильно цветущей мать и мачехой. Высоко на обрыве — мрачные сосны, ели.

-Разгружаться. Все – на берег!

С борта кинули трап — две сколоченные доски, и поручни с одной стороны. Первыми спрыгнули конвоиры. Стали спускаться пассажиры. Мужикам – еще ничего, они — ловкие и сильные. Уцепятся за поручни, и сползут на берег. А вот бабам, да еще с дитем на руках — горе… Чуть опустила руки — и в воде…

А вода ледяная, и водовороты… Смотришь, появилась несколько раз над водой — и нету…

А ребенка, того, и вовсе сразу волной захлестнет. Но Елена с Михаилом уберегли – таки Гришутку. Тут она не раз вспомнила Богородицу, не раз благодарила ее. Вещи с парохода сбрасывали. Посмотришь – то — сундук в воде, а то-мешок с чьими — то вещами…. А Миша с Еленой — все сохранили…. Вовремя смекнули, что все при себе надо держать…

Повели их вверх, на высокий берег. А там — тайга непролазная! Травка реденькая, мох… Деревья -вверх смотреть, голова кружится. Стволы вдвоем не обхватишь! Господи, Царица Небесная ! Как же тут жить?

Приказано было — шалаши да балаганы строить, печи из глины лепить. Воду из — под горы ребятишки носят, бабы — глину месят. Каждый знает – без горячей еды — не проживешь. А уж мастеров-всяких много. И печники, и плотники…. Весь мастеровой люд, все хорошие хозяева -здесь…. Поставили несколько общих балаганов, на первое время…. От дождя да ветра укрыться. Стали участок тайги от леса освобождать. Комендант с конвоирами- наказания разные придумывают. За то, что норму не сделал — урежут паек, или ночью работать заставят… А ночи – это и не ночь вовсе — а день! Солнышко круглые сутки светит. Дивно это… И не спится! Только греет мало. Рыбы в реке – полно, но комендант ловить не разрешает! В лес за грибами, за ягодами нельзя. Сразу наказание.

Елену — поварихой поставили. Вроде — радоваться должна, только ей совсем это не надо. Комендант, окаянная душа, заглядываться на нее стал. Раньше Елена считалась первой красавицей в деревне. А сейчас — какая красота? Да и не хочет Елена себя ронять. В девках, строгой была, так что же сейчас? Держит Елена при себе ребятишек, ни на шаг Гриньку не отпускает. При ребятах то, поди , не посмеет! А Мишу — комендант отправил наравне с мужиками – лес валить…. Конечно, уступила бы коменданту — может, и Мише легче бы работу нашел. Только не хочет Елена этой грязи. Мужняя жена, все — таки. Себя блюсти должна. Жалко ей Мишу — сорвет парень спину. Хоть вымахал, а слабенький еще. Но, что поделаешь…

Варить приходится много. На целую бригаду! Правда, какая уж там еда — одно название…Но , все равно, горяченькое…

Как — то конвоир завалил медведя. Уж совсем обнаглел косолапый — среди бела дня вышел, людей напугал.

Комендант с конвоирами себе лучшие куски взяли, а остальное -по бригадам раздали. Не пропадать же добру! Давно уж люди не едали настоящей еды! Елена же, памятуя о том, что еда голодным – смерть — варила из мяса супы, а мясо давала по чуть-чуть… Вот их бригаде – на долго и хватило. От безысходности, или по какой другой причине, только наговорили коменданту, что Елена припрятала себе мясо. Комендант начал издалека … Где жила, как жила…потом подступил ближе — стал угрожать, что посадит. Но Елена поняла — дальше деляны — он ее не отправит. Когда она сказала категорическое «нет,» он обозвал ее дурой,и он отправил ее валить лес. Дома, в Пестовой, она никогда не держала в руках пилы. Но она не роптала. Все лучше, чем под комендантом…

Какие волдыри были на ладонях! Они лопались, обнажая нежное розовое мясо. Но она молча заматывала руки , и, превозмогая боль, пилила. Конечно, она уже не надеялась на возвращение Федора, но ей было противно даже думать о том, что кто- то другой будет лапать ее. Тем более, разжиревший, как боров, комендант, у которого все время противно воняло изо рта. Ростом он был-с подростка, зато голова была огромная. Он очень гордился своей большой головой, считая, что большая голова-признак ума. Хотя умом там и не пахло…. В средине июня началась жара, а с нею — гнус. Такого ужаса не знали люди, выросшие среди хлебных полей. Все ходили опухшие, не выспавшиеся, угоревшие от дымокуров. Чтобы спастись от гнуса, мазались дегтем. На голову накидывали сети, пропитанные дегтем. Но, казалось, эту мошку, которую и глазом-то не увидишь, нельзя ничем испугать…. Она проникала всюду — лезла в глаза, рот… Елена с Мишей смастерили себе хороший, крепкий шалаш, в котором постоянно шаял дымокур…. Возле шалаша она вскопала грядки – под морковь, репу, горох. На удивление-морковка быстро пошла в рост…

-Хорошо, что семена сохранила! Глядишь — будет, чем заправить похлебку! Когда морковка подросла, Гришенька стал ее охранять. Оказалось, что на морковку — много охотников . Это- и зайцы, которые прибегали ночами, обгладывая побеги, и двуногие зайцы, из числа ребятишек… К зиме -поставили пять бараков. Длинные строения из толстых сырых бревен, с глиняными печами, напоминали скотный двор. Вдоль стен — топчаны. У кого были ряднины, одеяла-стали отгораживать себе уголки. Этакая квартира… Часто можно было слышать в том или другом углу возню, пыхтение, или стоны…Что делать ? Природа… Не следовало бы детям это видеть и слышать, да не спрячешь. Вечером возле печи портянки и сырая обувь давала такую вонь, что дышать было невозможно. Сырые печи дымили, а плохо проконопаченные стены, не держали тепло…

Холод и голод стали постоянными спутниками этой маленькой семьи. В том году зима была суровая, снежная..Обнищавшие ,обносившиеся в конец люди спасались от стужи, как могли. Елена

Обрезала рукава у своего пальто, и скроила Гриньке обувку. Многие ходили в лаптях . Эта простая обувь выручала. Мужики шутили-

-Красота! Из лужи вышел, воду вылил- и опять ноги сухие! В лаптях ходили и Елена, и Михаил. Каждый вечер,после тяжелой работы возвращались они в промерзший барак.

Елена с ребятишками жила недалеко от входа. Двери часто открывали, поэтому было холодно, но это обстоятельство спасло и ее и ребятишек. В лютые февральские холода печь топили круглые сутки. Как то ночью, когда все спали, загорелась обувь, и тряпье, что было возле печки. Уставшие люди спали мертвецким сном. Некоторые угорели, так и не проснувшись! Елена с сыновьями остались живы. Хранил Бог… Барак — затушили, мертвых похоронили, и опять потянулась тяжелая, беспросветная жизнь. Казалось — уже ничего не изменится . Несколько раз приезжали остяки. Привозили свои продукты, пытались обменять. Да что осталось у людей — хоть с себя последнее снимай. Наступила робкая весна. Стало пригревать солнышко, заплакали сосульки. На весеннее солнышко люди стали вылезать из землянок и бараков. Черные, оборванные, обовшивевшие до самой крайности люди, радовались весне. Не все дожили до этого. Тиф, цинга и дизентерия — вот самые распространенные болезни. В такой тесноте – да голодные –ничего удивительного. Прямо возле барака разводили костры, ставили котлы и вываривали в них одежду, оставаясь, в чем мать родила, прикрывая стыд, какой ни будь тряпкой. Бабы стирали все, что можно выстирать. Все — таки неистребима в человеке тяга к чистоте. Уже был раскорчеван изрядный участок леса, и началось строительство поселка. Запланировали две улицы. В центре — клуб, школа, медпункт. Весна — всегда время надежд. Надежд на что- то лучшее… На хороший урожай, теплое лето…Сейчас прибавилась надежда, что к осени люди в дома переселятся… За зиму у каждого появилось что то свое : кому — прялку сделали, у кого — лавочка или табуретка .Ждали новоселья. Только не суждено было Елене жить в том поселке. С первым пароходом, приказано было собираться — ее семья, как и много других — снова была отправлена в незнакомые места. На Конду… Среди ссыльных слух ходил, что много народу туда отправили… Значит, не хватает, без нее, Елены…

Снова покидали все пожитки в мешок и сундук. Попрощались с друзьями, и повез пароход «Гашунин» Елену с детьми на Конду. В Остяко – Вогульске жили почти месяц. Хорошо, что лето.

В каком — то постоялом дворе, спали вповалку… Елена боялась тифа, который свирепствовал со страшной силой, поэтому в теплые ночи спали в сеннике. Лучше с лошадьми, чем с тифозными вшами. Как и в Демьянском, Миша ходил по Самарову, искал работу. Кому-огород вскопает, кому забор починит. Только здесь люди – такие же бедные, как и он. Платили мало… Наконец — собрали достаточно людей, чтобы двигаться дальше…. Конда – широкая, и очень извилистая река. Так же, как и Обь — заросла по берегам ивняком. Июль. Тепло. Елена все время пропадала с детьми на палубе. Любовалась природой. У себя на родине она не видела таких рек, таких покосов…там покосы все делились по количеству людей в семье, а здесь -такой простор! На Конде – деревушек и поселков больше. Деревни- как деревни. Деревянные избы, собаки, коровы…

Чумов не видно. Встречать пароход выбегали все -и взрослые, и дети. Было много русских. Это успокаивало Елену. Сделав недолгую остановку в Нахрачах, пароход, наконец, пришел в какой — то поселок. На берегу их встречал комендант. Забавный — лысенький, суетливый, в круглых очках, привязанных шнурком к голове, он походил на бухгалтера или счетовода, а не на грозного коменданта. Он читал список прибывших, и определял — кого куда. Громко выкрикивая фамилии, количество людей в семье, выкрикивал-

-Пятый поселок! Там печник нужен!

Или — Кто конюх? – На второй поселок!

-Елену с Мишей — его уже считали за взрослого — определили на первый поселок. До поселка идти пешком километров пять, по берегу.

Берег зарос березами, осинками. Встречались липы. Трава — по пояс . Летают бабочки, шмели. А, главное, нет того гнуса, который преследовал их прошлым летом… Комары есть, а мошек — нет.

На минуту ей показалось, что она дома, в Пестовой. С покосов возвращается.

Между деревьев она вдруг увидела что то пронзительно голубое, огромное….Такого количества воды, она , пожалуй не видела. Обь – широкая река, а здесь — вообще, как море! Даже другого берега не видно.

— Миша, смотри, река, какая широкая! Это что, Конда?

Но никто из идущих рядом, не знал — что за река впереди. Только один из сопровождающих сказал-

-Глядите, вас как на курорт привезли. Озеро рядом, и поселок уж основан! Ничего делать не надо!

С высокой горки -поселок ,как на ладони. В поселке, и, правда, было уже два порядка домов. Елену с сыновьями поселили в одном из квартир, где до этого проживало четыре семьи. И, пусть тесно, но есть крыша над головой, хоть скудный, но кусок хлеба. Впервые за несколько лет у Елены замаячила надежда — будем жить! Она смогла сохранить детей! Дети — это главное предназначение женщины. Миша стал сильным и крепким парнем. Федор бы им гордился. Гриша — тоже мамин помощник. Дома все дела сделает…. Говорят — осенью на трудодни картошку давать будут! Жаль, что Федора нет — порадовался бы! В колхозе рожь и пшеницу сеют ! А рожь — густая-густая! Где хлеб, и там и жизнь!

Глава 3 Михаил

Михаил шел рядом с матерью. За годы скитаний он вытянулся, но остался худым. Откуда нарастет мясо на такой то еде….Штаны короткие, пиджак, еще отцовский — весь ветхий. Заплата на заплате… Здесь можно увидеть заплатки из материной юбки, из полога, мешковины… Рядом идущие люди одеты ничуть не лучше. От нечего делать, Михаил начал разглядывать людей. Вот старуха — еле тащится. На ногах — непонятно что .По виду -сапоги, а по сути- похоже на ботинки. Вокруг тощих щиколоток — грязные обмотки, перевязанные веревками. Да, обнищал народ… Вот что она делать будет в ссылке? Зачем тащат таких стариков? А может, и не так стара она? Просто, от невыносимой жизни согнуло ее в дугу. Вон, и мать как постарела. В ней никто бы сейчас не узнал ту дородную красавицу, что была пару лет назад. Внимание Михаила привлекла тоненькая девушка.

-А это что за пигалица? Почему я ее не знаю?

Удивился Михаил. Девушка шагала рядом с прихрамывающей женщиной с опухшим лицом.

Зубы, что ли болят? Или цинга?

Михаил снова взглянул на девушку. Тоненькая, стройная фигурка, голенастые ноги в старых, стоптанных ботинках. Линялый ситец туго обтягивал спелую грудь. При каждом движении грудь качалась. Видны были торчащие сквозь ситец соски…

Михаилу стало вдруг жарко… Женское тело для него не было тайной. Все, что надо — видел, пробовал, знал… Одна разбитная молодка проходу не давала, когда работали в лесу…Михаилу это нравилось, пока об этом не узнала мать. Отругала его, и с этой бабенкой поговорила…. Были и еще другие приключения…. Михаил вышел вперед, стараясь рассмотреть девушку. Коротко постриженные волосы заколоты гребенкой, остренький аккуратный носик, полноватая нижняя губа. Губы были яркие и сочные, точно она натерла их свеклой. Михаилу вдруг захотелось подойти к ней, или сделать что-то такое, чтоб она обратила на него внимание. Но в этот самый миг все увидели поселок. Он был небольшой — всего-то два ряда бараков, мельница и какие- то амбары. Но это был поселок! Значит, не надо будет жить в ледяных землянках или чудовищных бараках! Все заговорили, обмениваясь своими мыслями. Мать Михаила, что- то ему говорила, но у него мысли были вразброд! Так и не узнал он ничего об этой девчонке — кто она, как зовут…. Мать сразу определили на прополку хлебов, а Михаила — пильщиком досок. Тяжелая, нудная работа-с утра до вечера тянуть здоровенную пилу-то вверх, то вниз… Досок надо было много — поселок строился. Первое время набил мозоли, плечи болели… потом — пообвык.

Однажды шел вечером, уже темнело, с работы, и вдруг, у колодца, увидел ее — ту пичужку, что шагала в толпе. Михаил быстро смекнул, что это — очень удобный повод познакомиться. Хоть и устал, да какой парень сошлется на усталость, когда перед ним понравившаяся девушка? Минут пятнадцать они стояли у колодца, мирно беседуя, потом Варя — так звали девушку — заторопилась.

— Ладно, Миша, пойду я. Мамонька, поди, потеряла уж меня. Ругать будет! А ты завтра приходи сюда после работы, еще поговорим…

Михаил помог донести ей ведра с водой. Оказалось, что она живет в Сургутском краю, т.е. там же, где и Михаил. А Сургутским тот край поселка назвали, потому что сюда поселили всех, приехавших из Сургутского района. Работает она вместе с матерью Михаила — на прополке хлебов.

Так началось знакомство Михаила с милой девушкой, Варей Храмцовой. Она была сирота. Ее в пятилетнем возрасте взяли к себе бездетные люди. Только вот началась коллективизация, и раскулачиванье. В списках раскулаченных ее не было. Но как оставить людей, которые любят ее, заботятся… В Сургутском районе остался лежать тятенька — так называла Варюша своего названного отца, а мать заболела. Хорошо, что Варюшка за ней ухаживает, уже легче той становится… Михаил стал часто заходить к Варюшке. Мать Михаила была не против. Да и Варюшкина мамонька — тоже. Только времени на свиданья было мало. А с приходом зимы -и вовсе не стало. Вставали на работу затемно, и с работы приходили в темноте.… До любви ли тут.

Изможденных, измученных людей больше волновали заботы о пропитании, но изредка Михаил все-таки забегал к своей знакомой. В один из таких визитов узнал — умерла у Варюши мамонька. Уж и похоронили… Вроде бы делать нечего ей здесь. Можно и домой ехать… Собрал тогда Михаил пожитки Варюшки, да перенес в свой угол. Все то богатство — плетеная корзина, да тюфячок. Вот и образовалась новая семья. Спать стали на лавке возле печки. Придет Михаил с работы — кинет на лавку Варюшкин тюфячок, под голову — телогрейку, вот и постель готова, а Варюшиной пальтушкой-укроются….Елена очень полюбила Варюшку- доченькой называла. Да и то сказать — мечтали они с Федором после Гришутки, еще дочку или две родить. Да вот не случилось мечтам сбыться! Гришутка тоже вырос. Помощник матери!

Все лето пропадал на полях! Заработал почти столько же трудодней, что и мать. Осенью на трудодни дали картошки, сколько — то зерна… А все равно — голодно. В лесах — и грибов, и ягод, и дичи -завались! да не дай Бог идти без разрешения коменданта! Живо в «холодной» насидишься….

Как то положила Варюшка четыре картофелины — каждому по картошке, на стол, да вышла ,а Лалетинская девчонка ,Нюрка подошла к столу, понюхала картошины, и спрашивает бабушку;

-Это чья каркошка?

Бабушка ей отвечает:

Так Варина, наверное….

-Эх, жалко…. моя бы была, я бы одну съела, а остальные вам отдала!

Скоро у Михаила с Варей дочка родилась. Аней назвали. Анна Михайловна — очень красиво! И сама доченька — что ангелочек! Светленькие волосики, голубые глаза. Быстро стала Елена бабой Леной!

Вот давно ли, вроде — первой деревенской красавицей в Пестовой была, а уж –бабушка…Михаил и лицом и нравом- вылитый отец. Такого же крутого характера. Чуть что — в крик, а то и кулаки в ход пустит. Не давала Елена невестку в обиду, и с ребенком помогала. Однажды Михаил за что – то налетел, как коршун, на Варюшку…. Только между ними встал Григорий. За эти годы стал он крепким парнем. Был спокойный, добрый, ласковый, а тут….

Схватил Михаила за занесенный над женой кулак, и сказал:

— Ты, братуха, не обижай жену. Ее и так жизнь обидела. Ни отца, ни матери. Ты должен ее любить и жалеть, ты же у нее самый близкий человек! Да и я тебе обижать ее не позволю…

Григорий в доме — и дома все спокойно .Хоть и младший- а не по годам мудрый и надежный. Много, молодок и девок заглядывалось на него, а он — словно монах ни с кем не гулял.

Стала тут Елена присматриваться — все ли в порядке у парня, а потом напрямую спросила-

-Гриша, тебе что, не одна из девок не глянется?

-Гриша помолчал немного, потом ответил-

Почему не глянется, глянется… Только жениться сейчас я не буду. Что это за жизнь — Пять семей вместе. Тут – по — неволе озвереешь. А я не хочу, чтобы моя жена меня боялась. Я хочу, чтоб меж нас — любовь была.

Поняла Елена, что, наглядевшись на семейную жизнь брата, Григорий сделал для себя такой вывод. Да оно и понятно. Какая радость в такой жизни….беспросветно, тяжело…то – в 37 году -аресты чуть не каждый день, то сыпняк косил людей целыми семьями. Переболела и Анечка, да, слава богу — поправилась. Худая, тоненькая — только синие глазищи во все лицо, да шапка вьющихся белокурых волос… Как переборола она смерть, непонятно. Вон и ручки — тоненькие-тоненькие! А кожа прозрачная — каждую жилку видно. Жалко Елене внучку до слез. А что сделаешь? Сунет Елена лишнюю картошку, лакомство детское — морковные паренки… Платком своим укутает.

Поселок разрастался. Строились дома, школа, больница, дома. Постепенно людей расселяли. В доме осталось только две семьи… Как то не так стал зверствовать комендант.

В сороковом году у Варюшки с Михаилом еще дочка Ниночка родилась. Григорий все время жил на лесозаготовках. Вместе с мужиками летом сплавляли плоты. На плотах – шалаши, а в них -плотогоны. Как то гнали в новый город — Игарку плоты. А осень была- дождливая да холодная.

Вернулся Григорий еле живой. Кашель так и сотрясал его… Елена неплохо в травах разбиралась Лечила травами и собачьим салом. Хорошо бы медвежий, или барсучий жир, да где его возьмешь?

Вот вместо барсучьего — сучьим жиром и поили. Ничего, отошел, только еще долго кашлял. Да кто тогда на это обращал внимание…

Сообщение о начале войны, пришло с опозданием. Из Нахрачей уполномоченный приехал на пароходе. Собрали возле комендатуры людей. Прочитали обращение Сталина к советскому народу. Но в начале войны раскулаченных, как врагов народа — не брали на фронт. Только рабочие нормы прибавили, да, и без того скудный паек, урезали. Школьникам каникулы до конца уборочной страды продлили.

Только неравные силы были на фронте, и в 42 году всех, подходивших по возрасту, сразу же

призвали на фронт. В тот день, перед отправкой на фронт -вся деревня рыдала. И у Елены в семье слезы и рев. Хотя и обижал Варю Михаил, да любила она его. Собирает ему котомочку, а сама в голос ревет. Образочек в медном окладе в тряпочку завернула, да в котомочку положила -молитву прочитала –знала -не на гулянку едет ее любимый. К тому времени много знали люди о зверствах фашистов. В клубе постоянно чтения газет проходили. Там и сводки с фронта, и героические подвиги солдат и мирного населения описывались. Маленькие дети играли в Матросова, Космодемьянскую….Немцем в игре никто не хотел быть, потому что игра — игрой, но если ты немца изображаешь, то бить тебя будут по-настоящему!

Григорий тоже собрался. Мать ему такую же котомочку снарядила. Пароход пришел ближе к вечеру. Многие были пьяные. Один бог знает, где эти голодные и бедные люди нашли спиртное…

Наверное, так в нашем народе генетически заложено — чтобы не поддаваться панике и страху -заглушить эти чувства спиртным. Мужики шутили, смеялись и пели частушки , а бабы выли….

Еще долго бежали провожающие по берегу, махая платками, крича последние прощальные слова.

Через десять дней Григорий вернулся обратно. В Нахрачах всех новобранцев проверяла медицинская комиссия. Оказалось, что у Григория – затемнение в легких. Сказалась все-таки окаянная простуда! Как стыдно было ему глядеть в глаза баб, у которых мужья на фронте. Не раз они упрекали его этим. Особенно, когда начали приходить похоронки…

На фронт – нельзя, а в трудармию — всегда пожалуйста! И стал Григорий тесать ружболванку-делать заготовки для прикладов винтовок. Потом отправили на лесозаготовки — для шахт нужен был крепежный лес. В холодных бараках, часто вспоминал он о друзьях, брате….

А Михаил писал, что получил уже медаль «За отвагу», когда наладил связь между передовой и штабом. Стал старшим сержантом.

С его характером на фронте — самое место. Война – она слабых не любит.

Нагляделся всякого. При освобождении Белоруссии — ранили его в грудь. Долго мыкался по госпиталям. Часть легкого удалили. Только никак не заживало оно. Все говорили о загадочном пенициллине. Сам хирург сокрушался, что нет еще у них в госпитале его…

Почти год промаявшись по госпиталям, Михаил вернулся домой. Осенью 44 года, в сопровождении рыжей, смешной девчонки — медсестры, пришел он домой.

Елена собрала все свои навыки и умения и стала выхаживать сына. Варя ходила счастливая — муж вернулся! Снова, как и Григория, поили Михаила собачьим салом. мать и мачехой, сосновыми почками, багульником, и еще бог знает, чем….Михаил пополнел, посвежел, но кашлял с кровью. Фельдшер Надежда Павловна качала головой:

— Не знаю, переборем ли болезнь… В легких идет нагноение… К весне 45 года Михаилу стало совсем худо. Силы покидали его. С трудом выходил он на улицу, усаживался на солнышке, и сидел, наслаждаясь его теплом. Приходила с работы Варя, садилась рядом с ним и молчала. А что тут скажешь. И Михаил, и Варя знали — схватку со смертью они проиграли. Только радовало то, что после Михаила останутся дети — Варюша носила под сердцем третьего ребенка. Как хотелось Михаилу дождаться его рождения! Он смотрел на Варю, гладил ее руку, и понимал, как виноват он перед этой женщиной, так самозабвенно любившей его — такого чурбана неотесанного! Ему бы опорой для нее быть, а, оказалось — это она всю жизнь для него — опора…..

20 апреля Михаил проснулся рано. Даже Елена еще не встала. В доме было прохладно, и он накинул на плечи шинель. Казалось — сегодня ему стало лучше. Постоянная, рвущая грудь, боль-притупилась. Держась за дверной косяк, за стенку, он вышел во двор. Было прохладно. Небо прозрачное, чистое. Воробьи на заборе расшумелись. Снега уже не было. Михаил присел на чурку.

-Весна нынче ранняя. На фронте сейчас наступления повсюду. Ох, и трудно мужикам!

А все — таки, добивают немца! Не ранение бы — тоже там бы был!

С грустью подумал Михаил.

Вдруг послышались знакомые звуки. Михаил поднял голову. В небе четко виден косяк гусей. Прилетели, значит, озеро скоро растает! Черемуха зацветет…. Он закрыл глаза, и слушал, как кричат в небе гуси. Потом гусей не стало слышно, а Михаил вдруг услышал чудесную музыку, от которой прошла боль в груди, и стало хорошо и легко….

Варя вышла на крыльцо , и увидела Михаила, с поднятым к небу лицом. Он улыбался. И это было удивительно . Уж больно редко он улыбался. Ведь по жизни он был суровый и не очень ласковый. Варвара взяла его за руку, и вдруг поняла все. Из самого нутра, из груди, вырвался страшный вопль. То вся ее любящая женская душа оплакивала своего любимого, единственного… До Победы было девятнадцать дней.

Глава 4 Григорий

Настя опустилась на холодный сундук. Ее занемевшие руки с трудом держали кричащий

тяжелый сверток.

— »Господи, хоть бы он хоть чуть-чуть уснул, может и полегчало бы…»Но ребенок все кричал и кричал, выгибаясь и разматывая пеленки. Останавливался только тогда, когда начинал кашлять. Его вспотевшее личико синело, и матери казалось, что ребенок умирает. От этого становилось совсем невыносимо, хотелось сделать что нибудь, как то остановить мучения малыша. Но что она могла сделать? От бессилия, от невозможности помочь этому маленькому, кричащему человечку, ее кровиночке, ее долгожданному сыночку, становилось так тошно, что хотелось выть, но она только тихо – тихо вытирала бегущие по щекам слезы, уткнувшись в пеленки.

В кухне возилась с посудой свекровь. В комнате было жарко, но железная печка все равно гудела, распространяя по избе нестерпимый жар. В комнату вползали сумерки.

-Господи, Господи, Господи,… Твердила Настя — Как нам пережить еще одну ночь…

Ее младший сынишка, пятимесячный Мишенька вчера ночью заболел. Он был такой горячий, что казалось, шкалы градусника не хватит. Температура-39-привелаНастю в ужас.

Вызвали фельдшера, пожилую усталую женщину. Та посмотрела горло, послушала, как он хрипит, и поставила диагноз-воспаление легких. Дала таблетки стрептоцида, посоветовала чаще поить Мишеньку водичкой, прикладывать к голове компрессы. Где, как простыл сынишка — кто знает. Весь день Настя по очереди с бабушкой, нянчилась с больным ребенком, пытаясь накормить его растертыми в порошок таблетками стрептоцида, сдобренными сахаром. Только от такого лечения было мало толку. Весь день не спадала температура, ребенок задыхался от кашля и слабел прямо на глазах.

К вечеру сынишке стало еще хуже. Фельдшер снова приходила к ним, и обещала еще зайти. Но что толку от этих визитов? Здесь надежда только на Бога.

Стукнула дверь — это пришел муж. Настя вспомнила, как радовался он рождению сына ,как гордился сыном . Сейчас он тоже переживает…. Надо бы покормить его, с работы все-таки… Но Григорий разулся и сразу прошел в комнату к жене. Сынишка снова закашлялся.

Настя видела, как страдальчески изменилось лицо мужа при виде мучений маленького .

Муж ничего не сказал, а отвернувшись, махнул рукой и стал куда-то собираться.

«-Ты куда? – спросила мужа Настя, укачивая Мишеньку.

-Надо же что-то делать, не сидеть же, сложа руки! грубовато ответил муж.

Через некоторое время он вернулся, снова ведя фельдшера. Посмотрев больного, та сказала:

— Помочь ничем не смогу. Молитесь, может, Бог поможет. Двухстороннее воспаление легких. С таким диагнозом, и взрослые не выкарабкиваются. Вот если бы антибиотики были…. А у меня их нет….

Григорий сразу как — то приподнялся: — А у кого они есть?

Фельдшер задумчиво протянула:

— А кто знает, может у Ивана Федоровича есть. В леспромхозах все всегда есть, не то , что у нас. Но, как туда попадешь. Река еще не застыла. И путь не малый — километров двадцать с гаком будет. Лошадь через реку не переправишь, пешком — больно далеко. Да и ночь на дворе…

Но Григория нельзя было ничем напугать.

-Миленькая ты моя, Надежда Ивановна! Ты только напиши Ивану Федоровичу, какое нам лекарство нужно, а уж я постараюсь….

-Ты, Григорий, не с ума ли спятил! Ну, к, ночью через реку! Да днем не каждый в такое время отважится переправляться — шуга идет…

Но Григорий уж начал собираться в путь. Достал удобные бродешки, надел старенькую фуфайку, которую подпоясал крепкой веревкой, взял котомочку, в которую положил запасные портянки и хлеб. С припечка прихватил коробок спичек. Прошуршал какими-то бумажками в шкафу. Жена его не отговаривала — знала — что задумает муж, то так и будет. Да и, хоть какая –то надежда… Только посоветовала:

-Возьми с собой Федора, через реку-то перебраться, поможет, ежели чего.… Иди с Богом, мы с Мишенькой ждать будем….

Надежда Ивановна на тетрадном листочке написала записку врачу Ивану Федоровичу, который не раз помогал ей в сложных делах. Он был главным врачом леспромхозовской больницы. Хороший, грамотный врач, и человек отзывчивый.

Григория отговаривать она тоже не стала. Все-таки шанс спасти ребенка . А Гриша -мужик здоровый, ловкий. Главное, удачно через реку перебраться. Речка хоть не широкая, но своенравная. Сколько уж случаев бывало… Настя, вышла в кухню и перекрестила мужа, на дорогу. Выглянула в след, когда он выходил за калитку.

Без большой нужды в такое время не каждый рискнет переправляться через реку. Только знала она, — что если есть хоть какая-то надежда, никакая река не удержит ее мужа . Для него семья-святое дело. Старая бабушка Елена перестала греметь посудой, и засветила перед иконой лампадку. Мишенька задремал. Надежда Ивановна тихонько надела плюшевую жакетку, замотала вокруг головы платок.

— Пойду я. Если Григорий принесет пенициллин, сразу за мной бегите, утра не ждите…

Наказала она шепотом Насте. Хлопнула дверь и наступила тишина. Казалось, даже стены замерли в тревожном ожидании чего-то. Три раза мигнула лампочка. Значит, скоро десять часов. В десять – свет выключат. Бабушка Елена снова прошлась по кухне, стараясь двигаться как можно тише. Достала с полки лампу, протерла своим фартуком стекло, долго искала коробок со спичками…. наконец лампа была зажжена.

Снова воцарилась тишина. Слышно было только тяжелое дыхание спящего ребенка. Веселые

ходики, в виде кошачьей мордочки с подвижными глазами отсчитывали минуты. Настя стараласьне о чем не думать, но это у нее не получалось. Всем сердцем она сейчас была рядом с мужем. Ее мысли прервал тихий стук. В избу вошел Федор — друг Григория. Низенький толстенький весельчак — он был надежным товарищем во всех делах. Мужики и рыбачили, и сено косили, и огороды пахали вместе. Иногда и выпивали — на то они и мужики. Анастасия никогда не сердилась на них, — а, наоборот — на стол капустки, или грибков поставит: — отдыхайте…. Не больно много радости у мужиков в деревне…

Федор тихонько прошел в комнату и сказал:

-Гришу — я проводил, не беспокойся. Часов в пять утра – встречать пойду. Протолкаюсь на лодке, если мороз сильней не ударит. А если застынет река — придется пешком по льду … Ничего, как нибудь…Как малый- то? Спит? Ладно, я тоже пойду, вздремну. Нюра, тоже, поди, беспокоится .

В доме снова стало тихо. Бабушка Елена — худенькая, сгорбленная старушка, тихонько вошла в комнату.

-Ты, Настя, приляг, отдохни. Я зыбку покачаю. Ведь умаялась… Ишь, с лица спала.

Настя и вправду сильно устала. Прикоснувшись к подушке, она сразу же провалилась в какой-то бред . Кажется ей, что стоит она на берегу широкой реки, кругом- не души, а на том берегу-

Множество народу — и все в белых одеждах. Говорят что-то, а не понятно, вода журчит.

Посреди реки — лодка плывет. В лодке — человек. Пригляделась — а это ееГригорий. Сидит, не гребет, будто спит. Закричала тут Настя ему, руками замахала, чтобы разбудить. Григорий поднял голову, и быстро – быстро начал грести, лодка и повернула прямо к берегу, где Настя стояла. Люди на том берегу громче заговорили — слышно было, что не довольны … Чем кончился сон, досмотреть Анастасия не успела. Закашлялся, заплакал Мишенька, и она проснулась. Бабушка Елена тихонько качала зыбку, поскрипывал очеп — жердь, на которой висела зыбка. Раз от разу Мишенька плакал все тише и тише. Слабел…. Настя вынула его из зыбки и перепеленала. Попыталась дать грудь, но ребенок с плачем отворачивался. На часах — три….Если все нормально, через пару часов Гриша будет дома. Что с ним что-то может случиться — она старалась не думать. Теперь же, после такого сна, знала — муж вернется. Ведь не зря же лодка в ее сторону плыла.

-Держись, сыночек, держись… папка тебя спасет, принесет нам пенициллин,…Что это такое — она знала, но из чего делают этот загадочный пенициллин, что его так трудно достать, не понимала. Не из золота же?

В 45 году брат Григория, Михаил вернулся раненый в легкое, и умер дома от ран. Та же Надежда Ивановна точно так же на похоронах вспоминала этот загадочный пенициллин. Зря Гриша сынишку назвал именем брата, ох зря… Часы ожидания тянулись медленно. Настя все время взглядывала на часы. Но стрелки, как приклеенные. Веселый котенок на часах двигал маятником как то медленно. В окно смотрела круглая огромная луна.

-Хорошо, что луна. Светлее идти. Далеко видно, не заблудится. Подумала она о муже.

Как там Гриша, достал ли пенициллин? Насте хотелось думать, что Гриша непременно принесет лекарство. Иначе — нельзя. От этого зависела жизнь этого маленького, родного человечка, которого нельзя потерять.

Давно уж распрощались они с Федором, который помог ему переправиться через реку. Сейчас все зависело только от него самого. Дорога шла покосами. В этом году была большая вода, и покосы до осени оставались сырыми. Сейчас грязь замерзла, и превратилась в кочки. Не дай бог оступиться, или подвернуть ногу…Хорошо, что догадался одеть бродешки. Мягко и легко. Каблуков нет, и дорогу ногой чувствуешь. Шагая, Григорий думал о том, что будет говорить незнакомому Ивану Федоровичу, как убеждать его… Во внутреннем, потайном кармане фуфайки лежали 27 рублей денег, скопленных на корову.

-Хорошо, что пока не потратили. Если что — деньги предложу, только бы лекарство было…

Над дорогой висела совершенно круглая луна.

-Полнолуние. Ишь, какая…как блин на сковородке… Словно только с пылу с жару.

От воспоминаний о блинах засосало под ложечкой, рот наполнился слюной. Он вспомнил, что с обеда во рту маковой росинки не было. На ходу достал кусок хлеба и стал жевать. Черный хлеб был душистый и ноздреватый. Вкусный хлеб печет мама…. К нему бы сейчас луковицу — не догадался взять…

Кинув последние крошки в рот, Григорий ускорил шаг. Скоро дошел до Копанца — глубокой канавы, которую выкопали для осушения покосов. Копанец покрыт льдом. Лед тонкий — выдержит или нет?..

Григорий смело ступил на лед. В Копанце — не утонешь. Если провалишься — только вымокнешь.

Он дошел до средины канавы — лед держал. Уже и средина пройдена — неужели выдержит? Тут лед затрещал. Поторопившись, сделал неловкое движение — и провалился в воду по колено. Его бродешки , наполнились ледяной водой. Больше ничего не опасаясь, Григорий вышел на берег и, найдя в темноте коряжину, (эти места он знал хорошо, — все лето – на покосах), присел и снял бродешки. В бродешках вместо стельки – сено. Сейчас оно намокло, но в том и соль этой обуви — мокрое сено Григорий выкинул, а натолкал сухой травы, которой вокруг было полно. Намотал сухие портянки — и порядок. Пять минут – и он снова шагает по кочковатой дороге.

Мысли вернулись к больному ребенку : только бы выдюжил, дождался его.

— Держись, сынок, Держись, Мишенька… Не должен наш род прерваться. Вся надежда на тебя. Парень – фамилию, род наш продолжить должен. Вот и брата немцы порешили. Девки у него остались. Девчонки что…замуж выскочат, фамилию сменят. А тебе жить надо. Чтоб был на земле наш род, наша фамилия. А иначе — зачем все это?

Снова вспомнилось, как оказался он здесь, в Сибири. Сначала – родителей раскулачили. В февральскую ночь выгнали на улицу, и повезли в неведомую, страшную Сибирь. Вместе с взрослыми Григорий шагал пешком за обозами, ночевал возле костров, видел, как убивались матери, оставляя на снегу умерших младенцев. В Демьянском — отца арестовали. Слишком гордым и самостоятельным был. Таких беспощадно истребляли.

Сначала — ждали его, думали — вернется. Потом кто-то сообщил — расстреляли вольнолюбивого хлебороба. Так и не поймет Григорий- за что, за что так с ними…с отцом, с матерью…

-Царство тебе небесное, батя. Вот и братка не дожил до хорошей жизни… Из всей семьи — только я, да мама. Да детки.. . Должен, обязан я детей сберечь! Держись , мой сыночек….

Много бед и несчастий выпало на долю Григория в ссылке. Холод и голод — вот вечные спутники.

Сам на фронт просился — не взяли. Застудил легкие, когда плоты в Игарку гонял. На фронт — нельзя, а в трудармию — пожалуйста! И Григорий всю войну тесал в тайге ружболванку, заготовлял лес, засыпая в промороженных бараках, где к утру волосы покрывались инеем. Питались скудным пайком и мороженой картошкой. После войны стало легче. Но Григорий все равно редко бывал дома, а тут в один из приездов, Степан позвал его в клуб. Праздник Октябрьской революции — большой праздник. Долго какой-то приезжий начальник читал по бумажке доклад. Когда называли имя Сталина, все хлопали. Потом школьники и детдомовцы с учителями показывали концерт.

Было скучно, хотелось спать, но он решил досидеть до конца. Дома — только больная мать.

Наконец все разошлись по домам, Григорий тоже собрался, но Степан уговорил его еще чуть-чуть посидеть. У Степана была зазноба-Варя. Вот Степан и хотел познакомить Гришу с ней. Похвастаться… Та подошла к парням не одна, а с подругой… Весь вечер Григория не сводил глаз с веселой хохотушки с длинной косой. Потом парни пошли провожать своих подруг. Настя была одета легко, и быстро замерзла. Попрощалась, и убежала, стуча по стылым кочкам старенькими сапожками, а Гриша все стоял и стоял возле ее дома, не чувствуя холода.

Еще никогда ни одна девушка не производила на него такого впечатления! Веселая, обаятельная, красивая… Ночь он провел почти без сна — снова и снова вспоминалась Настя: ее улыбка, ее смех. Вечером ноги сами принесли его к дому Насти. Мать отпустила дочь погулять, и они ходили и ходили по улицам поселка, рассказывая о своей жизни.

Тоже раскулачены. Высланы на Обь. Потом сюда, на Конду. Здесь, в ссылке, умерли отец и брат. Еще одна сестренка сбежала из ссылки. Живет в Магнитогорске. История жизни Насти походила на сотни других, но сама она была самой лучшей, красивой, необыкновенной!

Неделя прошла быстро. Григорий надо было возвращаться в тайгу на лесозаготовки. Не посмел он признаться ей в любви, не смог перебороть стеснительность.

В лес вести приносили вновь приезжающие на работу мужики. Как — то приехал из деревни Фрол — болтливый, как баба, мужик. Про все рассказал -кто умер, кто родился, кто женился… Все слушали с интересом -давно уж из деревни…

-Ну, а ты ,ухажер, с Настькой попрощайся… Сватает ее командировочный из начальников. Киселев-фамилия. Конечно, такая деваха! Эх, я бы молодой был — сам на ней женился!

Григорий вышел из-за стола сам не свой, Неужели Настя его не дождется?…

Бригадир, видя отчаянье парня, сказал-

-Поезжай – ко домой. Я коменданту записку напишу, что лекарства кончились. Только ты уж не выдай меня. А, то, оба загремим…. Григория и предупреждать не надо было. Сам все знал.

Нищему собраться — только подпоясаться. Через пять минут уж шагал по лесной дороге.

В кармане — кусок хлеба и ножик — от волков. В те годы их расплодилось в тайге множество.

Когда уж прошагал добрую половину пути и схлынул первый порыв, в голове завертелось-

-Ничего себе, жених! Гол, как сокол. Что я ей могу предложить? Единственные штаны , и те в заплатах. А командировочный, поди, богатый. Но, шаг не убавил.

К поселку подошел на рассвете. Бабы уж печки растопили. Голубоватые думки поднимались в холодное зимнее небо. Домой не пошел. Сразу — к Насте.

Дверь была открыта. Настя на дойку собиралась. Увидела его — остолбенела. Пришлось ему объяснять, зачем он в столь ранний час появился в их доме.

Она все его сомнения развеяла. Да, сватался заезжий командировочный, обещал много. Только она не захотела от матери уезжать. Да и его Григория , ждать обещала… Тут уж он не сплоховал-насмелился , и попросил таки руки . Мать всплакнула, но согласилась. Наверное, только один Григорий на всем белом свете сумел высватать девушку в половине шестого утра …

Настя ушла на дойку, а Гриша – домой, к матери. Надо же объявить ей о том, что он женится. Вечером была помолвка. Гости — Степан с Варей, Федор с Нюрой, и разбитная бабенка Дуська, которая играла на балалайке, посидели, выпили две бутылки брусничного красного вина, которое с великим трудом достал Федор, да и разошлись.

Утром он уехал снова в тайгу. В январе сыграли свадьбу…

Свадьба получилась знатная. Хоть Григорий и был в тех же заплатанных брюках, а у невесты был костюм, сшитый матерью из двух старых , покрашенных луковой шелухой ,мешков, счастью его не было предела. Каждый из гостей, принес какое ни будь угощение, и стол ломился от обилия еды. Степан играл на гармошке, а Дуська, на балалайке…

Вспоминая свадьбу, Гриша улыбнулся. Нет, все — таки, и в его жизни было что – то хорошее. Почему — было? Есть! С женой ему повезло, с друзьями. И мама живая. А какие детки! Дочка- в Настю. Красивая и умненькая. Еще семи лет не было, в школу пошла. Читать научилась лучше отца ! А сынок! Такой крупный, головастенький родился…. Только бы пенициллин найти…

Кончились покосы, начался сосновый бор. Здесь было теплее. Не было холодного ветра. Он прикинул — километров семь до леспромхоза. Минут за сорок дойду. А там… Григорий даже не представлял, как он среди ночи будет искать неведомого Ивана Федоровича…. Но надеялся – найдет.

Молчаливый лес удивленно рассматривал ночного гостя. Лес для него был родным домом.

Всю войну на лесозаготовках. Хочешь — не хочешь, а по — неволе станешь знатоком леса. Он и кормилец, и спаситель от стужи. В каждом доме — грибы и ягоды…зимой — куропаток да зайцев- лови не хочу. Так, за разными мыслями, дошел до леспромхоза. Деревянные многоквартирные бараки, пни посреди улиц, большие трактора и лесовозы, поставленные прямо посреди улиц.

-Да, богато живут, а неопрятно, подумалось Григорию.

-Эх, нам в колхоз такие бы трактора. Сколько полей бы раскорчевали, сколько всего настроили… Не рвали бы жилы…с горечью подумал он. А тут, на тебе…стоят. … И все новенькие…

Остановившись посреди улицы, стал прислушиваться — может, кто не спит. Где-то в другом конце поселка он услыхал звук работающего мотора. Так и есть! Почти бегом, путаясь в незнакомых улочках и переулках, дошел до гаража. Что это гараж — видно было сразу. Кругом, валялись какие – то запчасти, пахло машинным маслом.… У раскрытых настежь ворот гаража стояли два человека. По разговорам — явно нетрезвые. Но это мало смущало Григория. Он смело подошел к мужикам и поздоровался. Мужики ничуть не удивились, а спокойно выслушали объяснения пришедшего.

-Дак ты Че, из Пихтовки? Наконец – то уразумели они. Пешком пришел? Ну, даешь.…Вся их речь изобиловала отборным матом. Это сколько же километров? Выслушав все объяснения, мужики вызвались показать дорогу, и вместе с Гришей пошли в больницу, на ходу рассказывая разные истории про себя и близких.

Здание больницы располагалось в таком же бараке. Только большая темная вывеска указывала на то, что здесь находится. Впрочем, Григорий ее не смог прочесть.

Мужики смело, забарабанили в дверь. Вышла пожилая женщина в белом халате. Со сна она никак не могла уразуметь, что нужно. Наконец, чуть – чуть проснувшись , объяснила, где живет врач. Оказалось — совсем рядом. В дверь врача Григорий постучал сам. Вышел могучий мужик с усами.

-Что случилось? Строго, но без злости спросил он мужиков. Они как то присмирели, и Григорий обстоятельно рассказал свою ситуацию, прибавив к рассказу записку от Надежды Ивановны.

Врач смешно подергал усами, почесал в затылке:

-Когда заболел сынишка? Это что, сутки уже? А что давали? А температура есть?

Выслушав Григория, протянул.

М…да… подождите меня на улице.

Через минутку он вышел в теплом полушубке и валенках.

-Идемте. Надо торопиться, каждая минутка важна.

Через пятнадцать минут Григорий держал в руках драгоценный сверток, в котором была его надежда на благополучный исход болезни, и подробнейшая инструкция по использованию лекарства. Чуть — чуть протрезвевшие мужики дожидались его на улице.

-Ну что, дал? Молоток! А ты что, теперь обратно? Давай, мы тебя хоть по лесу проводим…

-Когда он начал отказываться, но они захохотали:

-Ты думаешь, мы пехом! А техника на что!

Григорий только вышел на лесную дорогу, как его уже нагнали нечаянные помощники. Трактор-машина мощная. Прет по кочкам и колдобинам, не разбирая дороги. Доехали до Копанца.

Ну, все, мужики, вертайтесь назад. Если бы знали вы, как мне помогли! Будете в Пихтовке -заходите. Меня там каждый знает. Может, и я чем сгожусь…

Григорий снова зашагал по дороге, слушая, как удаляясь, тише становится рык трактора. Душа его была переполнена благодарностью к этим незнакомым таким славным и отзывчивым людям… К врачу, который так внимательно отнесся к его просьбе, к Федору, который всегда рад помочь другу. Жизнь не баловала его. И только одно хорошо — везет ему на добрых людей. Вот, как в этот раз. Хоть бы все обошлось. Только-только по- человечески жить начали. Паспорта выдали. Комендатуры нет. Настю свою так любит, что , кажется, сильнее — уж и любить нельзя. И квартира есть. Не бог весть – что, но жить можно.… Григорий часто думал о том, зачем приходит на землю человек. Одним — все как будто на блюдечке. А, другому, только страдания и муки. На одной земле, а судьбы – разные. Сам вот уж пол — жизни прожил, а мало хорошего видел. Неужели и дети его тоже так мучиться будут. Хочется, чтоб его Мишенька хорошую жизнь увидел… Как по – другому — он не знал. Только представлялось ему -вырастет его Мишенька. Выучится. Может, врачом будет, как Иван Федорович. А что? Ведь и у Ивана Федоровича есть папка с мамкой. А уж они с Настей все силы к этому приложат. Или трактористом. Как эти ребята. Только не пил чтобы, как они. А дочка — непременно, учительница. Это они давно с Настей решили.

Вот уж и берег реки. Федор его так рано и не ждет, наверное. Как то надо самому смекать… А что тянуть…. Врач сказал — каждая минута на счету.

Прошелся по берегу раз, другой, нашел длинную палку, потом еще одну. Вода много разного мусора приносит. Набралось пять различных палок и недлинная доска. Веревкой, что была у него на поясе, связал палки и доску в некое подобие плотика. Опустил на лед. У берега лед был крепкий. Л ежа на животе, Григорий продвигался вперед. Свой плотик он проталкивал впереди. Если что — есть на что опереться. Вот и средина реки. Только бы ее переползти — а там – считай — дома. За ночь лед стал крепче. Вон как подмораживает! Лед начал прогибаться, когда он совсем уж было, поверил, что обошлось. Вместе с плотиком стал погружаться в ледяную кашу. Хлипкий плотик из палок не мог выдержать крепкого мужика.

Ох, я дурак… Как сейчас Настя? И, Мишеньке не помог,… мелькнуло у него в голове, пока он барахтался, стараясь выбраться. Фуфайка и брюки намокли и сковывали движения, тянули ко дну. Бродешки как гири. От холодной воды ломило тело. Руки не гнулись.

Вдруг ему послышался голос Федора — Хватай веревку…

Даже не удивившись, не думая, как оказался Федор на берегу , Григорий уцепился за веревку непослушными руками. Хорошо, что на конце веревки была петля. Вот за нее и ухватился он обеими руками… Как хватило силы у Федора — один бог знает. Только через несколько минут они оба лежали на скользком обледенелом берегу . Первым пришел в себя Федор.

-Хорош валяться, Карбышев! Пристынем, ломом отдалбливать придется. Пошутил он.

Помог подняться другу. Вместе чуть-чуть выжали фуфайки и побежали.…Три километра — бежали не останавливаясь, боясь превратиться в ледяные статуи.

Когда скрипнула калитка — Настя поняла — это Гриша! Сердце ее забилось быстро-быстро.

Наконец – то ! В дом он ввалился, похожим на ледяную глыбу. Одежда стучала и гремела, и не было никакой возможности снять ее.

— Господи, горюшко ты мое! Все-таки провалился! Ну что, принес?.. заждались тебя! Мишеньке совсем плохо… Испуганным голосом шептала Настя.

Закоченевшими и негнущимися руками он отвернул ворот фуфайки и достал мокрый сверточек, завязанный бинтами. В сверточке звенели стеклянные бутылочки.

-Слава богу, не разбил …. А над сыном уж хлопотала бабушка Елена, старалась снять застывшую фуфайку, стянуть бродешки.

Едва ворочая губами, Григорий произнес:

Настя, ты сбегай, Надежду Ивановну позови. Врач сказал — каждая минута на счету.

Через какие – то считанные минуты Настя вернулась с Надеждой Ивановной.

-Та посмотрела на Григория и сказала:

-Топи-ка, баба Лена баню, да в бане пропарь купальщика. Ишь, как бы сам не заболел… Тоже, не май месяц. С его – то легкими…Да рюмочку бы ему…

Погрев руки, она аккуратно набрала в шприц драгоценную влагу. Мишенька заплакал, когда

Острая игла вошла в тельце, но так тихо, что было понятно — у ребенка совсем нет сил.

Скоро он уснул. Гриша снял-таки всю мокрую одежду, и сидел пил чай с сушеной малиной. Все тело его, лицо и руки горели. Их, невыносимо ломило. Ободранные пальцы кровоточили. Настя подошла к мужу, и обняла его голову своими руками.

-Как я боялась, что ты не успеешь… Спасибо тебе… Сейчас все будет хорошо, я верю.

Она заплакала, и ее слезы капали на руки Григория, его спину.

-Ну — ну, не плачь. Сама знаешь, я бабьих слез не выношу — говорил ей муж, а сам гладил Марусю по спине, стараясь подбодрить и успокоить ее. Ты же у меня сильная. И это вместе одолеем.

-В окна пробивался рассвет — начинался новый день, полный надежд на то, что все страшное — позади.

КАТЕРИНА

Снилось что-то интересное. Какой — то вокзал, чужие, незнакомые люди, поезд…. Она, Катерина, боялась вокзалов: сутолока, торопливость, бичевого вида люди. Катерина от страха проснулась. Ну и сон…к чему бы это? Нашарила под подушкой фонарик, посветила на часы — скоро шесть…

Минут десять полежала, приводя в порядок мысли, затем встала. Больные ноги ходили плохо. Катерина надела собачьи носки, треща коленями, прошлась по комнате, растерла больные руки. У печки на диване сопел муж. В стакане плавала вставная челюсть.

-Орелик…

Усмехнулась про себя Катерина

— Челюсти в стакане, глух, как пень. Давление-то вверх, то — вниз,…а давно ли ни одной юбки не пропускал. Сколько слез пролила, дурочка. А сейчас вот кому кроме меня нужен… Скукоженный, как башмак старый. Поиздевавшись мысленно над мужем, подумала о себе:

-Сама — то, старая корова…. Как только нынче картошку копать будем? Вчера лук дергала — четыре раза отдохнула. А это разве работа? Ведро воды с колонки принесу – и задохлась. А уж к зеркалу лучше не подходить….

Катерина подошла к зеркалу и причесала седые волосы.

— Надо бы покрасить, отросли…. Волосы еще хорошие, густые. А, уж какая коса когда-то была…. Хотела обрезать, да Грише уж больно нравились косы. Так всю жизнь с косами промаялась. Полоскала щелоком, мылом хозяйственным мыла. Раньше таких духовитых шампуней да мыла не было, полоскали отварами трав. Зато уж и коса была…. Сейчас совсем не то, одна химия. Запах хороший, а пользы нет. Вот и брови реже, и губы бледные. И откуда – то под подбородком лишняя кожа провисла…

Катерина вздохнула и больше не стала думать о своей внешности. Каждое утро торопилась она приготовить завтрак и обед. Еда по крестьянским понятиям у Катерины была отменная. Из простых продуктов, она умела смастерить что-нибудь потрясающее. Когда дети были маленькие, старалась сделать для них то, что они любили: кисели, пельмени, жареную картошку.…Володя очень любил вареники с картошкой, а Саня — вареники с капустой, поэтому Катерина стряпала непременно и те и другие. Дети для нее были чем-то таким, о чем она не сможет объяснить. До малейших подробностей помнит она момент появления на свет как одного, так и другого. Какие привычки были у них, какие первые слова произнесли. Ей захотелось вот сейчас, сию минутку увидеть их — самых дорогих, любимых. Сыновья не подвели мать. Оба закончили институты, живут в городах. Изредка приезжают к матери. В день приезда Катерина как бы заново знакомится с сыновьями. Новые привычки, вкусы, одежда. Жены – современные, модные, уважительные. Как то в первый приезд Катерина сделала маленькую оплошность. Володя привез отцу нарядную бутылку водки. За столом разлили всем по рюмочкам. Мужчины, как водится, выпили за встречу. Выпила и Катерина. И только рюмка снохи осталась не тронутая. Убирая со стола, Катерина заметила этот «непорядок».

-Лида, что же ты не выпила?

Спросила Катерина. Сноха строго посмотрела на Катерину и произнесла-

-А разве это лекарство, что ее так необходимо выпить?

От растерянности Катерина сделала еще одну оплошность — просто выпила эту водку. Потом долго переживала:

-А ну, как подумает сноха, что у Володи мамка, – пьяница. Нет, не получается у нее с Володиной женой близости. Красивая, гордая — и холодная. Зато у Сани жена-солнышко. Рыженькая маленькая да еще в очках. Чисто воробушек. Как первый раз в дом вошла и будто здесь родилась. И так все уважительно — мама да папа. И вместе с Катериной на кухню шмыгнет, старается научиться всему, что Катерина делает.

— Знаете, мама, Санечка ваши пирожки с картошкой всегда хвалит, научите?..

А отчего не научить? И Санечка доволен будет. А семь месяцев назад Санечка написал — сынок у них родился, Григорием назвали, в честь деда.

А у Володи — дочка. Красавица — вся в маму, но с норовом. Это не ем, это — не надену… Лида- то, Володина жена, тоже на всяких диетах. Привезет с собой коробки, с какими – то зернами, да сушеными фруктами — «мюсли» называются. Вот весь отпуск и « мюслякает.» Дед шутит –

-От «мюслей», одни мослы…

Володя не обижается, но и Лианку — поесть бабушкиной стряпни не заставляет. Имя Лиана — конечно красивое, но Катерина втайне надеялась, что дочку Володя назовет ее именем. А как красиво бы звучало — Екатерина Владимировна. Голова занята мыслями, а руки-то свободны. Уже вскипает картошка, шкворчит на сковородке сало. А мысли, снова с детьми. Как то у Светланки получается …. Гришенька — то еще совсем мал. Приехали бы сюда, пожили. Мы с дедом бы понянчились. У соседей, корова есть. Свеженькое молочко и для Светланки, и для Гришеньки полезно. А кто еще поможет, как не мы? Катерина знала, что родители Светланы в разводе. Отец – военный. Где – то в Мурманске. Мать — в Венгрии. Вышла замуж за венгра. Катерина даже посочувствовала сватье:

-как она там, в чужой стране? Речь чужая, обычаи, еда-все чужое. Как –то, давно, еще до перестройки, ездили они с Григорием на курорт в Абхазию. Вот уж была умора… Еда острая, — столько перца она там съела, сколько за всю жизнь не едала. Вино — как квас или морс. Травы поставят в тарелке, как коровам…. Катерина улыбнулась воспоминаниям, вздохнула и встала. –

-Григорий,

громко сказала она,

— Вставай – ко, сегодня думали погреб чистить. Через недельку картошку копать…. Садили нынче больно поздно. Добрые люди уж докапывают свои огороды…

Под окном загудела машина. Не часто останавливались нарядные автомобили возле дома стариков. И Катерина, и Григорий в нижнем белье высунулись в окошко. Из машины вышел Саня и помог выйти Светланке.

-О! батюшки светы! Сон в руку! Гриша! Дети приехали!

Закричала Катерина и ринулась навстречу ее детям — Санечке, Светланке маленькому Гришутке, который мирно спал на руках и не знал, как рада бабушка ему, как она его любит, как гордится перед всем селом сыном, который, несмотря на занятость, приехал помочь убирать картошку. Это был ее материнский триумф. Значит, неправы были соседки, когда упрекали ее в чрезмерной любви к детям. А права была она, Катерина, когда баловала своих чад, отдавала им всю материнскую любовь, самый сладкий кусок…. Ее любви хватит и на маленького Гришеньку, и еще на много-много внуков — сколько пошлет ей Бог.

СЛЕПАЯ КУРИЦА

Дуся лежала на теплой печке. Кирпичи были еще горячими, хотя печку топили еще вчера.

Тишина давила. Дуся напрягла зрение и посмотрела туда, где была электрическая лампочка. Только ее, вернее, световое пятно от лампочки видела она, и то, раз от раза — хуже. Это был своеобразный тест на проверку зрения. Привычно поправила бесполезные уже очки. Сила привычки.

-Хоть бы Пуш залаял, все веселее…А то-как в могиле.

С самого детства носила она очки. Все мальчишки деревни звали ее — Слепая курица. Почему — курица? И, вообще — она никогда в жизни не видела и не слышала, чтобы куры были слепыми…. Вот, говорят — в темноте они плохо видят. Может, поэтому? Пуш громко залаял, потом затих. Значит, кто-то свой идет. Чужого, Пуш не пустит. Молодец. В избу вошла племянница с охапкой дров. Бросила дрова к печке и громко позвала-

-Баба Дуся, ты где?

-Да здесь, здесь я — куда убегу…

Ответила Дуся, торопливо сползая с печки. Каждый кирпич, каждую выбоинку она знала наизусть, наощупь.

-Тихонько, тихонько…

советовала племянница, стоя возле лесенки.

-Да не упаду, я у себя дома все знаю,

Хвастала Дуся, довольная тем, что не одна, что сейчас племянница затопит печь, и в доме будет тепло. И просто – одна — это одна. Дуся суетливо слезла с печки и села на табуретку возле стола. Племянница Ирина шуршала пакетами, выкладывая покупки, чистила картошку, наливала в чайник воду. Дуся угадывала, что делала племянница, по звукам. Ирина была неразговорчивой — в отца. Бывало, на покосе Дуся с братом за целый день и десятком слов не перебросятся…Здоровый, крепкий был мужик. Копну на вилы поднимал, да рак сожрал его за год. Вот и осталась из родни у Дуси только Ирина, племянница. Дай бог ей здоровья…Не будь ее, пришлось бы последние года в доме старчества жить. Может, и хорошо там, да, как пословица говорит» там хорошо, где нас нет. «А у Дуси — домишко свой, и пенсия хорошая. Как- то пришла одна знакомая в гости, поболтать, да только расстроила Дусю. Давай нашептывать, что Ирина почти всю пенсию себе забирает, а Дусе только продукты покупает — много ли на это надо? Так расстроила Дусю — замахнулась она на знакомую костылем, да из дому выгнала. Ну — ко, что про Ирину болтает, а ее ли это дело? Берет, и пусть берет. Были бы лишние — и те бы отдала!

Ирина поставила кастрюли на плиту, вынесла Пушу еды, и присела у стола.

-Ну, как ты тут без меня жила? Почему молоко не допила? Пуш и без молока, толстый. Вот я купила тебе сыр, творог, молоко. Хлеб в пакет завернула. Отварную курицу в холодильник положила, на верхнюю полку — там холоднее…

Наказывала Ирина Дусе. Вместе попили чаю. Ирина дождалась, когда протопится печь, закрыла трубу, и ушла домой, наказав собаку — курицей не кормить…Нечего баловать.

-Завтра я в больницу поеду. Могу и не успеть к тебе. На печке не замерзнешь, а еды тебе хватит. Зато послезавтра-с утра приду.

Хлопнула входная дверь, и в доме снова стало тихо. За окошком Пуш тихонько потявкивал — так, для поднятия боевого духа.

На печку опять лезть — не хотелось.

-Заленюсь совсем. Шевелиться надо.

Дуся надела валенки, мужскую шапку и вышла во двор. С вечера шел снег. Дуся определила толщину выпавшего снега по хрусту под ногами. Взяла деревянную лопату и начала грести. Прогребла дорожку до калитки, и еще — до дровяника. Для надежности — размела метлой. Хоть, может, и оставила где –то, но все равно дрова легче носить по дорожке, чем по целику. Пуш прыгал рядом. Хороший, верный пес. Дуся погладила его по спине, и он упал на спину, и замахал лапами в воздухе, радуясь неожиданной ласке.

Дуся пошарила в карманах и кинула конфету.

.Ладно, Пуша, попробую дров принести. Ты мне под ноги, как тогда, не прыгай. Тогда, нога долго болела. Хорошо, не сломала. Дуся вошла в сарай,

Вытянув вперед руки. Привычно ощупала поленницу руками.

Хорошие дрова в прошлом году заготовили, березовые, веселые. Ирина говорит — нынче дрова еще дороже будут. Надо немного скопить, а то не хватит денег. Выбрала из поленницы пять не тяжелых поленцев, и, стараясь ступать как можно аккуратнее, пошла по тропинке к дому. Так еще дважды сходила она за дровами, потом вышла за калитку, постояла. Мимо проходили люди, здоровались, шутили, интересовались ее здоровьем. Дуся хорошо понимала, — им нет дела ни до нее, ни до ее здоровья, но все равно было приятно. В хорошем расположении духа Дуся вернулась домой.

Достала принесенную курочку и вместе с Пушем славно пообедала.

Решила еще что – ни будь поделать по хозяйству. Набрала в подполе ведро картошки, настрогала лучины. Лучина вкусно пахла смолой. Когда-то, когда Дуся была маленькая, ребятишки каждый день готовили на вечер пучок лучины. А вечером, когда все домашние соберутся в избе, обязанность ребятишек-лучинки менять – сгоревшую — в корыто с водой, а взамен-

Новую. А мать возле горящей лучины-заплаты ставит на одежду, или вяжет…

Да…пожили бы родители сейчас…. Ей, Дусе, и то мало времени судьба отпустила, чтоб пожить да порадоваться. А сейчас, слепой, — это что за жизнь? И вообще, судьба к ней всегда не очень ласкова была.

Родилась слабенькой, до полутора лет — не ходила. Думали — рахит, поили рыбьим жиром. Стала расти, поправляться. А тут – война. Мать — на работе, отец — на фронте. Слава богу, живой – здоровый вернулся с фронта.

Дуся в школу пошла. Только тогда родители узнали, что видит она плохо.

В школе сидела на первой парте, чтобы на доске видно было. Училась слабо.

Правда, читать и писать научилась, и с четырнадцати лет пошла работать.

И нянькой у людей была, и торфяные горшочки под рассаду лепила, и картошку перебирала, и полола…. Какие только работы в деревне существуют — все знакомы. Росточка маленького, в очках — как у Крупской-с толстенными стеклами, да на лицо — неказиста, вот не один парень и не посмотрел в ее сторону. Пока молодая была — все надеялась — и ее судьба ходит где-то по земле…. Но годы шли. И поняла Дуся — придется одной куковать.

Жила с родителями. Главная помощница в доме. И огород, и скотина.

В тот год у них в хозяйстве корова да нетель были. Коров в стаде сами хозяева пасли по очереди. Одна корова — один день, две коровы — два дня.

В первый день, Дуся пошла пасти коров с соседскими мальчишками. Погода хорошая, коровы спокойно пасутся на берегу. Села Дуся на пригорке, да и продремала весь день…Хорошо…. На следующий день погода с утра не заладилась. Ползли тяжелые тучи, тянуло сыростью. Дуся оделась потеплее,

Еды взяла, день – то длинный. Вместе с ней пасти коров выпало дяде Феде-

Мужику лет сорока пяти-пятидесяти. Угрюмый и молчаливый мужик никогда не вызывал у Дуси симпатии, а тут очередь так подошла.

Коров прогнали подальше — там трава еще свежая. Разбрелись коровы по луговине, пасутся спокойно. Только дождик начал накрапывать. Скоро у Дуси фуфайка стала совсем влажная. Дядя Федя соорудил немудрящий

шалаш между двумя березками. Сверху накинул свой гремучий брезентовый дождевик.

-Ты че девка, мокнешь, иди под крышу. Ишь, расходится не на шутку…

Я вообче — то не кусаюсь. Айда, пообедаем вместе, у меня сало с чесночком есть.

Дуся еще минутку-другую поколебалась, подумала, и присела, вытянув ноги, спиной в шалаш. Порывшись в своей котомочке, достала яйца, молоко, стеклянную банку творогу, картофельные шаньги. Дядя Федя — вареную картошку, сало, два соленых измятых огурца, и две бутылки с мутной жидкостью, заткнутые газетными пробками. От бутылок несло дрожжами.

-Бражка, правда, молоденькая еще, слабая, наверное….

Комментировал дядя Федя, виртуозно владея ножом. Быстро нарезал сало, хлеб, огурцы. Броском, воткнув нож в землю, сказал:

-Может, и тебе бражки плеснуть?

Дуся, только головой помотала. Ели молча. Дуся смущалась и краснела. Так близко ей не приходилось общаться с мужиками, кроме отца и брата. На работе, среди людей — одно, а вот так, один на один — другое.

Дождь все стучал и стучал по брезенту, коровы спокойно паслись, изредка подрагивая, смахивая дождь, как будто это комары. Дуся совсем успокоилась, и сидела, следя за коровами, облаками, чайками. Выпив бутылку бражки, дядя Федя, казалось, дремал в глубине шалаша.

Вдруг — Дуся даже не успела отреагировать, как — то отклониться, крупная мужская рука, поросшая рыжеватыми волосами, обхватила ее за шею, и повалила вглубь шалаша. Дядя Федя, дыша кислятиной и чесноком, навалился на нее, и ловко стал раздевать. Его опытные руки знали все женские хитрости, детали одежды.

Лицо колола щетина. Впервые Дусю целовал мужчина. Как могла, она пыталась сопротивляться, но силы были не равны. Было больно, гадко и противно. А дядя Федя — довольно улыбаясь, сказал:

-Вот уж не думал, что в сорок шесть лет, свежака встречу!

Ты, девка, не обижайся,…Может, тебе и не придется больше попробовать. Не больно баска ты. Таких, парни обходят. А, коли с хочешь, я всегда согласный. Мужиков — то в деревне сейчас мало…

Он достал из своей котомки вторую бутылку, и, отбросив размокшую пробку, крупными глотками осушил ее. Дуся с трудом нащупала очки — они слетели первыми.

-Хорошо, что не разбились.

Подумала Дуся. Собрав разбросанную одежду, вылезла из шалаша. Слезы катились из глаз, а она не могла понять от чего — или – от боли, или – от

унижения, или — от обиды…. А, может быть оттого, что из чужих уст услышала то, что давно уж поняла сама. Рухнули все ее надежды на простое женское счастье. По — прежнему, моросил дождь. Капли дождя смешивались со слезами, и все лицо Дуси, наколотое щетиной, жгло и саднило. Болел живот, и все тело как будто разламывалось надвое.

Дуся, работая с бабами, часто слышала о том, что спать с мужчиной – приятно, что они доставляют бабам удовольствие.

-Ничего себе, удовольствие…. Врут, наверное…. Или с ней что-то не так…

Подумала Дуся. Впрочем, о том, что было — рассказывать она никому не собиралась. Не она – первая, не она — последняя…

-Только бы не забеременеть…Мама начнет расспрашивать, стыда не оберешься…. Даже к дяде Феде, и то не было ненависти. Хотя так до конца дня она к этому проклятому шалашу больше не подошла. К вечеру, успокоилась, и вместе с дядей Федей, собрала коров. По их поведению никто бы не догадался, о том, что между ними было. Дядя Федя, гремя своим брезентовым плащом, шагал справа, подгоняя сытых, ленивых буренок, изредка пощелкивая кнутиком. Дуся- шагала слева, не разбирая дороги. В дождь, ее очки не помогали, а, только мешали ей. Стекло заливало, и сквозь него ничего нельзя было разглядеть.

-Точно, слепая курица, правильно меня называют,

Издевалась над собой Дуся, очередной раз, вляпавшись в коровью лепешку. Домой вернулась — мокрая до последней нитки. Долго мылась в бане, размышляя о произошедшем. Решила — бог с ним. Что произошло, не исправишь. А когда стало ясно, что беременности не предвидится, и вовсе успокоилась. Теперь, когда бабы вели разговоры на эту тему, она только загадочно улыбалась, нагоняя на баб волну любопытства, или – отшучивалась Она замечала, что такие разговоры вызывают у нее какие-то незнакомые ранее ощущения, которые она старательно тушила. Не раз дядя Федя подходил с предложением — встретиться, она отказывалась. Сейчас понимает -зря. Может, был бы у нее сынок, а еще лучше — дочка. Не куковала бы одна на печке, не ждала бы племянницу. А каким ветром надуло — никто бы не узнал.

Может, внуков бы качала. Вон, Зойка ее одногодка, нарожала пятерых-

Все от разных мужиков. А кому, какое дело? Еще и медаль материнства получила,…Ездит теперь- то к Валерке, то к Таньке,…то здесь поживет.

А замужем, как и Дуся, не бывала.

Над Дусей посмеивались, шутили. Она редко обижалась. Только однажды

Не сдержалась. В тот год исполнилось Дусе сорок лет. Работала она тогда

В теплицах. С ней вместе — девчонки молодые, озорные. Сядут отдохнуть-

Такого наслушаешься….К ней хорошо относились. — Все:

-Тетя Дуся, да –тетя Дуся…

Обедали все вместе, кто что принесет.

Вот и решила Дуся отметить с ними день рождения. Купила вина, закусок.

Родителей к тому времени уже не было. Сама себе хозяйка. До теплиц едва дотащилась — далеко, да и вино тяжелое. В обед – сели отметить день рождения. Все здоровья, счастья пожелали, выпили. После второй,– протягивают девчонки пакет в красивой обертке, лентой перевязанный.

— Вот тебе, тетя Дуся, подарочек…

А сами хихикают. Ей бы, догадаться, что это подвох, а она еще им –

-Спасибо, спасибо…

Открыла, — а там…. Деревянный, аккуратно обструганный. В общем, со всеми приложениями…. В натуральную величину….Такая обида взяла…выматерилась Дуся, отбросила «подарок», и заплакала. Подбежали девчонки, обнимают, прощенья просят.

Простила, еще и посмеялась вместе с ними. Только с тех пор дни рождения не отмечает. Ну их, не велик праздник.

Год от года зрение становилось все хуже. И не каждую работу можно ей доверить. Полоть — не может, картошку перебирать — не может, огурцы собирать — опять же – не видит. Стали на нее косо посматривать — кому хочется со слепой курицей в пару работать.… Пришлось уйти на пенсию. Пока работала — как – то одиночества не чувствовала. С девчатами и посмеется, и все новости деревенские обсудит. Девчонки ей и стрижку модную делали, и шапки вязали…хорошие девчонки, ласковые. Первое время ходила она к ним. То – картошки нажарит, то – конфет купит.… посидит, поговорит с ними, вроде, не так скучно. Постепенно привыкала к тому, что не надо ни куда торопиться, а вот одиночество подступало все плотнее. Днем еще чем-то занималась – мыла дом, перебирала старые вещи — их за жизнь накопилось немыслимое множество. С каждой вещью — что — то вспоминалось. Вот зеленое крепдешиновое платье. Рукава — пышным фонариком, широкий пояс.…Это мама купила ткани, и заказала местной портнихе, глухонемой Марфе сшить платье к Октябрьским праздникам. Тогда их звено вырастило хороший урожай капусты, и ее, Дусю, наградили Почетной грамотой и патефоном. Дуся вспомнила, как шла к сцене из зала, путаясь в пышном крепдешине, а люди хлопали, хлопали…. Тогда еще умели радоваться за других, уважали тех, кто умел трудиться.

-Нет, пожалуй, не буду выкидывать платье — пусть лежит…

-Решила Дуся. Вот ботинки — так и не носила, куда в них пойдешь…

Тогда она всю ночь с бабами стояла возле магазина, в очереди за обновкой…Трудные были времена. Только почему – то хорошо, светло вспоминаются.

Работали все вместе, и отдыхали — тоже. Тот патефон хорошо послужил…. На каждой вечеринке побывал. В те годы все строиться стали. Дома — как грибы, поперли. Колхоз лес бесплатно давал — стройся, если сил хватит. Заготовит хозяин лесу для строительства, да бочонок бражки. Соберутся мужики, да в два-три дня домишко и соберут. А хозяин их за это хорошо угостит, да сам потом другим придет на помощь. А, коли дом под крышей, окна-двери поставят, печь складут…. Опять же людей на новоселье позвать надо. Новоселья как то смешно назывались — влазины. За два года Дуся с патефоном,или патефон с Дусей, побывали на семи влазинах. Дуся сильно не ломала голову — что подарить, всем подарила по – настенному зеркалу — чем не подарок? Как – то, когда еще прилично видела, заходила в один из таких домов. Висит ее подарочек. Столько лет прошло, а зеркало — как новое.

А как гуляли! Как плясали и пели! У Дуси была пластинка — «Когда б имел златые горы и реки полные вина»… Только заиграет, закрутится пластинка, все подхватят…

Да так слаженно, будто хор Пятницкого. Пели» — По диким степям Забайкалья», Огней так много золотых»…хорошие песни, душевные.

Сидит Дуся, тихонько напевает. Да только не получается у нее песни. То ли давно не пела, то ли голос сел…. Давно уж не стали бабы песен петь, не собирают таких вечеров.

А как плясали! Только разведет меха Степан, А Нюра уж на круг выскочила, да дробушечками, дробушечками…. Так и ходит вокруг него. И косыночку раскинет, и махнет ей, и обратно на плечики закинет…. Залюбуешься!

Тут выскочит в круг Иван, да начнет коленца выделывать. Ничего, что раненый на фронте…. Ладонями о пол, о колени, по своей груди, да вприсядку…тут уж только мертвый усидит! Выскочит Таня в круг, сама маленькая, ладненькая, ножки — как ступочки. На голове — корона из косы. Королева, да и только.

Ложками такт отбивает, куда там…. А то, две ложки в бутылку сунет, а бутылку — коленями зажмет, и так пляшет! Ложки звенят в такт пляске! Дуся, конечно, так плясать не умела, но в круг выходила. Простую дробушку – то,

Что не суметь. Бывало, часов до трех гуляли. Частушек наслушаешься, навеселишься вдоволь. Мужики, те и ночевать останутся, чтоб сразу: встал, и опохмелился. Утром хозяйка им ухи наварит, —

Сидите, пока бражку не выпьете, — заслужили…

Сама Дуся таких вечеров не делала, но в гости ее приглашали постоянно.

В каждый праздник от кого — ни — будь -приглашение. Так официально: на листочке – цветочек нарисован, и текст: «Уважаемая Евдокия Михайловна! Приглашаем Вас на чашку чая». Как людей не уважить — готовились ведь.

Не часто величают. Больше – Дуся да тетя Дуся….А сейчас уж и баба Дуся, стали называть. По возрасту — давно пора. Только нет у нее ни внука, ни внучки. Хорошо, что Ирина, дочка брата, не брезгует со старухой слепой возиться.

И мальчишка ее, тоже приходит. Имя ему смешное дали — Елисей. Чисто королевич. А что, сейчас каждый ребенок, как король – королевич живет. Только проснулся — ему уж в рот мармелады-шоколады мамка сует. Бабка, штаны одевает, дед, велосипед ремонтирует. Прожуй, дитятко, мармелад, да на велосипеде кататься иди. А о том, чтобы дитятко мамке помогало — и мыслей нету. Вот и растут царевичи да королевичи в деревне. Помрут старики — кто землю пахать будет?

Елисейку, впрочем, она любила. Всегда к его приходу разные сюрпризы готовила. А сейчас вырос парнишка выше Дуси, и голос уж грубеет. Жалко, не видит Дуся, на кого он похож…. Может, на деда?

У каждого человека в жизни наступает момент, когда он задает себе вопрос:

Кто ты? Зачем пришел на эту землю? Как тебя вспомнят люди после твоего ухода? Времени много. Есть о чем подумать и старой Дусе.

Жила, трудилась. Плохого людям не желала и не делала. Наверное, так ей было Богом определено- жить на земле, трудиться, сколько хватит сил. Капусту и картошку, что она вырастила, наверное, целый состав не увезет.

А что осталась одна — так много тому причин. Первая, конечно, это война.

Столько лет прошло, а она все в людские судьбы метит. Вон, сколько баб одиноких после войны было. А Дуся – не вдова, но тоже от войны пострадавшая. Женихов и сейчас в деревне не густо, а после войны… Вторая — совесть. Ведь могла же Дуся увести какого-нибудь женатика. Хоть того же дядю Федю. Он до сих пор, как огурец, только поседел, да сгорбатился, с палочкой ходит. Нет, стыдно. Мама всегда говорила:

-Не зарься на чужое, Бог накажет….

Вроде, не зарилась, а бог все равно наказал. Сейчас ее семья — кот Василий и собака Пуш. Пушу уже семь лет. Подобрала Дуся его под горой, возле реки.

Как то собралась побелить печку, а та вся растрескалась. Взяла Дуся ведерко, да за глиной пошла. Берег в том месте крутой, и глина на откосе, вязкая. Размочишь — как сметана. Копает Дуся глину, и слышит, вроде пищит кто – то…прислушалась — верно. А видела уж плохо. Пошла, вернее, поползла на писк. Наткнулась на тряпичный узелок, а там — щенята. Три — в узелке — уже мертвые, а один, в сторонку отполз, и пищит. Как только халеи не расклевали…. Завернула Дуся щенка в фартук, да в ведерко поверх глины положила. Несет свою находку домой, торопится. Скорее накормить надо.

Развела дома сухого молока в теплой водичке, да поить его из ложечки принялась. А он — головой мотает, фыркает — не понимает, что ему хотят добра. Сходила Дуся к соседке, та посоветовала на шприц пипетку надеть, и кормить. Получилось. Дуся и ночами вставала, и днем — по часам кормила. Выходила щенка. Очень милый и веселый щеночек. Пушем назвала. Хоть Ирина и наказывает не кормить Пуша хорошими продуктами, Дуся все равно — сначала Пуша накормит, а потом, что останется — сама пообедает…

Добрый Пуш все понимает, как человек. Взгрустнет Дуся, и Пуш притихнет.

А то, сидит, слушает, как Дуся о своей жизни рассказывает. Ей есть о чем рассказать, есть что вспомнить….Только кто, кроме Пуша, будет слушать Дусю. Что в мире делается — слепому трудно понять. А о прошлой жизни-кому слушать хочется. Другая жизнь, другие песни. Вот и сидит Дуся с Пушем на печке, как на насесте, ждет редких приходов племянницы. Слушает радио, включает и слушает старенький телевизор. Другая жизнь… Совсем незнакомая, непонятная. Любила Дуся кино. Очень нравился ей

Фильм- «Дело было в Пенькове», »Кубанские казаки»,- там все просто и понятно. Этот любит эту, этот-передовик, этот — лентяй. А сейчас – разведут на триста серий. Пока дослушаешь — забудешь начало. Песни — тоже. Разве это песни? двадцать раз одну фразу повторят. Песня-это рассказ. И заплачешь с ней, и порадуешься. А сейчас — так завоют, что Пуш в испуге залает. А что воют, не понятно. Может быть, если бы видела, поняла, хотя — вряд ли. Снова залаял Пуш. Кто-то пришел. Может, Нина? Соседка, хоть нечасто, но все-таки забегала. Дуся, вытянув вперед руки, начала пробираться к двери. Обеспокоенно спросила-

-Кто там?

-Это я, открой!

Послышался голос соседки. Спасибо, не забывает.

-Вот, рыбы, чебачков нажарила, принесла тебе…. А сейчас думаю — как ты их есть то будешь. Костлявы больно. Тут и с хорошими глазами, и то, – подавиться можно. Ладно, сама не съешь — Пушу отдашь.

Дуся почувствовала сладкий дух жареной рыбы. Когда-то, брат хорошо ловил рыбу. Дуся уважала жаренку – так она называла любую жареную рыбу.

-Не знаю, сумею ли, а попробовать — охота….

Дуся пропустила Нину вперед, закрыла дверь.

-Господи, как хорошо у тебя, тепло, тихо…а у нас — сущий ад… Хоть к тебе жить переезжай. Замучилась я, Дуся…

Дуся знала ее беду. Дочечка из института приехала. Оказывается, не училась она, а по клубам шлялась. Вот – и,- нашлялась. На сносях приехала. Отец, – рвет, и мечет. Напьется — орет, как чумной….

-Проститутки, шалавы….

Так это еще — полбеды. Родственница его — приехала. Откуда – то из Прибалтики. Сам же дал согласие на ее приезд, а сейчас — все на Нину свалил. Когда – то, когда еще СССР был, Васькина сестра вышла замуж-то ли за латыша, то ли – за литовца. Пока хорошо жилось — ни слуху, ни духу не было…. Реденько,- открытку пришлют. А тут-звонок… Племянница звонит:

— Мама — умерла, отец – женился на другой. В Риге устроиться — не может.

Жалко стало Ваське племянницу. Своя ведь, умершей сестры дочь…. Пригласил к себе жить. Только не сказала та, ребеночек у нее. Приехала. А тут, и своя, — как снег на голову. И, тоже, — с подарочком, — вот-вот, родит. Васька от такой жизни, — взбеленился. А Нина — как огнетушитель…. Мечется между ними. Трудно…. Вот и пришла – в тишине посидеть, да Дусе пожаловаться на свою жизнь.

-Ой, тетя Дуся…. Ума не приложу, что делать…Квартира, сама знаешь, не большая. У нас же – переборки — дощатые, слышно все. Чужой человек в доме-

Лишние уши. Опять же – ковры — ребенок уж сколько раз их намочил. Потом–не отстираешь. Конечно, помогает Виола, как может, на работу устраиваться собралась….А в доме места – то нету…Ведь дочка тоже скоро родит… Свою дочку, конечно, не хвалит. Но за порог не выгонит. А вот с Виолеттой — Что-то делать надо. Нина — даже заплакала.

-Хорошо тебе, у тебя детей нету…ох и тяжело с ними, не приведи Бог.

Рожаешь-на радость, а они –сколько горя принесут…

Нина вытирала кончиком фартука слезы, а Дуся…Ей в голову вдруг пришла сумасшедшая идея. А что, если… У Дуси — сердце забилось быстрее.

-Нина, я что скажу. Дом у меня большой. Места много. Комната мамы — пустует. Там и кровать, и диван есть. Пусть твоя Виола ко мне переходит. Мне и платить не надо. Пускай живет. И мне веселее будет.

-Нина даже с табуретки подскочила от такого предложения.

-Дуся, миленькая, спасаешь ты меня….А то, от такой жизни — и в дурдом загремлю. А девка — она хорошая, чистоплотная. Кабы, не Оксанка-жила да жила бы у нас…

-Ковры тебе жалко, а человека – нет…

-Подумала Дуся, но говорить не стала. Нина еще чуть – чуть посидела, поболтала о том — о сем, и умчалась.

-Пойду, Виоле скажу, чтобы собиралась к тебе. Вместе придем. Надо еще детскую кроватку притащить. Парнишка — такой славненький! Янисом зовут.

По – нашему — Иван, значит. Ходить начинает. Я – половички принесу — чтоб не ползал по голому полу… Мы их сейчас не стелем. Везде ковры и паласы…

-У меня и свои половички есть — не носи. А не стелила — легче подметать, да и с половичками — запинаюсь. Виола пусть у себя в комнате стелет, если надо.

Нина убежала, а Дуся — и закрывать на засов дом не стала. Ждала. Знала — Нина через пятнадцать минут примчится. И верно. Снова залаял Пуш. В сенях – затопали.

-А вот и мы…. Встречай, баба Дуся! Мы уж с вещами, чего тянуть.

Давай, подержи Яника, мы кроватку поставим.

В руки Дусе дали холодный шуршащий, шевелящийся сверток. От свертка пахло морозом и молоком. Сверток чуть – чуть хныкал, и шевелился. Молодой женский голос сказал-

-Потерпи, сынок, минутку. Сейчас мама разденется, и тебя разденет. Дуся уж давно стала различать людей по голосам: могла даже характер определить.

Этот голос был красивый, и очень спокойный.

-Выдержанная. Конечно, в учителя таких, заполошных, как Нина, не возьмут.

Всех детей поубивает.

У Дуси с давних пор осталось уважительное, благоговейное отношение к учителям. Когда – то давно, была в деревне учительница. Галина Николаевна. Жила в доме коменданта с мужем – коммунистом — тридцати пяти тысячником. Поднимать колхоз приехали. Муж в скорости умер, а она – и осталась. С молодежью концерты в клубе ставила, ходила перед выборами – читала разные газеты. Но больше всего ее уважали за то, что она могла написать любое заявление, разъяснить смысл любой бумаги. И про налоги, и про облигации…вся деревня к ней ходила, как вечер, непременно кто – то к ней идет. Много доброго людям сделала. Сейчас все — грамотные. И учителей так не уважают.

Ребенок в Дусиных руках шевелился, и она все боялась — ну, как не удержит….

Но все обошлось. Нина с Виолой шустро поставили кроватку, внесли еще какие — то вещи. Нина,пошумев еще минут пять,убежала.

-Ну, все, сынок, пойдем раздеваться. Баба Дуся, поди, устала тебя держать.

Вы уж извините, что так врываемся к вам. Тетя Нина сказала, что вы — не против. Вы не беспокойтесь, я скоро выйду на работу, платить буду. Вот только Яника в ясельки определю. Мне уже место дали. Буду английский преподавать….

Можно, я вас Бабой Дусей называть буду? У меня в Прибалтике бабушка есть, только уж совсем старенькая…

Дуся уловила в словах Виолы грусть. Оно и понятно…Плохо одной, трудно.

-Дак зови, как тебе понравится. Я уж старая, конечно, баба Дуся, а кто еще…

Вы, поди, обедать хотите? У меня в холодильнике полно продуктов. А ,коли сварить, сготовить захотите — картошки –полный подпол. Не стесняйтесь…

Плитка хоть маленькая, а греет хорошо. Парнишке и молоко есть, только подогреть….

Виола обрадовалась, что плитка рабочая, и сразу же предложила:

-А, давайте, картошки нажарим. Картошка с молоком — как здорово! А Янеку — я манной каши сварю! Через десять минут в доме вкусно запахло кипяченым молоком, Виола включила телевизор и вовсю, чистила картошку, окликая Яника, который издавал разные звуки, которые и положено издавать детям.

А — гукал, как говорят.

— Ловкая девушка, все – то у нее в руках кипит… Такая не пропадет…

Думала Дуся. Пообедали. Накормили Янека, и он спокойно уснул в кроватке.

Виола налила в ведро воды, и стала делать в доме уборку. Дуся понимала — в доме, наверняка грязно. Конечно, Ирина убирает, но не каждый раз. А Дуся-какая уборщица…Она пыталась помочь чем ни будь Виоле, но та, спокойно сказала

-Уборку по дому – я возьму на себя. Я очень люблю мыть пол…

А у вас он такой гладкий, и доски широкие…

Ей пришлось несколько раз сходить за водой не колонку, прежде, чем уборка была сделана. Дуся достала из сундука тюль, кружевную, еще мамину, скатерть, принесла из чулана половички. Все это Виола разложила, повесила, расстелила…. Когда – то перед Пасхой, так же прибиралось все в доме, и дом становился нарядным, просторным. Жалко, что Дуся не могла этого видеть. Давно уж проснулся Янек, и с удовольствием ползал по свежевымытому полу. Чтобы Янек не заполз на кухню , Дуся села у двери, и не пропускала его.

-Надо бы что-то придумать — а то, не дай Бог, обожжется о печку,

Думала Дуся. Янек подползал к ней, трогал своими цепкими пальчиками ее лицо, очки, а она придерживала его, чтобы не упал… Был уже поздний вечер, когда все угомонились. Виола — еще успела постирать. Сейчас вокруг печки висели пеленки, простынки и ползунки. В доме пахло молоком. Так пахнет во всех домах, где есть дети. В доме наступила тишина. Но это была не та, давящая, жуткая тишина обреченности и безнадежности, а живая тишина, которую необходимо хранить, беречь. На душе у Дуси было спокойно .Она прислушивалась к дыханью спящих ,и думала:

-Только бы Пуш не залаял, не разбудил Янека. Да и Виола — умаялась. Вон сколько дел сделала…Завтра, дольше лежать буду, чтобы не разбудить… А то, слепая курица, уроню что ни будь, загрохочу….

Пусть поспят. А то – скоро на работу, тогда – не поспишь.

ЛЮБУШКА

Баба Люба полила герани. Чистой тряпкой, протерла окошко, и присела, глядя на улицу. Поглядеть из дому, так кажется — тепло, хорошо. Солнышко светит. А выйди к – двадцать пять, да еще с ветерком…Зима.

Только не куда идти старой бабе Любе. Подруги – все поумирали. Дети — уж и сами — старики-далеко. Вот и доживает свой век баба Люба — одна — одинешенька. Радуется, что на своих ногах старость встретила. Никому не в тягость. Сама воды с колонки принесет, дров из сарая. Два раза в неделю — ходит баба Люба за хлебом. Новости деревенские послушает, конфет шоколадных купит, иногда — фруктов. Любит она почаевничать с конфетами. А, фрукты, покупает для ребятишек, что иногда забегают. Привязалась к соседским ребятишкам, как к своим.

На улице — ни души.

-Разбаловался нынче народ, разленился… Утром встану, печку затоплю, а в деревне — ни огонечка. Спит деревня. А что им, ни коров доить не надо, ни за сеном ехать. Молоко из магазина в пакетах несут. Коней, и тех порешили. Все на машинах, на машинах.

И вспомнилось, как они с Колюшкой на двух подводах за сеном ездили за реку. Выехали — еще затемно. Мороз — как сегодня. Деревья — все в инее. Лошади, все – в инее. Даже усы и шапка Колюшки-все в инее. А она — замоталась в верховую шаль, да в сено зарылась — хорошо! Сено пахнет летом, рядом – Колюшка, греет через тулуп с одного боку. Отдохнувшие лошади бегут резво, и подгонять не надо… Дорога — отличная. Все хотят вывезти сено до глубокого снега.-

Глянет на нее Колюшка, спросит-

-Не замерзла?

А она — только головой замотает. Нет, нет, не замерзла! А ресницы от инея пушистые и белые…

На покосе — стога в снегу, как овцы, разбрелись. И снег глубокий. Соскочил, Колюшка с саней, тулуп свой сбросил, да впереди коней пошел — тропу топчет. А Любушка — не наглядится на него…. Такой ловкий да работящий у нее муж….

Любушке нравилось смотреть, когда работал ее муж. Умел он трудиться красиво. И любил …. Всей деревне валенцы подшивал, печки ремонтировал…знатный печник и плотник был. И не от какой работы, не отказывался.

На стогу сова сидит — глазищами хлопает.

-Ты погляди, мышковать прилетела…Спасибо, барышня, что сено от мышей сберегла. А сейчас –

переселяйся на соседский стог!

Бросил Колюшка в нее свою рукавицу, потревожил сову. Бесшумно взмахнув крыльями, она перелетела на следующий стог.

С новосельем тебя, барышня!

Крикнул он ей вслед.

-Днем, она плохо видит, вот и не полетела далеко. Пусть сидит, тревожить не будем. Полезная птица. Как – то на ферме гнездилась, птенцов выводила, так всех крыс выловила.

Жалко, мальчишки разорили гнездо. Ну, не замерзла?

В очередной раз спросил Колюшка.

А чего мерзнуть? В тот раз на Любушке тоже валенцы были. Тоже подшитые. Тепло. Стожки на сани переметали быстро. Присели отдохнуть. Тулупами лошадей укрыли. А самим — и так жарко. Вон, сколько сена перекидали. Достала Любушка картофельные шаньги, и села на остожье. Вокруг, до самого горизонта — только снег и свет. Такой простор! Сколько раз видела, а все не наглядится! И, до того хорошо, до того радостно, что на глаза слезы выступили, от счастья. Колюшка подумал – от мороза, и Любушка не стала его разубеждать. Сидели-грызли мерзлые шаньги, отдыхали.

Лошади под тулупами, не замерзнут! Дивно так посидели, стало знобко.

-.Ну, что, тронемся?

Обратно ехали тихо. Нагруженные сани глубоко проваливались в снег, возы норовили свалиться – то на один, то на другой бок. Домой вернулись в обед. Возы на огороде оставили, Колюшка,

коней на конный двор повел, а Любушка домой поспешила. В русской печке, у загнетки — чугунок со щами.

Достала его — дух такой по избе… рот слюной наполнился, но Колюшку дождалась. Негоже, без хозяина обед начинать! Огурцов соленых принесла, брусники… Хлеб — духовитый… Такого теперь нету… Ребятишки еще из школы не вернулись. Сидели они с Колюшкой вдвоем, ели щи с кислой капустой, а Любушке казалось, что вкуснее — ничего не едала.

Колюшка глянул на нее раз, другой, и отложил свою ложку…

— Ишь, раскраснелась, разрумянилась, снегурочка ты моя! Любушка ты моя….

Ох, и шустрый был Колюшка на эти дела. Еле тогда отбилась!.. Хорошо, что Димка с Санькой из школы воротились. Воротами стукнули. Ребятишки хорошие, работящие росли. Воды, дров- с малолетства помогали…. Зимой на санки бочку с водой поставят, мешковинкой прикроют, и тащат, а, сами с эту бочку высотой! А, то, запрягут Верного, старого кобеля, и дрова из – за ограды в сарай возят! Соседи смеются:

-Глядите! Чего придумали! Ну, ребята, молодцы!

А они от похвалы еще больше стараются. Дочка — тоже умницей росла. Всю работу по дому делала. Убирала, мыла… Вот, только судьба у нее не завидная. Забулдыга — мужик ей достался. Мается с ним, а не бросает.

-Это мой крест, мне его и нести…

Уж больно совестливая, прямо беда. Кто ей этот крест-то повесил? Сама. Нынче разводов не боятся — чуть что — разбежались! А она — нет… Сама, Любушка, наверное, не стерпела бы пьяницу рядом. Это же, сколько терпения надо! Чего только не услышишь от такого!

А она в молодости крутая была. Это сейчас остепенилась.

Дочка — в Колюшку. Покойничек – мягкий, как воск был. Все с улыбочкой, все с добром.

Ребят печному делу обучил – и ни разу не прикрикнул на них. Оба живет хорошо, ее к себе не раз звал, где нас нет. Да и не беспомощная пока. И дом обиходит, и в огороде, что надо и. Да куда Любушка от родных мест, от родных могил на старости лет тронется? Нет, уж, там хорошо, посадит. Только вот, тоскливо порой бывает. Так это — зимой. Летом — скучать некогда. Да и, не одинокая она. И соседи, и дети навещают. А тоскливо — так и молодым тоскливо бывает…

Зимой — дни короткие, зато ночи — длинные. Сколько снов пересмотришь, обо всем вспомнишь, а рассвет еще и не начинался.

Баба Люба вздохнула, смахнула не существующие крошки ладонью со стола, и встала.

На душе тепло и грустно от воспоминаний.

— А хорошо тогда жили. Богатства не было. Да оно и не к чему было. Есть-пить и себе и детям хватало. А больше и не надо. Его — в гроб не положишь. Колюшка умер — вся деревня плакала. Сейчас сыновья его дело подхватили. Хорошие печки кладут. Не хуже Колюшкиных.

Стоят его печки в домах, вон дымки из труб. Вот его наследство. Над домами вился голубоватый дымок, и уходил в чистое зимнее небо.

— Пойти, на вечер дровишек принести, а то холодает…

ПОДРУГИ

Нарядившись в праздничную одежду, бабушка еще стояла минутку у порога, как бы проверяя: все ли у нее в порядке в доме.

-Ну, все, я пошла, — громко говорила она, не к кому не обращаясь, так, на всякий случай. В руке ее была небольшая сумочка с постряпушками и литром молока. Путь предстоял не близкий. Когда то давно недалеко от поселка была построена метеостанция. Много воды утекло с тех пор, а метеостанция стоит на прежнем месте. Вот туда-то и направилась наша бабушка. Там жила ее подружка-Клавдия. За повседневными хлопотами некогда ходить по гостям, но в выходной наша бабушка непременно шла проведать Клавдию. Сама Клавдия уже плохо ходила- болели ноги. Жила она с дочерью и зятем, которые всегда были рады приходу моей бабушки. В хорошую погоду Клавдия выбиралась на скамейку у крыльца и сидела, задумчиво глядя на лес. С приходом бабушки оживлялась. Улыбка была чудесной. Выцветшие глаза приобретали цвет, и молодели. Подружки обнимались при встрече, на глазах были слезы, словно не виделись вечность.

-Жива, жива, — радостно твердила бабушка. Клавдия же все отшучивалась.

-Дак меня оглоблей не убьешь. Помнишь, как на заготовках – толесиной ушибло? Дак ниче, оклемалась помаленьку.

Начинались воспоминанья….Какие–то незнакомые фамилии, даты, которые нам ни о чем не говорили. Маруся, дочь Клавдии, накрывала на стол, и все садились обедать. Бабушка выкладывала постряпушки. Пироги у нее всегда были отменными. И с брусникой, и с малиной, и с «молитвой», — смазанные маслом, и посыпанные сахаром. Под рюмочку съедался рыбный пирог, — рыбник, который готовила хозяйка

-А давай споем, че то давненько не голосили,

Предлагала Клавдия, и запевала;

-Ох! Хороша я, хороша, да плохо одета. Никто замуж не берет девушку за это…

Голос у Клавдии на удивление сильный, и совсем не старушечий. Когда-то, в свое время, славно попела она. И в поле, и на покосах, и на ферме.

-А помнишь, как….

-И снова бабушка с Клавдией занялись воспоминаньями. А то обнимутся, возьмутся за руки, и молчат. Часто можно было наблюдать — сидят на лавочке две старухи, — одна крепкая, прямая, в кокетливо завязанном платочке, другая — круглая, как колобок, в обрезанных валенках и теплом жилете. Прижались щека к щеке и то — ли спят, то — ли что слушают чего. Такой встречи хватало им на неделю. Осенью Клавдия окончательно слегла. Бабушка не находила себе места. Чуть не каждый день ходила к своей подруженьке. Уносила какие-то травы и снадобья. Приходя домой, в подробностях рассказывала, что ела, что пила Клавдия, чем ее лечат. Эти рассказы мы называли «сводками с фронта. »Бабушка не обижалась. Но от старости нет лекарств. Тяжело переживала бабушка потерю своей подружки. Особенно трудно было смотреть на нее в выходные дни. А потом смирилась. Только достанет платок, подаренный Клавдией, расстелет его на коленях, и гладит узоры минут пятнадцать. А взгляд в это время какой-то отсутствующий. Потом как будто проснется-свернет платочек и спрячет его до следующего раза. А то вдруг скажет – к Клавдии надо сходить, соскучилась….

Напечет блинов да постряпушек, и отправится на кладбище. Домой придет часа через два, и как бывало раньше, примется за повседневные работы.

НАСЛЕДСТВО

Тетя Катя внесла в дом обледенелые ведра и вылила воду в кадушку.

Прикрыла тяжелой крышкой. Подкинула в русскую печь дров. В их семье

обязательно топили эту массивную громоздкую печь, занимающую половину дома, хотя обед готовили зимой на камине, а летом, в жару — на электрической плитке. Так велел Хозяин. Люди звали его по имени и отчеству, Иван Лукич, а для домашних он был Хозяин. Колоритный мужчина с окладистой бородой, крепкий и сильный. На него до сих пор заглядывались вдовушки. Русский по национальности, он перенял от остяков их уклад жизни, умение охотиться и рыбачить. Ловко выделывал звериные шкуры, вязал сети.

В его доме не переводились дичь и рыба. Вот и сейчас, сняв с гвоздика тяжелый ключ, Хозяин пошел за рыбой в амбар. В амбаре по стенам были развешены орудия лова и охоты. Посреди амбара стояла кошева, хотя коня

уж давно не было – так, на всякий случай. В кадке, засыпанная снегом, лежала крупная щука. В коробе — ерши и окуни. Он порылся в коробе, отыскивая самых крупных, икряных окуней и ершей, околотил их от снега. Как дрова, сложил себе в охапку и понес домой. Кот, учуяв запах рыбы, заорал противным, скрипучим голосом. Хозяин взял нож, и, отрезав хвост окуня, кинул в угол возле печки. Кот стал увлеченно грызть рыбий хвост, пачкая пол. Видно было, что это не очень понравилось тете Кате, но промолчала. Она привыкла за 20 лет подчиняться ему, не переча.

Вся тяжелая работа была на плечах тети Кати.

Сколько ведер воды приносила она изо дня в день, сколько охапок дров — и не сосчитаешь. Завтракать и обедать садилась позднее всех — когда управится. А еще стирка, огород, — ни минутки свободной.

В горнице закашлялась Евдокия — еще одна жена хозяина. В гражданскую

была Евдокия женой или любовницей атамана,( того самого, который грабил все деревни в округе.) Потом его убили красные, но людская молва говорила — отдал атаман все награбленное своей любовнице Евдокии. Позарился Хозяин на мифическое богатство, а может правда любил сильно, только захотел он жениться на Евдокии. Как не уговаривали его не делать этого, настоял на своем, хоть была она старше его на 22 года. Перед богом поклялся, что не бросит в старости. Вот и держит свое слово. Евдокии уж много лет. Силы оставили ее, но остатки былой красоты просматриваются в маленьком сморщенном личике. Детей с Евдокией у них не было, и к старости женился он на Катерине. Надо же кому-то хозяйство вести. Выросшая в бедной семье, да еще с мачехой, она с радостью согласилась выйти за Хозяина замуж, хотя знала о Евдокии. И вот уж двадцать лет несет свой нелегкий крест.

А золота того никто и в глаза не видывал, хотя все знали, — есть золотишко…

Как – то в шестидесятые годы приехала племянница к Евдокии — погостить. Месяц гостит, второй уж пошел — никак не соберется уехать — словно чего выжидает. Тут уж подступила Евдокия к ней с расспросами.

Чего, мол, надо, мила племяшка?

Созналась та, что хочет получить от тетки часть причитающегося наследства, ведь других родственников больше нет. Очень рассердилась Евдокия на племянницу, но сдержалась. Достала откуда-то из тряпок золотой николаевский рубль, и сказала:

-На мои похороны не приезжай. И не кружи, как ворона около. Я, и — Хозяину об этом наказ дам. Не ты сеяла — не тебе и урожай собирать.

А что у меня есть — тому достанется, кто мне глаза закроет.

Так и живут в одном доме две жены. Старшая, Евдокия — еще и отругать может младшую за какую-то вину, а младшая — безответная. Ссорятся редко. В зимние вечера сядут втроем в карты играть — умора. Бывает — И соседи к ним придут поиграть. Евдокия не любит проигрывать — сердится.

В деревне все знают об этом «гареме», но не смеются-уважают Хозяина.

Всей деревне он дает денег взаймы — иногда нешуточные суммы. И лисью шкуру выделает на шапку, и бродни сошьет. Легкие такие бродешки, непромокаемые. Давно уж на пенсии и он, и Катерина и Евдокия. Раз в месяц идет он на почту за пенсией. Загодя достает ему Катерина полушубок, шапку из ондатры и валенки. Одевшись, он дразнит своих жен:

Ну как — еще ниче жених?- Пойду, однако, Польку сосватаю…

-Третья жена будет. Баска бабенка…

Такие разговоры очень не нравились женам, особенно Евдокии.

Ага, иди, иди, снаружи-то женишок, а изнутри — труха сыплется…

Нужен ты, пень трухлявый, Польке. У ей поди таких женихов-то — на возу не увезешь…. Ишь, снарядился! Как мою пензию получишь, купи какого-нибудь сладенького винца, или коньячку. Я свой уж выглотала….

Как-то у Евдокии снизилось давление — вызвали фельдшера. Та поставила укольчик, а потом посоветовала:

-Коньяк по ложке пейте перед едой, чтоб давление не снижалось.

Евдокии очень понравилось такое лечение, и она выпивала за месяц — от пенсии до пенсии, три бутылки коньяка. Иногда, после баньки наливала и Катерине, и хозяину.

В горнице было тихо.

-Спит, должно быть….Пусть поспит подольше, — хоть управлюсь…

Подумала Катерина.

Потом, вместе с Хозяином все позорюем. А то одевать ее надо, да кормить…

Долго еще она возилась с горшками возле печи. Перемыла миски, нарезала хлеба, принесла квашеной капусты. Только тогда вошел Хозяин.

Ну и снежище нынче. Упарился, пока дорожки размел. Давайте зоревать, однако. А Евдокию- то, что не поднимаешь? Спит еще? Пойду, разбужу…

Хозяин шагнул в горницу. Через минуту громко позвал:

-Иди — ко сюды…

Катерина вошла в горницу и обмерла — лежит Евдокия в какой-то странной позе — руки разбросаны по сторонам, голова запрокинута.

— Умерла, однако. — Хоронить надо.

Просто сказал хозяин. А у Катерины — комок в горле — ничего сказать не может.

И слезы — тут как тут. Ручьем бегут по морщинистому лицу и теряются в складках платка. Казалось бы, должна она ненавидеть Евдокию, -соперница все-таки, а нет- жалко, как будто родного человека потеряла.

Похороны были достойные. Хорошие венки, нарядный гроб — все указывало на то, что почитали в семье Евдокию.

Нарядная, помолодевшая, она и впрямь была красива. На шее – ожерелье из камушков. Может — это были настоящие камни, может дешевая бижутерия — так никто и не узнал.

Хозяин хотел отдать ожерелье Катерине, но та собственноручно нацепила его покойнице на шею. А посторонним, — какое до этого дело?

Вскоре после смерти Евдокии обнаружили у Хозяина рак. Сгорел он за три месяца. Видно и на том свете Евдокия хотела быть с Хозяином. Осталась Катерина одна — сама себе Хозяйка. Все ее. Да только не радовала ее такая жизнь. Горевала она и по Хозяину, и по Евдокии. Та часто снилась ей, вроде просила за что-то прощения.

От былого хозяйства ничего не осталось. С коровой Катерина распрощалась сразу после смерти Хозяина. Кто будет молоко пить? Остался только дом — добротный, крепкий.

Полезла как – то Катерина за картошкой в подпол. Поскользнулась и ногу сломала.

Как выбраться — не знает. Стала доску от сусека отрывать,- опереться на доску — выкатилась монета, затем еще четыре.

Вот за что Евдокия прощенья просила — не успела она монеты ей отдать. Ведь сама говорила — тому достанутся, кто мне глаза закроет. Стало быть — Катерине. Только не нужны ей эти монеты. Жизнь прожита. Трудная, неласковая. А вот вернулось бы все — еще раз прожила. Только ребеночка бы себе у Бога вымолила. Сыночка. А Бог бы не дал — сиротинку себе взяла. Много сирот по земле после войны ходило. И не так бы пусто Катерине жить на земле было.

Боль была нестерпимой. Катерина оперлась на сломанную доску и начала выбираться из подполья. В кармане грязного фартука звенели монеты.

-Нет, за восемьдесят лет не принесли они никому счастья,-

Не принесет оно счастья и мне,- подумала Катерина и сползла обратно в погреб. Выкопала возле стояка ямку, ссыпала туда монеты, и зарыв, прихлопала землю.

-Лежите. Мне без вас пенсии хватит. А не хватит — на картошке проживу. Вот только ногу вылечу. Много видать на вас крови. Атаман не трудами праведными такое богатство скопил…

Ползком выбралась она из подпола. Открыв широко дверь, стала громко кричать соседям:

-Нина, Оля…помогите….

Авось, да кто и откликнется.

Наверно, если не помру, лет через пять-шесть на казенные харчи надо собираться. А то, можно какую девушку себе на квартиру взять хорошую.

Поглянется, так и дом отписать можно. Государство и без моего дома не пропадет, а доброму человеку родным гнездом станет…

Думала тетя Катя, лежа на полу возле лаза.

Заскрипели ворота.

-Слава Богу, значит еще поживу маленько. А то хоть помирай…

САПОГИ

Катюшка проснулась от громкого треска дров в печи. Баба Лена подбрасывала в печку дрова, стоя на коленях. От непонятной болезни ее стянуло, и она могла ходить, только согнувшись, параллельно полу. Впрочем, Катюшка об этом не задумывалась. Вкусно пахло жареной картошкой. Катюшка спрыгнула с топчана, на котором лежал тощий сенной матрац, и побежала на двор. На дворе была теплынь! За ночь подтаявший снег съехал с крыши, и лежал возле сеней огромным сугробом, перегораживая весь двор, а с крыши ручьем сбегала вода. Кругом что-то булькало, журчало, шипело. А солнце было такое яркое, что Катюшке было совсем не холодно в одной маечке.

-Ты почто раздетая бегашь?

-закричала из окна баба Лена

Катюшка вернулась домой и с аппетитом начала есть жареную картошку, припивая молоком. В дверь поскоблились. Так забавно стучалась только Катюшкина подружка Галька. Уцепившись за дверную обшивку, она с трудом открыла дверь.

-Заходи, заходи, гостьюшкой будешь,

Приветствовала девочку баба Лена. Галя, была соседская дочка. Родители оставляли ее одну, поэтому она все время была под присмотром бабы Лены.

-Здравствуйте,

Вежливо поздоровалась Глинка, смешно швыркая носом.

А у нас папа приехал, мне сапоги привез,

Скромно сказала Галя, снова шмыгнув носом. И тут Катюшка увидела сапоги, которые повергли ее в шок. У Гали на ногах были сапоги, точь – в — точь, как у директора школы и зоотехника Вали, только еще более блестящие.

-Он и маме, и мне привез, только у мамы большие, — продолжала Галя. Баба Лена разглядела сапоги, полюбовалась красной фланелевой подкладкой внутри сапог,

Таки баски сапоги по грязи – то жалко таскать…

Сказала она Гале.

-Береги, в грязь да лужи не суйся. В таких сапогах — только на танцы.

Накормив девчонок, баба Лена занялась повседневными работами, а девчонки поиграли с куклами, Галя дала примерить свои новые сапоги, а еще показала фокус: мокрый сапог блестел еще ярче — прямо сверкал.

Поплевав на сапог, поиграли. Фокус скоро надоел. Решили пойти на улицу. Катюшка стащила с печки свои сапожки. Это были обноски старшей сестры, впрочем, как и все остальное. Когда- то эти скукоженные башмаки назывались »форситовыми сапогами».Наверное, от слова — форсить.

Только в них форсить можно было в сухую погоду. От сырости кожзаменитель скорчился, потерял былую форму, и совсем не походил на сапоги. Натянув волглые носки, Катюшка вбила ноги в это «форситовое» убожество. Детское сердечко заходилось от обиды и несправедливости. А подружка, ничего не замечая, стояла под солнышком, а ее сапоги пускали зайчики. Катюшка брызнула на сапоги грязной водой, но она скатилась с них, не оставив следа. На улице вовсю бежали ручьи, собирая опилки, щепки, конский навоз. Мальчишки строили из мусора запруды. У каждого были корабли на веревках, которые химическим карандашом были подписаны »Храбрый», »Смелый», »Ленин»…У подружек кораблей не было. Побросав в ручьи мусор, они двинулись дальше. Была у них еще одна веселая игра,- качаться на жердях прясла. Но в этот раз не получилось. Конюх Феоктист прогнал их, да еще пригрозил пожаловаться председателю. Когда Катюшка сидела на прясле, она приметила на картофельном поле зеленые листики,-

«Кислянка»

решила она. Кислянку – дикий щавель, каждую весну собирали для щей. Этим в основном занимались ребятишки. Катюшка рассказала об увиденном Гале. Решили пойти за щавелем.

Решено-сделано. Перелезли через прясло и ступили на огородную землю.

Мягкая, напитанная талыми водами земля, мгновенно расступилась, и девчонки по колено провалились в земляную кашу. Галина, слабенькая и маленькая, сразу же заплакала. А Катюшка — стойкая и физически крепкая, придерживая руками свои сапожонки, пыталась выбраться. Ей почти удалось это сделать, но на поле появился теленок. Как забрел он на картофельное поле — не ясно. Только теленок был незнакомый. Катюшка с Галинкой знали всех телят и коров, что паслись летом в стаде. А этот теленок, наверное, родился осенью. Вот они его и не знали.

В те годы на Север приезжало много людей из мест заключения. Их почему-то звали »вербованные, » и страшно боялись. Теленок увидел на поле девчонок, и, увязая, побрел к ним. Катюшка, напуганная рассказами бабы Лены о вербованных, запаниковала.

-«Галька, это же вербованный теленок!»

И обе подружки в голос заревели. В это время мимо поля проезжал бригадир верхом на лошади. Увидев дико орущих девчонок, прямо на лошади заехал на поле. Выяснив, в чем дело, кнутиком отогнал теленка, и вытащил из грязи Катюшку, всю, без остатка. А вот с Галей пришлось повозиться. Грязь никак не хотела отдавать новые сапоги. Уже вечером, после работы, ее отец с лопатой сходил на поле, и выкопал заветные сапоги. Но в каком виде! Полные грязи, совсем не блестящие. Приклеенная вокруг сапог полосочка резины болталась, как простая тряпочка. Катюшка, увиденным, осталась очень довольна. Она спокойно вымыла в холодной луже свои сапожки, и поставила их на печку.

-Так и надо, пусть не воображает, — думала она засыпая.

ЧИСТОПИСАНИЕ

Дина достала тяжелую старую коробке из под обуви. Она давно собиралась выкинуть различные квитанции, справки, многочисленные открытки ,рецепты, и еще Бог знает что … Много ненужного «наследства» скопилось в шкафу. Дина бюллетенит. Простыла… Бюллетень — он и есть бюллетень- никуда не пойдешь, и большую работу делать не будешь. И недомогание пока ощущается. Вот и решила Дина –

-Что зря в телевизор пялиться? хоть порядок в шкафу наведу!

Как то раз, хотела она выкинуть все бумаги вместе с коробкой, да передумала-

-Вдруг, что важное там есть… Ведь не зря же мама хранила…

Перебирая квитанции за свет, воду, наткнулась на совсем ветхую, желтую бумажку. Развернула…

На пишущей машинке напечатано:

-Табель успеваемости за 2 четверть. 1956-57год.дальше красивым почерком –арифметика, чистописание, пение, рисование…

Господи, да это же мой табель за первый класс! Чтение- пять, арифметика -пять, пение-три, рисование-три,чистописание-три… Да, не блистала я в первом классе оценками…

Дина, улыбнулась, вспомнив, что до сих пор почерк у нее ужасный. Никто ее каракули и прочесть не может! Вот тебе и чистописание! Ей вспомнился первый класс.. Первое сентября она не помнила. Зато очень хорошо помнит, как беременная учительница приносила в большой кастрюле вареную картошку, и мелкие красные помидоры, и укладывала на клочке бумаги на каждую парту. Две картофелинки, и две (если очень маленькие, то – и, четыре)помидоры. Картошку и помидоры дети выращивали на пришкольном участке. Крупную картошку — сдавали в колхоз, и колхоз нам давал строительные материалы- доски, бруски, для школьной мастерской. Мелкую картошку, варили в технической, в огромном котле… Все дети ждали этого. С самого утра по всей школе -запах вареной картошки…Кто постарше— приносили соль и хлеб…Получался полноценный завтрак. Такой вкусной картошки дома не было… Так всем казалось. Хотя картошки в те годы в каждом доме уже было вволю.

Учительница-Татьяна Андреевна вела сдвоенные классы. Первый класс, в котором было одиннадцать человек, и третий класс, в котором – девять человек. Дина в детский сад не ходила, поэтому стеснялась всего. С трудом привыкала жить в коллективе, стеснялась учительницы. В те годы учителя для учеников были какими-то небожителями. Умными, всезнающими, богатыми…. У Дины было рассеянное внимание, и она не могла сосредоточиться на своем задании, ведь вокруг так много интересного! Татьяна – Андреевна — так звали учительницу, в начале урока давала первоклашкам различные картинки, чтобы они аккуратно их раскрасили. Это были вырезки из каких-то взрослых сельскохозяйственных журналов: на них были изображены лошади, коровы, куры…Это сейчас Дине понятно — Татьяна Андреевна развивала детям руку. А тогда для первоклашек — это была забава. Пока первоклассники раскрашивали свои картинки, она работала с третьеклассниками. Когда учительница рассказывала третьеклассникам новый материал, Дина слушала, открыв рот!

Потом, вспомнив о своем задании, торопливо красила корову или лошадь в один из двух цветов-Красным, или синим, потому что у Дины был единственный цветной карандаш — один конец которого -красный, другой- синий. У двух девочек из класса были настоящие цветные карандаши, но их они берегли, и очень редко давали кому то. Впрочем — Дина не замечала в этом ничего особенного. Синяя корова или красная лошадь — что тут особенного? Ведь у многих детей вообще не было цветных карандашей. На чистописании первоклашки писали элементы букв — палочки, скругление уголков, какие- то закорючки. Только Буквы валились в разные стороны, а всякие крючки и закорючки выходили разного размера, и совсем не похожие на такие красивые образцы, которые каждый день писала в тетрадку Дины учительница. Перо цеплялось, шлепало кляксы, пальцы становились фиолетовые, и оставляли на тетради четкие отпечатки… Конец ручки упрямо смотрел, куда ему хочется, а не в плечо, как того требовали правила чистописания. Татьяна Андреевна нервничала, сердилась, пытаясь понять — отчего же Дина так пишет? Прошел месяц , а успехов у Дины- не прибавилось. Мама, пробыв на ферме целый день, вечером зажигала керосиновую лампу, и, чуть не засыпая, учила с дочкой уроки. Память у нее была отменная, но вот чистописание подводило. Может, к ноябрю, может к декабрю, но с грехом пополам стала Дина писать что – то похожее на буквы, да и отвлекаться стала меньше… Сидела она на третьей парте, рядом — ее подружка Катюшка, придумщица и хохотушка. Еще несколько дней назад она по секрету сообщила, что у Татьяны Андреевны живот такой большой, потому что там – ребеночек…Дина смотрела на свою учительницу, которая тяжелой походкой шагала между рядами парт, рассказывая что –то третьеклассникам, и думала-

-Как же ребеночек из живота вылезет? Наверное, разрезать живот будут…Больно, наверное…

Ей было ужасно жаль бедную учительницу. Она совсем позабыла, что получила задание -написать три строчки буквы «у»…Вспомнив, заторопилась . Буквы опять разбегались в разные стороны, ручка -не хотела писать. Чем больше Дина макала перо в чернильницу — в тетрадке становились грязней. Чернила наливали все в той же «Технической» Там стояла большая бутыль разведенных из порошка химических чернил. На перемене они с Катюшкой сбегали в «техническую,» и налили в свои чернильницы-непроливайки свежих ,густых чернил… Катюшка- еще и постаралась налить побольше… Она, вообще, была большая аккуратистка. На уголок парты выкладывала тетрадку, в желобок — ручку, в специальное гнездо -свою полную до краев чернильницу ,рядом -перочистку… Катюша пыталась приучить к аккуратности и Дину. Только у Дины это как то аккуратно не получалось-то перочистку дома забудет, то ручку уронит… Впереди сидел маленький, похожий на гномика, мальчишка-Ваня…До школы , Дина с Катюшкой его не знали. В первый класс он пришел , как генерал -в серой школьной форме -гимнастерке и брюках серого цвета, фуражке с гербом..Гимнастерка подпоясывалась ремнем с широкой пряжкой. В руках- портфель. Все было новенькое, чистенькое. Но — куплено на вырост, поэтому -подол гимнастерки топорщился и был- ниже коленей. Наверное, ему трудно было двигаться в своей «генеральской» одежде, и он все время сидел за партой. В те годы — над одеждой — не смеялись. …Дети понимали — этот костюм на несколько лет. Может , в четвертом или классе Ваня дорастет до этого костюма. … А пока — выглядел он комично. Красивая фуражка тоже была большая, и держалась исключительно на его ушах…Мальчишкам он разрешал примерить свою фуражку , и при этом всегда улыбался. Когда у Дины падала ручка — он лез под парту, и доставал ее. Иногда подружки нарочно скидывали ручку, и он влезал под парту, скрываясь под ней полностью. Татьяна Андреевна с удивлением глядела — куда исчез ее ученик? А Дина с Катюшкой хихикали.… Вот и похихикали…

Татьяна Андреевна проходила по рядам, проверяя задание. Дошел черед и до Дины с Катюшкой.

Катюшкины буквы подверглись небольшой правке, и Татьяна Андреевна красно-синим карандашом вывела в тетради Катюшки четверку. Подошла к Дине, и ужаснулась! В Дининой тетради, красовались три огромные кляксы…Они захватили большую часть страницы, а между ними, сиротливо скорчились три буквы «у»…для остальных — просто не было места.

Учительница в ужасе охнула-

-Дина, это что у тебя за моря?

Катюшка не выдержала, и громко засмеялась. Все это переполнило чашу терпения учительницы, и она стукнула кулаком по Дининой парте. Если б она, знала, чем кончится вспышка гнева!

Чернильница — непроливайка, подскочив , кувыркнулась в воздухе, и точно приземлилась на светленькую лысину бедному Ване. Его голова стала похожа на глобус. Ручьи и реки стекали вниз, и капали на гимнастерку и брюки. Оба класса сначала замерли от ужаса, потом все стали смеяться…Татьяна Андреевна схватила Ваню за руку, и поволокла его в коридор! До конца урока она не вернулась в класс. На следующий урок она вернулась с заплаканным лицом и синими руками. Чернила отмывались очень плохо…Ваня в тот день в классе больше не появился. На следующий день он пришел в застиранной рубашке, стареньких брюках, и с несмываемыми потеками на голове, лице и шее…Третьеклассники смеялись над ним, шутили, но только тогда, когда не было учительницы. Ее они побаивались. Через несколько дней наша Татьяна Андреевна ушла… В классе она появилась только на следующий год — стройная , улыбчивая, красивая. На Динин почерк она уже старалась не обращать внимания — просто ставила тройки, а иногда, двойки, если уж в тетрадку страшно было заглядывать. Дина так и не научилась красиво писать по совсем простой причине -она была левша, а писать приходилось правой рукой…

Дина вздохнула-

-Надо же, мама сохранила табель первого класса — это сколько же лет она вот так перебирая бумажки, снова и снова бережно клала его в коробку… Спасибо тебе ,мама, за память…

ГОСТИ

Наташка уже третий раз пошла в магазин. А как же…Сегодня приезжают гости.

Наталья их хорошо знает, брата мужа — Петра, и Люду, его жену, а вот родители познакомятся со сватами впервые. Так уж получилось, что не были они на свадьбе Олега и Натальи, поскольку Петр лежал в больнице с аппендицитом. Хочется хозяевам встретить гостей по всем законам русского гостеприимства. Приготовлены пироги с капустой, с ягодами, и большой рыбник с покупной рыбой-хеком, а не костлявыми язями. Жарятся курица и караси, а часть солений из погреба, уже переселилась на кухню . Соленые огурчики, помидоры и маринованные грибки смиренно лежат в праздничных салатниках ,ожидая своего часа.

-Не забыть бы, купить салфетки, да новую мочалку в баню. У нашей мочалки ручки короткие.

-думает Наталья.

В доме тоже все в хлопотах. Мать застилает свежими простынями постель в комнате, баба Люба — перетирает вилки и ложки. А как же … Городские сваты приезжают. Отец, чтобы не толкаться в доме, перекладывает в сарае дрова. Его мужские работы-дрова, вода в баню, веники — заготовлены еще с вечера.

Встреча и знакомство со сватами прошли шумно, и, по — родственному.

И Петр, и Людмила оказались очень милыми и приятными людьми. Привезли целый чемодан подарков – и ребятишкам, и Олегу с Натальей, не забыли и хозяев, и бабу Любу.

Подарок или внимание понравилось бабе Любе, только было по ней видно, очень довольна. За столом, и вовсе разговорились. Сидели часа три. Отец периодически вставал из – за стола, и ходил- подбросить в баню поленьев. Баня уж давно готова, а все сидят за столом, и говорят, говорят…

-Ладно, тоды я в баню сбегаю,

сказала баба Люба и ушла. После — вымыли ребятишек, потом пошли Олег с Натальей, а сваты все сидели за столом. Петр развеселился, и, чувствуя себя как дома, приглашал хозяина спеть. Он уже не раз выводил сильным голосом первую фразу:

-Из-за острова на стрежень, на простор речной волны…

Хозяин бы рад был поддержать гостя, да жена под столом попинывала его ногой:

-Не позорься, мол…

Когда, наконец, дело у мужиков дошло до бани, они были уж изрядно навеселе. Жены вручили мужьям пакеты с бельем и полотенцами, и мужики отправились в баню.

В предбаннике разделись, и нырнули в душистый обжигающий пар. В отдельном тазу лежали распаренные веники — липовый и березовый, и источали такой запах, как в жаркий полдень, перед грозой, пахнет в березовой роще. Намывшись и распарившись, мужики вышли в предбанник, подышать, остыть немного. Под столом стояла банка с квасом, рядышком — бутылка с чем-то, отдаленно напоминающим коньяк :

-На кедровых орешках…

Потряс хозяин бутылкой. Выпили, закусили огурцом. Еще попарились. Наконец, собрались домой. Сильно одеваться не стали-натянули на себя треники, полотенца на шею — и вперед.… А что, — все свои.

К этому времени Наталья сварила пельмешек. Сваты снова сели за стол. Поздравили всех с легким паром, поблагодарили за пар за баньку. Снова начались разговоры про политику, цены, пенсию…

А у свата Петра душа просила музыки. Он — то порывался спеть, то начинал приплясывать. Принесли магнитофон и включили песни Кадышевой. Олег знал, как любит брат эту певицу.

Петр выскочил из – за стола, и, начал ногами, выделывать разные коленца. Людмила взглянула на Петра и обмерла — На трико, в том месте, которое в народе называют «мотня» красовалась большущая синяя заплата в красный цветочек.

-Петя, ты в чем?

Заикаясь, произнесла она. Петр же, не чувствуя за собой ничего крамольного, выкручивал руками и ногами. Тут уж и хозяева разглядели,во что одет сват. Как не тактичны были хозяева к своим гостям, не утерпели и захохотали. Все узнали бабы Любины штаны.

Как истинная крестьянка, она не выбрасывала ничего. И хоть в ее комоде хранилось много новехоньких вещей, предпочитала поношенное , чинить. Не так давно поставила заплату и на рваные тренировочные штаны Олега со словами:

— Они еще добрые, сама поношу на огород.

Вот эти штаны и прихватил по ошибке Петр. Он все еще не понимал причины смеха окружающих и оглядывался кругом, ища, над чем же все смеются? Ведь не его же пляска стала поводом для смешков….Наконец, Олег покатываясь, сказал:

Ну, братуха…не ожидал я от тебя, обокрал нашу бабу Любу….

И все снова принялись хохотать. Только тогда Петр увидел, в каком наряде он вытанцовывал. На время смутившись, пьяненький Петро тут же нашелся-сбегал в баню, переоделся. По пути сорвав астру, вошел в комнату, где сидели гости, и бухнулся перед бабой Любой, на колени. Поцеловал ей руку и, преподнеся астру, попросил прощения за ошибку. Все это было конечно весело и смешно. Развеселились и хозяева, и гости. В этой непринужденной обстановке они долго и сидели за столом…

Частенько еще вспоминала баба Люба приезд сватов, а особенно Петра.

-Уважительный мужик, самостоятельный. У Олега такой уважительности нет,

Говорила она Наталье. Хотя и Олега тоже любила за его добрый и незлобивый характер. Наверное, в любом возрасте приятно получать от мужчин цветы. А, может быть, это были ее единственные цветы, подаренные мужчиной, за всю ее трудную жизнь.

ГАЛИНА

Галина проснулась от жуткого собачьего лая.

-Опять Верный запутался в цепи. Теперь до утра не заткнется, весь мозг своим лаем вынесет….Кто бы его забрал себе: собака-то-то, хорошая, и не старая еще. Дом охраняет отлично, только охранять – больно нечего….

Верный не унимался. Галина с трудом поднялась на кровати и стала шарить в углу, нащупывая палки. Охая, стала пробираться к двери. На скрипучем диване зашевелилась и подняла голову Варюшка — дочь Галины.

-Мамка, ты куда посла?

-Спи, без тебя уж никак не шагнешь, все надо знать….

Шумнула на дочь Галина. Пройдя темными сенями, вышла на крылечко.

Ты, зараза, долго еще лаять будешь? Всех соседей переполошил…. Она нащупала полено и кинула в сторону собаки — авось присмиреет…. В темноте подходить к собаке побоялась — ну, как невзначай зацепит да уронит — до утра проваляешься. Верный и вправду притих. Надолго ли…. В теплой пижаме и Варюшкиной куртке на плечах ей было тепло.

Галина присела на крылечко, поставила костыли — гладенькие палочки — около ног:

Весь сон разогнал, сволочь…

Деревня спала. Кажется, что и кусты, и даже ветер-все было объято

дремой…

Только старая береза иногда как бы вздрагивала от ветерка и дрожала. На небе над самой крышей Галининого дома висел тоненький колючий месяц. Вокруг него небо было светлое, даже видны облака, а дальше — россыпь звезд на лиловом фоне.

В восьмом классе папка привез ей из Ирбита к Новому Году материи – тафты на платье, такого же лилового цвета со звездочками. Лучшего платья у нее за всю жизнь больше не было.

Ладно, Верный, успокойся, посижу с тобой. Днем высплюсь….

Верный уж не лаял, а тихонько поскуливал и гремел тяжелой цепью. Галина представила, как большой и тяжелый пес виляет от радости хвостом, как дворняжка, и улыбнулась. Не зря тогда назвали его Верным… не то, что Эдик -сволочь…

Галина вздохнула. Отосплюсь, все равно сижу, как колода. А когда-то, еще совсем недавно, так не хватало времени…

17 лет прошло, как такой же августовской ночью она впервые ступила на эту землю. Вот и Варюшке уж 16 лет. Несчастный ребенок… Бог наказал за родительские грехи. Это Галина знала точно. Теперь же она без Варюшки и до ветру сходить не может. Не будь дочери — прямая дорога в дом инвалидов…

Вспомнилось, как стояла на перроне незнакомой станции. Кругом лес, темный, неприветливый… Эдик убежал в поисках какого-нибудь транспорта, а она стояла, не в силах сдвинуться с места.

-Господи, куда же я заехала?.. Вокруг ее вещей кружилась дворняга. Галина даже обрадовалась ей — все живое существо… Галине показалось, что она сама похожа на эту дворнягу-бездомную, неприкаянную. Порывшись в пакете с остатками обеда, кинула дворняге пирожок. Прибежал Эдик. Он конечно же не нашел никакого транспорта. Вокзал уже закрыли. Было холодно и страшно.

-Может, пешком пойдем? Тут всего 15 километров, а если напрямую — так всего 10 будет…

Предложил Эдик. Галина готова была идти хоть куда, только бы уйти с этой страшной и неприветливой станции. Связали Галининым платком вещи, Эдик перекинул их через плечо, а она прихватила рюкзак и пакет. Сначала шли окраиной поселка по дощатым тротуарам, которые не ремонтировались, наверно лет двести. Но все- таки это была дорога….Когда дорога пошла лесом, Галина поняла народное выражение — «Семь верст до небес- и все лесом»…

Старенькие туфли сразу же намокли, и стали неподъемными от грязи. Пришлось снять их и сунуть в пакет с продуктами…. Не место конечно, а что делать? Не выбрасывать же их. Босиком было идти легче, только кололо ступни, да грязь была прямо ледяная. Эдик шагал впереди, пер как танк. Галина сама не могла поверить, как рискнула поехать с малознакомым человеком в такую даль.

Эдика она знала всего два дня. До него у нее бывали кратковременные романы, вернее — не романы, а так — отношения. Только никто не предлагал ей выйти замуж.

А годы были уж не молоденькие…. Месяц назад 27 лет стукнуло. Она совсем не выглядела на свои 27…Тоненькая, привлекательная, со смуглым монгольского типа лицом, и волнистыми волосами. Наверно, где-то в ее роду были мусульмане. Только она о своих родных ничего почти не знала. Еще была у нее дочка — родилась в заключении. Только воспитывают ее добрые люди. А она своей кровинке не враг. Там дочка и обласкана, и ухожена, и музыке учится, а она, Галина, что может дать? Сама по углам мается…. Не стала она тревожить детское сердце, поглядела издали, и уехала, даже приемным родителям не показалась. Да и зачем? Люди ее грех исправляют, а она еще тревожить их будет… Чувств материнских, к той красиво одетой девочке нет. — Не растила, не пеленала, не радовалась первым шагам и первым словам, не печалилась, когда дочка болела…. Все это за нее делала другая женщина. Даже имя дочке, те люди дали – Настя, Анастасия. Так дай им Бог здоровья. В церкви за них помолилась, свечку за их здоровье поставила. И за дочку конечно. А то, что 9 месяцев носила под сердцем-то голый расчет. Хотелось по половине выйти. Глупая, молодая была. По глупости и загремела. Подделала документы, когда кладовщиком на комбинате работала. Всего-то 100 литров краски на сторону толкнула, а срок припаяли – не дай боже…

Вернулась, а все по – другому. И страна другая, и люди.

С трудом устроилась на спичечную фабрику, дали комнату в общежитии. Зарплату задерживали, но не сильно.

В комнате жили еще две глупые девчушки, да одна деревенская тетеха. Смешная такая — полная, и очень добрая — прямо мать Тереза. Каждого пожалеет, помочь старается, а обидят — зла не держит. Девчонки все по дискотекам да тусовкам, а Галина с Тоней — так звали деревенскую — сдружились. Вместе питались, в баню по субботам ходили, иногда выпивали по чуть-чуть…

Вот и в тот раз вместе были. Поехали к Тониной бабке в гости. Бабка всегда с радостью встречала гостьюшек.

Накормит до отвала всякой деревенской снедью, да еще и с собой полные пакеты навалит продуктов. Видно весь их род такой — хлебосольный и добрый. Галина с Тоней конечно рады — радешеньки… Дней десять можно в магазин не заглядывать. А они для бабки уж и уборку в доме сделают, и в огороде выполют, и огурчики засолят…

Вот и никто не в накладе.

В тот раз припозднились. Солили бабкины помидоры. Попали только на последнюю электричку. Затащили свои сумки — а мест нет. Вернее, есть место, только рядом сидит мужик, у которого прямо на лбу написано-«Зэк» -фигурально конечно. Только Галину не проведешь.

Эту публику она хорошо знает. Но им с Тоней и терять нечего. Пакет огурцов, или сумку с салатами — так они и сами могут угостить. В общем — сели на лавку рядышком. Парень — не красавец, но и уродом не назовешь. Лицо круглое, открытое,- доброе. Такие лица чаще всего у деревенских парней бывают. Нос тоненький, аккуратный, и пухлые — совсем еще мальчишечьи, губы. Портила только щетина на плохо выбритых щеках. Шея была тонкая, и кадык на ней казался просто огромным. Слово за слово — завязался разговор. Едет домой. Три года просидел. За что? Да продали с мужиками электропилу леспромхозовскую — на выпивку не хватало, а отдуваться пришлось одному. У мужиков семьи, дети, а он не женат был. Вот все и взял на себя. Говорили, что одному меньше дадут, а припаяли на всю катушку. А мужики даже передачи не прислали. Ну да он на них сильно и не обижается. Сам все на себя взял. Галина, даже зауважала его. Познакомились. Угостили бабкиными пирогами и солеными огурчиками. Он ел с аппетитом, но не жадно. Красиво ел.

Наверно в женщине с рождения заложено желание заботиться о мужике, кормить обедами, смотреть, как он ест, как ходит его кадык, как, насыщаясь, он начинает медленнее жевать. Галине вдруг захотелось смахнуть с воротника прилипшую крошку, прижать голову Эдика к груди, приласкать его. Вокруг, в электричке были люди, но она их не замечала, как не замечала больше Тоню, которая сидела рядом. Она видела только Эдика…

И не важно, какие слова произносил он, о чем рассказывал, о чем спрашивал, Галина находилась под каким-то гипнозом. А время расставания приближалось.

Электричка катилась уж по пригороду. В окно было видно

трубы их фабрики. Тоня достала пакеты и стала прощаться с Эдиком, Но он вдруг тоже достал с полки свой скудный рюкзачишко и сказал.

-Хорошие вы девчонки, жалко с вами прощаться. Пожалуй

Задержусь денек в вашем городе. Не возражаете?

Еще бы она возражала! Ее сердечко пело от радости! Эдик помог им донести до общежития сумки и пакеты, подождал на крыльце, когда Галина снова выйдет.

Сейчас они были одни. Больше никто и ничто не мешало им. Возле общежития росли старые липы. Под ними стояли скамейки. Днем на них всегда было много молодежи, а вот в поздний час было тихо. Галина с Эдиком проговорили до утра, и к утру поняли, что друг без друга жить не смогут. Эдик как мужик, первый заговорил о женитьбе. Тут сразу же стал вопрос — где жить? В общежитии? Ну, нет! Хватит с него зоны. Надо ехать в деревню. Там живет мать, есть дом, хозяйство. В деревне с голоду не умрешь. Картошки вырастил, кабанчика — вот и сытый. А работа в колхозе всегда есть. Коровы-то каждый день есть хотят. Когда узнал, что она тоже деревенская -обрадовался:

-Дояркой будешь, доярки в колхозе всегда нужны…

В общем, к 8 часам утра решение было принято, и Галина пошла в отдел кадров увольняться. Кадровик — пожилая женщина только головой

покачала :

-Ох и отчаянная ты головушка. Оттого и бросает тебя из огня да в полымя. Ну, счастливого тебе пути. Плохо будет — приезжай, помогу. Работящая да ловкая ты девка.

Наконец все документы подписаны, получен расчет. Эдик ждал за проходной.

-Теперь куда?

Спросил он Галину.

-А теперь я свободна, как ветер!!! Могу лететь в твою деревню.

-Тогда на вокзал, узнаем расписание поездов. Нас больше ничего здесь не держит!

В тон ей сказал Эдик. Поезд уходил в полночь. Еще было достаточно времени, чтобы попрощаться с Тоней, с девчонками из смены, сходить на рынок и купить подарок будущей свекрови. Эдик говорил, что она очень добрая, веселая. Галина решила, что если это так, она будет называть ее мамой. Свою мать она почти не помнила. Вспоминалось только зеленое платье с очень красивыми маками и колокольчиками, и еще голос, который часто Галина слышит во сне. Может свекрови, и вправду бывают добрыми? Купили мягкую шерстяную кофточку и нарядный цветастый платок. Еще купили на дорогу еды: пирожков, колбаски, лимонаду. Помидоры и огурцы решили взять у Тони. Так за хлопотами и день прошел. Тоня увязалась провожать. У нее были грустные глаза. Это и понятно. Галина-подруга надежная. Хоть работать, хоть отдыхать – хорошо рядом с ней. В вагоне было душно. Им достались боковые места. Сели за стол напротив друг друга. И только тут Галина поняла, как круто опять повернула она свою судьбу. Наутро остановились возле какой-то станции. Эдик на перроне купил горячей картошки. Галина достала из пакета продукты и красиво разложила на бумажной салфетке. Завтракали молча. Каждый думал о своем. Это был их первый семейный завтрак.

Днем много говорили. Эдик рассказывал о своем детстве, о том, какие у них замечательные места — и грибы, и ягоды, и рыбалка… Галина больше слушала. Ей стыдно было рассказывать о том, как обзывала ее мачеха, как таскала за косы, как закрывала в кладовке за двойку. Она немного завидовала Эдику и его счастливому детству. После восьмого класса уехала из дома в ПТУ, и больше туда не вернулась. Сначала скучала по отцу, потом привыкла, а когда была в заключении, то от соседки тети Шуры пришло письмо, что отец умер. Тетя Шура советовала судиться с мачехой по поводу отцовского дома. Только боится Галина суда как огня. Бог с ним, с домом.

Хотя здорово было бы отобрать дом у этой злющей мачехи. Только обиды уж не осталось. Да и мачеха, поди, тоже постарела и присмирела. Подумала-подумала Галина об этом, да и тему закрыла. Не сказала она и про дочку – стыдно, да и какая она дочка — другую женщину мамой называет. Людей на станциях поубавилось. И одеты они были просто. Кто с ягодами, кто с шишками едет. Появились знакомые Эдика. Он всем с гордостью представлял Галину-

-Моя жена. Вот домой едем. Мамка, наверно заждалась…

Скоро в вагоне они остались одни. За окнами -темный густой лес. Даже деревень давно не видно.

Все лес, лес…

Через 40 минут приедем — сообщила проводница и стала собирать пустые бутылки и мусор, ворча при этом.

-Не люди, а свиньи… Намусорят, а я убирай…

Появились огни.

-Все, приехали, сказал Эдик. Собирайся.

Сам он стоял в курточке уж давно. Видно было, что волновался. Из вагонов вышло всего человек 10.Они уверенным шагом проходили по вокзальной площади, и исчезали в темноте.

На перроне остались только Галина и Эдик. Оказалось, их путешествие еще не закончилось. До деревни нужно добираться километров 15.

Ни автобуса, ни машины…

Все попытки Эдика найти хоть какой-то транспорт, провалились. И вот шагает Галина по лесной дороге, раня сучками босые ноги и в душе ругая себя за доверчивость. В деревню пришли уж под утро. Начинало светать. Жиденькая полоска зари была с одного боку затянута тучами, но лучи солнца все равно пробивались над лесом. Деревня, растянувшись вдоль речки, безмятежно спала. Деревня, как деревня. Вон большое здание под железной крышей — наверняка школа. Таких больших зданий всего пяток, а остальное — избы. Где – богаче, где — скромнее. И зелени много. Только не понятно Галине, зачем — ведь лес вокруг. А впрочем — деревня ей понравилась. Понравится ли она, деревне? У большого каменного здания мужичонка в смешной шапочке с ярким помпоном, заводил трактор.

-Это гараж. Толька трактор заводит — коровам зеленку подкашивать.

Сказал Эдик, как будто не три года, а всего три дня не был дома.

Подошли к дому с зелеными облупившимися воротами. Он по – хозяйски просунул в отверстие руку и открыл ворота. Залаяла собачонка.

— Бакс, Бакс, иди ко мне…

Из — под крыльца выскочила маленькая шустрая дворняжка. Видно было, что страшновато ей, но на то она и дворняжка — чтобы двор охранять, чужих не пускать.

-Не узнала…

-С сожалением сказал Эдик.

-Загремел засов, и на крылечко вышел старик в полосатых мятых трусах. Такого оборота дела они оба явно не ожидали.

-Ты кто?

Первым опомнился Эдик.

Старик, смущенно поправляя «семейники», ответил-

-Я то-Леха, Алексей. А ты, должно — Эдик. Варвара тебя еще вчерась ждала.

Встреча с самого начала пошла не так, как представлялось Эдику.

— Ну, заходите, она – то еще не вставала…

Пригласил в избу Леха — Алексей.

Леха появился в деревне года два назад. Сначала угол снимал у Варвары, потом — дело то житейское — объединились. Варвара все откладывала, не писала об этом Эдику — вот так и все вышло…

Леха был худой, длинный, с седыми жиденькими волосенками и вечной щетиной.

Услышав шум и разговоры, из боковой комнатки, торопливо поправляя волосы, вышла полноватая женщина-мать Эдика. Лицо матери сразу же понравилось Галине. Круглое, приветливое. Женщины с такими лицами всегда добрые. Эдик очень походил на мать. Как водится, обняла сына, всплакнула, посетовала:

-Все проклятая водка да дружки… Они-то на свободе, вон у Серегина девка родилась, уж третья…

По поводу Галины мать не о чем не спрашивала. Тогда Эдик сам сказал.

-Мамка, а я женился. Это Галина. Мы сюда совсем приехали, жить. Мать всплеснула руками и слезливо как то произнесла:

-Да я очень рада, наконец-то и у меня дочка есть….

Мать приблизилась к Галине, и неловко расцеловала в щеку.

Галина с Эдиком достали подарки… Матери очень это понравилось.

Взглянув на измученную Галину, она выгнала мужиков покурить, сама же налила в таз теплой воды, принесла мягкое полотенце. Смыв с себя дорожную грязь, Галина надела цветастый халатик и причесалась.

Мать посмотрела на нее и заулыбалась-

-Ты смотри, какую красавицу наш Эдик нашел, не чета нашим девкам! Краля!

Она хотела еще что-то добавить, но осеклась, глянув на Галину. Все прошли в кухню, сели завтракать. Утро,7 часов — а на столе – бутылка водки. Странно это было видеть Галине. Видно это и Эдику не очень понравилось. Но он сдерживался — не его это дело-мать судить.

-Господи, вы же устали, ну — ко, такую дорогу прошагали.

Давайте ложитесь.

Мать показала на дверь, завешанную цветастой занавеской.

-Там постель чистая. Я к приезду Эдика все перестирала…

Комната была теплая, хоть и темноватая. На широкой кровати возвышалась гора подушек. Аккуратно свернув покрывало, Эдик нырнул в постель.

Галина приподняла уголок одеяла и осторожно прилегла с краю. Но Эдик крепко обнял Галину, и она вдруг ощутила себя защищенной, как в детстве, когда рядом были мама и папа. Началась семейная жизнь

Эдик не ошибся. Галину с ходу взяли дояркой. Председатель — низенький, толстенький с бабьим лицом. Всегда — зимой и летом он ходил в куцем пиджачке и в старомодном, с пятнами, галстуке. И прической, и одеждой он напоминал Хрущева. Наверно, не одна Галина это заметила — в деревне так и звали его — Хрущев. Хоть подшучивали — но уважали. В такое тяжелое время колхоз не развалил — людям работа, какой — ни какой — заработок.…Бабы ходили к председателю, как раньше к попу. Где мужа приструнить, где сына. Мужики прислушивались к его мнению.

Председатель приветливо побеседовал с Галиной, разузнал — чья, откуда родом, каким ветром занесло. Погоревал, что такую молоденькую да тоненькую под бадьи да к коровам…. Посоветовал не стесняться, обращаться к нему, ежели что…

Работа на ферме тяжелая — и все время в резиновых сапогах. Только Галине все не по чем. Полюбила она своих коровушек. Добрые ласковые. Услышат ее голос — мычат. У каждой свой голос, свой характер. Ходила Галина по проходу среди коров-песни пела.

Все — то у нее хорошо. И муж есть, — и любит ее, и работа, и ласковая свекровь, а скоро и ребеночек появится — через семь месяцев. Эдик прибегал на ферму, таскал ведрами вонючий силос, убирал навоз. Галине лестно- заботливый….Даже бабы завидовали. Здешние мужики не очень — то вниманием жен балуют. А Эдик-молодец….

Только рано вставать приходилось. Летом хорошо. Проснешься — а птицы уж вовсю песни распевают. На выпасах — трава по пояс. Цветы. Рядом речка. Вода теплая, как молоко парное. После дойки – сразу в воду. Тут тебе и работа, тут тебе и пляж…

А вот зимой — тяжело. Встанешь, поглядишь на обледенелое окно — и обратно в теплую постель залезть хочется…. Навьючишь на себя сто одежек, наденешь резиновые сапоги — и вперед. А они, окаянные,

не гнутся — застыли. Воздух синий — в тумане. Снег под ногами – скрип – скрип — далеко слышно…

А над спящей деревней звезды. Никогда раньше не видела она таких крупных звезд. И у каждой свой, особенный от других, цвет. Скоро Галина их уж и «в лицо» узнавать стала. Интересно — на этих планетах жизнь есть? Или только нам повезло…. А что повезло, нисколько не сомневалась Галина. Такая красота кругом, такой простор! И люди – простые, приветливые.

Перестала Галина бояться тайги. Привыкла — каждый день лесной дорогой на ферму ходила. Люди к ней с уважением — хорошая работница-передовая доярка, и зарабатывала хорошо, и свекровь любила. Все — как мечталось ей о такой жизни, где все спокойно да ладно.

Только замечать стала Галина, что Эдик выпивать стал часто. Да и то сказать -какой мужик откажется, когда наливают. А в доме постоянные застолья. Леха — Алексей с утра в подпитии, и свекровь рядышком. У них все дела сделаны — свое отработали, пенсию получают.

Как то так получилось, что все домашние работы на Галину свалились.

Эдик работал на пилораме. Хорошая работа, и платили исправно. Придет, бывало с работы, а от него так вкусно свежими досками пахнет.

Галина к зиме старалась насолить и наготовить всяких овощей. Семья то большая…. Урожай небывалый – и овощи, и грузди. Ездили с Эдиком за речку за груздями. Привезли чуть не полную лодку. Насолили — всю зиму можно есть груздочки….

Очень нравилась Галине осень. Радовалась урожаю, не жаркому солнышку. Свекровь, узнав, что Галина ждет ребенка, часть хлопот по уборке урожая взяла на себя. Вместе рыли картошку, ссыпали в мешки. Та строжила невестку:

-Ты зачем опять ведра таскаешь? Сама я, сама …

Собрав кучу ботвы, она усаживала Галину на свой пиджачишко:

-Посиди маленько. Огород от нас не убежит.

Галина и вправду, очень уставала. То жутко болела спина, то отекало лицо. Как- то, послушавшись свекрови, решила передохнуть. Откинувшись на спину, стала глядеть на небо. Над деревней плыли облака.

Белые, пушистые… Они меняли очертания, догоняли друг друга, рассыпались на мелкие облачка, собирались в плотные тучи…

-Ветер гоняет… Вот и меня тоже каким-то ветром сюда занесло.

Впрочем, менять что-то ей не хотелось.

Хотелось дождаться ребеночка, хотелось…она даже не знала, что ей еще хочется. Хотелось просто жить, как живут ее соседи, друзья. Ходить на работу, получать зарплату. Радоваться жизни — солнцу, хорошей погоде. Хотелось, чтобы Эдик был всегда рядом и трезвый…А что еще нужно женщине для счастья?

А Эдик все больше увлекался пьянкой. Галина это видела, но ничем своему любимому не могла помочь.

На работе его предупредили — не перестанешь пить – уволим. Присмирел ненадолго.

Надумала тогда Галина уйти жить отдельно. Эдика убедила быстро. Он и сам понимал- с ребенком у матери жить будет трудно. И матери с Лехой –беспокойство, и Галине с ребеночком — тоже. Присмотрели заброшенный домишко. Спросили разрешения у председателя. Он одобрил это решение. Подремонтировали, печку новую сложили, забор поставили — любо дорого домик получился. Очень гордилась Галина своим домом. Это не тюремная шконка, не койка в общежитии, и даже не угол в доме свекрови- свой дом! И ничего, что мебель не новая, и нет ковров — это был ее дом. Эдик тоже радовался — даже пить перестал, мастерил разные полочки, столы – благо — работал на пилораме, но ненадолго. Только – переехали — вновь запил. Целыми сутками пропадал в доме мамки. Галина, увлеченная созданием уюта в собственном доме и подготовкой к рождению ребенка как — то меньше обращала на это внимание. Уйдет к матери — а она даже рада. Занимается тихонько своими делами, и на сердце так спокойно — не волнуется — где ее Эдик…Когда впервые это заметила-испугалась — когда ушла любовь, она и не заметила.

А может, и не было любви? Может, это все придумала она?

Что такое любовь — это каждый понимает по- своему. Только знала Галина — повернись жизнь еще раз- снова бы поехала с Эдиком в глушь….Ведь были же счастливые дни, когда душа от счастья пела, когда прорастали за спиной крылья….А кто знает, сколько длится любовь? У Галининой любви короткая жизнь. Так судьба распорядилась, решила Галина и успокоилась. Будь что будет, и стала ждать ребеночка. Уж он-то не предаст.

Как-то вечером Эдик как всегда ушел к мамке. Галина не возражала. Еще и пирогов отправила – закусывать – чем-то надо. Прилегла и уснула. Проснулась от нестерпимой тянущей боли внизу живота. Прислушалась к себе. Но боль прекратилась. Началось — подумала Галина и начала собираться. До дома свекрови — добрый километр. Проваливаясь в сугробы, наконец-то добралась. Открыла дверь – а там дым коромыслом. Эдик в одной майке, лицо как кумач.

— О, Галина пришла!!!

Радостно закричал он.

Но вдруг увидел искаженное болью лицо.

-Что, началось?

Только и спросил он…. Схватив одежду в охапку, он побежал за фельдшером. Та прибежала на удивление быстро. Но в сумке с большим красным крестом, были только какие – то формуляры, которые она тут же начала торопливо заполнять на кухонном столе среди бутылок и закусок, изредка спрашивая Галину — как она себя чувствует. А как может чувствовать женщина, которая вот-вот родит…

Наконец пришла машина. Шофер всю дорогу гнал, чтобы не принимать роды в машине. В приемном покое районной больницы началась суета. Дежурный врач крыл всех и вся разными словами, называя Галину — «матушка деревня…»

А ей было все равно, хоть как называй, только помоги…

Галину положили на каталку и повезли по длинному белому больничному коридору. Она впервые была в таком нелепом и беспомощном положении и все твердила-

-Я сама, сама дойду…

От дикой, разрывающей тело боли она была почти без сознания. Только бы скорей…. Все вокруг нее бегали, хлопотали, гремели какими – то инструментами, а она ждала плача ребенка. Слышала слова – «Девочка», »асфиксия», стремительные роды…

И, наконец – писк, похожий на писк котенка…

Наутро Эдик с большой банкой молока бегал вокруг роддома и кричал-

-У меня там жена и дочь, почему не пускаете? …Галина подошла к окну и показала Эдику маленький кулечек-дочку. Видно было, как рад муж рождению дочери. В сердце Галины снова потеплело.

Доченька была чудесная. Крохотные, совсем прозрачные пальчики, длинные реснички и темные волосы…. Она смешно показывала язык и тыкалась в разбухшую грудь. Кряхтя и двигая тонюсенькими ручками, она вызвала такой прилив нежности, что по щекам потекли слезы. Наверно впервые осознанно вспомнила Галина ту, рожденную ею, первую дочку. Как лежала в тюремной больнице, как радовалась — не дочке, а хорошему отдыху, чистой постели, уходу. А девочку, дочку, какая она была — даже и вспомнить не может…

-Господи, прости меня за мои прегрешения тяжкие…

Впервые обратилась она к Богу. Хотя знала — такой грех — не отмолишь…

Через неделю Галина с дочкой были дома. Положенный декретный отпуск закончился, и ей пришлось снова пойти дояркой. Эдика все — таки поперли с работы, и он почти все время пропадал у мамки. На ферме она уже не пела. Не до песен… мысли все время вертелись вокруг дочки: как там Варюшка? Ее она оставляла с вечно пьяненькой свекровью — не дай Бог -уронит… или еще что….Но слава Богу — все обходилось.

В три года Варюшка пошла в садик. И только тут Галина поняла, какое страшное наказание придумал Господь за их грехи. У Варюшки глубокая умственная отсталость — последствия асфиксии, последствия стремительных родов. Дети в три года уж стихи читают, а Варюшка – только жестами изъясняется, да, «ням -ням»-говорит. Она уж давно это примечала, да все гнала от себя такие мысли. От такого потрясения Галина не ела и не спала полмесяца, потом успокоилась и начала оформлять пенсию. Пенсия — она и в Африке пенсия. Лишний кусок Варюшке.

Как то забежала к свекрови, а ее Эдик на кровати с какой-то лахудрой спит. Ничего на сказала, а просто чемодан собрала, да за дверь выставила Все, не до Эдика -дочку поднимать на ноги надо.

В школу Варюшку не приняли — определили домашнее обучение. Ходила к ним учительница три раза в неделю. Выучила Варюшка буквы, счет до 100,цвета называть стала. А Галина ее домашним наукам учила — пол мыть, суп варить, в огороде работать. Понимала — ученой Варюшка никогда не будет, а житейские науки пригодятся.

Так и стали жить вдвоем. Иногда приходил Эдик. Галина его не привечала, но и не гнала — отец ведь…. Бывало, накормит, обстирает… Жалко ей его. Вместо сильного, красивого мужика–опустившийся, вечно пьяный человечишка.

Давно уж она определила для себя: — и ума, и ловкости, и житейской мудрости у нее хватит, чтобы спокойно с дочкой жить.

А свекровь как – то быстро умерла. Горевала по ней Галина. Хороший человек была свекровь. Не много таких людей на Галинином пути встречалось. Не пила, так до сих пор живая бы была. Как то Эдик принес Варюшке щенка. Смешной, мохнатенький. Подполз к Варюшкиным ногам, да так и замер…

-Какой велный, — засмеялась Варюшка. Вот так и стал щенок Верным.

Только одна беда немного уляжется- другая идет….Заболели у Галины ноги. К врачам обратилась, а они в областную больницу направили. Там поставили диагноз неутешительный — рассеянный склероз. Пенсию дали. Да разве в пенсии дело.

Кабы здоровая была — побежала бы на ферму, кормила да доила своих Буренок да Пестрянок. Снова бы песни пела. Подвели ее ноженьки…. А так — жизнь – то все равно хорошая…. И кто это сказал, что жить легко?

А у нее семья -дочка. Домишко свой. Вот стены с Варюшкой новыми обоями оклеили. Красиво получилось. Телевизор и холодильник купили. Галина все песни знает — целый день зимой возле телевизора сидит. Иногда и сама поет и Варюшку песням учит. Очень уж им песни про любовь нравятся. А что — любовь она штука хорошая. Только трудно с ней…. Но и без любви тоже плохо. Так уж Богом придумано. Была она как то в Храме, свечки поставила, и за здравие и за упокой помолилась. Так на одной иконе написано — Бог есть Любовь. Значит главнее всего-Любовь.

Галина вздохнула.

-Что-то засиделась с тобой, Верный. Вон заря уж встает. Поживем еще. Варюшка выросла, мамкина нянька. Не бросит, не оставит…. А дальше будь что будет – будь что будет.

Верный давно уж мирно спал в будке. Возле него валялось полено, брошенное в сердцах Галиной. Трава блестела от росы. Золотые корзинки подсолнухов перевешивались через изгородь на улицу.

— Надо подвязать, а то ребятишки собьют. Ладно бы ели, а то бросят, думала она, входя в тепло дома.

РАЗ-КАРТОШКА…

Лиза переставила ведро и села удобнее. Тусклая лампочка освещала угол подвала, где

С осени лежала картошка. На полке у стены в три ряда стояли банки с соленьями и вареньями.

-Уже весна, а у меня — полный погреб заготовок. И картошки много. Вот расти начала.

Придется перебирать.

Лиза вытащила целую груду сросшейся, сплетенной ростками картошки, и начала отрывать их и по одной кидать в ведро.

-Раз, картошка, два – картошка…вспомнилась детская считалка–

Когда-то, кажется, совсем недавно, ее веселая дочка Верочка помогала так же перебирать картошку. Чтобы было не скучно, пела песенки и читала стихи. С того времени и осталась в памяти считалка. Лиза глубоко вздохнула. Как быстро пролетела жизнь…Как много пережито…А начиналась так хорошо: легко, красиво.

С Михаилом познакомились на танцах в Добрянах. Веселый, красивый гармонист очень понравился Лизе. Целый вечер танцевали, выбегали целоваться за клуб, держались за руки, целовался он здорово! Лизе казалось — никогда еще не встречала она такого парня…После танцев он пошел ее провожать, да так и не ушел больше…

Утром мать с отцом обнаружили в кровати донюшки, как называла ее мама — парня. Поругали, постыдили для приличия, да сыграли свадьбу. Три дня гуляли всем селом. Самогона выпили не одну бочку. В Белоруссии в каждом доме– спиртзавод. Прожили год с родителями и поняли — надо жить отдельно.

Хоть любила теща зятя, а самостоятельности не было. Все по указке: — куда идти, куда не ходить, что есть, что пить…

Хотели в Добрянах хату строить, да племянник Михаила приехал с Севера. За бутылкой самогона рассказал о том, что в лесокомбинате шофером работает — деньжищи зарабатывает, какие в Добрянах и не снились!

И рабочие на комбинате всегда требуются. А трактористы — и вовсе нарасхват.

Послушали — послушали они про сладкую и богатую жизнь, да прямо с племянником и рванули на Север.

Нахлебались той богатой жизни — через край.

Отправили их с Михаилом на лесоучасток. Он- трактористом трелевочника, она-сучкорубом. Других женских работ на лесоучастке не было. Как то смотрела она кино »Девчата, »так там игрушками занимались, а не работали.У них же на участке

рабочий день начинался в темноте,и заканчивался так же.Вспоминать страшно,как по пояс в снегу, в тайге, целыми днями махали женщины топорами, срубая сучки.Домой придешь-а мороз внутри тебя, -никак не выгонишь. А дома холодно, вода в ведре застыла, за стеной барака, какой то пьяный с женой отношения выясняет…Другие ,привыкли, а Лизе с непривычки, -тяжело. Там она научилась ругаться трехэтажным матом, работать топором, как заправский плотник, не бояться ни бога, ни черта. Сюда ехали такие же неустроенные или обделенные жизнью люди. Много бывших заключенных. Были и молодые, как Лиза с Мишей. За лучшей долей приехали.

Постепенно познакомились, появились друзья. Вместе бегали на танцы в клуб, в кино. В праздники собирались семьями. Ездили на рыбалку, купаться, за грибами да за ягодами. Скучать стало некогда.

Все участвовали в Агитбригаде, ездили с концертами в соседние лесоучастки.

— А какой был голос! Всегда на «бис»вызывали. Особенно с песней»Гуцулочка.»В расшитой мамой кофточке, стройная, красивая, выйдет на сцену — все сразу захлопают…. Эх, молодость…вздохнула Лиза.

Многие завидовали Мише.

Только Лиза — ни-ни.… Ни разу не пришлось Мише усомниться в ее верности. Любила она его, даже запах его пота любила. Уснет он после работы, а она к нему приляжет скраешку кровати и дышит, вдыхает его родной запах.

Лизе от этих воспоминаний всегда становилось как-то не по себе. Будто раздевалась

Перед растворенным окном — неловко, и в то же время приятно. Сейчас на каждом углу,

В каждом кино-секс, секс… Такое покажут, что ей, Лизе, прожившей жизнь, неловко становится, а тогда и слова — то такого не знали, а любили не меньше.

И детей рожали, и свадьбы справляли. Весело…Хорошо жили. Может, не все. Может это кажется…Только вот Лиза с Мишей, как у Христа за пазухой прожила.

После работы мужики соберутся — пьют. Михаил же редко принимал в пьянках участие. Чаще — отдыхал дома — спал. Лиза не ворчала. После работы пусть отдохнет. А то пристрастился к охоте. Да и то, правда — в Сибири жить — охотником быть. А ей надо сварить, печку натопить, состирнуть что-то… Все, как у всех замужних женщин. А ее Миша-молодец .Дров наготовит, печку истопит за водой к реке сходит….жалел. А тут, еще беременность. Правда, после того, как стала на учет — перевели на работу в садик, нянечкой на легкий труд. Думала -временно, оказалось — на всю жизнь. И никакой это не легкий труд- это тяжелая бабья работа.

Только тот, кто работал — поймет. А ей понравилось возиться с детьми, хоть и — с чужими. Да и свои ребятишки под приглядом, и к дому поближе — не лесосека…

С жильем определились — вместо комнаты в общежитии-дали квартиру в щитовом доме. Тут уж Лиза, развернулась! Купила капроновую тюль, мебель, ковер.

Такой роскоши в Добрянах она за всю жизнь бы не заработала.

Пришлось с художественной самодеятельностью завязать. Думала, на время, да больше не пришлось…Сейчас зовут в хор Ветеранов- все не насмелится.

Последний раз выходила на сцену, когда была на пятом месяце. А Миша — еще года два бегал на репетиции.

Михаил работала Лиза нянчила Веру-первую дочку. На Севере весна – словно сказка…

Проснется Верочка-Лиза ее покормит и выйдет на крыльцо. Птицы поют — заслушаешься.

И люди вокруг знакомые, и поселок, и река, и тайга…

Как-то незаметно полюбила она Север. Один за другим родились Митя, Алеша и Сережа.

Здоровые и крепкие «бульбаши» больших хлопот не доставляли. «Бульбашами» их Миша называл. Белорусы все-таки, да и картошку любят. И сами — как картохи в гнезде. Все в кучке — и мамка с батьком рядышком, — помогают, поддерживают: растите, дитятки.

Конечно — семья большая, одной картошки — ведро на день надо. А пацаны ничего — лопали себе картошку, и росли, поддерживая друг — друга. Не раз старшие за младших дрались. Лиза ругала за драки, а Миша все говорил — Молодцы, не давайте друг друга в обиду .По одному- любого заклюют. А вот всех — не смогут.

В деревне их так и звали – «Бульбаши» , и побаивались. Крепкие и дружные ребята. Но дрались они редко. И хоть ремешок у отца всегда висел в углу — снимали его в исключительных случаях .

Раз Алешка стащил у отца ружье и патроны и отправился с друзьями на охоту. Патрон бракованный попал– ружье разорвало, порох врезался в кожу лица, а лицо было ,не лицо- сплошной ожог. Срочно нужна была медицинская помощь. Тогда река еще и не вскрылась толком. Ехали на моторной лодке, отталкивая льдины веслом. Сейчас вон и «скорая»,и «реанимация», в каждом дворе не по одной машине, а тогда….Как хоть из глаза порох вытащили…. Залечили ожоги, а порох на правой щеке и до сих пор виден.

Михаил тогда крепко выпорол «охотничка», но больше от страха за него. Ребятня — настоящие сибиряки: — охотники, рыболовы. Такие детинушки вымахали — кровь с молоком. Залюбуешься. И работяги. Наша с Михаилом кровь, наша наука.

Уехали, разлетелись кто куда. Алексей — еще дальше на Север подался — на Ямале газ добывает. В Новый год с женой приезжал на огромной машине — Джип называется. Раньше только американцы на таких ездили. Сергей в армии на сверхсрочную остался, а Митя с женой в Петербург укатил. На каком – то заводе работает. Корабли ремонтирует.

Лиза поднялась и погладила затекшую спину. Прямо перед глазами стояла банка с клубничным компотом. Лиза потянулась к ней.

-Достать Санчику, он компотики любит….

Взглянула на часы:

-К его приходу управлюсь с картошкой. Ростки завтра уж выброшу…Да…Нету Миши, Некому в таких делах помочь…

Жизнь у Лизы с Михаилом катилась ровно и прямо. Все, что планировали – сбывалось. Захотели дом построить — лесоучасток выделил стройматериалы.

Добротный, крепкий дом. И зал, и кухня, и комната для мальчишек, и комната для Веры. А уж веранда — загляденье! Вся стена стеклянная! Денег и на обстановку хватило. Первое время Лиза ходила по дому, словно в музее — все не верилось ей, что ее это дом. Что она в нем хозяйка.

Приезжали родители из Белоруссии. Радовались, как хорошо их донюшка на Севере живет. Сами в Белоруссию ездили редко — дети, хозяйство, работа….

Да и что делать там, когда вся жизнь с Севером связана?

Хорошая спокойная жизнь закончилась после смерти Михаила — такой нелепой и страшной. Да разве смерть бывает не страшной?

Как то на день рождения подарила Лиза Михаилу часы. Командирские» называются.

-Ты у меня — глава семейства, значит — командир, тебе и носить командирские часы, — шутила Лиза.

В тот день Лиза встала утром и стала умываться. Мишины часы лежали на полочке.

Как получилось, она в толк не возьмет, только упали они в раковину. Когда подняла Лиза часы, оказалось, что стрелка отвалилась, и часы не идут.

Тогда не придала значения, а сейчас знает точно — так было Богом определено.

Закончил Миша свою командирскую миссию на земле.

За ней последовала череда смертей, как будто кто сглазил их семью.

Уж семнадцать лет нет Мишеньки, а нет дня, чтоб не вспомнила Лиза его. Когда его не стало, поняла Лиза, что Михаил был фундаментом, на котором держалась их семья. Не стало Михаила — и их семью закачали большие и малые бури и несчастья.

Трудно Лизе одной. Так хочется, чтоб хоть приснился он. Хоть бы одним глазком увидеть… поговорить с ним. Спросить — как он там, не встречал ли Максима, Светланку, Дашеньку, Веру…А может это он их всех к себе позвал?

Максимку он уж больно любил…

Погиб Михаил нелепо…

В субботу топили баню. Лиза стряпала вареники. На такую ораву вареников надо много. Михаил надернул старые галоши и пошел подбросить дров в каменку. Не почувствовала Лиза несчастья, не услышала она предсмертного стона -у ребят в комнате вовсю гремела музыка. Возможно она, Лиза, в момент смерти Миши подпевала мелодии…

Когда хватились — было уже поздно. Поскользнувшись на первом выпавшем снежке, он ударился головой о вбитую у крыльца скобу для очистки ног от грязи. Сам же и вбивал, чтоб ребятишки грязь домой не несли.

Лежал он на боку, откинув жилистую руку, в которой лежало небольшое березовое полено, другой рукой он прикрыл глубокую рану на голове. На большом пальце, измазанном кровью, четко вырисовывалась наколка — буква «Л» Это ее, Лизу хотел он увековечить когда то…

Сильно убивалась по отцу Вера. Очень уж он ее любил и баловал. Вот и добаловал…В девятом классе заявилась домой с женатым мужиком, и заявила:

-Мы поженимся!

Свадьбу играли, когда она уж на шестом месяце беременности была. Господи, сколько стыда, мук вынесла Лиза с Верой! Миша заступался за нее. Напоминал Лизе о ее замужестве.

-Ну чего ты шумишь. Дело молодое.

Помнишь, как мы – то поженились…А не поживется — Сейчас никто не неволит. Разойдется, и дело с концом. И дитенка вырастим. Вона погляди, каких богатырей вырастили. Один другого краше. Ниче… Лишь бы Верку не бил — не стерплю…Башку тогда зятьку оторву!

Зятек Димка был так себе. Работать не любил ни дома, ни на производстве. Что надо сделать дома — картошку садить, забор поправить — алкашей наймет. Да приговаривает еще:

-Я не лошадь. От работы кони дохнут.

Жить стали сразу отдельно в бараке. Как не придешь — всегда компания. Лиза пыталась воздействовать на них, но ей было четко сказано — командуй в своем доме, а к нам — не суйся.

Михаил с удовольствием возился с внуком. Научил водить мотоцикл, посадит его за руль, а сам сзади сядет.

Глядите, люди, какой внук у меня!

А Вера еще Светлану родила. Точная копия Веры. Сама она после вторых родов расцвела, похорошела. Лицо свежее, чистое. Загар к нему не пристает. А фигурка -модель да и только. Лиза все наряды для дочки покупала сама. Много ли зарабатывал зятек. Работал он шофером. Зимой в дальние рейсы ходил. Вот и завела Вера себе кавалера. Зять — в рейс, а кавалер — тут как тут. Однажды вернулся пораньше, да и застукал голубчиков в теплой постели…

Погонял любовничков с ружьем, да к прежней жене вернулся. Та приняла, как будто только этого и ждала. А Верка с хахалем сошлась. Механик хороший, и человек спокойный оказался. Только разбаловалась Вера с Димкой, первым мужем. Полюбила праздники, веселье, подружек.

Все — гуляночки… Сашка, новый муж — никак отучить не мог. Только он за порог -подружки- тут как тут. Внуки подросли незаметно.

Сразу после выпускного Максима взяли в армию. Михаил был еще жив. Он провожал Максима до пристани. Вера тоже увязалась с ними. Размазывая пьяные слезы и сопли говорила сыну:

Я больше тебя не увижу…

-Замолчи, дура, еще накаркаешь…

Говорил Вере Михаил.

Но оказались те слова правдой. Убили его в Абхазии. Через сорок дней после смерти деда, Максима привезли в цинковом гробу. Строгие военные не дали открыть гроб, последний раз проститься с Максимкой. И кажется все Лизе, что не Максимка там лежит, а кто-то чужой. А их Макс, приедет домой забежит во двор, и, сразу же к мотоциклу, как бывало. Светланка, так же рано расцвела. Но все-таки школу закончила. На продавца выучилась.

За прилавком стоит – не девка деревенская, — королева!

Приехал как-то в поселок на уборочную парень из городских. Увидел Светланку- влюбился без памяти. И песни ей пел под гитару, и подарки приносил. А она только смеялась да нос воротила. Лиза старалась что-то присоветовать, да разве молодые слушают старых. А от Веры толку нет. Ей бы со своей жизнью разобраться. А Светланка — найдет другого ,коль этот не нравится. Не перевелись еще на земле мужики. Они, как пароходы- этот ушел, другой на подходе.

Уборочная закончилась, а дней через десять Женя обратно приехал.

-Не могу без Светланки, люблю больше жизни…

Уговорил-таки внучку, — согласилась выйти за него замуж. Знать, больше для виду кокетничала.

Что ж,- совет да любовь. Собрали небольшой вечер — только для близких, — посидели. Так не хватало в такой момент Миши с его мудростью, поддержкой, да и просто гармошки не хватало.

Ребята так и не выучились играть на ней. Зачем? У каждого магнитофон, телевизор…

И не верится, что когда-то шли люди после работы в холодный клуб, чтобы услышать пенье Лизы – сучкоруба ,игру гармониста-тракториста Миши…

Стоит Мишина гармошка на шкафу. Каждую субботу бережно обтирает Лиза пыль с кожаного черного футляра. Разглядывает на нем знакомые царапинки…

Уехала Светланка, а на душе так тоскливо, хоть вой. Парни все разъехались, Михаила и Максима схоронила. Ради чего жить? Ушел ее любимый туда, где нет ничего, кроме могильной тьмы. Ушел и унес свою любовь…А Лизина- при ней осталась. Наверное, если бы меньше любила она его, легче бы было. А то так порой невыносимо…

Только жизнь решила подарочек сделать- Вера еще дочку родила — Дарьей назвали- дар божий.

В девять месяцев пошла Дашенька ножками, в полтора года предложениями заговорила. Лизу-«бабучкой» называла. Оживать стала Лиза, отогреваться душой.

Только опять беда — да еще, какая…Светланка погибла. В городе работала она на хлеб комбинате. Как- то возвращалась ночью с работы. Напали на нее двое. Ограбить хотели. А у нее только и богатства, что колечко да сережки, что Женя подарил, да пятьсот рублей денег. Зарезали…

Не может старая Лиза вспоминать об этом без слез….

Господи, не жила ведь совсем, как у них руки не отсохли такую красоту губить…

Сейчас Лизе умирать нельзя- надо правнука на ноги поднять- больше некому.

Верка -после смерти Светланки запила по -черному. Помучился-помучился с ней Сашка,

Плюнул, ушел жить к матери.

На день Победы- выходные. Уехал Сашка на рыбалку с мужиками, а она, Лиза, поехала в райцентр, в церковь.

Поставила и за здравие и за упокой свечки, поплакала, отстояла службу в церкви, на площади в райцентре послушала военные песни. Не каждый день так отдохнешь.

Приехала поздно, устала. Подарки для Дашеньки собрала, пошла к Вере.

Дверь закрыта -никто не отвечает. Напилась и спит, наверное. Разбудишь — опять пойдет по деревне блудить…решила Лиза.

А утром разбудила соседка Веры. Оказывается, та оставила Дашеньку одну, а сама к подружайкам своим ушла. А Даренка каких – то таблеток успокаивающих наелась. Наверное, думала — конфеты.

Много их выписывали Вере после смерти Максима… Мама вовремя хватилась бы, спасли бы Дашеньку, а она пришла пьяная — видит-спит ребенок. Легла рядышком.

Утром проснулась – а Дашенька мертвая.

Похороны пришлось делать Лизе. Верка мертвецки пьяная валялась на кровати и скулила, как щенок. У Лизы к Вере даже злобы не было. Страшней наказать себя нельзя придумать. Да видно Бог рассудил по — своему.

Не успела Лиза раздать долги с похорон, как опять пришлось занимать. Вера по пьяному делу повесилась….

Когда-то начищала Лиза ведро картошки, а сейчас – маленькую кастрюльку. Даст Бог подрастет Санчик — снова едок появится. Он и сейчас картошку любит. Бульбаш растет…. Изредка вспоминает Лиза о Добрянах, о Белоруссии. Говорят, не любят сейчас там русских. А мы — кто? Родились в Белоруссии, а всю жизнь прожили здесь, в Сибири. Кто Михаил, Сергей, Митя, за что погиб Максим? Нет, что- то тут не так. Не разобрать старой Лизе политических игр, да и не до них ей. Скоро придет Санчик — надо пожарить ему картошки.

Даст бог — закончатся несчастья. Сколько же можно испытывать Лизу…. Подрастет Санчик, и снова в доме зазвучит музыка, снова в доме будет собираться молодежь. Снова Лиза будет стряпать гору вареников, и все бояться – вдруг не хватит…. Должно же когда-то….

ХРИЗАНТЕМЫ

Лена пинком закрыла калитку. Под ноги ей подкатился щенок.

-Еще ты тут будешь …без тебя тошно!

Проворчала Лена, и тихонько пихнула ногой щенка, хотя и понимала – он, здесь не при — чем. В дом вошла тихо, сняв туфли. Еще мамуля проснется, расспрашивать начнет…

Но мать, умаявшись на огороде, спала. Лена прошла на кухню, там горел свет.

На столе, под салфеткой — сковородка с жареной картошкой, на тарелочке — розовое сало с чесночком. М-м-м… Ей так захотелось есть, что даже зубы, казалось, зачесались! Подвинув поближе к столу табуретку, начала есть картошку с ароматным, богато сдобренным чесноком, салом.

-Все равно, не целоваться…раздраженно подумала она. И все – эта фифа городская — болонка кудрявая…

Злость ее так и распирала. Хотелось сделать что – то такое, чтобы и эта Валька, и Генка

Поняли — с ней нельзя так! Ведь все было замечательно. С Генкой дружили уже несколько месяцев. Ходили в клуб на танцы, ездили в соседнюю деревню, в бар…

Как то само собой шло. Лена, к этому не прикладывала усилий. Мамуля, та уж и о свадьбе поговаривала. Правда, Генка пока об этом не заикался. А Лене -и так хорошо.

И тут, в один момент — все переменилось. В поселке, появилась Надька… Лена, видела ее в магазине – ну, девчонка, как девчонка. Волосы кудрявые, носик вздернутый — ничего особенного…

А вот Генку чем-то зацепила. Вместе, видите ли, работают. Вместе с работы идут — смеются… Он – бригадир. Она — ветврач. Вечно какими-то лекарствами воняет…

Тоже мне — коновал… Лена, оскорбленная до глубины души, прогнала Генку, обругав его

Вонючим Казановой. Пришлось тащиться через весь поселок, домой — одной.

-Да пошли они!

Решила Лена, и направилась в свою комнату. Долго ворочалась, придумывая различные планы кровавой мести, наконец — задремала.

Утром ее разбудила мать-

-Вчера тебя не дождалась. Хотела поговорить с тобой. Скоро ведь, день твоего рождения. Как собираешься отмечать? Может, дома? Пригласим тетю Зину, девчат с работы… Я вчера рецепт нового салата записала…. Греческого…

Тортик испеку…

Лена любила торт Наполеон, который замечательно пекла мать. Та всю жизнь работала поваром в детском саду, и готовила — пальчики оближешь!

-Точно! А я — совсем – совсем забыла, что у меня — день рождения! Мамулечка! Ты —

прелесть! Конечно, все, как ты скажешь!

В голове Лены мгновенно возник коварный план. Уж я им устрою! Придется Генке забыть про эту городскую фифу… После этого Надька его к себе на пушечный выстрел не подпустит! По крайней мере — она, Лена, так бы поступила.

И Лена стала готовиться ко дню рождения. Пригласила подружек, не забыла и Генку.

Мамуля, как и обещала, испекла любимый торт, наготовила множество салатов, закупила водочки и шампанского. Лена же, красиво накрыла стол, продумала — как усадить гостей, чтобы им было удобно, и, чтобы Генка сидел рядом с ней.

Вечер наступил как – то быстро. Лена только успела причесаться, да чуть – чуть подкраситься. Косметикой она не любила пользоваться.

-Я и так красавица! Говорила она подругам. Пусть те, кому надо что-то скрывать, гримируются… Полюбовалась на свое отражение в зеркале.

-Принцесса! Только где этот принц, с которым ей под венец идти? Для кого наряжаюсь?

Но сегодня — особый день. Девятнадцать полных лет, да еще — надо быть во всеоружии, чтобы Генку охмурить. Что ей это удастся, она и не сомневалась. К семи часам пришли родственники — тетя Зина, с уже поддатым, дядей Сережей. Тетя Зина была страшно занудливая, зато дядя Сережа — классный мужик! Он так и сыпал шутками-прибаутками.

Горазд был и на приколы. Вот и сегодня, кроме традиционного подарка-конверта с тысячей рублей, принес огромный кочан капусты. Хоть и знала Лена своего дядьку, но к его шуткам оказалась не готова.

-Держи, капусту, племяша! Тебе еще ее много съесть надо…

-Да у нас своя есть! Зачем она мне ?

Дядя Сережа развел руками:

-Так что же ты тогда ее в детстве мало ела? Сиси-то не вырастила? У моей Зины — О — Тьфу, тьфу, на себе – не показывают! Думаешь, отчего? Кажинный день капусту ест. Еще и меня заставляет. Авось, думает, и у меня что – нето подрастет…

Тетка замахнулась на мужа рукой:

-Господи, дал же бог балобола! Когда только угомонится!

-Я и в могиле ногой дрыгну! В аду, говорят, кочегара нет, так туда устроюсь! Как ты в ад –то попадешь, я побольше дров подкину по блату. За все годики отыграюсь!

Тетя Зина только рукой махнула — не переделаешь. Точно, и на своих похоронах, какую ни будь шутку, придумает.

В общем, вечер обещал быть веселым.

Пришли девчата, и дом наполнился шумом. Дядя Сережа веселил всех. Парни, подарили

Сотовый телефон. Девчата — сумочку. Все гости в сборе, не хватало только Генки.

Лена выходила во двор, прислушивалась — нет, не идет… Все рассмотрели подарки, чуть -чуть подождали, и сели за стол. И здесь дядя Сережа пытался шутить, но тетя Зина сидела рядом, и то и дело, одергивала его. Возле дома прошумела машина, и через минуту, Генка собственной персоной, возник на пороге с букетом белых хризантем.

-Простите, простите, что опоздал! В райцентр ездил!

Оправдывался Генка. Как водится, ему налили штрафную. Потом дядя Сережа, на правах будущего родственника, предложил, выпить за именинницу… Потом — все вместе… Вечер, только начался, а Генка уже пьяный. Это совсем не входило в планы Лены. Хорошо, что Светка предложила потанцевать. Все разбились по парам. Одной мамуле — нет пары. Лене было обидно за мать.

-Иди, пригласи маму…

Сказала она Генке. Потанцевали, и, – снова за стол. Томка придумала лотерею. Смысл игры заключался в том, что играющие должны были пить из разной посуды-ложки, тарелки, ведра… еще потанцевали. Генка протанцевал с матерью пару танцев, и свалился, как мешок, в кресло. Развезло. А вечеринка пела, плясала и шумела на все голоса. Дядя Сережа пел частушки, и успевал опрокидывать в рот рюмочку за рюмочкой, обнимать девчонок. Только двоим — матери, и Генке, не было ни до кого дела. Мать тихонько ушла в свою комнату, и прилегла. Уж очень устала. А Генка — свалился от такой порции выпитого, что и нужно было Лене.

-Пусть спит до утра. Утром, когда доярки на дойку пойдут, разбужу. Посмотрим, что скажет ему его городская фифа.

Что доярки сообщат ей о том, где ночевал Генка, — к гадалке не ходи. Сразу же, как только узнают…

Долго еще веселились гости на Ленином дне рождения, наконец – собрались домой.

Первыми, как водится, ушли пожилые, — тетя Зина, С дядей Сережей. Молодец, все — таки ее дядька! всех перепил, и ушел своими ногами.

-Старая закалка и ежедневная тренировка! Я, старый хрен, должон каждый день свою дозу принимать! А она – не понимат! Это — мой илексир жизни!

Кричал дядя Сережа.

После его ухода стало скучно. Сразу же ушли Томка с Витькой, Светка с Андреем… Лена вышла проводить друзей. Осень в деревне — чудная. В палисадниках — калины да рябины, как фантастические цветы. Пахнет развороченной землей и свежим сеном. Деревня спит. Редкие огоньки в окнах… Фонари, — какого то неестественного, красного цвета, от этого — на небе — тревожное зарево. Тишина. Только изредка собаки лают. Постояли под фонарем, посмеялись, вспоминая шутки дяди Сережи. Распугали своим смехом котов… Парни были изрядно пьяными, поэтому девчата потащили их скорее домой, а то еще придумают на какое — ни будь место приключений.

Лена вернулась домой. В доме — как после побоища. На столе – остатки пиршества:

Не допитые рюмки, пустые бутылки, куча грязных тарелок. Лену всегда удивлял итог праздника — разочарование и опустошенность. Еще в детстве, совсем малышкой, она

Поняла, что ожидание праздника, лучше, чем сам праздник. Вот Новый год… ждешь его, готовишься, украшаешь елку, дом. Наряд себе сочиняешь немыслимый.… И все это как то радостно, весело! А, наутро проснешься, Новый год наступил, и снова все — по старому.

Вот и день рождения…Целый день с мамулей трудились — прибирали в доме, готовили.

Сколько лука, морковки и картошки почистила! А в итоге — развороченный стол, и пьяный Генка в кресле. Лена вспомнила, что не пила чай. Гостей угощала мамулиным тортиком, а сама, не попробовала. Да, незавидная судьба у именинницы! Сходила на кухню, налила себе чай. Удобно уселась с ногами, на диване, напротив кресла, где сидел Генка. Тот спал, откинув назад голову, приоткрыв рот. Рыжеватые редкие усики смешно топорщились. Рубашка вылезла из брюк. Одна штанина завернулась, и из — под нее торчали синие спортивные брюки, заправленные в серые носки. Зрелище было не веселое. Лена чуть не подавилась тортом при мысли, что вот этот, совсем чужой человек, станет жить в ее комнате, вот так спать, приоткрыв рот, и, (не дай Бог), дышать перегаром на всю комнату. Ей совсем этого не хотелось!

Испугавшись своих мыслей, она пыталась переключиться, на что — то другое. Только ничего е выходило. Мешали Генкины усы и его приоткрытый рот.

-Да пошел он!!!

Лена резко поставила на стол чашку, и, подойдя к креслу, с силой встряхнула парня. Генка замычал и закрыл рот.

-Еще и мычит! Научился у своих коров! Иди, мычи на здоровье в другом месте!

И Лена с силой стала трясти парня. Сейчас ее единственной целью было — разбудить Генку и выпроводить его из дома. Про свой первоначальный план, она напрочь забыла.

Генка проснулся, и ошалело, уставился на Лену.

— А где все?

-Где-где, в Караганде! Уже три часа ночи. Все ушли. Тебе тоже давно пора!

Не давая парню опомниться, Лена сунула ему в руки куртку, и выпроводила за дверь.

Слышно было, как громко хлопнула калитка.

-Ничего, дойдет! Не в городе живем!

Лена подошла к креслу, и аккуратно застелила его. Потом принялась убирать со стола.

Ей так хотелось навести в доме порядок, чтоб все было по-прежнему. Она понимала,

Что эта ночь изменила ее, сделала старше, мудрее, что ли. Она вдруг поняла, что чуть было, не совершила ошибку, приняв привычку за любовь. Наверное, Генка это понял еще раньше, потому и не звал замуж. Лене вдруг стало легко — легко.

-Все-таки, хороший день рождения получился!

Думала она, отмывая на кухне тарелки и чашки. На столе стояли Генкины хризантемы.

Красивые. Белые. Грустные, как осень.

ШПИЛЬКИ

Марина с трудом выволокла из автобуса чемодан. Закинула на плечо сумочку. Автобус, последний раз дохнув на пассажирку бензиновым перегаром, покачиваясь, пополз вверх по улице. Марина оглядела свои вещи. Да…как то еще надо до дебаркадера дотащиться…. Ведь старалась взять только самое-самое необходимое! Вот и набралось. Все- таки на работу едет!

Еще этот пакет с пирогами! Умом, Маринка, конечно, понимала — это взять необходимо, путь не близкий, но как сейчас спускаться по крутой лестнице — не представляла. Чуть-чуть постояв на остановке, Маринка двинулась в сторону пристани. На обрыве-ели и кедры. С откоса смотреть — залюбуешься!

Заливные луга , озерки и озера, река….Ширь, мощь, простор… Красивая все-таки здесь природа, хоть и север ! Да… в другое время Маринка бы с радостью полюбовалась этой картиной, но сегодня…

Прямо перед Маринкой, как бельмо в глазу, торчала лестница из сорока семи ступенек. И не какая нибудь, пологая, как в Одессе, или еще где, а, почти, отвесная….

-И какой дурак ее строил? Чтоб ему десять раз в день по ней ходить! Пожелала Марина неизвестному архитектору. Взяв пакет с пирогами, и цепляясь за поручни, осторожно отнесла пакет на семь ступенек вниз. Вернувшись назад, ухватилась за чемодан…Минут двадцать прошло, прежде, чем чемодан лег рядом с пакетом.

-Да…этак я точно, к семи утра доберусь до теплохода…. И руке так больно…

Марина снова взялась за пакет с пирогами…. Снова семь ступенек… Когда возвращалась за чемоданом, одна из шпилек босоножки провалилась в щель между досками. Одно неловкое движение — и каблук, остался в щели! Маринка никогда не была плаксой и хлюпиком, но от такой несправедливости и беспомощности, разревелась. Сняв новехонькую босоножку, она пыталась приладить, прилепить шпильку на место, но та все равно отваливалась…. Увлеченная таким «ремонтом», она не заметила, как на берегу появился парень с дорожной сумкой.

От неожиданности даже вздрогнула, когда он спросил:

-Вам помочь?..

Не дождавшись ответа, присел на ступеньку рядом с Мариной, и тихонько вынул из ее руки шпильку.

-Да… красивую, но неподходящую обувь вы сегодня надели в дорогу…

-Что нибудь у вас есть еще? Кроссовки, или кеды?

Марина только головой потрясла.

— Понятно. Нет…. Какой размер вы носите? Никуда не уходите. Сейчас вернусь. Моя сумка здесь постоит….

Парень убежал вверх по лестнице, оставив Маринку в огромном недоумении.

-Куда он? Кто он? Еще сказал — «Никуда не уходите…»а куда я уйду, босая…Маринка снова повертела в руках шпильку. Сняла вторую босоножку.

— Придется, босой, добираться до Березовки.

Она стала представлять себе, как идет по улице босая, с огромным чемоданом. Все интересуются: Кто это? Кто такая? А это учительница новая приехала….

От такого жуткого зрелища Марина только глаза закрыла, и снова зарыдала.

Ну, что, все ревем? А я думаю, что это в реке воды больше стало?

Давайте, померяем обувь. Конечно, не модельный ряд, но , думаю, по лестнице ходить удобнее будет.

Он вынул из коробки пару клетчатых теннисных туфель, точно таких, какие она оставила дома, на крылечке.

Ну, что, подошли? Вот и замечательно! Спускаться будем. Не ночевать же здесь!

Напор его энергии был просто сокрушительный. Маринка даже слова вставить не могла.

-Меня – Павлом зовут, а вас как? О, какое красивое имя! Марина, значит — морская!

И куда же Марина ехала в таких красивых туфельках и огромным чемоданом?

В Березовку? Не на работу ли? Пединститут закончили? Русский и литература?

Марина остолбенела.. . Какой – то ясновидящий! Пять минут не прошло, а он все про нее знает!

Зато она о нем — ни чего! Это обидело Марину не на шутку.

-Тоже мне, Шерлок Холмс! Как это вы все узнали? Методом дедукции, что ли?

Павел улыбнулся. Пусть это останется моим маленьким секретом…. Ну, что, двинулись?

Он прихватил в одну руку Маринин чемодан, в другую — свою сумку, и без остановки зашагал вниз по лестнице. Марина со своим пакетом и сумочкой, еле успевала за ним. Через несколько минут они стояли в зале ожидания. Здесь пахло пылью и яблоками, было душно.

-М…да… Не Парадиз…Вы, как я понимаю, тоже ждать теплоход будете? Тогда надо идти в гостиницу. Здесь есть комнаты, прямо на дебаркадере. Ну, что, идем?

Они вместе вышли из зала ожидания, и столкнулись с теткой в старой тельняшке и шортах.

Она ловко зачерпывала ведром на веревке воду из реки, и лила прямо себе под ноги, затем лохматой шваброй прогоняла эту воду обратно за борт.

-Здравствуйте!

Вежливо, и как можно приветливее, поздоровались они с женщиной, сразу же признав в ней

главную

-Ну, здравствуйте. Чего надо?

Не очень гостеприимно поздоровалась тетка.

-Нам бы — переночевать….

-Ха, хватились! да у меня еще с утра все каюты заняты. Вы на теплоход? Вот и все — на теплоход…

Она снова забросила ведро в реку, и вылила воду прямо им под ноги, всем своим видом показывая, что разговор окончен… Марина не терпела над собой таких фокусов, и, повернувшись, сразу же ушла в зал ожидания.

-Чего унижаться, сказано же — нет комнат, значит — нет… Она достала курточку, положила ее в уголок , и свернувшись калачиком, попробовала расслабиться. Не удалось. Было жестко, неудобно. А молния на куртке больно поранила щеку. Да… предстояла трудная ночка.

Хоть Марина и не была избалована – деревенская все — таки…. Но ночь в таких условиях немного пугала. Все выходило не так, как Марина планировала. Жили они с матерью в небольшом поселке – сорок километров отсюда. О своем происхождении Марине приходилось только догадываться. Мать работала на почте — и почтальоном, и уборщицей. Всегда держали десяток кур, свиней, за которыми Маринке приходилось ухаживать. А кто ? Матери и так работы хватало.

Свиней мать называла именами политиков. Была – Хакамада — вечно визжащая и противная свинья, был Черномырдин — боров с черной мордой, Гайдар- кругленький, гладенький и упитанный, с длинными белыми ресницами. Он, даже умел улыбаться, и был очень доволен своей жизнью. Был еще Борька, — которого мать все ругала за свои беды, и говорила

-На рельсы, гад, не лег, так под нож ляжешь…

В селе знали ее «Политбюро», и часто подшучивали над матерью, спрашивая, шутки ради — о том, когда повысят пенсию, или дадут зарплату.

Мать, тоже шуткой, отвечала-

-От этих свиней хорошей зарплаты дождешься…. Сами — жрут, а какой нам навар…не знаю. Еще не резали. Вот прирежем, увидим!

А вообще – то она была спокойная, и безответная женщина. В детстве веткой повредила глаз, и стеснялась своего уродства. Ходила в темных очках. После окончания школы, Маринка поступила в педагогический институт. Все пять лет мать тянула тяжелую лямку, стараясь дать дочери образование. В институте Маринка училась хорошо, так что получала стипендию, да, еще, все время подрабатывала. Летом — в пионерлагере, зимой — на почте. А то, на четвертом курсе, устроилась ухаживать за больной женщиной. Вместо оплаты — бесплатное проживание. Очень хорошо получилось. За квартиру платить не надо, и бабуля — не вредная. Правда, никуда от нее не сходишь. Но это ничего, больше внимания к учебе. Зато — красный диплом получила! Думала – вот вернется в родное село, работать в школе начнет, матери легче станет. Приехала, а мама — замуж вышла! И, главное, даже не сообщила Марине. Боялась расстроить, а, больше — просто стеснялась. Марина понимает, мама еще молодая, да все одна, одна. Но, не этот же – Горохов! В деревне его зовет — Чучело гороховое. Низенький, забавный, как гном. До сорока лет с больной матерью жил. Возил ее на мотоцикле в больницу, в магазин. Вечно одевался, в какие -то детские курточки немыслимых цветов. Зимой и летом в полосатой шапке со свалявшимся помпоном. Точно, гном. Весной старушка умерла, а он, на удивление всем — женился! На Маринкиной матери. После женитьбы, помолодел, выбросил свою шапку с помпоном, дурацкую красную курточку, и оказался, совсем нормальным, невысоким мужичком. И все хлопочет, хлопочет…

-Сбегаю, баньку затоплю,… сбегаю, сетку поставлю — карасей к ужину… И все — бегом! И мама помолодела. Светится вся! Вечером сядут рядышком на диван — телевизор посмотреть — умора! Он маму за руку возьмет, погладит, или конфету из кармана достанет, угощает… А матери – неудобно — Марины стесняется! Марина поглядела- поглядела, да и решила — чего жизнь матери усложнять? Теперь она не одна. Есть кому-помочь. Она хорошо понимала все. То, что мамин муж не нравится — это элементарная ревность. Но сделать с собой ничего не могла. Слишком долго она, и только она — была для матери — свет в окошке. А тут — хоть и маму любит — все равно чужой! Наверное, так на всю жизнь чужим и останется. Подумала она, подумала, и в один из вечеров объявила матери:

-В Березовку поеду. Там литератор нужен, и квартиру при школе дают. С отоплением. О дровах думать не придется. Мама сначала расстроилась, потом согласилась. А что ей теперь — не одна. Рядом — Чучело гороховое. Пирогов вот, в дорогу напекла, карасей жареных…

При мысли о пирогах, у Марины засосало под ложечкой. Она зашуршала пакетами.

В это время в зал ожидания примчался Павел.

-Пошли, я договорился, берите сумку!

Еще не уразумев, куда надо идти, Марина подчинилась его напору. Взяв пакет с пирогами и куртку, засеменила за Павлом.

Павел взглянул на нее, и сказал — сейчас пока ничего не спрашивайте, потом объясню…

Они подошли к какой – то двери, но постучать не успели. Дверь сама распахнулась, и в проеме, как в раме, возникла фигура тетки, которая недавно так ловко орудовала ведром и шваброй.

-А, привел? Ну ладно. Вот тебе ключ. Если что — так я за стенкой — стучи…Стенки тут картонные -все — слыхать.

Отдав Павлу ключ, и распространяя вокруг себя запах пота и дешевых духов, тетка удалилась.

-Входите, входите, не бойтесь. Здесь будет удобнее…

Маленькое помещение с зарешеченным окном больше напоминало тюремную камеру, но в углу прямо на полу, лежала кипа матрасов, и сверху — свернутые одеяла.

— Склад или кладовая…

Определила для себя Марина. Возле зарешеченного окна, маленький — совсем крошечный, столик…

-Ну, вот, здесь и отдохнуть можно…. Проходите, выбирайте плацкарт…

Марина подошла к столику, и положила на него пакет с пирогами. Ну, вот, вроде все нормально.

Можно присесть, можно прилечь. Только как это Павлу удалось?

-Вы что, волшебное слово знаете?

Он хитренько улыбнулся и пожал плечами.

-Да вроде этого. Ладно, за чаем схожу, и ужинать будем. С пяти часов утра на ногах. Устал, спасу нет…

За Павлом захлопнулась дверь, оставив Марину в еще большем недоумении.

-Он что, тоже здесь ночевать будет? Вот, влипла! Правда, Павел не выглядел каким-то маньяком, но маньяки тоже люди. У них на лбу не написано…

Маринка схватила сумочку, и ринулась к двери, но дверь оказалась закрыта. Это что за новости?

Маринка тихонько постучала в дверь. Сильно стучать было как – то неудобно. Никто не открывал.

Тогда она начала стучать ногами, что было силы! Дверь распахнулась, и в комнату вошел Павел

С чайником и чашками.

-Простите, простите, дверь сама захлопнулась, не заметил, успокойтесь…. Давайте чай пить.

Из своей сумки он достал кусочек сыра, такой же маленький кусочек колбаски, огурец и пачку китайской лапши. Расстелив на столике газету, выложил все свои яства, приглашая за стол Марину.

-Знаете, сколько у меня еды! Вот! И караси жаренные, и пироги!

Марина подняла пакет с пирогами.

-Так что же вы в сторонке сидите! Давайте скорее к столу! Караси — это здорово! А пирожки с картошкой есть?

-Марина разложила пироги, взяла кружку с ароматным, горячащим чаем… забыв о том, что еще минуту назад опасалась его.

Они, два совершенно чужих человека, сидели за одним столом, ели мамины пироги, и разговаривали… О чем?… А ни о чем…. О том, что за окном прошла моторная лодка, и дебаркадер плавно покачивается,… Что ночи становятся холоднее, что Марина любит пироги с молодой брусникой, особенно, если с молоком, а Павел — пироги с картошкой….Потом Павел рассказывал, как проходил службу на Камчатке, какие там чудеса, какие ветра…. Как много увидел он за время службы! Какие там сопки, вулканы! Как, в нерест рыбу ловят прямо руками! Марине было все интересно. Ведь за свою жизнь она, кроме поселка, и областного центра, где училась, так нигде и не была. Рассказал Павел и о том, как оказался здесь… Едет он со свадьбы друга Лешки , с которым вместе служили. Подруга ждала его из армии.

-Хорошая девчонка! Повезло Лехе! А я еще не встретил такую…

Давно уже выпит чай, а они все сидят за маленьким столиком , и говорят, говорят…

Марине уже кажется, что Павла знает она, по крайней мере, лет сто…. Кажется, все он о себе рассказал, ничего не утаил! Нет, стоп! Помнится, в самый первый момент он говорил про какой-то секрет…. Самое время спросить об этом.

-А как ты сразу определил, что я еду в Березовку, преподавать русский и литературу? У меня что, на лбу это большими буквами написано, или как? Павел замешкался, потом смущенно сознался:

-Да ничего сложного… Просто, моя мама, директор школы. Я припомнил, как она радовалась,

Что, наконец-то в нашей школе молодые кадры появятся. Молодой кадр — это ты!

Марина и не заметила, когда важное и холодное «вы, »превратилось в дружеское «ты»…

Но такой поворот!!! А вдруг и с комнатой что- то подобное… Как – то слишком все у него ловко получается. Тетка эта… То так грубо разговаривала, а тут — и чай, и чашки….

-Ну, а с комнатой, с комнатой как получилось? тоже какой-то фортель?

Павел тяжело вздохнул…

-Тебе это очень — очень хочется знать? Лучше, давай об этом говорить не будем!

Но упрямая Марина всегда хотела докопаться до сути, и такой совет ее в корне не устраивал!

-Нет уж, сознавайся, что еще за секреты!

Павел взял куртку, и вынул из кармана красное удостоверение. Марина сто раз видела такие удостоверения в кино, а вот в жизни — впервые.

-Это что, фальшивое?

-Почему фальшивое — настоящее! Проверь, все по форме. Звонарев Павел Михайлович,

Оперуполномоченный… и т.д..Жаль, не пишут здесь остальных биографических данных – не женат, детей нет…

Подожди, подожди, так ты тетке сказал, что я – арестованная? То – то я смотрю, она так на меня смотрела подозрительно!

-Ну, вот, я же говорил, лучше не надо…

бормотал Павел, но Марину было не остановить.

— Всякие гадости слышала за свои двадцать два года! Но, то ли воровкой, то ли – аферисткой, а может, и убийцей…. еще не была!

Схватив тяжелый чемодан и сумочку, она рванула к выходу.

-Гад, гад, сволочь, какой! Опозорил меня перед людьми! А я то, Дура, обрадовалась, пирогами мамиными кормила, про детство свое рассказывала…

Марина вышла на палубу. Ночи в августе холодные. На реке — и совсем холодно.

Марина хотела зайти в зал ожидания, но он оказался закрыт. Наверное, тетка закрыла его, потому что ожидающих, кроме ее и Павла, не было. Через пять минут Марину била крупная дрожь. Зуб на зуб не попадал. На корме маячила огромная фигура. Видно было светящуюся точку — сигарету.

— Это что еще за товарищ по несчастью нашелся? Еще кому-то не спится… Стоит, как привидение.

Подумала Марина. Стараясь согреться, она плотно прижалась к доскам дебаркадера, которые сохраняли остатки дневного тепла. Огромная фигура вдруг начала движение. Она двигалась прямо к Марине.

-Ой, мамочки! Вот невезуха! Сейчас привяжется…. Подумала про себя Марина. Бежать было некуда. Человек приблизилась к Марине, и, дыша на нее сигаретным дымом и перегаром, спросил:

-Скучаешь? Одна? Выпить хочешь? Мне одному, пить не охота, составь компашечку….

-Господи, да он же ее за девушку легкого поведения принял! Да…Сегодня — не мой день!

Один меня какой – то, то ли домушницей, то ли воровкой, представляет, а этот – и вовсе-проституткой!

Но, сохраняя остатки самообладания, произнесла, вернее — пискнула-

-Простите, что вам нужно?

Человек встал рядом с Мариной, заглянул ей в лицо.

-Да, ладно, что ты из себя корчишь? Все равно, больше «тонны» не дам… какая…нашлась!

Что бы дальше случилось, неизвестно, но тут к ним подошел Павел.

-Любезный, не пора ли вам баиньки?

Что к моей жене пристали? Напугали. Пойдем, милая, пойдем…. а то — еще простудишься!

Мужик, что- то забормотал в ответ, вроде того, что он ничего ей худого не хотел.… Затем, громко выматерившись, предложил Павлу, вместе «вмазать по соточке», на что тот еще раз вразумительно предложил пойти поспать…

Обхватив за плечи, Павел повел ее по коридору не забыв, Маринин чемодан. Марина с радостью вернулась в этот пыльный уют. Когда дверь каюты закрылась, она обидчиво произнесла:

-Гад , какой! Привязался, выпить предлагал…

— Я все видел. Вот почему не нужно молодым девушкам оставаться одним в зале ожидания…

Замерзла? Накинь одеяло, согреешься… Видишь, как колотит! Или, это, от страха? Успокойся, успокойся, я с тобой…

Укутав Марину одеялом, он сел рядом на кипу мягких, пыльных матрасов. Каждый думал о своем. Павел думал о том, какая замечательная, чудесная девчонка, Марина. Она чем- то походила на Свету, Лехину жену, но еще симпатичнее. Марина же, думала о том, как она приедет в Березовку. Наверное, директор школы — мать Павла, такая же славная, и добрая. Что Павел – замечательный парень. Не пристает, не наглый, а, даже, очень симпатичный. Как он забавно хмурит свои пшеничные брови… Наверное, трудно такому доброму — быть участковым. Зря она его боялась. Вспомнила маму. Подумала, что зря она обиделась на нее– правильно та сделала, что вышла замуж. Горохов — хороший человек… И маму любит.

Постепенно мысли ее стали путаться, и она уснула , прижавшись плечом к плечу Павла. Спал ли он? Ведь всю прошедшую ночь он тоже не спал…Странно, но усталости — как будто и не было! Павел был счастлив, что встретил такую девушку. Каждый всегда определяет для себя, какую девушку ему нужно. Кто — то ищет покорную, другой -хозяйку, третий –красавицу ,четвертый- похожую на мать… сколько парней, столько мнений . В армии был Витек- из Тагила. Его по имени и не звали, а все — «Чудила из Тагила», так вот- ему нужна была девушка с большой грудью….Так и говорил-

-Выберу себе девчонку с грудью шестого или седьмого размера. Это — кайф! Уткнусь носом в грудь, никогда бегать налево не буду!

Все над ним ржали, подшучивали. На полигоне зимой он нос отморозил, так и старшина пошутил-

-Это оттого, что всегда нос в теплом месте держишь!

А Павлу нужна была именно такая, как Марина. Добрая, веселая, гордая, в ней было все, что нужно для счастливой жизни! Это он понял с первой минутки.

Он вдруг вспомнил, как увидел ее — зареванную и несчастную, со сломанным каблучком в руках. Тогда, же, ему захотелось защищать эту чудесную девушку, чтобы из ее огромных голубых глаз не лились слезы, которые стекали по щекам сплошным потоком, висели каплями на ресницах…

Таких слез он никогда еще не видел. Сердце Павла таяло, как воск, как масло, оттого, что рядом была Марина…. Хорошо, что она к нам в Березовку едет! Вот уже год, как после армии — а настоящей подруги не было. Девчонки — табуном за ним, но не к одной из них сердце не потянулось. А тут, какое – то мгновенье! Павел тысячу раз слышал о любви с первого взгляда, но всегда думал, что такое с ним не случится. Как это — увидел, и тут же полюбил! А вдруг она, зануда, или, скандалистка….Нет, не может Марина быть такой! Больше всего он ненавидел девчачьи разборки. После года работы участковым, когда в его обязанности входили — постоянные разборы семейных конфликтов, драк между бывшими друзьями, жалобы одного соседа на другого, мелкое хулиганство, работа с пьяницами и самогонщиками — он уже стал сомневаться в чистоте людских отношений. Конечно, чаще всего его » клиентами» были опустившиеся люди — бомжи, пьяницы. Но, ведь они — тоже люди! В работе встречалось всякое. Вдруг вспомнился ему Егорыч. Царство ему небесное…. Этой весной он очередной раз ходил на профилактическую беседу с Егорычем, местным самогонщиком. Тот, залил всю деревню самогоном! Продавал — любому — и старому и малому. Сам – тоже пил. А здоровье было — дай бог каждому! Павел пришел к нему под вечер – в огороде топилась баня, Егорыч колол дрова. Шустренькая старушка- тетя Феня, мыла бутылки. Павел представился, и объяснил о цели прихода. Егорыч глубоко вогнал в чурку топор, присел, закурил.

-Вот ты все про молодежь, про детишков пекешься, чтобы не спивались, не курили. А есть разница от того, чего пьют? Мой самогон, или вашу водку? В магазине – то, тот же «самопал.»

Только в два раза дороже! Печешься, чтобы свои, кровные, мужики для богатеев и воров несли, а не Егорычу.

Ха! Да запретить пить русскому мужику нельзя! Не получится! Нет! Не получится! Горбачев , будь он неладен, на этом погорел, и вы погорите!

Надо так повернуть мужика, чтобы пить не хотелось! А когда душа требует — ей не запретишь! Нет…. Погляди в телевизор, как нашего брата травят! Рыба — отравленная. Консервы — отрава! Колбаса — тоже. А воров в государстве развелось сколько! Миллиардами воруют. Что же к ним вот так не ходите, не говорите — кончай, мол, воровать…. Кончай страну травить! Нет, вы сначала в государстве порядок наведите, уж потом к Егорычу подступайте! Погляди на меня — мне восемьдесят третий год — а я еще — ого — го! И с молодухой, совладать смогу! От моей самогонки окромя веселья и куражу — вреда нету. На себе проверил! Мне батя, покойничек — после баньки стопку самогону с шешнадцати лет лил!

Ладно, щенкам молодым — давать не буду, а вот с мужиками — уволь, это их добрая воля. А что судить меня — так мне один Бог-судья! И ты — не указ мне! Сосунок ты ищщо!

Егорыч встал, и снова взялся за топор, всем своим видом показывая Павлу, что разговор окончен. Что оставалось делать ? Попрощавшись, тот двинулся к калитке, но не успел выйти на улицу. Вдруг громко закричала не своим голосом тетя Феня. В два прыжка Павел добежал до бани, и увидел Егорыча, лежащего навзничь : в одной руке его был топор, а прямо посреди лба торчала толстая щепа. Старушка стояла на коленях около, и громко причитала. Вызвали скорую, но Егорыч ее не дождался-умер. Это происшествие так потрясло парня, что он долго не мог спать. Все думал — а может и вправду — Бог есть…. Решил покарать строптивого мужика. Может, Егорыч сейчас там, на том свете, отчет о своих грех Богу делает.

Вот сейчас, к чему бы это вспомнилось?

Может, потому, что понял тогда Павел-Жизнь коротка. Никто не знает, сколько ее отмеряно, и надо спешить жить. Делать добрые дела, любить…

За стеной началось какое-то движение, кто-то выругался…. Заурчал двигатель, и все стихло. Только легкое покачивание дебаркадера на волне….

Марина открыла глаза, и стала убирать с лица прядь волос. Она напоминала маленькую девочку, такую беззащитную, нежную….

-Это не теплоход?

Сонно произнесла она, хлопая глазами.

-Нет, нет, спи. Еще два часа до теплохода…

Рука Павла затекла, спину ломило, но тревожить Марину не хотелось. Становилось светлее.

-Светает. Скоро посадка. Еще шестнадцать часов вместе! Всего шестнадцать…

Подумал с грустью Павел, и вдруг к нему пришла сумасшедшая мысль-

-Жениться, сразу же! Сейчас же! Вернуться в поселок женатым человеком, и пусть все в поселке

От удивления рты пораскрывают! Пусть все парни ему завидуют! Такая девушка! Как это будет, Павел еще не знал, только понял для себя — на этой девушке он женится! Он понял — без нее, он не сможет прожить и минуты! Что скажет мама, отец, друзья — это было не важно!

Марина, почувствовав взгляд Павла, проснулась.

-Извини, задремала…. Наверное, пора собираться? Слышишь, люди ходят! Надо сказать -»спасибо», за ночлег. Хорошо, тепло было. Марина встала, поправила свою немыслимую прическу-косу. Павел всегда удивлялся — как можно так красиво сплести косу…и вот впервые — видел. Девичьи руки привычными, какими – то неуловимыми движениями ловко сплели косу, закололи ее точно там, где нужно…. Такая красотища! Глаз не оторвать…

Павел взял чашки, ключ, прихватил чайник…

-Пойду, отдам…. А ты пока не выходи. Там холодно. Сейчас, вернусь.

Марина подошла к окну. За окном серое небо, серая, в крапинках дождя, река. Люди на палубе дебаркадера — кутаются в легкие одежды, ежатся.

-Да, не повезло…. В легкой ветровочке – не климат. Вчера — тепло, сегодня холодно. Что поделаешь — осень не за горами.

Пришел Павел.

-Ты пока не выходи. Я за билетами…

Марина не успела и рта раскрыть – только — был, и , уже нет… исчез. Минут через пятнадцать примчался.

-Все, купил. Двадцать третья каюта. Второй класс. Двухместная. Можно спокойно отдохнуть. Скоро — посадка. Пойдем.

Они протиснулись между снующими туда-сюда пассажирами, огромными баулами, тюками, сумками. Павел, как крейсер, прокладывал дорогу, держа Маринин чемодан и свою сумку.

Дощатый трап качался и кренился куда-то в бок, но все-таки посадка прошла без происшествий.

Марина с Павлом без труда нашли двадцать третью каюту. Каюта маленькая, уютная. На столике — беленькая салфетка, полки — под коричневыми одеялами. Хоть и не долго, стояли Марина с Павлом на холодном ветру, а застыли сильно. Ноги — просто ледяные. Марина сбросила свои теннисные туфли, и спрятала ноги под одеяло.

-Брррр…..замерзла….Представляю, как в босоножках бы… И вообще, Бог послал мне тебя… Что бы я без тебя делала? Сколько я тебе должна за билет? Ты ведь на свои деньги купил… Да еще и тенниски?

Павел замешкался, и не нашелся что сказать. Марина выложила деньги на столик. Порывшись в сумочке, она вытащила на свет зеркальце, тушь, помаду. Чуть отвернувшись, стала что – то делать со своим лицом. Через минуту — обернулась.

Умеют же девчонки подчеркнуть свои достоинства! Павел даже дар речи потерял! Так хороша была Марина! Глазищи – в пол-лица, прическа, носик с конопушками….

И он сморозил первое, что пришло ему в голову;

-Давай завтракать! Есть хочется! Где у тебя пироги и караси…?

Теплоход плавно отошел от пристани, дав несколько гудков на прощание. Марина смотрела в иллюминатор на берег, заросший ивняком, густой осокой…

Что ждет ее впереди? Как то сложится ее трудовая жизнь? Как встретят? В своем поселке она редко ходила в клуб, и чуть-чуть побаивалась молодежи. В каждом поселке — свои законы…

-Расскажи мне о своем поселке, какой он…сколько в нем улиц, сколько молодежи?

Павел снова принялся рассказывать о себе, своей Березовке. Видно было, что он очень любит свое село. Рассказал о школе, учителях, своей маме, и Марине стало казаться, что она знает всех этих людей. Часов в двенадцать выглянуло солнышко. Берега стали веселыми и нарядными.

-Пойдем на палубу, погуляем…. Смотри, как хорошо!

Они вышли на палубу. Хоть солнышко и пригревало, но ветерок был свежий, прохладный, поэтому Павел, сразу же накрыл Марину полой своей куртки. Так и стояли они -то ли согреваясь, то ли, обнявшись. Проведенная ночь сделала их близкими, родными. Река делала повороты, и теплоход поворачивался к солнцу то боком, то носом, то кормой. Когда солнце уходило на корму, становилось совсем прохладно, и Марина сама прижималась плотнее к Павлу, прикрывалась его курткой. С лугов доносились запахи травы, цветов. Те запахи и цветы, она знает с детства. Вот белые, похожие на укроп-мама называет дягилем. А вот целое море мелких желтых цветочков, похожих на лютики… Эти малышки так здорово пахнут! Вдоль реки – стога, стога…Марина давно уже не ездила на теплоходе, и ей все это ужасно нравилось! Теплоход останавливался возле деревушек поселков. Все население выходило на пристань. Предлагали ягоды, грибы, кедровые орехи. Павел сбегал, купил четыре кедровых шишки, и, сейчас, стоя на палубе, они щелкали кедровые орехи, бросая в темную речную воду скорлупки от орехов. Молодые, свежие орехи пахли молоком и смолой. Стоя рядом, под одной курткой, Павел видел Маринины веснушки, на губе – крошку от ореха…Ему вдруг так захотелось поцеловать Марину! Губы ее пахли молоком, и были теплыми и мягкими. Она не стала отталкивать его, »гонять понты, » как говорили у них в Березовке. Только не было ответной реакции на поцелуй. Марина спокойно освободилась из объятий, из куртки, и повернулась лицом к Павлу.

-Это ты зачем? Пожалуйста, больше не делай так.

— Извини. Я не думал, что это тебя обидит…. Прости.

Оба замолчали. Прошла минута, может, чуть – чуть больше. Павел не выдержал.

Ну, прости меня! Я сам не знаю, что со мной творится! Будто «крышу» сносит…. Как будто за спиной крылья! Хочется обнять и поцеловать весь мир! Хочешь, я поцелую вон ту бабку? Или — вон ту собаку? Жаль, она на берегу, а я — на теплоходе!

Марина засмеялась. Льдинка, появившаяся между ними — растаяла. Снова дружно стояли они на палубе, прячась от ветра, бросали шелуху орехов в волны…. Павел больше не рисковал с поцелуями. Темнело. С тало холодно. Руки Марины заледенели. Павел стал согревать их своим дыханием. Марина не сопротивлялась. Он осторожно прикасался к тонким пальчикам губами. Они слегка двигались, облегчая задачу Павлу, и он снова не удержался, и поцеловал Марину. К его удивлению, она ответила на поцелуй — казалось — ждала этого! Впервые Павел так откровенно целовал девушку на виду у других людей. Павлу казалось, что они с Мариной здесь — только вдвоем…Ночью с воды поднялся туман, и теплоход пристал к берегу. Капитан не хотел рисковать. Как был благодарен Павел этому осторожному капитану! Теплоход с опозданием придет в Березовку. Лишний час или два вместе с Мариной! Холод выгнал их с палубы в каюту. Наверное, они потеряли остатки разума, потому что сразу же с таким азартом стали целоваться, будто не виделись вечность!

Какие слова говорил, шептал Павел, что отвечала ему Марина, ни он, не она рассказать бы не смогли. Только поняли — они любят друг друга! И их встреча-это судьба!

Теплоход отошел от берега, дал гудок, и волны снова зашлепали о борта. В каюте было тихо.

-Ты выйдешь за меня замуж? Можешь не отвечать сейчас — подумать…ну, скажем — одну минуту….

Если будешь дольше думать — у меня сердце разорвется! Тогда ты станешь вдовой, так и не побывав замужем! Так что с ответом — поторопись!

Ему казалось, что шутка здесь будет очень кстати.

Марина же, была настроена серьезно.

-Ты же меня совсем не знаешь.! И я – тебя — тоже… Вдруг ты- пьяница, или деревенский дебошир…Хотя, вряд ли… Ты же –мент! Ой, прости, полицейский!

Дебоширов, там не держат. Но все равно — мы ничего друг о друге не знаем.

Павел взглянул на часы и сказал — Мы с тобой знакомы двадцать два часа, двадцать пять минут! Вот, и двадцать шестая минута уже закончилась. Поверь, этого достаточно, чтобы узнать человека. А иногда бывает – знаешь его много лет, и, все равно, не узнаешь до конца….

Я тебя с первой минуты полюбил. Как будто что – то в душе теплое и светлое поселилось!

Выходи за меня, я очень тебя люблю!

Марина стояла возле столика. Утреннее солнце пробивалось сквозь ее волосы, и создавало вокруг ее головы корону или нимб.

Господи ! Ты…такая!!!

Какая Марина, Павел не смог подобрать слов, просто потянулся, чтоб поцеловать ее. Но Марина слегка откачнулась и серьезно спросила-

-А ревновать меня не будешь? А то у нас сосед свою жену извел ревностью…

Господи, да что ты всякие глупости придумываешь! Люблю я тебя, слышишь, лю- б- лю! !Лю -б-л ю ! И ревновать буду, потому – что — люблю! Я тебя никому не отдам!

Завтра же, пойдем , заявление подадим, а в пятницу — свадьба! Какой месяц! Ты забыла, кто я? Хоть раз воспользуюсь своим служебным положением!

И Павел стал рассказывать, как здорово они станут жить вместе, а Марина сидела и слушала его.

-Это так здорово, когда рядом – любимый. Тот, который придет на помощь в трудный момент,

Кто знает все о жизни, и просто…любимый. Вспомнила о маме: правильно все-таки мама сделала, что вышла замуж. Сейчас Горохов в доме — главный. Пусть решает все мужские проблемы, а мама, пусть отдохнет.

Вечером в Березовке только и разговоров было — о том, что Павел Звонарев жену привез. Ну, не жену-невесту…. Соседки прибегали – полюбопытствовать, поглазеть…Мама с отцом, однако спокойно к этому отнеслись. Женился и женился. Слава богу. Не им , ему с ней жить .Ему нравится, а они- любую примут. Только бы молодым хорошо было…

Через неделю была свадьба. Марина в роскошном белом платье и с цветами в волосах… Павел — в нарядном костюме… Все — как положено. Подарки от родителей жениха, родителей невесты…

Только свадебный торт был необычный. Вместо роз, или каких-то украшений, средину торта украшала сделанная из шоколада туфелька со сломанным каблучком. Дружкой на свадьбе был тот самый Леха… А как же без него? Ведь не женись он, Павел не встретил бы Марину… Павел сейчас точно знает- судьбу не объедешь, не обойдешь.

НЕ ПОЛЕ ПЕРЕЙТИ

Лес тревожно шумел. Сосны, казалось, так и старались дотянуться до туч.

Растревоженные кедры глухо шептали о чем-то своем. И только поредевшие березы стояли равнодушно, глядя, как стремительно меняется погода, как чистую голубизну неба затягивают грязно-серые тучи.

-Все жадность человеческая, все больше надо…

Корила себя Татьяна.

Вот – вот пойдет дождик, все вымокнем. Да ладно бы одна, так Димку с собой потащила зачем-то.

Она взглянула на идущего рядом сынишку.

-Устал, Дима?

Спросила она его. Димка сдвинул свои светленькие брови и ответил:

-Уж дойдем скоро, потерплю…

-Господи, как же он похож на отца!

И поворот головы, и профиль-весь в отца. Но больше всего Татьяну удивлял характер Димы — упрямый, уверенный и основательный. Еще с самых пеленок она заметила это. Дай Бог, чтобы счастье ему было, да не такое, как Сергею.

Татьяна поправила паевку, переложила ведро из правой руки в левую.

— Повезло сегодня нам. Вон и брусники набрали-ягоды-одна к одной, бордовые да крупные, так еще и белых грибов полное ведро набрали. Вон боровички — один — одного краше-как с картинки. Шляпки вишневого цвета, а ножки-белые да чистые. Редко такая удача…. Давай, сынок, прибавим шагу, а то дождик начинается.

И два человека — большой и маленький- снова торопливо пошагали по дороге. Каждый думал о своем. Димка мечтал о том дне, когда мама купит обещанный велосипед. Как здорово будет на нем возить траву кроликам, да и с мальчишками на речку съездить можно будет. А Татьяна думала о том, как несправедливо обошлась с ней судьба. А ведь любовь была — поэму писать можно.

С Сергеем, Диминым отцом они дружили с третьего класса. Началось все весной, когда на поля выгоняли скотину. Застоявшаяся за зиму скотина дуреет от простора, чистого воздуха, воли. Пастухи в первые дни пастьбы ох и мучаются с коровами и телятами. А уж быки-те просто бешеные!

Вот в такой день и возвращались веселой стайкой ребятишки из школы.

Смеясь и толкаясь, они шли по полю. От школы до дома всего километра два. Вдали паслось совхозное стадо. Вдруг от стада отделился бык Самсон, и медленно направился в сторону ребятишек. Увлеченные игрой, они не сразу заметили это. А увидев, бросились бежать в сторону пекарни, что стояла ближе всех. Танюшка тоже бросилась бежать. Портфель бил по ногам, мешал. Длинное пальтишко путалось, и ко всему еще шнурок ботинка развязался.

Она наступила на него, и упала на землю. Ребятишки уже добежали до крыльца пекарни и оттуда кричали:

-Беги, беги!

А она от страха не могла пошевелиться, и только пыталась прижаться к земле, тихо скуля от ужаса.

На крыльцо выбежала пекариха, и тоже махала руками и что-то кричала.

А Самсон важно вышагивал по полю, неспешно приближаясь к Танюшке. Вдруг от стайки ребятишек отделилась маленькая фигурка. Это был Сережа. Он подбежал к Танюшке, и, схватив портфель одной рукой, другой схватил Танюшку за руку и поволок за собой. Тут и пекариха, будто очнулась; соскочила с крылечка, схватила Танюшку в охапку, и быстрым шагом вбежала в пекарню.

Танюшку колотило от страха, вся она была измазана в грязи, растрепана. Сережка подошел и начал счищать грязь с Танюшкиного пальто. Пекариха сказала-

-Ну, ты и молодец…Самсона даже пастухи боятся…

Все посмотрели в окно. Самсон обиженно вбирал ноздрями воздух, и рыл копытом землю. Весь его вид выдавал недовольство.

-Ох, и достанется на орехи пастухам…. Сама к директору схожу-пожалуюсь! Чего такую зверину отпускают!

Возмущалась пекариха.

С того дня Сережа всегда сопровождал Танюшку в школу и из школы. Мальчишки сначала дразнили их, называя женихом и невестой, потом привыкли. А где-то с седьмого класса у мальчишек появились свои подружки, и ни кто больше не обращал на них внимания. Сережа и Танюшка по – прежнему были вместе.

Вместе ходили в кино, играли в волейбол, катались на лодке. Мать, царство ей небесное, не возражала, а наоборот говорила-

-С Сережкой пусть идет. Он ее в обиду никому не даст, и сам не обидит.

Детство кончилось, когда сразу после выпускного, Сергею принесли повестку в армию. На проводы собрались друзья, родственники. Там, за столом Сергей и объявил:

-Вернусь из армии, поженимся.

Мать Сергея не очень довольна была таким оборотом дела. Мало того, что Танюшка неизвестно какого роду племени — мать взяла ее из дома малютки, так еще и « от горшка — два вершка..»

Сергей не самый завалящий жених. Можно и другую подобрать, Сергею под стать. Но портить Сергею вечер не стала. Не известно еще, что будет….

Последнюю ночь Сергей с Танюшкой провели вместе. Уехал Сергей, а Танюшке даже страшно — одна. Сколько лет вместе….

Только одна была совсем недолго. Скоро поняла она, что беременна. Оставил, таки подарочек Сережка. Мать ругать не стала. Только погоревала

-Ведь неучем останешься. Ой, какой длинной жизнь то покажутся. Куда ты со своим росточком. Давай хоть на парикмахера учись. Вон в газете объявление на курсы. А поживешь у моей подруги. Я договорюсь.

Три месяца учебы пролетели быстро. Вернулась Танюшка из города с округлившимся животиком, а по селу поползли слухи, что нагуляла она ребеночка в городе. Прибегала мать Сергея, пытала-

-Чей да чей ребенок…

Только у Сергея сомнений нет:

-Мой это, мой ребенок!

-В каждом письме — про сыночка спрашивает, беречь себя и сына просит.

К весне, к самому женскому дню появился Дима. За Танюшкой и Димой в роддом, приехала мать с подружками. Вечером пришла мать Сергея. Долго рассматривала ребенка, и только после того, как на ножке увидела родимое пятнышко, воскликнула-

-Господи Иисусе! как у меня!

И перестала сомневаться. Дима рос спокойным ребенком. Иногда подолгу смотрел на какую ни будь игрушку, по- отцовски сдвинув крошечные бровки, как будто размышляя о чем-то, радостно улыбался, увидев маму и бабушку.

-Не ребенок, а ангел, чистый ангел!!!

Рассказывала мать соседкам.

В семье Сергея к его приезду готовились основательно. Зарезали кабанчика, наварили таз холодца. Только Сергей их планы порушил. Сразу с поезда – к Танюшке. И уж потом с Танюшкой и Димой — домой, к матери.

Свадьбу пышную делать не стали. Мать Танюшки прибаливала. Расписались в загсе, посидели, выпили, песни попели, и началась семейная жизнь.

Сергей стал работать шофером в леспромхозе, а Танюшку на работу не отпускал.

Надо было ухаживать за больной матерью, да и сынишка еще маленький. Только иногда перед праздниками деревенским модницам завивку сделает, или стрижку. А, впрочем, на жизнь хватало. Только мать совсем слегла. Положили ее в больницу на операцию, а обратно -в гробу привезли. Не выдержало сердце. Ох, и убивалась по матери Танюшка. Ну и что, что не родная — а лучше самой родной была. И еще одно тяготило Танюшку- не сказала она матери, не успела, что еще ребеночка ждет. Это и помогло ей справиться с горем. Надо о ребенке думать. После очередного обследования сказали ей, что у нее двойня-две девочки. Сережка был на седьмом небе от счастья.

Редко в российских семьях бывает, что после замужества отношения остаются такими же, как и до замужества. А Сергей, казалось, стал любить Танюшку еще сильней. С работы спешит:

-Танюшка ждет.

С мужиками не задержится:

-Танюшка велела пораньше прийти.

Бабы удивляются.-

Околдовала, что ли? Сама с рукавичку, а какую власть над мужиком взяла…

А Сергею, будто в радость такая жизнь. Прибежит с работы, Танюшку в охапку, да по избе кружит, да еще Танюшке скажет:

-Я с третьего класса о такой жизни мечтал!

Посадит Танюшку с Димой на мотоцикл, и катает их. То в поля за цветами, то в рощу за земляникой, а то — на рыбалку…. Какая разница, куда, лишь бы вместе! После того, как узнал он, что у них двойня будет, задумался.

-На мотоцикле всех не увезешь…

Решили машину купить. От матери остались небольшие сбережения, да сам

подкопил, но все равно не хватает. Решили кредит взять, сто тысяч. А что, все берут…

В город за машиной поехали с соседом Иваном. Утром, на первом автобусе и рванули. Увела Татьяна Диму в садик, дома порядок навела, и прилегла.

И, то ли сон, то ли явь…. Стоит в дверях покойница мать, и плачет. А Таня возьми да и спроси:

-Что это ты, мама, плачешь?

-А мать ей отвечает:

Тебя жалко. Ты сейчас долго плакать будешь…

Так проговорила мать и исчезла. Соскочила Татьяна с дивана, мечется по дому. Такой страх ее обуял! Надернула халат, побежала к соседке, сон рассказать. А та на смех ее подняла.

-Ты что, как старая бабка, в сны верить стала? Беременная, вот и всякие чудеса мерещатся…

-Поговорила она с соседкой, чаю попила — домой вернулась. Только машина загудит — Таня к окну. Так прометалась у окна весь день. К вечеру пошла в садик за Димой. С сыном – то веселее будет.

Возвращаются обратно –а возле их дома милицейский «Уазик» стоит. Поняла она, что несчастье, вот оно, у самых у ворот. Ноги Тани подломились, и она упала на дорогу. Дима пытался поднять ее —

Кричал:

-Мама, мама, вставай!

Татьяна его не слышала. Подбежали соседи, подняли, завели в избу. Там

Участковый с городским милиционером что – то спрашивали, уточняли. А она в толк не могла взять — зачем ее спрашивают? Вот Сережа приедет, он все объяснит. Он все лучше знает…

Похороны она почти не помнит. Помнит только, как громко рыдала Сережина мать, как проклинала шофера, въехавшего в бок Сережиной машины. А Татьяне хотелось только одного, чтобы все ушли, и оставили ее с Сергеем. Ей нужно так много ему сказать… Дима все время находился рядом. Гладил неподвижную руку отца, следил, чтоб сменили потухшие свечи…

Иван отделался при аварии огромным синяком на боку. Все хлопоты по похоронам он взял на себя.

После девятого дня появились какие-то противные людишки, которые предлагали за разбитую машину копейки. Спасибо, Иван поторговался с ними — хватило денег на похороны и на памятник. Только это было начало….

Через неделю позвонили из банка. Напомнили о сроках оплаты. Их не интересовало, что всего две недели назад умер Сережа, что она не работает…. Кто беременную женщину на работу возьмет.

-Это ваши проблемы,

говорил веселый женский голос.

Пришлось идти на поклон к Сережиной матери. Та лежала на диване с полотенцем на голове — давление…

Татьяна с первых же слов поняла — зря она сюда пришла. Такого наслушалась!!! Оказывается, это она, Татьяна, загубила Сергея. Не хотела

пешком ходить, а хотела, как барыня, на машине ездить.

Заплакала Таня, и вышла на улицу. Слезы так и катятся, и катятся….Таня их и вытирать перестала. Вдруг кто-то тронул за плечо. Оглянулась, а это Ольга Федоровна, директор школы. Поинтересовалась, как у Тани дела, чем помочь? Плача, рассказала Татьяна про свои беды. Ольга Федоровна дала денег — сделать первый взнос в банке.

-Отдашь, когда будут. Я подожду. А пока выходи в школьную библиотеку, поработай. Глядишь, и декретные будут. У меня библиотекарша в отпуск ушла. Да с оформлением пенсии не тяни. Диме пенсия полагается. Хоть не большие, а все деньги. С понедельника Татьяна вышла на работу. Работа ей понравилась. Книги, учебники. Учителя такие вежливые — Татьяной Борисовной называют. Как – то среди людей легче, меньше о своем горе думаешь. А ночью…. Татьяне иногда казалось, что сходит она с ума. Сколько слез пролито в подушку -не сосчитаешь! Чуть не пристрастилась Таня к рюмке, да во время одумалась. Попала как то под руку вышивка-Дева Мария, потом — букет незабудок. Стала она ночами вышивать. Да так красиво выходит — залюбуешься! Цветы — словно живые! Даже капля росы на листке! Увидела это Ольга Федоровна, обрадовалась.

-Ты после декретного будешь кружок вышивания вести. Научишь детей вышивать!

В срок родились близняшки-Лена и Лера. Забирали из роддома – Ольга Федоровна, да соседка с мужем. Посидели, чаю попили, да и домой собрались. Села Таня снова за стол. Смотрит на портрет мужа, а он ей улыбается так ласково….

-А Тане обидно — ни разу не встретил ее из роддома ее с детьми.

Не стоял под окнами, не писал глупые записочки, которые потом читали бы всей палатой. Долго еще выговаривала Таня мужу свои обиды. А он — ничего, как всегда -улыбался.

Самый главный помощник в доме — Дима. И с девчонками посидит, и кроликов накормит, и цыплят охраняет. А уж в огороде — главный специалист! Картошку вместе копали. Все лето таскал Дима щепу с нового коровника — на дрова… Плотники его знают-не гонят. Сейчас с кредитом рассчитались — легче жить будет…. Давно мечтает Дима о велосипеде. Вот пенсию получим, и куплю. Решила Татьяна. Я же за ним, как за каменной стеной.

Татьяна – хорошая хозяйка. Ничего не пропадает зря, всему применение найдет. И овощи засолит, и кофточку девчонкам свяжет… Пригласили ее на ферму-бригадиром. Работа ответственная, зато платят больше, чем руководителю кружка. Подумала Татьяна, и согласилась. А что-вдруг получится…

-Надо к Сереже сходить, рассказать обо всем, уже дней десять не была. Вот завтра и схожу…

Думает Татьяна. Она точно знает – это Сергей ей помогает в самых безвыходных ситуациях. Как был он рядом, так и сейчас с ней. Вот и сейчас- дождик чуть-чуть покапал, и перестал, хоть тучи так и ползут, и ползут через лес, над полем. А с запада, над самым лесом- как озерко- голубой осколочек неба, и оттуда -солнечный луч!

Мама, смотри, радуга! А вон еще одна! Прямо над нами! Давай, пройдем под радугой!

Вместе с сыном Татьяна остановилась на миг и загляделась на яркую чудесную радугу. Она раскинулась над пшеничным полем, по которому шли мать и сын, которые любят друг друга и эту землю, и людей, живущих на этой земле, и это поле, только никогда об этом не говорят. Это — как само собой разумеющееся -как дыхание, умение говорить, как биение сердца, как сама любовь.

ОТДЫХ

Татьяна проснулась и ошалело огляделась. Белый потолок и желтые тяжелые шторы.

Тьфу ты, да я же…

Ей даже страшно как – то было говорить-«На курорте…»

До того не привычным было это. Соседка спала, сладко всхрапывая.

Ишь, работящая наша, разоспалась… Не без иронии подумала Татьяна . Ей, по многолетней привычке , не спалось. Тихо, чтобы не разбудить Лиду — так звали соседку, натянула халат, нашарила тапочки и прокралась в ванную комнату. Вчера, когда заселили ее в номер, Татьяна поклялась себе, что ежедневно, вечером, она будет принимать ванну , и утром- душ. Еще бы…такое в деревне пока только снится. У богатых, поди есть, на то они и, богатые… Не зря же местный балагур Кузьмич смеется » В городе — душ да ванна , а у вас –свинья да муж пьяный!»

Наслаждаясь теплыми струйками воды, Татьяна размышляла о том, как несправедливо устроено: одним — все, другим — ничего… Вспомнила рассказ соседки о ее «трудной»жизни. И ведь, все, что к старости причитается, из небольших благ, у нее есть, даже сверх того… Вчера та целый вечер развлекала Татьяну рассказами о своей «трудной» жизни. В восьмидесятом приехала « на Севера». Работала поваром. Жила в «Бочке», как Диоген, на работу вставала в 6 часов, до работы — на вахтовке возили. Не забыла и про то, что весной и осенью приходилось в сапогах ходить, от комаров спасаться мазями… Да она, Татьяна, и сейчас бы в такой» бочке» пожила… Со всеми удобствами… А с сапогами и комарами- всю жизнь не расстается… Знаем мы этих покорительниц Севера!!! Ишь, трижды замужем побывала, все принца себе выбирала… И сейчас еще на мужиков глазками сверкает!.

… Не возразила вчера Татьяна соседке, не стала спорить. Бог ей судья. Только у Татьяны были причины не любить таких вот «залетных» дамочек. Одна такая «покорительница Севера» увела у Татьяны мужа. Хоть себя она несчастной да обделенной судьбой не считает. Все слава Богу. Ну, или, почти слава Богу…

Закончив с душем, вытерла все за собой, прибрала. Не велика барыня, чтоб за ней убирали. Тоже ведь, поди, уборщицы за день-то по этажам набегаются…. Не трудно и убрать. Тихонько вернулась на свою кровать, снова прилегла. Соседка спала, сладко всхрапывая. Да…не крестьянских кровей, сразу видно. Иначе бы уж давно проснулась.

Татьяна удобнее угнездилась, дожидаясь подъема.

Вспомнила свой дом. Хоть бы Артем не забыл герани полить. Такие красавицы… Одна другой краше. Сроду, таких цветов не было. Конечно, сейчас и времени у Татьяны много – скоро, год уж на пенсии. Чем еще заниматься? Вот только кролики да огород… А когда –то большое хозяйство было… И корова, и нетель, и свиньи… За всем успевала! Попробуй, не успей! Не сделай!

Живо огребешь по первое число…. Хоть не бил, но так иной раз закричит, так назовет, что, кажется, лучше б ударил…

Татьяна поворочалась и вздохнула, стараясь прогнать грустные воспоминания. Но они, как надоедливая муха все крутились, крутились в голове.

Вспомнился ее Андрей — Андрюха, как звали его в поселке. Первый красавец, гармонист и балагур.

Девки, от него не отходили! Отчаянный был! Носился на своем мотоцикле, как угорелый! Только его кудрявый чуб развевался. В армию всем селом провожали. Кто — родственник, кто — мечтал породниться. Девки — все уревелись. Татьяна сильно не горевала. Что зря горевать? Все равно никогда не посмотрит, и мечтать нечего. Хоть и нравился… Вернулся как-то неожиданно. Комиссовали. Травму получил в армии. После армии присмирел, остепенился. И, неожиданно для всех, стал дружить с Татьяной. Она особой красотой не выделялась. Были в селе девчонки и красивее. Но была она серьезная и работящая. У нее был строгий отец, глава в доме. Слушали его и дочки — Татьяна и Надя. А Андрей вдруг стал за Татьяной ухаживать. И отца не побоялся! Влюбилась в него Танюха ! Словно хмелина вокруг него вилась! Подруги завидовали. Как же! Андрюха! Сам Андрюха! Каждый вечер подлетал он на рычащем мотоцикле к дому Татьяны, и уносились они, куда глаза глядят! До утра гуляли по селу, или уезжали за речку, на белый остров, купались до одури. Жгли костры, жарили на палочках рыбу…

Ночами травы гнулись от росы, вода в реке — теплая, как молоко. Выйдешь из воды, и опять туда, в воду хочется… В самый омут… И любовь Танюши была похожа на это купанье, когда хочется быть с любимым еще и еще… Солнце, выбелило Андрюхин чуб, и Танюшкину косу. Сами же они стали, как мулаты. Стога пахли мятой и донником, губы пахли черемухой и смородиной. Такое лето! Такое лето…

Пролетело оно, и Танюшка вдруг обнаружила она, что беременна! Мать поругала ее, даже за волосы, как водится, потаскала…Как узнал об этом Андрюха — даже, вроде , обрадовался. Сватов заслал. В Октябрьскую — сыграли свадьбу. Ох, и веселая свадьба была! Богатая! Жить у Андрюхи стали вместе с его родителями. Дом большой, места много.

Тут только узнала Татьяна истинный характер весельчака и балагура. В первый же месяц пересоленный суп в помойное ведро полетел! Правда, свекровь защищала, выручала в трудные моменты. Но и от нее немало доставалось. Татьяна сколько слез из – за ее упреков пролила! Впрочем — на свекровь Татьяна обиды не держит. Сильная, волевая женщина. Мужики в доме — по ее указке жили. Родилась дочка — красавица, — вся в Андрея. Реснички до бровей, и брови — как нарисованные. Только- неспокойная. Танюшка – днем со скотиной; да уборка, да пеленки, а ночью — к дочке вставать приходится…тут уж Андрей не раз и не два с кровати сталкивал, когда дочка плакала. Сам же, часто забывал, что женат… То — утром с гулянки вернется, то в другое село на свадьбу пригласят, он один едет. Спасибо свекрови, сколько раз ходила, искала его, гуляку, если свернет налево. Раз — отметелила палкой и его, и его зазнобу. Присмирел. Почему тогда Татьяна не ушла? Да любила сильно. Все прощала. Что такое любовь? Она и сама толком объяснить не смогла бы. Только ради Андрея ,ради его улыбки, она горы бы свернула, пешком за ним на край света пошла. А он ,кажется, ее чувств не разделял. Был неласков, хмур. Не трудные работы, а то, что Андрей неласков с ней, больше всего тяготило ее.

Если уж сильно плохо на душе станет – забьется куда – ни будь, проревется , и дальше. Свои слезы никому не показывала. Еще чего! Потом все думать будут — «бедная, несчастная…»не хотела Татьяна, чтоб ее жалели. Не хотела позорить Андрея, да и себя — тоже. Помочь — не помогут, а пересудов – не хотела.

Как то раз, заикнулась было о разводе, когда, вовсе, казалось, невыносимо….

Такой реакции Андрея она не ждала! Он вдруг весь как то подобрался, скулы заходили ходуном, черты обострились. От его красоты и внешности рубахи-парня, ничего не осталось. Перед ней стоял человек с мордой какого- то хищного животного, готового к прыжку. Едва сдерживая себя, он произнес сквозь зубы:

-А тебя никто не держит. Иди. Только не надейся, что дети с тобой останутся. Ты мое слово знаешь…

Сказано это было так, что Татьяна поняла — Лучше молчать, пусть все идет своим чередом. Со временем Андрей присмирел. Меньше стал на баб заглядываться. Как то смягчился. Стал советоваться с Татьяной. Все вроде бы наладилось. Да и времена настали такие, что, не приведи господи… Предприятия, закрывались одно за другим, Вся страна — в поисках работы. Дошел черед и до Андрея. Как самого горластого, его сократили одним из первых…

Татьяна с жалостью смотрела на то, как мечется муж в поисках работы…Ему, гордецу, стыдно было сидеть на шее у стариков и жены. Решил он ехать на заработки куда-то на Север… Много их тогда поехало. Уж не за длинным рублем, не за туманом, как пели раньше, а за какой ни будь работой. Трое — сразу же вернулись, а он, где то зацепился. Звонил иногда, говорил, что на промыслах, что к Новому году приедет, потом обещал -к восьмому марта… Так прошел год. Умер свекор. Андрей, конечно же, примчался. Выглядел похудевшим, но ухоженным и сытым, как котяра.

У него, есть баба… определила для себя Татьяна. Но время для объяснений было неподходящее. После поминок Андрей еще пару дней пожил дома, и уехал. Где то через неделю, или дней через десять, поделилась она подозрениями со свекровью. Та, хоть и не отошла еще от похорон, все равно озаботилась такими непростыми делами. Решила после сорока дней съездить на промыслы, посмотреть, что и как. Набрала сыночку домашних разносолов, тех, что он любил, да и поехала.

Через четыре дня — вернулась сама не своя. Посмотрела на нее Татьяна – поняла все….

А свекровь пала Татьяне в ноги, и зарыдала. Христом-богом просила, не уходить, не оставлять ее одну. Правильно догадалась Татьяна. Живет Андрей с другой. Городская. Чужая, не приветливая. У них уж и ребеночек родился, Артем. Всю жизнь мечтал Андрюха о сыне. Сейчас уж точно, не вернется. Когда прошла первая обида, вдруг почувствовала Татьяна облегчение. Как будто тащила на себе тяжелую ношу, и, наконец, сбросила. Сейчас не надо держать отчет за каждую минуту, что задержалась на работе, не бояться, что прямо посреди улицы, среди толпы, он скажет:

-Ну, что, расселась, как коряга! Тебе что, дома дел нет? Вроде шутка — а обидная.

Или вместо «спасибо», скажет-

-Что за помои ты сегодня сварила…

Поняла она, что та, пылкая, всепрощающая любовь ушла, сгорела в мелких обидах, осталась лишь зола-холодная и серая. Только где то , чуть-чуть тлели еще уголечки. Но Татьяна задвинула их подальше в самый дальний уголок души. Постепенно, пришла в себя. От свекрови уходить не стала. Как оставить больную, старую женщину…. Андрей высылал деньги. Татьяна их не трогала. Пусть лежат девчонкам на учебу. Ее небольшого заработка и пенсии бабушки хватало, чтоб безбедно жить.

Дважды он приезжал навестить мать. Татьяна уходила тогда, к своим, и отсиживалась там.

Как то под вечер, в очередной его приезд , он появился у них на пороге. Мать, хоть и обижена была на зятя, засуетилась, собрала на стол, а потом под каким-то предлогом ушла. Хотелось старой, видно, чтоб снова все сладилось…

Только, не бывать уж этому! Андрей просто поблагодарил Татьяну за то, что мать не бросила, и повинился. Рассказал о том, что когда-то Татьяну сватать посоветовали родители, а ему все равно было, кого. Не любил он никого. И Татьяну – не любил. Так, жил — не любя. А теперь, в сорок — влюбился! Свою Светку любит до безумия! Все готов для нее сделать! Чуть выпив, стал снова просить прощения. Совал Татьяне пачку денег, обещал дочкам свадьбы отгрохать, на зависть всем соседям.

Сидела Татьяна, смотрела на этого смазливого, хвастливого павлина и думала-

— И это мой любимый Андюшка? Что с ним случилось? Таким она его еще не видела.

Еще чуть-чуть послушав его хвастовство, встала.

Ладно, Андрей, иди. Мне завтра рано вставать. Да и тебя, наверное, уж потеряли. Катюшка недавно звонила. Иди.

Захмелевший Андрей вдруг расставил руки, и начал ее обнимать, притискивая к двери.

-Ты что, совсем сдурел! Только что рассказывал, что любишь Светку, а сам!

Татьяна легонько оттолкнула его. Зацепившись за порог, он плашмя выпал в сени. Там стоял бачок с водой. Как раз перед визитом Андрея, Татьяна, принесла пару ведер из колодца… Холодная вода, остудила голову Андрея. Грязно выругавшись, скользя по мокрому полу, он с трудом выбрался из сеней и, хлопнув калиткой, зашагал по дороге. Татьяна смотрела ему в след. В душе ее была только грусть, и жалость по неудавшейся жизни. Вечером следующего дня Катюшка сообщила — Папа уехал.

Прошло еще пять лет. Дочки выросли. Обе – закончили медицинские училища. Валюшка дружила с хорошим парнем. Татьяна, по — прежнему, работала бухгалтером. Давно уж в селе затихли пересуды, о ее личной жизни. Андрей больше не появлялся. Свекровь часто болела. Хорошо, что девчонки — медики. И давление померяют, и уколы поставят… Гордилась бабушка своими внучками, Татьяну -дочкой называла. А как еще? Не невесткой же? Какая она теперь невестка… О том, что бабушка болеет, Катюшка не раз Андрею говорила. Только он с приездом все откладывал. А тут — как снег на голову. Не жданно, не гаданно. Мать, конечно, обрадовалась, а Татьяна сразу поняла — не к добру это…ой , не к добру!

И, точно! В первый же день огорошил- Рассказал: попал в аварию, две машины разбил! Да не какие нибудь Жигули, а» Мерседес» какого-то «хозяина….» Требуют выплатить в течение месяца. С одним водителем рассчитался — свою машину отдал. А за «Мерседес «– как? Где у него такие деньги? Светка не работает. Светкин брат, помочь — отказался. Вот и приехал Андрей просить мать, продать дом….

От всего услышанного, старуха слегла с давлением. Слишком уж тяжелые для ее здоровья, переживания. Оказалось, Андрей и о матери подумал- предложил матери два варианта — ехать в город, и жить с ними, или утеплить летнюю кухню… Одной – места хватит! О том, что Татьяна и дочки живут с матерью — ни слова. Только не зря когда – то Варвара считалась сильной и властной женщиной. Сказала, как отрезала:

Ишь, чего удумал! Детей на улицу выгнать хочешь? Сначала, при живом отце сиротами жили, а сейчас, еще – и, бездомными! Не бывать этому! Есть у меня немного денег — на смерть берегла, их, все, до копеечки отдам, а сиротить девчонок — не смей! И после смерти про дом забудь! Татьяна в нем хозяйка. Она и потом ему хозяйкой будет!

Такой ответ не устраивал Андрея. Он то, надеялся, что, продав дом, сможет рассчитаться. Как ошпаренный, выскочил он на крыльцо. Второй раз увидела Татьяна его перекошенное злобой лицо.

-Ты…ты…это все, из — за тебя…

В бессильной ярости орал он в лицо Татьяне. Та стояла и смотрела на него. По лицу катились слезы. Ей так жалко было этого человека, которого когда то любила.

-Послушай, Андрей! Не кричи, послушай. Я тебе дам денег. У меня есть . Как чувствовала -не тратила. Твои это деньги. Те, что ты присылал. Немного не хватит, чтобы рассчитаться, но, думаю — мать добавит. Ты на нее не кричи. Ей волноваться нельзя.

Андрей ошарашено стоял, не понимая слов Татьяны. Неужели — все! Его проблемы решила та, которую он предал, которую унижал, считал не достойной его… Перед ним стояла Татьяна-

Постаревшая, поседевшая, в стареньких туфельках и вязаной кофточке с потертыми локтями…Он вспомнил Светлану — роскошно одетая, в дорогих сапогах, шубе за четыреста тысяч…

Он не жалел для нее ничего. Хватался за самую «денежную» работу, возил ее на Кипр, на Мальту…

Артемка учился в элитной школе…

Почему же в трудный момент Светлана не предложила продать драгоценности, или, хоть как – то помочь? Такие мысли промелькнули и исчезли. Сразу стало легко и хорошо и радостно. Все! проблема решена! Отдам деньги, и все будет как раньше!

-Ты, правда, отдашь мне эти деньги? Ну, ты и … молоток, Татьяна! Спасибо тебе!

На следующий день Татьяна со свекровью поехали в райцентр, в банк. В старой материной сумке уместились все деньги — без малого — миллион. Татьяна никогда не видела такой кучи денег,

Хоть и работала бухгалтером: там все деньги только в цифрах и бумажках, а здесь — реальные деньги. Новенькие, хрустящие, банковские упаковки… Она всю дорогу прижимала сумку к груди. Но все, слава Богу, обошлось. Андрей долго перекладывал, тасовал пачки денег. Отложил в сторону тоненькую пачку-

-Это — Валюшке на свадьбу. Что она, безродная, что ли, без свадьбы замуж выходить! Даже не возражайте! Спасибо тебе, Татьяна, еще раз, выручила. По гроб жизни не забуду!

Уехал Андрей, все опять пошло своим чередом. Сыграли свадьбу. Андре тоже был на свадьбе. Подвыпив — стал прежним Андрюхой — веселым, бесшабашным гармонистом. Пел частушки, плясал, обнимал сватов… Татьяна, любовалась молодоженами — какая пара! Валюшка — красавица! Как она радуется, что отец приехал!

Ей, так и не удалось за хлопотами расспросить Андрея о его делах. Он быстро уехал. Только сказал, что не сможет сейчас высылать деньги. Его ведь прав лишили. А на новой работе -заработки небольшие. Впрочем, Татьяне его деньги и не нужны были.

Через год тихо скончалась свекровь. Андрей в командировке был. Приехал только после похорон. Плакал, просил прощения на могиле матери, у Татьяны, дочек. Сказал-

-Живи, не сомневайся. Твой это дом.

Старик Кузьмич комментировал:

-Нельзя узнать человека, пока не будешь делить с ним наследство. Хоть и дурной Андрюха, а нутром чистый, без гнили. Помнит наказ матери…

Катюшка перебралась жить в райцентр, Валюшка с мужем — квартиру купили. Осталась Татьяна одна. Сначала — места себе не находила! Все казалось — пусто и тоскливо. От скуки – ремонт делать стала — обои поклеила, все покрасила, мебель переставила, Да так увлеклась, что не удержишь! И все сама! Соседки, только ахали… Закончила ремонт в доме, за двор принялась. Сараи порушила, стайку. Вместо грядок с луком — розы насадила. Хотела, и летнюю кухню снести, да пожалела. Добрая, крепкая.

-Я ее потом в баньку превращу, и славно будет. Решила она. В летней кухне стояла громоздкая русская печка, кровать, комод со старыми тряпками, у окна – большой стол. Когда то, свекор-батюшка любил спать на печке. Скотине — корм варили, заготовки, засолки делали. Вон, целый угол стеклянных банок стоит, камни- голыши, возле порога… Капусту задавлять.

Пришло время на пенсию оформляться. Подумала Татьяна — подумала, да и решила — всю жизнь работала…хоть и не трудная работа ,а все на нервах…Надо и отдохнуть.! Девчонки ее поддержали, и стала Татьяна пенсионеркой. На предприятии ее хорошо проводили. Подарков надарили, слова хорошие говорили. Приглашали заходить…

На пенсии ей понравилось. Утром – спи до семи. Кроликов себе завела, двух кошек. Вот и все хозяйство. В доме герани, все цветут! Во дворе- розы… такая красота… Только недостает чего-то Татьяне. Хлопот, забот о ком то…

Как то напекла пирогов, гостинцев собрала, да поехала к дочке в райцентр. Погостила немного, с женихом ее познакомилась, в больницу на прием сходила… Все у Катюшки — слава Богу…и на работе, и так. Только что это душа не на месте? С чего бы это? С трудом дождалась автобуса.

Погода сырая, дождик накрапывает. Идет она тропинкой к дому — а воздух, будто дымком попахивает. Господи, да не пожар ли…

А когда подошла к дому, ноги ее и вовсе подкосились. На крылечке летней кухни сидел мальчишка лет 12-вылитый Андрей. Те же глаза, лихой, хоть и мальчишеский, чуб.

-Здравствуйте…опасливо как – то поздоровался мальчишка.

-Ты — Артем? Ты с кем? А где отец?

Задала Татьяна сразу несколько вопросов. Ответить мальчишка ничего не успел. Открылась дверь кухни, и в дверях появился Андрей.

Прости, без предупреждения. Так получилось… Можно, мы тут пока поживем? Только еще одну кровать поставить надо…

Татьяна не произнесла ни слова. Она поняла — что-то в жизни Андрея сломалось. Захочет, сам расскажет. А сейчас — накормить надо. С дороги же! Быстренько вошла в дом, раскрыла холодильник и начала готовить обед. Нажарила сковороду яичницы с салом, сделала салат из огурцов и помидор, напластала крупными кусками хлеб. В голове гудело, руки тряслись…

Подошла к дверям кухни. За дверью — тишина. Татьяна постучала и вошла. Андрей, присев на корточки, ремонтировал электрическую розетку. Печка потрескивала, отбрасывая отблески на стены.

-Пойдемте, я вас покормлю. Чего голодовать. Голодные, и собаки- злые… Так, кажется, ты говорил?

Андрей положил старую отвертку на подоконник, выпрямился, и сказал-

-Ну, что, Артемка, пойдем обедать. Тетя Таня вкусно готовит!

Артемка ел мало, зато Андрей с аппетитом прибрал всю яичницу, зачистил сковороду кусочком,

Съел еще большой ломоть хлеба, запивая его молоком. Наевшись, ладонью замел крошки со стола, забросил в рот… Сколько раз Татьяна наблюдала за тем, как ест Андрей. Все движения и привычки она знала уже давно. Ей казалось, что она стала их забывать, но нет… Вот он не глядя, потянулся к печурке, чтоб достать коробок спичек, вот пошел к умывальнику, причесаться. Будто и не было этих лет. Но рядом с ним сидел мальчишка, до ужаса напоминающий его, молодого. А еще — дочек.

-Вот девчонки обрадуются! Сразу же прибегут!

Сказала Татьяна, чтобы, что то сказать, не молчать. Андрей хмыкнул, и ответил :

-Пока ничего не говори, дай отдышаться.

С тем и ушел снова в летнюю кухню. Артемка слонялся по двору. Ему было скучно. Татьяна, позвала его покормить кроликов, нарвать для них травы. Видно было, что пацан, не умеет этого делать. А живых кроликов он видел впервые, если не считать зоопарк. Татьяна с удовольствием дала подержать маленького крольчонка, который смешно дергал носишком.

Артем вызвался ежедневно ходить сюда, кормить крольчат. На Татьянин вопрос:

-Надолго ли вы к нам? — только пожал плечами. Так что пока Татьяна не узнала ничего о том, что привело Андрея сюда.

Шила в мешке не утаишь. Да и сам Андрей не сильно скрывался. Пошел в магазин, набрал продуктов, необходимых в хозяйстве вещей…

Зашел в Администрацию, поинтересовался насчет работы… Там работал его дружок .Когда -то и в школе вместе учились, и женихались… Посидели, поговорили. Нашлось Андрею хорошее местечко- мастером в ЖКХ. Дружба — она и в Африке — дружба! Пришла Валюшка. Она ждала первенца. Обрадовалась братишке. Пригласила его к себе. Поговорили с отцом на общие темы.

Не спросит же дочка — что это ты, папа, сюда приехал? Если приехал — значит — так надо.

Андрей привел в порядок кухню — побелил, помыл, постелил бабушкины дорожки…

Полки прибил, трубу подремонтировал… Красота и чистота! Все — таки, умелый мужик Андрей!

Хоть он и отказывался, Татьяна готовила обеды сама. Чего ребенку портить желудок, какими то «Ролтонами, » да китайской лапшей! Ведь ей не трудно!. Так и стали жить — что то среднее между соседями по коммунальной квартире, и родственниками. Андрей упорно не хотел рассказывать ничего.

Наступила осень. Артем пошел в школу. Ему даже нравилось здесь учиться. А мальчишки ходили к нему табуном! Он много знал, разбирался в компьютерах, и другой технике. Андрей купил себе мотоцикл, и снова, как когда-то, гонял по селу, с шумом въезжая в лужи…

В один из осенних, красивых деньков, копала Татьяна картошку, и услышала, как возле дома остановился мотоцикл.

— Значит , Андрей на обед приехал, подумала она.

Но в эту минуту хлипкие дощатые воротца раскрылись, и в огород ворвался Андрей…Именно -ворвался …Глаза его сияли, и весь он ,как будто помолодел!

Ну, что, бабушка! С внуком тебя! С Андрюхой!

Он подбежал к Татьяне, и начал ее кружить, так, что у нее ноги не доставали до земли.

Мы с тобой — Дед и бабка! Ты понимаешь!

Андрей был в таком приподнятом настроении, что, кажется, готов был расцеловать целый мир.

Давай, собирайся, к Валюшке поедем! Ты своих цветов не жалей, все равно, скоро заморозки.

Врачам и медсестрам, тоже сделай букеты!

Кажется, к нему вернулась его былая уверенность, его бесшабашность.

Так и поехали они в роддом вместе. Возле роддома Андрей радовался, как будто это он сына родил! Всем сестрам и врачам раздавал розы. Шутил. Не забыл и про Валюшку — самые красивые, оставил ей. Тут — то подловил их вездесущий Кузьмич.

-У вас, что жа ето — медовый месяц што ли? ишь, сколько цветов …Тебе, Андрюха, кажинный день Татьяну конфетами да цветами баловать надо. Ишь, ты, тринадцать годов отдыхал, а она тебе и дочек вырастила, и мать твою на погост устроила. Все чин чинарем!

Лучше бы Кузьмич этого не говорил! Радость Андрея, его веселье, как ветром унесло. Махнул он рукой, и ничего не сказал.

Обратно ехали молча.

Осенний ветер к вечеру стал просто ледяным. На лесной дороге мотоцикл подскакивал на колдобинах, в глаза летел какой-то мусор и мокрые , рыжие листья. Татьяна в коляске укрылась покрывалом, и, все равно, было холодно, а Андрей в тоненькой курточке, совсем закоченел. Домой приехали в сумерках. Артемка — уже и кроликов накормил, и сидел за компьютером. Татьяна позвала всех ужинать, но Артемка отказался. Зато, Андрей, согласился сразу. Пришел с бутылкой какого-то сухого вина.

-Надо же такое радостное событие отметить! Давай по чуть-чуть?

-Татьяна не стала жеманиться. Во первых, действительно, событие, во вторых — замерзли, как цуцики.

-Ты, может, водочки выпьешь? Промерз ведь, как бы не заболеть…

-А что, у тебя есть? тогда давай!

Выпили за Андрюшку, чтоб рос, здоровым, да сильным. Валюшка с Павликом — мужем, давно решили своего сына Андрюшкой назвать. Это льстило Андрею.

Чуть захмелев, Андрей начал фантазировать, как вместе с внуком на рыбалку ездить будет, как научит его ездить на мотоцикле…

Пришлось его пыл немного остудить. Ты извини, Андрей, дело, конечно , не мое, но мне кажется, этому всему ты Артема должен учить. Смотри, слоняется парень без дела. Только компьютер — его забава. А, чтобы мужиком вырасти, ему и на рыбалку с отцом, и на охоту уже пора…

Привез сюда, и как то кинул его… А он, небось, и по матери скучает, и, просто, ласки и тепла ему хочется…

Андрей нахмурил брови, и спросил-

-Это он тебе что-то говорил? Жаловался? Смотрю, тянется он к тебе…

-Что ты! Артем – молчун. Я сама все вижу. Скучает… Может, отпустишь его к матери?

А куда? Где она? Кто бы адрес дал!

Скрылась наша распрекрасная мамочка, за границу укатила, пока я в командировке был, а Артемка — в лагере. Все продумала, сука! Письмо Артемке написала, прощенья просила!!!

А мне и этого нет! Не заслужил, колхозник!

Андрей с силой ударил по столу кулаком. Посуда на столе подпрыгнула и зазвенела.

-Татьяна подошла к Андрею, обняла его голову, и стала гладить, как маленького, приговаривая:

-Тише, тише, успокойся… Ты же сильный, ты – выдержишь…

-Постепенно Андрей успокоился, и начал говорить…Его, будто прорвало. Видно, очень хотелось выговориться. Он рассказывал о том, что замечал за Светланой ложь уже давно, но не хотел этому верить. Слишком любил.

Рассказал, как метался по городу, отыскивая ее, как пил и плакал, плакал и пил…

И, только мысли о сыне, привели его в чувство. Там он не мог оставаться. Единственное место на земле, где его поймут, где он согреется душой — это родной дом, родной поселок.

Забрав Артемку, он приехал сюда. Он знает, Татьяна его не простит, слишком много боли он ей причинил. Но пусть она позволит им жить здесь, на родном месте.

Татьяна смотрела на него и думала -как же он мог жить с такой болью в душе… Как он мог ходить, говорить, улыбаться…

Она уже совсем забыла, что, когда то, Андрей так же предал ее, и ей так же больно было, так же разрывалась от обиды и несправедливости душа.

Сейчас ей казалось самым важным — помочь Андрею в его беде, залечить его раны.

Она еще не знала, как она поступит в следующую минуту, но сейчас ей хотелось только одного -утешить его, успокоить его боль, взять часть этой боли себе… Наверное во все века – это был самый верный, испытанный способ. Она смело подошла к нему, обняла его, прижалась к нему всем телом как, когда то…

От него пахло машинным маслом, и еще тем, знакомым, родным и любимым запахом…

Потом они долго молчали. А о чем говорить?

Первым молчание нарушил Андрей.

-Пойду я… Артем потерял уж меня, наверное… А насчет рыбалки и всего другого — ты права. В воскресенье же поедем на рыбалку! Может, и ты с нами? А что — если погода хорошая, отдохнешь, развеешься. Не все с горшками и кастрюлями возиться!

Ушел Андрей, а Татьяна сидела на смятой постели, и не могла сообразить — что надо дальше делать? Наконец встала, убрала посуду, подмела … но делала это чисто автоматически. Голова в

этих работах не участвовала. Она понимала — Андрей ищет примирения…Все его действия –говорили об этом. Но готова ли к этому она? Снова начать? Но как зачеркнуть те годы, когда подушка от слез была мокрая? Как, как забыть те слова, которые он сказал ей, когда то? Те холодные, жестокие слова-

-Я тебя никогда не любил…

Сегодня именно они сдерживали Татьяну от решительных шагов. Соседи… Да они уж давно решили, что Андрей и Татьяна — вместе. Впрочем, Татьяна их и не пыталась переубедить. Пусть думают! Дочки-те – были бы только рады. Обиды на отца они не имели. Татьяна никогда не чернила мужа перед дочками. Папа — был для них хорошим, добрым, щедрым…

Они бы поняли… Так думала Татьяна, ворочаясь без сна на кровати. К утру, она все- таки уснула. Проснулась, когда прогудел мотоцикл Андрея.

-Уехал на работу…

Прибравшись, и попив чаю, решила сходить к своей матери. Та, хоть и сильно постарела,

Всегда была чем- то занята. Привычка… Сегодня она плела из лука косы. Крупные, золотые луковицы были с кулак величиной. Хорошая все -таки хозяйка, Надя… И в доме, и в огороде успевает. Надя-сестра Татьяны, забежала пообедать. Принялась расспрашивать Татьяну о делах. Поздравила с внуком. Позавидовала сестре-

-Тебе хорошо, ты пенсионерка. Не надо на работу, а каждое десятое число — пожалуйте за денежками… И путевки на курорт, и все – пожалуйста! Кстати, есть путевка на курорт — не желаешь?

По опорно-двигательному… Тебе что сейчас делать! Съезди, полечись! Мало что ли болячек накопила за жизнь!

Татьяна шла по дороге домой, и размышляла…

А ведь, и правда…Болячек – много. Всю жизнь — никуда. То корова отелиться должна, то картошку копать!.. То — дочки в школе… Сейчас же — все дела сделаны. А на досуге, может и решение какое придет.

На том и порешила. Сходила, взяла путевку. В следующие дни — посетила врачей, Убрала остатки овощей в огороде. С Андреем виделись только во время обеда. Оба старательно делали вид , что ничего не случилось. В последний вечер Татьяна сказала.

-Я уеду, так вы перебирайтесь пока в дом. Еще прошу тебя, Артем, покорми пока кроликов.

Моркови я намыла, а травы — нарвешь. И герани полить не забудь.

Артем обычно не называл Татьяну никак. Просто, на «вы»,а тут сказал:

-Не беспокойтесь, тетя Таня, все сделаю, как надо…

-Интересно, где они сейчас? В доме, или летней кухне?

Татьяна посмотрела на часы. Восемь…. Сейчас Андрей заведет свой мотоцикл, и помчится вдоль улицы, разбрызгивая лужи, пугая кур…

Одним бы глазочком глянуть, как они там, и снова можно отдыхать…

Лида села на кровати, ничего не понимая. Ее соседка лихорадочно собирала вещи, толкая их в сумку.

Что-то случилось? Вы – куда?

Татьяна выпрямилась, поглядела на соседку, и сказала, как отрезала:

Домой поеду, меня там ждут…

СВАТОВСТВО

Петька проснулся не в лучшем настроении. Все плохо – давно уж Валька с ребятишками ушла к этому недомерку, и с работой плохо, вот — вот выгонят. Лежа на скрипучем диване под ворохом разной одежды, чтобы теплее было , Петруха размышлял:

-Найти бы себе жену. Пока с Валькой жил — как то и настроение было нормальное, и пил поменьше. С сынишкой в шахматы вечерком сражался.

Дома тепло, чисто. И чего ей не хватало? Вроде и не обижал, и зарплату отдавал… А сейчас — паутина по углам , холод собачий, холодильник пустой- как говорят- мышь повесилась…Да матушка еще зудит- пьешь много, работать не хочешь, обо мне не заботишься…А тут и о себе-то неохота заботиться -один и есть один. В глубине души он понимал — есть и его вина,

( и не маленькая) в том, что так получилось с женой, только не хотелось сознаваться. Не так надо было возвращать ее, коль не хотел, чтоб уходила…

не так… Сейчас-то он точно это знает, а тогда захлестнула обида- на кого променяла- на недомерка, обрубка. Побил, конечно, как мужики советовали. А надо было поговорить, ее выслушать…

Матушка еще …Причитала да напевала — такая Валька, разэтакая. А сейчас его же и обвиняет. Да что теперь об этом думать — ничего не изменишь.

В окошко кто – то тихонько стукнул. Пришлось вставать, открывать дверь.

Вошел Ленчик – свежий и ядреный как огурчик. Ленчик был из той породы людей, которые и в плохом найдут хорошее.

-Здорово! Вот кому везет! Спи — сколько хочешь и когда хочешь! Никакие

бабы не указ. А моя подняла меня не свет, не заря. Уж телегу дров расколол.

Позавидовал Ленчик.

Он был семейный и побаивался свою Галину, хоть никогда в этом не сознавался. Как настоящий деревенский мужик, чистил дорожки от снега, колол дрова, носил воду, и делал еще массу необходимых в хозяйстве дел. Но иногда, когда запросит душа, мог расслабиться. Галина смотрела на эти «праздники непослушания» снисходительно. Сильно не скандалила. В такие дни он шел к Петрухе. Жены у того нет — некому орать. А собеседник Петро был отменный — он умел слушать. А Ленчик, найдя « свободные уши,» болтал без умолку.

«За ударный труд» — колку дров, выдала ему сегодня Галина стольник. Об этом он и поспешил сообщить другу. Только собрались в магазин, как пришла мать Петра. Поздоровалась с Ленчиком. Она его уважала:

Семейный, не забулдыга, все шутит, веселый…. да еще в прошлом году, когда ей привезли дрова, он все дрова перепилил один, и ни копейки не взял. В общем — хороший мужик. И Петру с ним повеселей.

-Куды это вы опеть собрались? Заговорила тетка Наталья скрипучим голосом.

Вот Петькя все уж пропил — и робят, и бабу…

Вот как смерть-то ко мне придет, на ково его оставлю? Валькя- то собе нашла мужика. Можа и кака бабенка Петьке найдется?..

Говорила Наталья своим скрипучим голосом . Не знакомый человек не сразу и поймет ее слова. Все имена — Петька, Валька- оканчивались у нее на «я».Когда-то мощная, состарившись, она казалась тощей и некрасивой. Ее сын-Петр, очень походил на нее. С узким и длинным лицом, крючковатым носом он был как брат Кисы Воробьянина. Дополнял сходство шишковатый лысый череп.

Ленчик, следуя своей манере, хотел отшутиться:

-Тетка Наталья ,да мы сейчас вот обуемся и сразу свататься пойдем. Такой мужик без дела простаивает!

Но тетка Наталья была решительно настроена.

-Ты, Ленькя, не смейся. Я вот Петьке жену высмотрела. Поди видали, в магазине работает, Танькой зовут. Живет у кумы на фатере. Убежала от мужика. Говорит уж, бил ее, бедну, шипко. Кума хвалит ее .А Петькя- то спокойной, хоть дурак, вот и сойдутся. Мужики поняли -тетка Наталья провела большую предварительную работу с кумой, а ,возможно и с Татьяной. То- то она зачастила к куме в гости…

Видно было, что эту мысль она вынашивала не один день. Чтобы окончательно уговорить мужиков в необходимости сватовства, сказала:

-Коли сосватаете, я вам сразу две бутылки сама куплю…

Аргумент действительно был сильный. Петруха еще чуть-чуть поломался, но Ленчик, в свойственной ему манере — шутками-прибаутками уговорил .

Тетка Наталья вытащила из шкафа измятые брюки, пиджак. Нашли относительно свежую рубаху. Чуть -чуть разгладили. Петруха побрился, помазался каким-то кремом, надел костюм, а вот с обувью оказалась

проблема. Из обуви у него были: галоши резиновые, литые сапоги, старые и рваные кроссовки и валенки. Поскольку была зима — решили, что уместней всего будут валенки. Правда, валенки были похожи на лыжи, но ничего лучшего не было, и Петруха пошел в них.

Наталья успокаивала:

-Ниче, с дороги не спехнут…

Когда шли по улице, Петро идиотски хихикал , дергал носом, и бормотал:

-Может, не пойдем?.. ну ее…

Ленчик подбадривал его, сыпал шутками, всякими сальностями, какие

можно слышать в мужском обществе, уверял, что это не смертельно.

Возле дома « невесты» остановились. Ленчик последний раз критически осмотрел «жениха .»

-Все путем. Ладно, с богом…

Дома была одна» невеста». Поздоровались и Ленчик начал сватовство:

-У вас — товар, у нас – купец. Вот добрый молодец Петро хотел бы с вами

познакомиться.

Узнав о цели прихода, Татьяна ничуть не смутилась , видно была готова, а пригласила гостей раздеться, усадила за стол. Поставила на стол какие-то закуски, рюмки.

Познакомились. Ленчик еще раз объяснил цель прихода. Татьяна чуть – чуть подумала и сказала:

-Вот за тебя бы я вышла не раздумывая, а тут — подумать надо…

Пришлось Ленчику объяснять , что женщина она очень симпатичная, но что женат он давно, а у христиан гарем держать не принято, хоть и жаль.

А вот друг его страдает от одиночества. И квартира у него есть хорошая, и какая –никакая мебель, а хозяйки нет. Петруха в беседе почти не принимал участия, только рукавом пиджака вытирал вспотевшее лицо. Волновался… Татьяна, заметив это, принесла свежий носовой платок. Просидели часа два. Беседа налаживалась. Пришла хозяйка, и «сваты,» добившись согласия «невесты» подались восвояси, заверив ее, что завтра подгонят трактор, и все вещи перевезут к Петру. Домой Петро шел, как чумной, и не верил своему счастью. Татьяна ему очень понравилась.

Посидев еще у Петрухи за купленной теткой Натальей бутылкой, Ленчик отправился домой. Все-таки не самый легкий выдался день. Надо выспаться — завтра на работу. А Петро стал размышлять:

-Женщина она конечно, красивая. Видно, что хозяйственная. И работа опять же… Такая- в любом магазине может устроиться. Это плюсы.

А вот какой у нее характер…. Вдруг какой – то гадюкой окажется, или шалавой, как Валька… Снова рвать по живому …тяжело, и страшно …Он помнил , как уходила от него Валька. Как плакал он один в пустой квартире…

Как сжигал все ее фотографии, вещи, оставленные за ненадобностью -бигуди, старенькие туфли…Какую боль причиняли ему брошенные вещи сына…

Сейчас боль утихла. Потихоньку привык к одиночеству. Валентина забегает иногда, чтобы денег попросить для сына: то на поездку в Петербург, то на обувь.

Петро не возражает — надо, значит надо.

Сначала все надеялся, что вернется Валька , потом понял — надежды нет.

В общем — к переменам в жизни он совершенно не готов.

Да и парни опять же не смогут к нему приходить… Так размышляя, Петруха не пошел за Татьяной не в первый, не во второй день. Мать уговаривала его, стыдила, замахивалась на него полотенцем, он молчал — не спорил, не доказывал, просто молчал. Мужики в кочегарке смеялись, спрашивали, как семейная жизнь, он и тогда отмалчивался. Прошла неделя. Петро возвращался с работы в восемь утра. Было холодно, и он кутался в ворот фуфайки. По сторонам не глядел. Только зайдя в ограду, обратил внимание на свет в собственных окнах.

-Опять матушка забыла выключить

-решил он.

Привычно нашарив рукой скобу открыл дверь, и остолбенел.

Дом сиял. Белая как лебедь печка, казалось, танцевала посреди пола, качались от тепла кружевные занавесочки…

-Может, Валентина вернулась?…

Мелькнуло у него в голове. Но в следующее мгновенье он увидел Татьяну, которая шла из кухни с тарелкой.

В первую минуту он обалдел, потом вспомнил- вчера Ленчик искал Сашку с трактором. Ну и гад ! Это он удружил! Наверное, маманя нажаловалась ему. .. плакала…

-Как смена прошла? Нормально?

Спросила Татьяна, как будто вчера провожала его на работу.

-Давай мой руки, суп уж сварился… Потом гардины прибьешь…

Все — Кончилась спокойная жизнь… Сейчас по ее указке жить придется…

Подумал Петро, но в его мыслях не было горечи, а наоборот — хотелось

Скорее зайти кухню, где теплая печка, душистый суп, и Татьяна — пока еще

Почти незнакомая, но уже своя, такая приветливая и теплая, та, о которой мечтал он всю последнюю неделю, не сознаваясь в этом самому себе и даже не надеясь. Будет ли их жизнь полной и спокойной как река, или замутит ее житейский мусор- зависело только от них двоих .А пока Петр был счастлив- впервые за несколько лет. Ему хотелось смеяться, радоваться, и делать еще бог знает какие глупости. Но,как серьезный семейный человек,

Он сказал:

-Пусть остынет. Схожу пока за водой.

ТЕЛЕВИЗОР

Петруха вышел из магазина злющий, как черт. Все складывалось совсем не так, как хотелось. Приспичило же Верке рожать именно в этот день…

Все бы ладно, но часть денег, отложенных на цветной телевизор была вчера

пропита с мужиками в честь рождения очередной дочери- четвертой по счету. Целый год Петруха с Веркой мечтали о цветном телевизоре. Когда Верка пошла в декрет -поехали в город за ним. Да то ли такие не везучие,

То ли не там ходили, только телевизора не купили. Купили Петрухе куртку из кожзаменителя, очень красиво сшитую, нарядную. Только после двух

походов в кино она под мышками облезла, а на локтях вся полопалась.

Пришлось снова скапливать на телевизор. Сумма не маленькая- триста шестьдесят рублей! Деньги лежали в посудном шкафу, в красивой треснутой супнице, завернутые в газету. У них уже был телевизор-«Рекорд».Хороший такой телевизор-лет семь работал без особых проблем. Правда иногда изображение искажалось, но в семье даже маленькая дочка знала- надо телевизор стукнуть кулаком с правой стороны- изображение и исправится.

Длинными вечерами Петруха и засыпал под телевизор. Проснется, а там только настроечную таблицу показывают. Верка смотрела телевизор меньше. Конечно, три девчонки требовали внимания и забот. Да еще поросенок и куры. Всех накорми, за всеми убери… Петруха это хорошо понимал и не привередничал. В деревне над ними посмеивались.Бог с ними… конечно засмеются- что год-то приплод. Да все девки…Как- то в ссоре соседка назвала Верку свиноматкой.

Тут уж Петруха не утерпел… Подкараулил соседку, да таких(…)ей натолкал, что хотела она в суд бежать, жалобу за оскорбление личности писать, да передумала — вдруг и ей штраф припаяют… В общем, все обошлось.

Петруха любил свою Верку. Она ждала его из армии, писала ему длиннющие

письма. Хорошенькая, тоненькая, она совсем не походила на многодетную мать. В перерывах между декретами работала воспитателем в детском саду.

Там она на Новый год всегда играла Снегурочку. Дети ее обожали — и свои и чужие. Наверное, уж пора бы прекратить рожать детей, да хочется им сына.

Когда первый раз Верка была беременна, они и имя сыну придумали -Данила. Вместе с Петрухой в армии служил Данила из Москвы.

Хороший парень, хоть и москвич. Обещал приехать порыбачить, только

вот все время не выберет. А открытки отправляет к праздникам исправно.

В первый раз родилась Вика-Виктория. Вторая- Виола, третья- Валерия.

И вот опять девка. Мужики вчера обмывали Валентину –Валюшку .Скоро уж имен на «В» не останется. Вчера все случилось так быстро, что Петруха и опомниться не успел.

Утром Верка встала пораньше, как всегда, затопила камин, чтобы теплее

детям было вставать, нажарила Петрухе картошки. Он встал, покурил, накормил кур и кроликов, позавтракал и повез на велосипеде всю ораву в детский сад. Впереди, на раме, на подушке -двое, сзади, на багажнике -одна. Быстро И удобно. А зимой- на санках.

Даже ничего подозрительного не наблюдалось. На смену ему надо было только завтра, и он заглянул к соседу -покурить и обсудить новости.

Через час вернулся, а Верка уж одетая сидит. Иди, говорит ,ищи транспорт. Все- рожаю…Побежал Петруха к соседу, а его и след простыл- за клюквой наладился. Стукнулся к Николаше — колченогому, у него, как всегда- бензина нет.(Врет, и не краснеет).

Пришлось идти на поклон к Виктору. Когда-то пытался тот ухаживать за Верой правда безуспешно, но Петруха это помнил, и сторонился его. Мужик он был не плохой. Всегда поздоровается, деньжонок в долг даст, когда и опохмелит. Работает механиком.В механизмах толк знает,и в ремонте всей деревне помогает. Есть у него»Нива»есть и мотор с лодкой.

Да только Петруха не обращался никогда, а тут приспичило.

Виктор был в гараже. Совхозный гараж-это и стоянка машин ,и ремонтная мастерская, и мужской клуб-все вместе. В гараже- дым коромыслом, гулко и шумно. Мужики чинят «Беларусь».Петруха подошел к ним, и спросил Виктора.

Здесь где-то…посмотри в инструменталке — ответил Леха. Тут Виктор появился сам, как будто почуял, что его ищут. Выслушал Петруху, и без лишних слов сказал:

-Поехали.

Быстро сели в машину и через минутку были возле дома. Верка –вся в слезах.

Видно приперло сильно.

Виктор гнал свою старенькую «Ниву» что есть силы. Верка вцепилась в руку Петрухи так,что ее тоненькие пальчики побелели. По щекам текли слезы.

Трудно все-таки достаются дети бабам — этакие муки…Пятнадцать километров Петрухе показались вечностью. Наконец -то машина остановилась возле одноэтажного серого здания. Оно было Петрухе хорошо знакомо.

И его здесь знали. Быстро выскочив из машины, он помог вылезти Верке.

Охая и прихватывая живот, она поковыляла к отделению. Петруха дождался,

когда увели жену в палату и вышел. Он так устал, что хотелось только курить и спать. Виктор стоял возле машины.

-Ну что, домой поедешь, или здесь останешься?

Петруха минуточку постоял, почесал в затылке-

-Дождусь наверно. Верка у меня молодец. С этим делом не тянет. Через часик управится. А ты -поезжай. Спасибо тебе- выручил.

Петруха пожал Виктору руку, и уселся на завалинку, а Виктор развернулся на

Машине и уехал. Дома ждала работа. Не прошло и часа, как медсестра выглянула в дверь и крикнула:

-Иди сюда, папаша!

Петруха подбежал, а медсестра громко засмеялась и сказала:

-В следующий раз к соседу жену отправь. Может тогда парень будет!

Опять девка. Да крупная, 4 килограмма,100 граммов. А чуб черный, как у тебя.

Умеешь детей делать. Красивые получаются. Ну, поздравляю. Мамаша чувствует себя хорошо. Завтра приезжай. Сегодня она отдыхать будет.

Петруха вышел на дорогу. Ему повезло. Грузовая машина шла в сторону поселка. Шофер притормозил, посадил. Узнав, что у Петрухи только- что родилась дочь, начал рассказывать разные случаи из своей шоферской жизни. Доехали быстро. На повороте Петруха выскочил из машины.

В деревне ничего не утаишь. Все уже знали, что Верку увезли в роддом, и спрашивали-

Ну кто, ну как? Мужики, конечно, потребовали обмыть прибавление семейства.

Во время сборов Верка отдала Петрухе кошелек с деньгами. В кошельке оказалось сорок три рубля, двадцать семь копеек. Этого едва хватит на то, чтоб дожить до получки семьей, а на обмывку -нет.А мужики не отстают-ставь да ставь. Петруха и сам понимал — надо проставляться. Да где денег возьмешь? Тут его черт за руку и дернул-достал он скопленные на телевизор

деньги, да и взял оттуда тридцать пять рублей.

Петруха конечно все понимал -нельзя брать…Так ведь телевизоров –то в магазине все равно нет.А он потом схалтурит где- нибудь, да и добавит.

Погуляли славно. Куплено было немало вина. Петруха про детей вспомнил уж почти в семь. Привел детей домой и рухнул на диван.

Поросенка и кур кормил уж ночью, когда маленько поспал. А девчонки -молодцы. Сами спать улеглись. Вобщем- обмыл Валентину Петровну.

Утром глянул — а хлеба нет ни крошки. Пришлось бежать в магазин. Зашел Петруха в магазин, и остолбенел. Вдоль стены стояли телевизоры. Точно такие, как у соседа. Большие, цветные. И , как издевка- бумажка с ценой-360 рублей.

Вышел Петруха из магазина, сам на себя от злости ругается. Так ему хочется

сделать Вере сюрприз. Вот бы купить, а ей ничего не говорить, приедет она из роддома — а у нас — цветной телевизор…

Дело за малым- где взять тридцать пять рублей?..По дороге встретил тетю Дусю. Частенько забегала она к ним в гости, попроведать, поиграть с ребятишками. Свои –то выросли, а внуков еще не нажили.

Тетя Дуся спросила про Верку, про ее здоровье, про девчонок. Пообещала прийти, принести пирожков для Верки.

Тут Петруха и насмелился попросить у тети Дуси денег взаймы. Та ,конечно

Стала спрашивать, зачем ему так много. Пришлось рассказать.

-Так много у меня столько нету, пенсия давно была, а вот двадцать рублей дам.

А ежели петуха мне своего отдашь, то еще десятку, может наскоблю.

Тетя Дуся очень любила заниматься хозяйством. Особенной любовью пользовались куры. Только куры не простые, белые, а пестрые. Вот такой петух был у Верки с Петрухой. Красивый, с огненным гребнем, цветными перьями и звонким голосом. Не раз тетя Дуся упрашивала Верку и Петруху продать петуха, но Верка все жалела его.Уж больно голосистый да красивый…

Но телевизор … Петруха не стал раздумывать:

-Пошли сразу же, чего тянуть…

Петух был пойман передан в руки тети Дуси, а у Петрухи были вожделенные тридцать рублей. Петруха достал из серванта все деньги, еще раз пересчитал их, добавил из кошелька недостающие пять рублей, взял тачку и пошел в магазин за телевизором.

Через четыре дня Верка выписалась из больницы. Петруха заранее договорился с соседом Гришей, и не пришлось бегать искать машину.

В первый момент Верка не заметила телевизор, а когда заметила, очень обрадовалась. Тут уж Петруха все рассказал: и про петуха, и про пирушку.

-Ладно, сказала Вера, вырастим нового. Наши куры маленько без петуха поживут. А что купил — молодец. Вечером собрались родственники и друзья. Главным украшением был телевизор. А главными гостями — Виктор с женой. Все смотрели телевизор, говорили про урожай, обсуждали деревенские новости. А маленькая Валюшка спала в коляске с розовой соской во рту. Что снилось ей- никто не знал. У соседки тети Дуси в курятнике важно восседал петух. Его совершенно не интересовал телевизор, который был куплен с его немалым участием.

ПЕНСИЯ

Еще за час до открытия почты возле нее начали собираться люди. Здание почты, построенное лет тридцать назад ,походило на обветшавший барак ,но новые хозяева –какое то ОАО, из райцентра чуть –чуть облагородили его, отремонтировав крыльцо, и повесив красочную синюю вывеску с расписанием работы почтового отделения.

Вокруг почты посажены чахлые кустики,объеденные скотом. Расписание работы годами не менялось ,и его знали все. Просто сегодня-день выдачи пенсий. Это долгожданное событие для стариков, которые уж давно живут на эти горькие крохи, и пьянчуг, желающих отметить это важное событие. собрались здесь и бабушки, торопящиеся отправить тысчонку своим оголодавшим студентам-внукам, и просто те, кто стремится быстрее получить долгожданную пенсию.

Особняком держатся мужики. Молодой мужик в серой кроличьей шапке-молодой пенсионер. Он еще не привык к своему званию, и немного смущается, занимая очередь. Поодаль стоит, Дед — неизвестно откуда привезенный детьми, уставшими от его бесконечных пьянок. Раз в неделю привозит сын продукты, проверит, жив ли. Дед пьет по — черному. В его квартире собираются все алкаши деревни. Куда идти с бутылкой — да конечно к Деду. Там не выгонят. Вот и сегодня от деда несло перегаром и луком . Серое тощее пальтишко помято, на лице-застарелый синяк. Рядом сидящий мужик, по прозвищу Едрена вошь спросил :

— Хвораешь?

-Дед только переступил с ноги на ногу и вздохнул…

-А я уж десять годов не пью, жалею, что пил раньше. И здоровье бы было, и на те деньги, что пропил-машину, а то и самолет купить мог! Поздно хватился… У меня внуки-тоже пьют окаянные! То машину разобьют, то сами покалечатся…

В наше – то время водка хлебная была -а нынче-одна химия, едрена вошь!

Чуть подумав, добавил:

А вот самогоночки как на Родине-выпил бы… у нас на Родине ее из сахарной свеклы гонят . А водку там никто не пьет.

Молодой мужик в кроличьей шапке подтвердил-

-Самогон-это хорошая вещь. Мы с бабой в прошлом году в Белоруссию ездили. Вдоволь самогона напился! Дедок только вздыхал. Мужик в кроличьей шапке вытянул из поленницы чурку побольше, и, пристроив ее к стене почты сказал Деду:

-Айда, садись….

Дед кряхтя примостился на чурку и затих, привалившись к теплой от солнышка стене почты.

-Весна в этом году поздняя, уж средина мая, а лед все не тронулся. Рыба отнерестится подо льдом,

сказал молодой мужик в кроличьей шапке-

— В прошлом году девятого мая я двадцать уток привез, а в этом вон что-

И он показал на грязные сугробы снега, что лежали в тенечке. И на охоте не бывал.

-Говорят, что уток у нас совсем не будет.

Заговорил только что подошедший улыбчивый мужик с железными зубами.

-У меня Лексей в интернете вызнал, что полюса меняются, вот птицы и блудят.

Наши утки куда ни будь в другую страну улетят. Разны американцы и без наших уток богаты,

Дак им еще привилегия…

-А я так смотрю, едрена вошь, так скоро у нас не уток, не рыбы, не воды не будет . Раньше весной язевиков насолишь и до осени хватает .А в прошлом году осенью только пятнадцать штук присолил колодкой. Сами то со старухой уж едим мало, а молодежь каждую субботу в баню приходят-любят с пивом рыбкой побаловаться… А с этим интернетом-беда. Парнишка все время

В интернете пропадает, а это говорят, вредно. Да и разврат сплошной. Подошел к внуку, поглядеть из любопытства, а там голые сиськи показывают -реклама…вот и думай ,отчего дети такие…

прикурили и замолчали. Каждый думал о своем.

Толпа женщин заметно подросла. Не зря говорят: две бабы- базар, три бабы-ярмарка.

Женщины разделились на три группы, и каждая что- то увлеченно обсуждала. Над толпой стоял ровный гул, из которой выбивались отдельные голоса.

Веселая разбитная бабенка в алом берете, громко объясняла, как вязать пинетки. Возле нее стояли три женщины. Толстая, в куртке с мехом, молодая, в цветном шарфе и тощая бабенка в сером клетчатом пальто и татарских калошах с шерстяными носками.

Толстушка еще только собиралась впервые стать бабушкой, и относилась к этому очень ответственно.

Другая никогда не брала в руки спицы, и вряд ли когда будет вязать пинетки. Про таких в деревне говорят — «Не пряха, не ткаха…»Для нее главное—показать, что она это может сделать, создать вид…

Самая большая группа громко высчитывала — когда в этом году Троица, вспоминая все религиозные праздники, и случаи, которые происходили в те дни. И только третья группа-интеллигентно стояла в сторонке и дожидалась открытия почты, делая вид,что происходящее вокруг их не касается.

Вдруг все повернули головы в сторону переулка и замерли. По переулку молодой мужик катил тачку. Она громко стучала и грохотала по подстывшей земле. На тачке сидела неопрятно одетая женщина в камуфляжном костюме и серой вязаной шапке. Одна нога ее была в гипсе.

У едрена вошь, Анка –пулеметчица прикатила…А я думал-сегодня без нее обойдемся. В ту пенсию без очереди пролезла . Всех растолкала….

-А ты что думаешь, сегодня она стоять в очереди будет? Как бы ни так!

Сказала женщина в алом берете. Тачка остановилась возле самого крыльца почты, загородив всем вход. Женщина громко сказала.

-Я первая за пенсией. Вы что думаете, я стоять в очереди буду?

Все молчали. Только одна интеллигентного вида женщина пыталась возразить:

-Мы же ничего, стоим…

-Вот и стойте, коль вам делать нечего ,а мне-некогда… А тебе, Эльвира вообще еще пенсию

Рано получать. Ты за всю жизнь ничего тяжелее ручки не поднимала… Посмотрись в зеркало-какая ты пенсионерка…На тебе еще пахать надо!

Женщина, которую Анка –пулеметчица фамильярно назвала Эльвирой растерялась, заморгала глазами и обиженно отвернулась.

От, едрена вошь, а ты ведь по пьянке свои ноги нарушила. Бутылки из магазина таскать то тяжелее, чем наших ребят учить? Сама- то не рабатывала! Нажралась технического спирту, дак уж молчала бы….Люди свою пенсию горбом зарабатывали, а ты-глоткой…

Возмутился старик Едрена вошь. Мужик, что привез Анку, сердито выдвинулся вперед весь вид его выражал готовность грудью стать на защиту «любимой». Он был моложе Анки лет на десять -Симпатичное, но заросшее щетиной и синюшного цвета лицо выдавали в нем пьяницу.

Анка – пулеметчица повернулась было, чтобы ответить старику какую ни будь гадость, но в это время подошла инкассаторская машина с пенсией, и начальник почты , молодая женщина открыла дверь. Все задвигались, стали выяснять , кто первый….Только Анка-пулеметчица не волновалась. Она точно знала — она первая. Нагло растолкав людей, протиснулась к прилавку. Помогая ей руками и локтями ,продвигался к прилавку и ее муж-Сашка. От них противно пахло грязной одеждой, мазью Вишневского, и еще Бог знает , чем. Люди невольно отступили от них , оставив небольшое пространство. Она удобно расположилась, достала очки на веревочке, вместо дужки. Ловко обмотав веревочку вокруг уха, крепко сжала в руке синенькую авторучку, всем видом показывая:

Попробуйте, отнимите…

Пересчитав деньги, начальник почты спросила-

-Ну, чья очередь?

-Моя!

Торжественно произнесла Анка.

-А как люди?

Очередь молчала. Только одна старушка сказала:

-Да дайте ей эту пенсию. Всех уж задушила своей вонью, а у меня астма….

Через пять минут тачка с Анкой – пулеметчицей катилась в сторону магазина,

Сашка весело катил тяжелую тачку, предвкушая хорошую выпивку .Анка подсчитывала свои долги, которые непременно надо отдать с этой пенсии, и те ,которые еще могут подождать следующего раза. Еще ей хотелось купить внуку красного зайца, которого она видела в магазине.

После каждой кочки она сбивалась со счета, и громко ругала своего возницу. По улице шли люди, смеясь, называли Сашку рикшей, только их ничего не волновало и не смущало.

На почте стало тихо. Очередь тихонько двигалась, шепталась и продвигалась к вожделенному прилавку, где, как бы выполняя какой-то ритуал, все одевали очки, расписывались, и сжав в руке заветные бумажки ,спешили домой.

КОЛДОВСТВО

Мать стояла в дверях и смотрела, как Ирина примеряет новое платье.

-Как картинка, только в клубе выступать….

-Да что ты, мама, какой клуб! У меня сегодня родительское собрание. Ведь конец четверти. Знаешь, как трудно родителей собрать! Третий раз собираем. Хоть бы половина пришла. Совсем родители перестали учебой детей интересоваться…

Ирина порылась среди бумаг, мазнула на ходу губы помадой, обдала мать волной духов, и закрыла за собой дверь. Звякнула калитка.

-Опять целый вечер на работе. Господи, зачем не отговорили, когда в институт поехала, на учителя….Думали -уважение, работа с детишками, все по часам. А тут — цельный день в школе, а вечером- то- педсовет, то — родительское собрание, то-консультация. Мы когда учились, учителя так не делали. Отведут свои уроки, и домой. У каждой — огород да свинья, да корова… А ничего, выучивались. И в институты поступали….

Полина махнула рукой, и пошла, собирать на стол. Пора ужинать. Ирина опять убежала, без ужина. Сергей Петрович-Петрович, как звала его жена, Вышел из комнаты в теплом жилете и старых тренировочных брюках.

-Ты, мать, не бузи. Теперь такая линия -на образование. Самое главное-ЕГЭ сдать, а это -ого -го! Ты думаешь, погладят Иришку по голове, ежели, к примеру — Васька Кривцов не сдаст? Да ее растерзает твоя же подружка. Это она сейчас- ля- ля, ля -ля…а вот что будет, ежели не сдаст Васька? А с другой стороны- и начальство на Иришку нажимать начнет. Что, скажет, ты, Ирина Сергеевна, зря зарплату получала, а детишков -не подготовила?

Полина крепко уважала своего мужа. Хоть и суров был, строг, но без нужды голос не повышал. Опять же, не пьющий -и работа у него такая была -местный участковый…Сейчас -то- на пенсии, а все равно у людей в авторитете. А она, жена, должна этот авторитет поддерживать.

Ужинали молча. За столько лет-все переговорили. Была у Полины одна забота, да как мужу про нее говорить -еще не придумала. Вот и сидела, хлебала похлебку, да изредка на мужа поглядывала.

К чаю поставила на стол вазочку с печеньем и конфетами.

-Хоть бы ты, что ли, печенье ел. Ведь засохнет совсем. Были бы внуки- вмиг бы приели. С такой работой не дождаться нам от Иришки внуков…

Петрович хмыкнул, буркнул что — то, вроде -«завела шарманку,»и ушел в комнату, глядеть телевизор.

-Вот и посоветуешься тут…. обиделась Полина. Иришка — их единственная дочь, поздний ребенок. Вымоленный, выплаканной…

Родилась слабенькой. Полина ее даже в садик не отдала -вдруг простудят….До семи лет сидела Иришка с бабушкой. Всю азбуку выучила, считала и читала. В школе все время» хорошисткой» была. С восьмого класса-подружки с мальчиками забегали, влюблялись, ссорились. А Полина с Петровичем — после семи вечера — Иришку за порог не отпускали. На выпускном — Петрович лично присутствовал. Отпросилась Иришка со всеми рассвет встречать – и Петрович -с ними. От такой обиды — Иришка пришла домой ранехонько.

-Пусть папа ,сам рассвет встречает…

-А у самой-слезки капают.

В институте -опять же — жила у родной тети- Полининой сестры. Та — строгая, правда, иногда отпускала на вечера, но тоже, недолго.

К пятому курсу -половина девчат с курса -замуж повыскакивали, детей родили. А у Ирины- и парня не было. Как встречаться, когда за вами следит -цербер в юбке? Работать приехала домой, в свою школу. Директор с удовольствием взяла- знала Ирину еще с детства. К этому времени выросла Ирина в стройную и красивую девушку. Да что с того? На работе -одни женщины, и еще- учитель пения»чудо в перьях»-Геннадий Евграфович, лет этак 65, с длинными волосами, прихваченными резиночкой, мятыми и грязными брюками, и неизменным шарфом в клетку, которым он прикрывал ворот грязной рубашки. Наверное, на своей мандолине он умел играть только одну песню-«Среди долины ровныя…»потому что во всех классах — пели только ее. И малыши, и старшеклассники.

Вот в такой коллектив влилась Ирина. Впрочем, дети ее сразу же полюбили. Вместе ходили в поход, вместе ездили в райцентр на выставки, готовили школьные вечера. Так проходили дни, недели, годы. В этом году -28 стукнуло. В душе матери -тревога. Ну, как останется Ирина старой девой. Стала Полина дочку подталкивать к тому, чтоб знакомилась с кем-нибудь. Терпела, терпела Ирина Полинины советы, а потом и выдала:

Вы что хотите, чтоб я посреди улицы стала, и закричала — Замуж хочу!

Она так смешно изобразила этот момент, что Полина рассмеялась, и приставать с этим вопросом к дочери — перестала. Однако — думала. Как -то зашла вечерком к Наташе Кривцовой-(той самой, у которой сын Васька,) а Наташа читает объявления в местной газете.

-Ты смотри, и у нас в районе — ясновидящая появилась! Говорят- хорошая. Видит все насквозь! Галька Лобова ездила. Помнишь, кур у нее украли? Она на Зинку думала, а это — зять… Вот какая ясновидящая! Как поглядела на карты, и говорит:-

-Ищи у себя дома вора. Низенький и светлый. Славка сразу же сознался.

Обещается теще — купить молодок к весне. А Гальке — еще лучше. У нее куры — то старые были…

Полина еще чуть посидела, чайку попила, да домой пошла. А сама все думает:

А не съездить ли мне, к ясновидящей… Разузнать бы про судьбу Ирины.

Отцу говорить нельзя… сразу зашумит. Еще и денег надо…Вспомнила Полина, что неделю назад ходила в медпункт- что-то давление пошаливало. Фельдшерица посоветовала анализы сдать. Даже и направление выписала. Только недосуг было Полине… А тут- как нельзя кстати. Вечером мужу объявила:

-Опять голова болела. Поеду, сдам анализы. А то без них медичка не знает, что и назначить. Петрович одобрил решение. Выделил из своих запасов деньжонок — все- таки, в райцентр ехать…У Полины -своя заначка….Собрала пять тысяч.

-Наверно, хватит…

Решила она. Утром, еще не рассвело -отправилась в путь. В поликлинике сдала анализы, попроведовала свояченицу, которая лежала в хирургии с аппендицитом. А в десять часов — направилась к ясновидящей. Возле дома — три женщины. На воротах — плакат, на котором — размалеванная женщина среди икон и свеч.

И написано -» Гадания, снятие родового проклятия, порчи, «венца безбрачия».Лечение табакокурения, алкоголизма».

-Наверное, много зарабатывает. Вся страна -табашники и алкоголики….

Подумала Полина.

Одна за другой — входили женщины в дом. А мужиков — не одного.

-Или все уже вылечились?

Удивлялась Полина. Дошел черед до нее.

Комната была небольшая. Всюду стояли иконы и горели свечи. Маленькая ,толстая женщина , укутанная в пуховый платок, совсем не походила на ясновидящую с плаката.

-Проходите, присаживайтесь. Вижу, у вас беспокойство не за себя -за близкого человека. Взяв в руки какие-то странные карты, она вытащила наугад- три. Вас беспокоит судьба дочери. Верно?

Полина сидела, как зачарованная.

Ну, так какая беда привела Вас ко мне?

Полина, как только открыла рот, так все-все и рассказала, что можно, и что нельзя. Наконец — то к ней прислушались, наконец-то она может рассказать о том, что ее беспокоит уж не один год. Ясновидящая снова взяла карты в руки, легко перекидывая, снова разложила на столе.

Зря вы беспокоитесь. Выйдет замуж ваша дочка, летом выйдет. И детишек- двое будет. Мальчики.

Она еще пораскладывала карты, поводила руками над фотографией Ирины, и сказала:

— Чтоб закрепить это гадание, на Васильев вечер, аккурат под Старый Новый год, надо под подушку дочери положить брюки, которые носил чужой мужчина.

-Господи, да где же я их найду…. Не воровать же у соседей с веревки….

Ясновидящая улыбнулась:

_А это мысль….Впрочем, такие тонкости- я вам не могу советовать. А этот способ — бьет безотказно. Не раз проверено.

Полина вышла от ясновидящей в смятении.

-Какая женщина….Добрая — ( всего -то тысячу и взяла),и так поняла, как будто сама пережила подобное.

Так думала Полина, удаляясь по заснеженной улице райцентра от дома ясновидящей.

Вечером, сидя за чаем, Полина, (Ирина опять была в школе),рассказала про поездку в райцентр: про цены в магазинах, про толчею в поликлинике -утаила лишь про визит к ясновидящей.

-Петрович ничего не должен знать. Еще чего-нибудь испортит, он такой…Так решила она, и стала думать, где же чужие брюки взять. Попросишь у кого- объяснять надо, зачем. Объяснишь — вся деревня узнает. Болтать станут, что с помощью колдовства Полина мужа дочери ищет….Нет, надо все сделать тайно, чтоб никто- ни муж, ни, даже, Ирина, не знали…

Подошли Новогодние праздники. Наконец-то дочка дома. Спит до восьми часов, не торопится… Ходит Полина по дому на носочках, с Петровичем шёпотом советуется — что сварить-приготовить к завтраку. Ворчит на него, если он чего шумнет. Все бы хорошо, да слова ясновидящей из ума не идут — про мужские брюки…

Как то сидит, пельмени лепит, про свою мать вспоминает. Она- умерла год назад. А до этого жила в соседнем поселке. И домишко от нее остался- до сих пор не продан. Каждое лето Иришка у бабушки жила. Та в ней души не чаяла. И в зимние каникулы иногда ездила. Когда Иришка выросла, — мать чужих на постой пускала -одна жить не любила. И вспомнилось Полине — после похорон убирались в доме -полно мужских вещей было -от жильцов, видать, остались. Ну и что, что старые- не носить ведь! Так в сумку сложили, да в чулан и поставили. Все-таки придумала она, где брюки взять! А как добыть? Петровича отправить — вопросы да распросы. Самой ехать? Что-то спину прихватило — едва по дому ходит. Может — Ирина съездит? Каникулы же…

С Ириной договориться оказалось легко. Та уже устала от безделья, и с удовольствием решила съездить, проверить — все ли там в порядке (так объяснила поездку Полина,)а заодно и привезти сумку с кое-какими вещами.

Езды до поселка — минут сорок. Народу в автобусе немного -и все знакомые.

Вышла на остановке — огляделась….

На улице — ни души. Даже собак не стало. А дети, где дети? Когда -то, в каникулы, столько детей собиралось…шум, крики! У соседа — Ванюшки, телячья шкура была- большая… К ней -веревка привязана, чтоб удобнее в гору тащить. Вот на этой шкуре и каталась ребятня с речного откоса. Бросятся с размаху на шкуру — куча — мала! И вниз… Дух захватывает! Вцепишься ручонками, в сидящих рядом….визгу! Однажды бросилась Иринка так, одной из первых, на шкуру, а сверху, прямо на ее голову -еще кто-то…так и съехали с горы. До сих пор между бровей у Иринки, щербинки остались. Мама и не знает. Бабушка

Попросила — ничего маме не говорить. Боялась — отпускать тогда не будут к бабушке, скажут «- недоглядела»… У Ирины самые светлые воспоминания с бабушкиной деревней связаны. И друзья были, и шалости.. Летом — пасли телят, землянику собирали, купались, зорили сорочьи гнезда. Чаще всего-с соседом Ванюшкой играла. Был он толстенький, пухлый, белобровый и краснощекий. Все его называли »Колобок». Ох и сердился он, когда его дразнили. Правда, никогда не дрался. Потом как- то похудел, и потерял свою индивидуальность. Ирина не знает где он, что с ним…А встретиться бы, хотелось….

Родители, конечно, тоже хорошие, любят ее, но уж больно удушающая у них любовь. До сих пор перед одноклассниками стыдно — папа потащился с ребятами рассвет встречать! Весь выпускной ей испортил!

Вот и бабушкин дом. Ставни закрыты, на двери замок. Зря мама волновалась. На снегу ни следочка. Ирина подошла к двери, смахнула с крылечка снег, открыла дверь. В доме все было в порядке, только очень холодно. Следующий рейс только через четыре часа. Ирина решила протопить печку. Принесла две охапки дров, пошарила в печурке и нашла спички и растопку.

-Еще бабушкина…Подумалось ей.

Вспомнила — бабушка зимой всегда включала обогреватель в виде картины -«Доброе тепло,»кажется, называется. Щелкнула выключателем. Свет горел.

-Хорошо, что не отключили, сейчас нагреется…

Она принесла из комнаты обогреватель, повесила в простенке. Сама же, решила пока разгрести дорожку до калитки, да ставни проверить- все ли хорошо закрыты.Только взялась за лопату, а от калитки к дому мужик какой то идет. Коренастый, плотный. В валенках, но шапка — из норки, и дорогая дубленка…

-Здравствуйте! Я хотел бы узнать, кто здесь хозяйничает…Заговорил мужчина густым басом.

-Где в таком невысоком мужике — такой бас родится…Подумала Ирина, и в свою очередь спросила-

-А вам зачем? Да мама моя, Вера Федоровна за домом присматривает. Вдруг -бомжи, или хулиганье какое…Вот и попросила зайти, узнать…

-Так вы — Иван? Сын Веры Федоровны? Вот бы никогда не догадалась….А я Ирина, Иринка, помните? Бабы Анина внучка. Мы с вами все детство вместе провели. Только сегодня вспоминала, как на телячьей шкуре с горы катались!

-Да неужели? это сколько же лет мы с вами не виделись? Лет пятнадцать? Вот жизнь…

А сюда, какими судьбами? Надолго?

Иван оказался веселым, общительным. Начались воспоминания. Ирина пригласила его в дом — не стоять же на холоде. Но в доме оказалось только чуточку теплее.

-А, знаете, пойдем к нам! Мама будет рада! Да и пельмешки сварились.

Я тоже приехал на несколько дней, погостить, так она меня домашней едой откармливает. Я — все больше по кафе да ресторанам. А мама считает, что полезная еда -только дома. Ну, что -пойдем?

-А ваша жена? Она против не будет? А то — неловко как то…

-Да я не женат. Вернее — уже не женат. Уже четыре года.

-Простите, я не знала…

-Да это -старая история, прошло — проехало. Женился по глупости, разошелся — так же.

Ирина подкинула в печку дров, и вместе с Иваном пошла к Вере Федоровне. Когда- то, еще давно- она часто бывала в этом доме, и считала его таким же родным, как и дом бабушки.

-Мама! Смотри, кого я тебе привел! -Закричал своим необыкновенным голосом Иван. Казалось -маленькие комнатки не выдержат такого баса… Из комнаты вышла крошечная, как показалось Ирине, сухонькая старушка-мать Ивана. Ирина в прошлом году на похоронах бабушки видела ее. Кажется, с тех пор она стала еще меньше.

-Иринушка! А я гляжу- кто это командует в Аннушкином доме? Может, продали кому? А, может, бомжи…. Бывает, зоруют….Полина-то просила — присматривать. Ой, да что это мы стоим у порога! У меня ведь пельмешки сварены.Как чувствовала!

Иван! Помоги гостье раздеться!

Вера Федоровна засуетилась, собирая на стол, попутно рассказывая о урожае помидор, о том, что их деревня — неперспективная, и ее , наверное, закрывать будут. Беспокоилась -как доживать век в закрытой деревне? Ни магазина, ни аптеки. А им, старикам — без лекарств — нельзя. Жаловалась на Ивана, что уехал из дому, приезжает только по праздникам. Гость…

Все это Вера Федоровна успела сообщить между походами в чулан, погреб и кухню.

Через десять минут — стол ломился от деревенских яств. В центре — хрустальный графинчик с чем -то густым и вишневым.

-Настоечка, вишневая….сколько живу — вкусней маминой вишневочки — вина не пробовал. И крепкая, и сладкая….Куда там разным французским винам….Шику много, а не крепости, ни вкусу. Особенно молодые вина-опасность есть-с желудком пару суток маяться…

Иван налил всем по рюмочке-Ну, за нежданную встречу!

Все выпили, и принялись за еду. Оказалось, Иринка очень проголодалась. Выпили еще ,потом разговор пошел вовсе свободно. Иван предложил перейти на «ты». Ирина согласилась. А что? Давно знакомы. Все детство — вместе. Какие церемонии.

Иван рассказал о себе. После школы выучился на шофера. Потом армия. Демобилизовался с двумя «корешками».Еще в армии решили — вместе какое ни будь дело начинать. Стали перегонять из Германии и Польши старые иномарки. Хорошо дело пошло. А когда с таможней вопросы возникли, на паях — автомагазин открыли — «Зеленый огонек»называется. Теперь уж автосалон. Все в шоколаде. Только вот с женой -не повезло. Красивая, как Пенелопа Круз. Ноги от ушей. Повелся на ее красоту. А ей -не он, деревенский увалень , нужен был, а его денежки. Так на суде и сказала….А ведь мама предупреждала! Сразу же, как только взглянула на эту «Пенелопу»,сказала-

-Не знаю, проживет ли с тобой с годок -то… Поверь моему слову — сбежит….

Точно так, как Вера Федоровна сказала, и вышло. Отсудила «Пенелопа» у него неплохой кусочек. Салон красоты открыла.

— Да Бог ей судья! Все, что делается, к лучшему…Давайте чай пить с ватрушками…

Ирина все поглядывала на часы.

Время оставалось немного.

Еще посидели. Ирина собралась домой. Надо было зайти в бабушкин дом, закрыть печку, отключить обогреватель. Иван пошел вместе с ней.

— Столько лет не увиделись…Может, останешься до завтра? Хоть бы поговорили…

— У меня же мама,папа…. Они ,поди, переживают уже!…

— Ты всегда была послушным ребенком, пора бы и повзрослеть…Вот телефон, звони. Скажешь, что у Веры Федоровны осталась ночевать. Они и успокоятся…

Ирине и самой хотелось еще побыть в бабушкином доме, вспомнить детство. Но решить -ехать или остаться, она все не могла. Тогда Иван сказал:

А автобус уже пять минут назад ушел. Твои часы — отстают…

Ирине даже легче стало — все решилось само собой. И маме врать не придется. Она позвонила маме, и сказала, что в доме — все в порядке, но опоздала на автобус, и, по этому, остается ночевать у Веры Федоровны.

Мама, конечно, спросила, не случилось ли чего, не заболела ли Вера Федоровна. Ирина успокоила ее, но о том, что здесь Иван, говорить не стала.

-Еще вообразит себе, не знаю, чего…

-Ну, вот. А сейчас давай, рассказывай о себе. Я ведь о тебе ничего не знаю. Где работаешь? Замужем? Кто твой муж? Дети?

В бабушкином доме было уже тепло. От печки -так и несло жаром.

-Хорошая печка. И домик ничего. Жалко продавать. А придется.

-А вы -не продавайте. Вот, не было бы дома, и мы с тобой бы не встретились…

-Знаешь, я как увидел тебя, так обрадовался! Вспоминал тебя, особенно в армии.

Там все ребята о своих девчонках рассказывали, а я — о тебе.

-Ирина знала, что парни вруны несусветные, но, все равно было приятно.

-А что ты вспоминал?

И катание на телячьей шкуре, и, помнишь, я с дерева упал, когда в сорочье гнездо за яйцами лазил? Ты так плакала, что у меня весь живот в крови…

-Да я думала, что ты умрешь…Засмущалась Ирина.

Она уютно устроилась на диване, укрыв ноги бабушкиным пледом. Все было, как раньше. Казалось, сейчас войдет бабушка и скажет — Давайте чаевничать…

Ирина отогнала грустные мысли и сказала — Надо было чайник вскипятить, чаю бы попили.

Иван вскочил со стула — Я сейчас, я быстро…

Через несколько минут он пришел с электрическим чайником и горой ватрушек.

-Вот, мама дала….Помахал он пакетом. Голодной не останешься.

Ирина так и сидела на диване, а Иван вскипятил чайник, вымыл чашки ,и еще что-то делал на кухне. Слышно было, как под его ногами поскрипывают половицы.

-Ирине было так спокойно — спокойно, даже думать не хотелось. Хотелось наслаждаться тишиной, покоем, и таким гремучим, но таким заботливым голосом.

-В комнату вошел Иван-

-Ну, ты в кухне будешь чай пить, или сюда принести?

-Господи, да мне никто, никогда, кроме папы не приносил чай! Как же это, оказывается приятно.

Подумала Ирина, но виду не подала, а лениво протянула-

-Вставать лень…. Так хорошо пригрелась. (Господи, вот кто бы на меня поглядел — дура жеманная. И откуда это во мне. Никогда за собой такого не замечала…)Думала Ирина.

Иван принес чай, ватрушки на блюдце. У блюдца – сколот краешек. Она помнила это блюдце- на белом фоне — красная смородина.

-Знаешь, такое ощущение, что я в детстве.

-И у меня… хотя нет! В детство я возвращаться не хочу. Тогда снова — все сначала…А все начинать -армия, женитьба…нет, не хочу!

-А о чем ты мечтаешь?

-Я хочу перевернуть страницы, и начать все с чистого листа. И, чтоб в моей жизни обязательно была ты. Как ты на это смотришь?

Ирина была просто не в состоянии что-то произнести -до того растерялась.

-Мы с тобой пятнадцать лет не виделись, и ты так с ходу задаешь мне такие вопросы. Я даже не знаю, что тебе сказать.

— А ты, ничего не говори. Слова — это слова….Ты подумай. Я не тороплю. За ответом я приеду на Старый Новый год. Договорились?

Всю ночь Ирина и Иван рассказывали друг другу о своей жизни. А рассказать надо было много…Утром Иван проводил Ирину до остановки, напомнил:

-Жди, приеду.

Дома родители выслушали ее отчет о поездке. Отец остался доволен — дом в целости и сохранности. Мать же -уцепилась за сумку, как за какую -то ценность.

Там, она знала — лежат мужские (чужие )брюки, так необходимые для счастья дочери. Ирина, закрывшись в комнате, подремала, вернее, сделала вид, что дремлет. Последние слова Ивана так и звучали в голове.

-А если правда, приедет…что ему ответить? Господи, почему она такая нерешительная! Чтобы чем -то занять мысли — пробовала читать. Только закрыв книгу, не смогла вспомнить — что же читала. Села смотреть телевизор — опять сюжет кино не понимает…. Ее метания заметила мать:

-Что с тобой? Сама не своя…

-Да дома сидеть надоело. Пойду ,схожу в школу. Узнаю расписание уроков.

Ирина вышла на улицу. Дорогу недавно почистили, и глыбы снега высились вровень с домами.

-Снежная нынче зима. Воды много будет. Хорошо…. В прошлом году речка Малышка совсем обмелела. Даже не купались. Осенью она с ребятишками ходила чистить русло.

Вывозились все… чего только в речку не кидают! И колеса, и бутылки, и плуг старый вытащили. Если воды будет много, накупаемся летом!

В школе было гулко и пусто. В выходные дни школа казалась просторной.

В классах тишина. Сторож на улице сметал снег с крыльца.

Чего, соскучились по работе? А по мне — отдыхал да отдыхал бы, ежели платили…

Ирина зашла в библиотеку, побеседовала с библиотекарем о новинках. Взяла еще журнал, и направилась домой. Хоть и прошла по поселку, настроение ее не пришло в норму. Так прошло еще два дня…

Началась рабочая неделя. Работа всецело захватила ее, и только изредка она вспоминала свою поездку, как будто это было давно-давно. Только вечерами, оставшись наедине со своими мыслями, она все вспоминала Ивана, его голос, его слова….

Вот и наступил Васильев вечер. Мать с утра уж подложила под матрац(под подушку -нельзя, еще обнаружит) старенькие серые брюки неизвестного хозяина, отец — убрал метлы, лопаты в сарай. Сегодня ряженые бегать будут.

Созорничают-забросят лопаты на крышу, или дверь приставят…Всяко бывало.

Матери сказал — Дорогих -то конфет не покупай, но и не скупись, когда ряженые придут.

А то скажут -угощенья пожалели…

У Ирины — своя забота: -А ну, как и вправду, приедет?

-Выскоблила, вымыла дом, в магазин сходила за шампанским и конфетами.

На распросы объяснила — Праздник же, хоть и Старый, но Новый год!

Мать стала собирать на стол, когда в сенях затопали.

-Ну, вот, поужинать не успели, ряженые идут…

Заворчал отец. Дверь отворилась, и вошла Вера Федоровна, укутанная в теплый пуховый платок, за ней, с огромным букетом цветов и какими -то свертками- Иван.

Если бы рядом сидел режиссер, то в пьесе было бы написано»Немая сцена».

Потом все вскочили из -за стола, и одновременно начали говорить. Всех -перекрывал бас Ивана. Полина наконец-то уразумела, зачем приехали нежданные гости. Засуетилась…

Долго сидели сваты. Свадьбу решили играть в июне, после экзаменов.

Ночью Полина не могла уснуть, все думала- как узнала ясновидящая про брюки?

Или это-совпадение?

ЛУЖА

Ох и устала…. Целый день на коленках по огороду ползала. Раньше-то в наклон могла, а сейчас — только на коленках. Вчера вечером гроза накатилась. Так полило, что везде по огороду лужи стоят. Земля после дождей — что пух. Самое время — прополоть да окучить . Утром небо чистое-чистое…ни облачка. И дух земли…. Этот запах, не с каким другим не спутаешь. Как то в Челябинске была, так там, после дождя земля углем и асфальтом пахнет. А здесь — свежестью, корешками, прелыми листьями. Хорошо…

Любо поглядеть на грядки — ровненькие, чистые. Каждый росточек -корешочек тянется к солнышку. Вот кабачок — из семечка такое чудо великое выросло!

А все земелька — она — кормилица. А, на цветочные грядки глядеть как радостно!

Бархатцы да петунии ковер из цветов расстелили. Как поверить, что из пылинки- такая красота появляется…

Пашенька с трудом уселась на скамейку у входа в огород. Возле ее правой ноги стояла небольшая лужица. В ней отражалось солнце. От нечего делать, бабушка стала внимательно вглядываться в лужу. Она просматривалась до самого донышка.

Как в деревне – подумала Пашенька.

В озере — как в городе, глубина. Ничего не увидишь. А здесь — вся жизнь, как на ладони. Вот водомерка, как фигуристка на льду. Какие – то полупрозрачные существа боком подбираются к дождевому червяку.… Эти так похожи на алкоголиков, что с утра к магазину продвигаются. И так же много их, осторожничают. И такие же синюшные, как эти бокоплавы.

Вдруг и водомерка, и бокоплавы, вмиг исчезли – растворились. Откуда-то в луже появился жук -водолюб. Этот по своей стати тянул на Главу ….Важно

Плыл он по луже, поднимая облачко мути. Все население лужи пряталось

В самые укромные места. И только один дождевой червяк отчаянно барахтался, пытаясь выползти из лужи. Ведь всем известно — хоть червяка называют дождевым — живет он в земле.

Дождевой червяк напомнил Пашеньке директора совхоза.

Так же отчаянно пытался он исправить совхозные дела, барахтался –барахтался, да разве один в поле воин.

Разваливали совхоз все, кому не лень. У каждого бывшего совхозного начальника трактора во дворах стоят. Куплены

«по — остаточной стоимости», а на эту «остаточную стоимость», и игрушечный трактор не купишь. Обманули простых людей. А без техники в совхозе – как?

Жук – Глава подплыл к червяку и начал исследовать его. Мол — кто ты такой и чего тебе надо? Чего здесь делаешь?

-Опять же — как в деревне — подумала бабушка.

Пока не узнают, не изучат приезжего, до тех пор он чужаком будет. Бывает, — проживет человек в деревне десять лет, а его все чужаком считают -не пришелся ко двору, так сказать. В каждой деревне свои законы, у каждого-«партийные клички», свои, деревенские имена.

Кого-то по фамилии назовут – Петрова — Петрушкой, Кислицына — Кислый…

А у кого — от других особенностей : мужика с большим носом зовут «Шнобель»,

Есть» -Нос», »Кроншпиль».Женщину маленького роста зовут»Дюймовочка»,

Есть,- »Копченый», »Обрубок»…Часто у человека даже и имя забудется, Все зовут» партийной кличкой», как говорят деревенские острословы.

У нее тоже есть деревенское имя Пашенька — хотя Пашеньке уж скоро восемьдесят лет. Смолоду ее так называют. Так называл ее отец, потом муж. Сейчас — правнуки. А Пашеньке нисколько не обидно — привыкла.

Пока размышляла она о своей деревне, жук — Глава решил на вкус попробовать чужака. Червяк стал отчаянно извиваться, стараясь сбросить

С себя дегустатора.

-Ну, уж нет-сказала бабушка.

Она взяла палочку и вытащила дождевого червя из лужи.

-Иди по своим делам, не бойся, много их тут на нашу крестьянскую шею развелось.

сказала бабушка.

Спина и колени, по–прежнему ныли.

-Однако сегодня больше не работать мне. Пойду отдыхать, решила Пашенька.

Но, прежде чем уйти, еще раз взглянула на лужу. Жук-водолюб сидел на дне с каким-то озадаченным видом, и совсем не напоминал сейчас Главу.

Что, не любите когда вас на место поставят? … А мы не любим, когда на нас всякие…ездят. Пашенька выругалась, как заправский мужик, вздохнула и пошла домой. А в луже, продолжалась своя, но так похожая на деревенскую жизнь.

НАВАЖДЕНИЕ

Томка сидела на старой лодке ,болтая ногами в воде. Теплая озерная вода ласкала горячие ноги, и Томке совсем не хотелось вставать и идти куда – то, тем более — домой. Вчера она опять пришла домой под утро , и матушка ,конечно же начнет пилить. Томка сама знает — так ,как она делает- не надо делать…Но , как только видит она Его- все мамкины слова куда-то испаряются , а уж свои обещания она забывает напрочь. Сама не знает , что с ней такое — как кто околдовал…

Вот и сегодня ночью была с ним…Чтобы «не дразнить гусей» , как говорит Колька, они порознь ушли за поселок, в поля , где стоял Колькин комбайн.

В кабине комбайна пахло нагретым за день машинным маслом, пылью

и травой. Комбайн стоял на краю поля, опустив шнек, как усталое животное. Колька уже ждал ее.

Где деревенский парень мог научиться таким словам, наверное он и сам не знает.

Только от этих слов кружится у Томки голова, замирает сердце и отшибает память. Никто и никогда не говорил их Томке. Все – все ,что говорила мать , что слышала о нем от подруг- все в миг забывалось….Вот и сегодня… Остался только он- его руки, его поцелуи..

Быстро потемнело. На небе появились тысячи , а может миллионы звезд. Томка конечно училась в школе, но о звездах имела смутное представление. А вот Колька! Он знал о звездах все… И о красных великанах, и о белых карликах, и разные мифы о созвездиях. Не один парень ничего подобного

Ей никогда не рассказывал! Впрочем , опыт общения с парнями у нее был не велик. Когда-то в пятом или шестом классе за ней бегал мальчишка из параллельного класса. Звали его Сережка. Смешной, с челочкой и в коротких

Брючках… Томка его совсем не воспринимала, как парня. Потом, в техникуме , дружила с Виктором. Но его забрали в армию. Она написала ему несколько писем ,а потом стало скучно. Ничего себе-полтора года жди…Так и молодость пройдет. А он придет из армии ,да не женится на ней. Нет уж-ищите дуру в другом месте….

Были еще мальчишки, которые провожали до дому, но это было опять же от скуки .Здесь, в деревне, она и не думала задержаться надолго. Так, пока не подвернется работа в Екатеринбурге, решила пожить у родителей.

Профессия-медсестры везде нужна, что в деревне киснуть — думала Томка.

Родители ее поддерживали.

-Мы всю жизнь на земле горбатились, вон от бадей у меня руки до полу, так хоть доча поживет по человечески,-в городе,

Говорила мамка соседке тете Дусе.

Томка стала ездить на работу в райцентр — не сидеть же у родителей на шее.

Все бы ничего, работа не трудная, да автобус ходит плохо -то опоздает, то сломается…

Стояла как- то на остановке, а автобуса все нет .Обрадовалась ,когда Колька на своем «жигуленке», посадил…Знала бы она, что дальше будет-десятой дорогой бы обошла…

Ехали ,болтали о том, о сем… О дороге, о знакомых, о работе. Колька между делом поинтересовался , какой у нее график работы…

Назавтра он опять остановился возле автобусной остановки…

Томка знала, что женат он. Знала его жену-худенькую , маленькую, с белыми

Бровями и ресницами , одетую, как девочка подросток.

Колька о ней не вспоминал вообще. Когда Томка пыталась завести об этом разговор, он замолкал, или переводил на другие темы. А, впрочем, и без этого у них было о чем поговорить.

Такие встречи и поездки, конечно же не остались незамеченными. Вся деревня узнала… Узнала и Томкина мать. Закатила истерику…. Плакала, просила не позорить ее,

Пугала разными карами. Томка знала все, что говорила ей мать, но ничего

Не могла с собой поделать. Она полюбила Кольку, и не представляла ,как она могла жить девятнадцать лет без него… Наверное нечто подобное происходило и в Колькиной семье. Хорошо, что Томка с утра до вечера была в райцентре. Очень не хотелось ей встречаться с Колькиными родными.

Только вот долго скрываться не получилось… Вчера Колькина теща собственной персоной явилась в поликлинику свой радикулит лечить. Томка чуть не столкнулась с ней в коридоре , от испуга шмыгнула в сестринскую ,и затаилась ,как мышь.

-От кого прячемся?-

Спросила Анна Федоровна.

Томка только рукой махнула.

-Ты девушка, рукой на меня старую не маши, а лучше послушай меня.

-Ничего путного из вашей любви не произрастет, окромя горя.

-На чужом несчастье счастья не построишь. Не думай, что я всегда была такая — Седая да старая. Про красоту-не скажу, а вот молодая да веселая — была. Тоже любила… Чужого жениха, любила…. Он и не знал ничего. Ходила за ними, Гуляла там же, где они — изводила себя. Ночью реву в подушку, а утром снова иду за ними. Однажды на вечеринке пригласил он меня потанцевать, я сдуру разревелась от счастья. Стал он меня успокаивать, вывел на крыльцо… Толи рассудок у меня от счастья помутился, или дура такая -ляпнула я ему, что люблю его, жить без него не могу. А он мне признался, что давно приметил меня, да я очень строго держалась с парнями, он и не смел подойти…

Так у нас и началась любовь, а о брошенной девчонке — Любашей ее звали,

Оба забыли. Жила эта Любаша в общежитии, на фельдшера, как и я, училась.

Подруги не заметили, как напилась эта Любаша уксусной эссенции. Поздно «скорую» вызвали…. В общем-умерла Любаша…

А с тем парнем у нас так ничего и не получилось. Он в аварию на мотоцикле

Попал .Сильно побился, ухаживала я за ним в больнице дежурила возле него…Все к свадьбе шло, да он после аварии хромать стал . Страшно переживал по этому поводу.

А у русского мужика от всех бед одно лекарство-водка…. Пить стал сильно.

А я, пьяниц, боюсь с детства. Был у нас сосед-пьяница. Дебоширил часто. Когда он кого побьет, когда- его. Напугал меня разбитой головой…А тут любимый – такой . Вот и не сложилось…

Да и я счастья не увидела — мужей было три, а вот сейчас-одна . И не одного не любила- так жила ,от нужды , от жалости, надо же одиночество скрасить. А любви не было….Словно после того случая сердце заледенело. Детей тоже нет.

Все счастье-работа. Ей и спасаюсь. Иногда думаю — погубили мы с ним

большую любовь. Это она нам через годы об этом напоминает. Послушай меня — рви с Колькой. Нет, кроме горя — ничего путного не получишь…

Сидит Томка, размышляет над словами Анны Федоровны. Проняли они Томку до глубины души.

-Уехать, что ли? давно Полинка зовет в Екатеринбург, и место уж нашлось, да вот из-за Кольки все не уезжала. Бог с ним, с Колькой…

Не последний пень на поляне, как говорит мамка. На мой век тысяча Колек найдется — успокаивает себя Томка. Вечером позвоню Полинке.

От принятого решения Томке стало легче, только где-то, в серединке сердца лежала и не таяла льдинка….Колька…. Ведь с ним договорились вечером опять в поле встретиться — идти или не ходить?

Томка боялась, что встретившись с Колькой, снова отменит свое решение.

Дома обедали. Отец, шумно хлебая наваристый борщ, пошутил

-Мамкин борщ далеко чуешь.… бери-ко хлеб, да поешь-ишь, со своим Колькой отощала. У его вкус на девок такой-тощих любит. У него и жена тоже тощая… У нашей – то хоть зад-что тебе совхозна кобыла, а у Колькиной-то бабенки-ни кожи не рожи… Ножки-как цевки. Я бы не ней, не вжисть не женился…

Ладно тебе, отец ,замолкни об этом. Ты, доча – што,

опять собираешься с ночевой к нему?

В голосе матери была тревога. Оно и понятно-от людей- стыдобушка, беспокойство за дочь . Ведь Колька-не жених, а ухажёр….что с девкой делать?.. Не под замок же садить….А ведь росла послушной, не гулеванкой. Томка как бы ненароком сказала-

Все, завтра в Екатеринбург еду. Сегодня Полинке позвоню, чтоб встретила. Спать пораньше лягу.

Батюшки святы… хмыкнул отец.

Погляди, мать — там камни с неба не сыплются? По головушке нашу доченьку не шарахнуло, что в ум пришла?..

— Папа, перестань, я правда так решила.

И правильно, правильно решила — ково тут делать-вовсе неково. А в городе – то в чистоте и тепле жить лучше.

Весь день Томка перебирала свои наряды-откладывала в сторону те, что возьмет с собой, сбрасывала в разноцветную кучу те, что решила подарить соседской Натахе… совсем уж большая, и хорошенькая ,как куколка ,а родители ей все одежду , как подросточку покупают .Или не видят, что выросла девка, или жлобятся… С этих станется…На бутылку себе никогда не жалко, а детей одеть-обуть толком не могут. Зачем на свет божий пустили. Борюсик — иначе-Борька, сам вечно грязный, не бритый, в каких-то засаленных штанах со сломанной молнией ходит .И Любаша ,краля ненаглядная такая же грязная и вонючая. Томка с матерью уж не раз отдавали свои вещи этим «люмпенам» только им не впрок: загрязнят и выбросят. А Натаха – чистюля. Все свои вещи постирает, погладит. Отделила за печкой уголок и никого туда не пускает. Так, думая о судьбе соседской девчонки Томка прибрала в комнате, и только сейчас заметила ,что в за окном потемнело .Над лесом поднималась густо-синяя туча…гроза…Томка панически боялась грозы . Давным- давно, когда Томке было лет пять или шесть ,с пастбища на телеге привезли пастуха, убитого молнией .Все ребятишки ходили смотреть его, пока не приехал участковый .С тех пор Томка старается не выходить из дому в грозу. Тучи ворочались, менялись местами ,и казались живыми. Мать выключила свет и телевизор и пришла в Томкину комнату.

-Ты погляди, какая страсть…как бы граду не было. Все помидоры расхлещет, ежели что…. нет, надо теплицу делать. Без нее какой урожай…

Теплица была давней мечтой матери, да отец все не соглашался делать. Томка слушала воркотню матери, лежа на диване, застеленном пушистым пледом. За окном гремело, шумело, журчало и грохало, а дома-

Тепло, уютно. Вдруг грохнуло так, что чашки в шкафу зазвенели, и старенький будильник на секунды перестал тикать.

-Господи Иисусе Христе, спаси и помилуй нас грешных…

Прошептала мать, торопливо перекрестившись…Вдруг на улице что – то изменилось .Появилось какое-то движение. оно нарастало….Слышны стали отдельные слова, звук мотора.

-Кто это там ездит в такую погоду?

удивился отец. Отогнув занавеску, он выглянул в окно и тут же воскликнул—Горит что – то!…

Надернув плащ, отец поспешил на улицу. Мать ринулась за ним. И, только Томка, лежала на своем уютном диванчике, и не о чем плохом не думала.

Родителей все не было. Гроза скатилась за озеро, и Томка осмелилась выйти на улицу. По дороге бежали реки воды. Трава залита водой, Все бочки-полны. Хорошо завтра не поливать…подумала Томка. Вдоль улицы, не разбирая дороги, шагал отец, в плаще с капюшоном он походил на гнома.

Ну, чего там стряслось?

Спросила Томка. Но отец, не разговаривая прошагал в дом. Заинтригованная Томка-за ним.

Отец подошел к шкафу, налил из бутылки полстакана самогонки, и залпом выпил…

Ну, знать в рубашке родилась…. В Колькин комбайн молния ударила…. Видно грех бог не прощает.

Онемевшая Томка стояла, как вкопанная, боясь спросить про Кольку, боясь услышать страшное. Отец сбросил плащ и потянулся снова к бутылке-

И Колька, зараза, живой. Пришел домой, когда уж гроза бушевала. От комбайна шел…Тебя, видать ждал….Бабы видали.

-Уезжай, завтра же уезжай…не доводи до греха….

Наутро на промокшей остановке сидела Томка в резиновых сапогах и голубой курточке, у ее ног стояла большая дорожная сумка. Рядом стояла мать с нарядным пакетом в руках. через тонкий пластик видно было туфли… в которые переобуется Томка на станции. И укатит ее поезд в Екатеринбург, где нет такой непролазной грязи, грядок с капустой и помидорами, нет Кольки, а есть другая, городская жизнь. И Томке чуть страшновато – как-то будет?

ПОЕЗДКА

Светлана стояла на остановке. Было холодно и противно. Остановка воняла, как общественный туалет.

-Господи что за люди..подумала Светлана. А, впрочем, что делать? В поселке нет ни одного туалета. Рядом стояла молодая женщина с прехорошенькой девочкой, которая размахивала голубым зайчиком, и что-то лепетала. Рядом — еще какие — то подростки. Светлана опасливо покосилась на них.

-Вроде, нормальные.. .Это хорошо. Два часа ехать с обкуренными или кумарными …это что — то…

Но подростки были не агрессивны. Правда, один из них все ругался матом, что ничего нельзя понять.

-Это ж надо испоганить наш «прекрасный и могучий», проснулся в Светлане педагог. Симпатичная, с модной стрижкой и свежим маникюром, она совсем не походила на сельскую девчонку. Впрочем, так оно и было. Уже пять лет она жила в небольшом городке. Впрочем, очень уютном и комфортном. Работала педагогом.

Работа как работа. Только вот такие «оторванцы» иногда портили нервы. Но директор — умная пожилая женщина, молодых педагогов в обиду не давала. Это она придумала термин «оторванцы «аналог сорванцов. Вызывала родителей, сообщала родителям на работу…

Вообще, у Светланы больших проблем с ребятней не было. А девчонки ее — любили. Даже свои девичьи секреты доверяли.

Автобуса все не было. Малышка уронила своего зайчика прямо в грязь, и просила, чтобы мамочка подняла. Та, как могла, уговаривала ее. К ребятам присоединились еще несколько человек. В руках у них были большие темные бутылки с пивом.

-Ну, все- веселье обеспечено. Подумала Светлана. Подошло еще несколько пассажиров -мужчина в кепке и с палочкой, полная женщина, с ней — две девочки -подростка.

Подкатил оранжевый разбитый автобус.

-Тот же, на котором я приехала. И шофер тот же. Пожилой, не хамит, не гонит, как сумасшедший. Хорошо… Подумала Светлана.

Парни, гогоча и подталкивая друг друга, ввалились в автобус. Пожилые люди уселись поближе к кабине, а ей пришлось садиться в центре автобуса. Прямо за ее спиной — подростки.

Скрипя и постанывая, автобус выехал на трассу. Замелькали заснеженные ели, скромные березки и корявые осины.

— Все таки мало радости ездить зимой. Даже в окно, и то не поглядишь. Летом-то гриб, то полянка цветов мелькнет. Хорошо, что прихватила с собой книжку.

Светлана редко ездила домой. Мать у нее была еще в самом расцвете сил. Работала ,бегала на репетиции и концерты, и Светлана была за нее спокойна. В этот раз она ездила на день рожденья мамы. Хорошо посидели. Пришли мамины подруги, шумные, толстые тетки, которые называли друг друга «девчонки.» Подруги принесли маме множество разных подарков. Все они знали Светлану, хвалили ее красоту, расспрашивали о работе, предлагали помощь….Смешно было смотреть на сто двадцати килограммовую тетю Валю, когда она называла свою такую же необъятную подругу, Тетю Соню — Сонечкой. Сонечка — Софья Павловна — заведующая РУО -весомая фигура в районе. Глядя на нее, Светлана всегда почему- то сразу же думала-

-И я такая же буду….

За воспоминаниями Светлана не заметила, как проехали поселок – дальше , до самого города- только лес. Подростки шумели все больше и больше. Светлана с тревогой прислушивалась к их разговору. Скоро она стала различать их голоса, узнала имена «- кликухи, «как сказал самый отвязный подросток, которого все звали-«Быня. С ним были» Долгий», «Миха,»и «Кент.» Двое подростков в шумном веселье не принимали участия, а спокойно сидели в стороне. Светлана сразу же прониклась к ним симпатией.

-Вот, есть же нормальные мальчишки… а не такие уроды. Стараясь отвлечься, она открыла книгу. Непритязательный сюжет увлек ее, только не долго. «Быня» с «Долгим» начали громко о чем-то спорить. Уснувшая малышка громко заплакала.

Мужчина с палочкой строго сказал-

Хватит вам, ребята, беситься, вон, ребенка напугали…

Эти слова подзадорили подростков еще больше.

-Быня, по всему видно было, что он здесь главный, дурашливо обратился к «Долгому»

-Ты ребенка пугал?

«Длинный» захохотал и протянул» Не – ааа, я -хороший… Это вон тот дяденька с палкой… . Ишь, какая у него палка….

И они опять захохотали. Пожилая женщина поднялась с сиденья и сказала:

-Ну, Витька, дай бог до дому добраться, все твоим родителям расскажу!

Видно было, что «Длинный » на минуту испугался, но рядом были дружки, перед которыми ему не хотелось ударить в грязь лицом, и он громко произнес-

Да пошла ты… В гробу я видел родителей! Испугала… Видно было, как женщина побелела. Не говоря ни слова, она опустилась обратно на сиденье. Светлана по — настоящему испугалась. Водитель как будто не слышал ,что происходило в салоне. Светлана его хорошо понимала, и оправдывала его действия. Если, не дай Бог, что с ним случится, люди на трассе могут погибнуть…

У Светланы в сумочке был шокер . Его она носила для самообороны, когда возвращалась вечером домой, но применить не разу не случилось. Тихонько она достала его из сумочки, и положила в карман — береженого — Бог бережет.

На какое — то время подростки притихли. Но тут «Кент» привстал, и направился к выходу.

Шеф, останови! Проветриться хочу!

Автобус остановился, и вся компания вывалилась на улицу. У Светланы мелькнула мысль – вот бы уехать, бросить их здесь, посреди тайги. Может, подумали бы над своими поступками… Потом пришла другая мысль — Сколько таких подростков и в ее школе. Ведь и этим — лет 16,не больше. ПТУ — шники. Родители последние копейки своим любимым сыночкам собирают. Надеются, вырастет, помощником будет. Света знает, как живется в селе. Работы нет, последние предприятия закрыли. После прогулки на воздух, подростки чуть-чуть присмирели. Казалось -задремали. Светлана снова уткнулась в книгу. Вдруг над ее головой возникла голова «Кента».

Видите, как надо время проводить…С книжкой в руках….А вы — пивыч хлебаете! Ай – ай — ай, какие нехорошие мальчики! И Кент всей тушей начал валиться на сидящую Светлану. Остальные подростки комментировали происходящее, давали Кенту непристойные советы. От этого он, кажется, входил в раж. С головы Светланы слетела шапка, и Кент топтался на ней. Светлана

Пыталась освободиться, но молодой наглец, подогреваемый шутками нетрезвых товарищей,

Уже устроился на сиденье, рядом со Светланой, хватая ее за колено. Все это переполнило чашу ее терпения. Она достала шокер, и ткнула им в противную наглую рожу.

Такого эффекта она не ожидала. Кент подскочил до потолка , и дико заорал:

-А…. Сука…и еще не один десяток отборных матов. Светлана от страха даже глаза закрыла. Она

Только сейчас сообразила, что могут с ней сделать разъяренные подростки. Это же – волчья стая.! Напасть на слабого и беззащитного -их стиль. Но, то ли им не хотелось получать свою порцию электричества, или они сообразили, что шутки кончились, только не стали за Кента заступаться. А тот, в полуобморочном состоянии свалился, как мешок, на заднее сидение, и поскуливал. Быня пожалел его, и сунул в руку бутылку с остатками пива, но Кент только головой замотал-

-Вот бы всех так, может, и пить бы перестали! громко сказала женщина.

-А то — срам смотреть! Молоко с губ не обтерли, а туда же… Нет, все таки, как до дому доберусь, все Надежде про тебя, Витька, расскажу. Пусть знает, на что сыночек деньги тратит. Отец на заработки за Полярный круг ездит, а сынок здесь пирует!!! Раньше ждали — когда -помощник в доме подрастет. А теперь Че — подрос сынок — пьяница в доме? Еще и на бутылку, папка дай?

Подростки как-то растерянно молчали. Может, хмель прошел? При въезде в город-пост ГИБДД.

Водитель высунулся из кабины и спросил — Ну, что, молодежь, не желаете встретиться с ментами?

Те что — то пробурчали в ответ. Вот то-то… Я уж хотел остановиться… Не надо, так не надо…

Молодец, девушка! Почаще бы так! А то — никакого сладу нет. Ты, девушка, скажи, где тебя высадить, остановлюсь . Не надо на автостанцию ехать….Светлана была благодарна этому немолодому и все понимающему человеку. У нее самой душа замирала от страха, когда она думала о том, что ей сейчас придется одной идти по темным улицам. А вдруг, Кент захочет ей отомстить. Светлана вышла из автобуса возле гастронома. Здесь всегда было много людей. Пройдя через гастроном, она вышла в другую дверь и быстрым шагом пробежав переулок оказалась дома. Фу, наконец -то…Сняв сапоги, она вдруг поняла -как устала…. Устала от напряжения и страха. не хотелось что-то делать…Прямо в одежде Светлана легла на диван, и сразу уснула. Ей снилась скользкая дорога, по которой она убегала, а ее догоняли….

Еще долго Светлана находилась под впечатлением от поездки. Часто в своих учениках она наблюдала что-то ,похожее на поведение ее нечаянных попутчиков. Постепенно страх прошел, и все стало забываться. Только однажды в гастрономе в очереди возле кассы она обратила внимание на молодых людей — парня и девушку. Девушка была прелестна. Таких , обычно рисуют, когда хотят подчеркнуть молодость и нежность юности. Огромные синие глаза, минимум косметики, тоненькая стройная фигурка… Рядом с ней стоял стройный симпатичный парень, А в глазах его было столько нежности и обожания, что это не увидел бы только слепой. Лицо парня показалось знакомым. Может он из нашей школы… И тут ей вспомнилась поездка в холодном дребезжащем автобусе, ее попутчики…

-Да это же Быня !!! Господи! Его лицо, его фигура… Что могло изменить парня, что? Неужели любовь? Света уже переросла тот период, когда верят в сказки. Но здесь…Перед ее глазами стоял воспитанный молодой человек, который кассирше вежливо сказал «-спасибо,» а свою прелестную спутницу пропустил вперед, открыв перед ней двери. Светлана шла по улице.

Перед ней шли парень и девушка. Девушка своими тоненькими пальчиками держалась за парня.

Он бережно вел ее среди толпы. Светлане казалось, что впереди идет ее величество Любовь.

Красивая, нежная, все понимающая, способная чудовище превратить в Принца. Светлана вспомнила сказку «Аленький цветочек». Быня в прошлой жизни был таким же чудовищем.

Настроение Светланы было отличное. Хотелось сделать что- то хорошее, светлое. Купив букетик ландышей, она села на скамейку в саду. Только в глубине души лежала и не таяла льдинка.

Не фарс ли это?

ЧЕРНАЯ ДЫРА

В доме пахло перегаром и кислятиной. Не свежее постельное белье свалилось почти на половину на пол, был виден голубой нарядный матрас. На кровати, зарывшись лицом в подушку спал человек. Хотя человеком назвать его можно с большой натяжкой. Недельная щетина делала еще молодое лицо старым и жутким. Из полуоткрытого рта вытекала мутная струйка. Возле рта крутилась маленькая мушка.

-Зимой муха –к покойнику, не кстати подумалось Вере.

Она на носочках прошла к тумбочке и включила телевизор .Звук у телевизора был убавлен ,и Вера почти ничего не понимала о чем там речь. Покосившись на спящего, как бы не разбудить, прибавила звук. На экране героиня конфликтовала с мужем по поводу работы. Очень уж ее муж много работал, а ей хотелось внимания, хотелось в ресторан, театр….

-Эх, мне бы ее заботы, да ее мужа. Уж я бы скандалить не стала. Обласкала бы его, кормила вкусно, рубашки ему постирала…

Вера вздохнула. Она никак не могла взять в толк, как мог ее любимый и ласковый Сережка превратиться в чудо – чудное , пьянь беспробудную. Да ведь как пьет — месяцами не переставая…Не знает ни дней недели, ни числа А тут и вовсе учудил: поднял голову от подушки, посмотрел на часы и сам себе говорит :

-Семь — значит утро…Доброе утро. Верунчик…

А было- семь вечера … С этой проклятой пьянки серчишко пошаливает. Грохнулся в обморок — сам серый ,и не дышит. Хоть и зла была Верка на него — испугалась…жалко же -умрет… Хотя само -собой она не раз уж думала:

Не будь сейчас Сереги — и проблемы бы все исчезли . Дочку вырастили,

замуж отдали. Хорошо живут молодые, не ссорятся. Вера хорошую пенсию получает. Квартиру ей от работы дали. Хоть маленькая, а со всеми удобствами. Жить бы, да радоваться… У Веры навернулись слезы. За что так несправедлива к ней судьба?.. И больших грехов нет,ну,разве где посплетничает с бабами, да в воскресенье стирку разведет… И всегда старается всем помочь, а вот нате вам -Сергей запил по-черному.

А ведь когда-то поступал в Строгановское. Что — то не получилось . Не любит он говорить на эту тему. А рисовал он классно. Люди -как живые. Вон портрет доченьки висит на стенке .

Очень любил он с маленькой Иришкой играть. Подарил ей как-то щенка , так вместе кормили ,выгуливали .Вот и на портрете — Иришка со щенком. Работал электриком в ЖКХ. Видно было ,что не по душе ему работа, а что сделаешь?… Может оттого, что мечтам не суждено сбыться, и пьет он. В душе у Веры шевельнулась жалость к Сереге. Давно уж она не испытывает к нему никаких чувств, кроме жалости. Когда притащится домой еле живой , она поможет ему раздеться, лечь спать .Но чаще всего жалеет она не его, а постельное белье — изгадит , если завалится в одежде, ей же потом стирать.

В доме Веры давно уж две кровати. Одна -Верина- чистая, нарядная и другая — Серегина….провоняла табаком, всякой дрянью и скособочилась. На нарядном матрасе — разводы от пролитой жидкости.

Серега что –то промычал во сне. Вера опять убавила звук у телевизора.

Ох и замучил , никакой жизни нет… Ни куда не ходим… Даже в кино .В гости с таким не тоже пойдешь . Как –то тут ходили на юбилей к Татьяне . Очень уж звала. Знает Верину ситуацию… Сергей целый день терпел , хотя страшно злился на то, что нельзя выпить. Каждые пять минут смотрел на часы , много курил .Одетый во все новое, купленное специально к этому случаю ,не похожий сам на себя , шел рядом с Верой. Такого не было уж лет семь. Вера несла цветы, а он- подарок. Встреча была- чин — чинарем. Подарок вручили, поздоровались с приглашенными.Вера радовалась -хоть раз ,как люди посидим! Как бы не так!!! Только сели за стол ,начали поздравлять -а он уж пьянехонек…

— Че рассусоливать, ля- ля — ля, ля- ля — ля… давайте ,за именинницу вздрогнем!…

Такую речь произнес Серега на юбилее . Конечно, Татьяна, как могла, перевела все в шутку ,но у Веры настроение было испорчено. А он, гад ,еще танцевать нацелился с Татьяниной начальницей . Грудастая такая бабенка… В декольте…Пригласил, да ну прижимать, а потом вконец разошелся….Встал перед ней на колено, руку поцеловал….Тут уж Верино настроение упало ниже плинтуса.

Мало того ,что она его, поганца отмывает , отцарапывает от грязи ,терпит его гадости, так он хвост распушил перед какой –то смазливой бабой. Павлин щипаный!!!В Вере снова все закипело. То- ли ревность, то -ли обида -так и дала бы по башке. Серега как –будто услышал ее мысли заговорил:

-Верусик ,пива нету? Нету? тогда хоть морсу сделай . Пить хочется, спасу нет…

Когда он таким голосочком просит, Вера не может сопротивляться. Приносит и пиво ,если есть, и минералку , и сто грамм… Дура ,конечно, а что делать?… Как-то незаметно подкралась старость .Кому старые нужны…Конечно, приедь она к дочке ,та бы приняла. Да только «пока «Ферри»н е закончится» .Наверное ,про Веру эта реклама .Нет ,не поедет она у дочки в приживалках быть, под ногами мешаться . Кто знает ,как -то зятю покажется….Вера старалась отогнать страшные мысли, но они так и липли , и крутились в голове .

-Ну, хорошо, уеду я , а Серега через неделю «в ящик сыграет». Это уж к гадалке ходить не надо . Потом всю оставшуюся жизнь совесть мучить будет. Не один раз пыталась Вера вылечить его -все безуспешно. Такие деньги –почти всю пенсию – потратила, а все в пустую .Хотелось хоть на какое-то время покой себе купить, так нет -через неделю запил. Друга встретил -которого- страшно сказать — неделю и не видел. Нажрался до поросячьего визга , еле через порог перелез, да тут и уснул. Друзья у него -святое. Последней стопкой поделится. Не дай Бог, обидит Вера их чем –то ,ссоры не миновать . Орет на всю улицу. Соседи только головой качают. Одно хорошо- не дерется. Есть у него дружок – собутыльник ,- бывший вертолетчик. Уж такие друзья -не разлей вода .У того семья уехала а он живет в « бичарне»-грязном бараке. Приходит иногда помыться . Вера позволяет, хотя после него обрабатывает ванну не единожды .Человек все-таки…Начнет говорить -заслушаешся. Все знает, все видел. И за границей бывал, и на подводной лодке был… Может, где-то и привирает, но ведь 18 лет в авиации- не шутка…Тоже ведь поди и мать где-то есть, а у жены терпения не хватило. Говорят — побивал он ее. Ревновал очень. В хирургии медсестрой работала. Так он на ночные дежурства прибегал, скандалил. Трезвый — вежливый, уважительный. А как напьется — зверь. Вот и остался один — ни флага ,ни Родины.….Вера посмотрела на спящего мужа и вздохнув, выключила телевизор. Там рассказывали про «черные дыры», в которые затягивает целые галактики . А у нас своя Черная дыра…из нее не выберешься, подумала Вера, и пошла на кухню за водой для Сергея.

ГОРЕ

Ночью Валентина раза четыре вставала и ходила в стайку. Марта стояла с влажными глазами и в них была боль и испуг. Валентина гладила корову по теплому огромному боку и старалась понять, что же творится там, в коровьем чреве, почему крупная,я здоровая корова не может растелиться? Она перебирала в уме все случаи из практики, пыталась напоить корову укропной водой, ничего не помогало.

Корова жалобно мычала, и казалось, просила помощи. «Потерпи до утра, милая» Уговаривала Валентина Марту. Утром должен приехать ветеринар. В селе ветеринар — большая фигура, и чувствуя свою исключительность, они сами диктуют условия и назначают цены. Зимой Валентина пятьсот рублей отдала за то, что ветеринар подкастрировал трехмесячного боровка. Раньше- то дед сам «подлаживал»а сейчас уж не сладить со скотиной, да и зрение не то.

Сколько же он возьмет за Марту? Корова топталась на месте, тяжело дышала. Было видно, как ей плохо. У Валентины корова – ведерница. Даже зимой дает она ведро молока, да ка…Жирного…о, Из этого молока простоквашу хоть ножом режь — до того густая. Корова знатная. Все соседки обзавидовались. Чтоб не сглазили, привязывала Валентина на рога Марте красные тряпочки, да видно не защитили они Марточку. В прошлом году потерялась Марта, так дед двое суток по полям ездил на велосипеде, искал ее. Испростыл весь — а нашел. Зацепилась обрывком веревки за лесину и стояла. Дед говорит — как услышала его голос — давай реветь. Умная. Так и встретились. Валентина вышла из стайки во двор. На горизонте начало светлеть «Только бы дотерпела, милая»- Думает Валентина. На дворе холодно.

Дома Валентина подошла к иконам и обратилась с просьбой:

-Матерь пресвятая, заступница. Ты помощница в наших скорбях Помоги … -тут Валентина задумалась, как сказать –ведь необходимо просить помощи «рабе божьей», а Марта-это скотинка, хоть и умница, и кормилица. И вдруг, как будто кто продиктовал -всплыло –

-Кормилице нашей, твари божьей Марте…

И так жалко стало Валентине свою корову, что заплакала она. Вспомнила, как возвращается Марта с пастьбы — придет к воротам, и ждет, когда ворота откроют. Нет, — повезло Валентине с коровой.

Еще немного помолившись, Валентина снова направилась в стайку. Еще возле стайки она почувствовала: что-то изменилось. Рывком открыв дверь -замерла. Возле Марты лежал теленок — мертвый…Видно задохнулся при родах. А в глазах у Марты — такая печаль и тоска, какая бывает у людей в горе.

-Марточка, милая …

заголосила Валентина, обняв Марту за шею. Корова, будто поняв, что хозяйка разделяет с ней ее горе, замычала.

— Видно в зиму останемся без мяса.

-подумала Валентина.-

Надо брать поросенка….

А корова устало вздыхала и лизала своего теленочка.

ЛЮБОВНИЦА

Галина проснулась еще затемно. Прислушалась. В доме — тихо. Рядом посапывал муж.

Хотелось пить, но не хотелось будить Сергея. Галина повертелась, поудобнее устроилась на руке мужа, угнездилась. Тихонько чмокнула его в плечо, покрепче прижалась к теплому, родному телу.

-Еще поспим…

Только вспугнутый сон ушел. А мысли, думки бабьи — тут как тут… Бегут думки вперед, да с оглядкой назад. Молодым всегда кажется, что молодость вечна. Вот и она, Галина, тоже так думала. В восемнадцать лет замуж выскочила. Кто гнал….Казалось — любит… А через полгода начались ссоры. . . О чем ссорились? Да из-за всякой мелочи. Ей бы уступить Мишке — мужик все -таки, так нет, еще назло сделает! Мишка — прямо Отелло деревенского пошиба становился, когда видел, как она с мужиками танцует. И морды им бил, и грозился убить! Любил он Галину сильно. Много прощал… А им, кобелям, что, если она сама перед ними хвостом метет…Вот и доигралась! Ударил Мишка одного такого возле клуба, а он на ногах не устоял, на ступеньку головой рухнул . Умер, бедняга , и прихватили Мишку под белы рученьки, да на пять лет на зону. Пять лет-срок долгий. А у нее ни ребенка, ни котенка. Гуляй не хочу! Оторвалась тут Галина — сколько мужиков было — не счесть! И молодые, и женатики. В деревне бабы только о ней и судачили. В след ей плевали… Ворота, дегтем мазали. А она, словно всем назло делала — вы мне так, а я вам еще устрою… Не понимала тогда, что это зло вернется к ней. А оно быстро вернулось — тоской да одиночеством. Матушка сколько слез пролила — стыдовище же, такую дочь иметь. Свекровь все-все Мишке написала, да еще столько же приврала. Так что осталась Галина одна, хоть и со штампом в паспорте. Скоро и мужики и парни к ней поостыли, мужик — он как охотник -ему все свежее подавай… Все ее любовнички-тю-тю…как повымерзли. А ей, одной, иной раз — хоть волком вой! Особенно тоскливо было в праздники. Семейные бабы к себе в компанию, даже ради шутки, не звали, а с молодыми — стало как – то неинтересно. Сядет она вечерком одна, нальет винца, поужинает, и спать ложится. Стала чаще вспоминать Мишку. И стала ее совесть глодать — по ее вине Мишка мается. Ни одной весточки из тюрьмы не прислал. Решила она к нему съездить — все-таки, не чужие. Накупила угощения, сала, колбасы, сливочного масла, сгущенки.… Ни кому ничего не сказала — поехала. Удачно попала – дали длительное свидание. Мишка показался ей худым, бледным каким-то. Много курил и кашлял. Потом сознался — тубик по- ихнему, по зековски,а по нормальному -туберкулез подхватил…Питание плохое, гигиены — никакой, вот и заболел… Галина плакала, просила у Мишки прощения, уж так ей его жалко было, что и не выскажешь. Обещала, больше с мужиками не валандаться, его ждать. Попрощались хорошо, по-семейному. Мишка как будто повеселел даже. Только мы предполагаем, а Бог располагает. Умер Мишка в тюрьме. Там и похоронили. Оплакивала Галина его, как настоящая вдова, в черном платке ходила, поминки справила. Да только верно говорят — «Черного кобеля, не отмоешь до бела»…Как то раз случилось у нее в доме замыкание. Позвала соседа-Виктора. Мужик безотказный. Быстро все исправил, а она — бутылочку на стол… Хорошо посидели…. И стал тот сосед огородами к ней прокрадываться. Жена и не догадывалась поначалу. Да так привязалась Галина к Виктору — что уж и не представляла себе жизни без него. О замужестве подумывать стала. Мечтала, как по выходным в райцентр на рынок ездить будут, вместе на речку, за грибами… Хорошо бы жили. Мужик работящий, спокойный. Вроде бы и ничего такого — а в душу влез! Стала намекать ему об этом. Только он с женой разводиться и не собирался. И ее намеков, будто не понимал. Тогда Галина решила пойти ва-банк. Посмотрит — Виктор из дому уедет — она звонит жене, просит позвать его. Думала — жена выгонит его, как все бабы в гневе, а он к ней придет, куда ему деваться ? А эта дуреха, наоборот -все для него…кредит в банке взяла- машину купила, беременная ходит… Перестал Виктор ночами стучать в ее окошко. Укараулила она его, пыталась поговорить — а он, как отрезал:

-Баловство это все. Бывает, с нами мужиками — одни — пить начинают, а я вот к тебе бегал. Только на меня не рассчитывай. Хоть и сладкая ты бабенка — а порченная. Даже и родить не можешь. Правду бабки говорят — «На проезжей дороге и трава не растет». Отстань от нас, нето я сам с тобой по-другому поговорю! Тебе, с моей Танюхой не тягаться!

-Вот и поговорили…Скотина, ты, а не любовник… А я то думала — мужик….

Впервые услышала она из уст мужика правду о себе. Бабы — те часто говорили, только она думала – Завидуют! завидуют, что ее любят, а их не любят!

Только сейчас поняла она, что столько лет была всего лишь игрушкой в руках похотливых самцов.

Ради похоти этих кобелей свою жизнь порушила, а Мишку на тот свет отправила.

Дома она бросилась на кровать, и долго и мучительно рыдала в подушку. Хоть могла кричать в голос-все равно никто бы не пришел. Подруг всех разогнала. Одни – перестали общаться, опасаясь за свою семью, мужа, другие — просто не захотели дружить с непорядочной женщиной. Конечно, были в деревне и те, которые не прочь бы пообщаться с ней, но к тем, третьим, у нее было какое-то брезгливое чувство. Вон, Дашка…

Всего двадцать пять лет, а пьянь беспробудная! Своего угла даже нет. Живет там, где пьет…

Нет, таких подруг ей не надо. А жизнь день за днем, так и мелькает…Скоро сорок, а она все, как девочка, на танцульки да на свидания бегает. Все мечтает найти того, любимого, единственного! Во снах все чаще и чаще видит она Михаила, и понимает — был, был в ее жизни человек, которому не безразлична была ее душа. Любил он ее. А она, по глупости, молодости, или неопытности не разглядела этого. Это, как поменять маленький бриллиант на кучу ярких стекляшек… Может такой глупой уродилась, или слишком много о себе и своей красоте возомнила? Как – то узнала она, что в деревне зовут ее «Вечная любовница». Услышала и ужаснулась! Разве с таким именем найдешь себе счастье? Что счастье найдется, она все — таки надеялась. Только где тот единственный, с кем ей будет спокойно? Где тот, на чье плечо она сможет опереться? Здесь — уж точно, нет!

И пришла ей в голову шальная мысль — продать свой домишко, и перебраться в другие места. Стала всякие объявления о продажах читать. Нашла вариант. Дом продавался в деревне, что в трехстах километрах от здешних мест. Съездила, посмотрела. Деревня ей понравилась, дом, конечно, поменьше, чем у нее, но, зато сад хороший. Яблони, груши, сливы. Сторговались. Свой домишко продала очень быстро, и в один из осенних деньков перебралась на новое место жительства. Переезд всегда связан с хлопотами. Надо какой-никакой ремонт, либо уборку в доме сделать, мебель поставить, все развесить… Весь месяц Галина этим занималась, не устраиваясь на работу. Деньжонки от продажи дома еще чуть- чуть остались…Соседи — доброжелательные. Бабуля с безногим сыном – инвалидом — справа, да молодая семья с ребятишками – близнецами — слева. Галина мало выходила из дому, все свое новое жилье обихаживала. И, только вечерами, умаявшись , выходила в сад…

Стояла поздняя осень. На деревьях листвы почти не было, зато на верхушках яблонь, словно новогодние фонарики, висели яблоки. На одной яблоне- красные и крупные. а на другой- желтые, помельче, но такие душистые! Весь воздух пропах яблоками. Галина подходила к яблоне, осторожно встряхивала ее. Спелые, налитые яблоки с шуршанием падали в листву. Галина в сумерках отыскивала их, вытирала ладонью и надкусывала. В рот лился кисловатый прохладный сок. Присев на старую скамейку, Галина смотрела на закат, и представляла, как красиво будет здесь весной, когда сад зацветет… А пока –глядела она на осеннее небо, какого — то нереально прозрачного зеленого цвета, ела вкусные осенние яблоки… Иногда над деревней пролетали самолеты, вспарывая небо, оставляя на нем глубокий след, похожий на рану. Постепенно этот след исчезал. Галина подолгу смотрела на это. Раньше она почти не видела неба. Как- то не до этого было. И только тут впервые увидела она эту красотищу!!! Осень была длинная, сухая и теплая. Казалось, что зима не наступит. Деревня на взгорке. Рядом — лес, речушка… И над всем этим великолепием — небо!!! На душе у Галины было хорошо и спокойно. Казалось, счастье – оно где то совсем рядом, рукой подать…. На работу Галина устроилась быстро — продавцы всегда нужны. В продуктовом магазине работать тяжело. Сколько тяжестей перенесешь, и коробки, и ящики… Галине Бог здоровья дал. Так что хоть и уставала, но работала с удовольствием. Среди людей целый день. Хорошо. О прошлом старалась не думать. Некогда, да и вспомнить нечего. Как отрезала. Постепенно познакомилась с соседями. Добрые, сердечные люди. С молодыми — Настей и Максимом — подружилась. Веселые , смешные! Любят друг друга, своих мальчишек любят. Настя сидит дома с мальцами, а Максим — целый день на работе. Галина часто и хлеб из магазина приносит, чтобы Настя ребятишек одних не оставляла. Забежит к ним, попьет с Настей чаю… Ребятишки тут же играют… Хорошо… Даже не хочется уходить в свой нарядный, до блеска выскобленный, но пустой и холодный дом. Бабушка что живет справа, тоже стала заходить к Галине. Поговорит, новости деревенские расскажет… На свою жизнь пожалуется…Ей бы — в ее то годы- отдыхать надо а на руках -сын -инвалид. Была у него семья, жена, дочка…Как узнала Наташа – невестка ,что ходить он не будет, Укатила. И дочку забрала. Баба Катя понимает Наташу — в молодые годы такую ношу на свои плечи взвалить! Что ты! Только Сергей тоскует, по дочке скучает. А так — не такой уж он беспомощный. Помогает — и дров наколет, и грядки копает. Вот только выходить со двора не хочет — жалости боится. Всплакнет баба Катя от жалости к Сергею, а может, к себе, да и пойдет по своим делам…

В общем, жизнь на новом месте наладилась. Новогодние праздники решила встретить дома. Сделала традиционные салаты-селедку под шубой и оливье, апельсинчики купила, елочку нарядила. Только расположилась перед телевизором, прибежала Настя-

-Тетя Галя, пойдемте к нам! Мы с Максимом все равно никуда не сможем пойти, так решили дома встретить праздник!!! А что вам одним сидеть? Галина минуточку поколебалась, и согласилась-

-И то верно, веселее будет!

Прихватила шампанское, апельсины для ребятишек, салат. Вышли на улицу. У колонки — фонарь горит — всю улицу освещает…. Возле бабы Катиного дома — «скорая» стоит.

-Настя, ты не знаешь, что случилось? Кто заболел? Баба Катя, или Сергей?

Галина Сергея видела всего несколько раз , и то издали. Видела, как крупный мужик на инвалидной коляске, колол дрова…

С Настей подошли к «скорой» — надо же узнать — что случилось…

Из дому вывели охающую и плачущую бабу Катю. Увидев соседок, она обрадовалась:

-Галя, мила дочь! Сергей один-то с голоду сдохнет ведь! Хлеб да масло ему покупай, а я потом с тобой рассчитаюсь…. Брюхо заболело у меня, будь оно неладно! Так скручивает, не продохнуть!

Она опять заохала, и стала сама карабкаться в автомобиль. Галина подбежала к машине, поставив бутылку в снег, помогла бабе Кате влезть в «Скорую».

-Не беспокойся, баба Катя, я каждый день заходить к нему буду, лечись спокойно! Недовольно фыркнув, обдав смрадом бензинового перегара, »Скорая» поползла по заснеженной улице.

Галина вынула бутылку из снега.

-Знаешь, Настя, давай, Сергея тоже позовем. Он ведь совсем один остался! Я знаю, каково это -одному Новый год встречать!

-А давайте! Сейчас я Максима за ним отправлю! Нам еще веселее будет!

Еще с порога Настя закричала-

-Максимка! Бабу Катю в больницу увезли! Сергей один остался! Давай, пригласим его к нам!

-Максим, молча, оделся, и вышел. Минут через двадцать в сенях послышалась, какая — то возня, и мужские голоса. Галина распахнула дверь, и Максим с трудом втолкнул в прихожую коляску с Сергеем.

-Вы представляете, стесняется он! Еле уговорил! А, чего стесняться? Вон, инвалиды за границей и путешествуют, и учатся… Это у нас стыдно инвалидом быть… Одно слово — совки.

-Мужики, вы чего в прихожей остановились, проходите в комнату, а то ребятня там скоро елку

Разберет! Макс, смотри за детьми! Мы сейчас все приготовим!

-Скоро из комнаты донеслись переборы гитары.

Ой, дядя Сережа! Молодец! Максим так давно гитару в руки не брал, что разучился, наверное!

Галина зашла в комнату. Сергей сидел в углу возле елки. Его коляску не было видно. Казалось — за столом с гитарой в руках сидит красивый здоровый мужчина лет сорока, чисто побритый, в светлой рубашке и седым ежиком волос.

-Вот что судьба делает с людьми…как наказывает… только бы знать — за что? А какой был мужчина…

Промелькнуло в голове Галины. Сергей наигрывал одну из любимых песен Галины — «Сиреневый туман над нами проплывает…» Галина не удержалась начала подпевать. Давно она вот так, запросто не пела. Наверное, с выпускного…

Сели за стол. Сначала выпили за прошедший год, его плюсы и минусы, потом -за знакомство… За столом стало шумно. Добавляли шуму и ребятишки, которые постоянно ссорились из — за игрушек.

Но все равно было весело, уютно. Давно уже не было у Галины такого Нового Года…

Веселил всех и телевизор. Если песня была знакомая, то за столом подпевали. Когда дети (наконец-то) уснули, пришлось телевизор выключить, петь и разговаривать стали в полголоса. Мигали огоньки на елке, был приглушенный свет, и такое на душе умиротворение…

-Тетя Галя, а вы спойте нам, Сергей подыграет. Вон как красиво вы Алегровой подпевали. Ничуть не хуже, чем сама Алегрова! Галина для порядка поотнекивалась, потом согласилась.

Краем глаза она видела, как смотрел на нее Сергей, и это льстило ей.

-Все-таки еще могу мужчинам нравиться, отметила она с удовольствием про себя. Новые песни она знала мало, но ведь столько много и не модных, но замечательных песен!

Пела и про «солнышко лесное, »и про «сиреневый туман», «Много дней дует знойный сирокко»… и еще разные песни ее молодости. Сергей разошелся… Он играл и играл…Ему казалось- он снова молодой, веселый ,вся жизнь впереди… В какой то момент он увидел на глазах Галины слезы. Они вернули его к реальности. Сергей резко оборвал игру, прижав струны ладонью.

-Хорош. Пора и честь знать. Дети спят, и хозяевам пора отдыхать. Макс, ты мне поможешь до дому добраться?

Стала собираться и Галина. Посуду мыть не стали — только сложили и вынесли на кухню. Максим с Сергеем, и Галина вышли на улицу вместе.

Во всех окнах, не смотря на позднее время — горит свет. Празднуют люди… Изредка в небе вспыхивают запоздалые салюты. Тепло. Пролетают легкие снежинки. Как то нереально, сказочно -словно в детстве! Галину не покидало ощущение близкого чуда.

-Как все-таки красиво! Спасибо вам! Будто в молодость вернулась!

-Галина весело засмеялась, и закружилась, пританцовывая. Помогла Максиму докатить коляску Сергея до дома. Ведь Макс все таки выпил… Когда за Сергеем закрылась дверь, Галина тихонько пошла домой, представляя, как Сергей один в холодной пустой избе… Ее переполняли противоречивые чувства .Впервые она так близко столкнулась с инвалидом. Конечно, сто раз, наверное, видела инвалидов, но никогда не задумывалась как им живется, о чем они думают, мечтают… А этот вечер сделал Сергея каким-то близким , и , даже родным. Хотелось помочь…

Впрочем, хоть она сама себе запретила об этом думать — он ей понравился. И очень..

Утром сварила суп, поджарила картошки и пошла к Сергею. За ночь на крыльцо насыпало снегу, и дом казался необжитым, пустым. Галина метелкой смахнула с крылечка снег, промела до калитки дорожку. Постучалась, вошла. В доме было холодно и пахло какой-то кислятиной. Сергей лежал на диване под несвежим одеялом и смотрел телевизор. Возле дивана стояла старая табуретка, на которой стояли тарелки с остатками еды. Засохшие макароны, остатки винегрета и консервированные перцы. Да…не густо… Оно и понятно -жить на две пенсии… И еще лекарства покупать…

У Сергея было мрачное настроение. От вчерашней веселости — ни следа. От еды, что принесла Галина, поначалу отказался, но уступив Галининым уговорам, с аппетитом съел тарелку супа. Отвечал односложно, как бы нехотя.

Галина перемыла всю посуду, выкинула вонючие посудные мочалки, сделала новенькие. Кругом вытерла пыль, и, раззадорившись — помыла пол. В доме стало веселее. В печке потрескивали поленья, бормотал телевизор, а Сергей спал, или просто, притворился спящим. Галина принесла дров на вечер и ушла домой.

Сейчас у нее появилась забота — еще до работы она бежала, разметала дорожки, топила печь, готовила Сергею обед… . Иногда забегала Настя пыталась чем то помочь. Да у нее своих забот-полон рот… Поболтав немного — она убегала. А бабе Кате, сделали операцию — камни в желчном. Старый человек- что тут скажешь — поправлялась баба Катя долго. Галина навещала ее в больнице, уносила гостинцы. Баба Катя расспрашивала о Сергее. Волновалась, как он без нее обходится , не голодает ли…Галина успокаивала бабу Катю, просила не торопиться с выпиской, хорошо пролечиться ведь на уж привыкла к своим ежедневным обязанностям, и нежданно свалившимся заботам, и с ужасом думала о том дне, когда выпишут бабу Катю… Привыкла к Сергею, его маленьким капризам и неподдельной радости ,которая плескалась в его глазах, когда он видел Галину. Однажды, Настенка прибежала к ней взбудораженная и возмущенная. Гуляла она с ребятишками, и услышала — судачат люди про Галину — что к Сергею она не просто так ходит, а любовница она его…

Настя была так оскорблена такими грязными словами женщин, что поругалась с ними. А Галине те слова в душу запали. И стала она о нем думать не как о предмете заботы, а как о мужчине. А что — мужчина интересный, можно даже сказать — красивый, сильный… ручищи то – ого — го! Такой — обнимет — все забудешь! А то, что ног нет — так он на колесах, что надо сделает…. И смотрит на нее с интересом. Видно, что Галина ему нравится. А не говорит ничего — так это потому, что понимает — инвалид. Придется самой предложение делать.

Вечером ,когда все дела были сделаны, Галина сказала- Ты знаешь, в деревне меня твоей любовницей нарекли. А я подумала — зачем мне любовницей быть. Я слово это ненавижу. А вот женой быть — согласна. Ну, что — берешь меня в жены?

Галина улыбнулась, вспомнив изумленное лицо Сергея. В нем было все-растерянность, удивление, радость…Но он только и спросил :

-А это ничего, что я…. На большее у него слов не нашлось, и он просто указал на ноги…

У баб в таких случаях на первом месте — слезы. И в горе — и в радости — слезы. Галина стала перед кроватью Сергея на колени, и, обняв его, зарыдала. Плакала она о своей нелегкой бабьей судьбе,

О не рожденных детях, о годах унижения, от жалости и любви к Сергею, и еще бог знает, отчего … Сначала это были тяжелые рыдания, которые постепенно успокаивались, переходя в тихий, очищающий плач. Сергей не уговаривал, не успокаивал Галину, а просто нежно гладил ее бедовую головушку.

МАКИ

Анна торопилась сделать еще какие- то необходимые дела. А как же, нельзя же ударить в грязь лицом! Сын женится! Единственный! И невеста — не абы кто — дочка Главы Администрации!

Тут уж не приходится экономить ! Анна и ссуду взяла, и все отпускные угрохала! Пусть все видят — не последний пень на дороге ее сын! Столы ломились от закусок и салатов, в доме гора котлет, жареные куры… Она гордо оглядела стол, и осталось очень довольна увиденным. Свадьба должна удаться. Столы поставлены прямо во дворе, на свежей, не затоптанной пока еще траве. Вокруг столы, накрытые новенькими половичками. Отдельно – место для молодых. Светка, племянница, тоже остановилась, полюбоваться столом.

-Богато…сколько еды…. не один месяц можно было бы семьей питаться, а сейчас набегут, все сожрут… Анна покосилась на племянницу. Ее можно понять, Светка с мужем жила плохо, бедно. Витька пил, как собака, пока зимой не обморозил ноги. Сейчас сидит дома, получает копеечную пенсию. Светка одна тянет семью. Анна жалеет ее. Помогает, чем может. Вот и сейчас пообещала за помощь заплатить, и та старается во всем угодить Анне.

-Тетя Аня, а возле молодых — букет цветов бы не мешало бы поставить ! Знаешь, как красиво будет!

-И то верно, как я раньше не вспомнила! Надо подумать…

В это время во двор въехал на велосипеде Семка — соседский мальчишка.

-Тетя Аня! Генка сказал — минут через пятнадцать приедут. Они еще к школе решили съездить. Везде уже побывали — и на Мысу, и в Сенькином… Накатались, во!!! Семка взмахнул над головой своей грязной рукой.

-Иди, руки хоть вымой, гонец!

Прикрикнула на мальчишку Светка, а Анна заторопилась.

— Надо привести себя в порядок, платье новое надеть! Света, забеги в огород, нарви хоть маков, что ли… Там увидишь, каких!

Анна ушла в дом, а Светка зашла в огород. Прямо по центру огорода — дощатый тротуар, а вдоль него — гряда с маками, крупными, похожими на пионы. Маки были разные, но все — красивые, крупные. Одни — сочно-розового цвета, другие — густо вишневые.

-Господи, красотища, какая! так и пылают! Да, тетя Аня-огородница знатная…

Светка сорвала три розовых, и четыре вишневых мака. Полюбовалась — букет-загляденье!

Налила воды в банку — поставила, на стол. Еще полюбовалась — красота. На улице загудели машины.

Стало шумно и весело. Гена на руках внес невесту во двор, поставил перед Анной.

-Принимай, мама, дочку! Анна поклонилась Ирине и протянула каравай. Она старалась соблюсти все обряды и традиции — благословила детей на брак, усадила сватов, гостей,

и все не могла налюбоваться на молодых. Чернобровый красавец Генка (весь в отца), и тоненькая ,как тростиночка, светловолосая Иринка. В подвенечном платье она казалась такой нежной, чистой , просто какой -то неземной. Гости поздравляли молодых, давали напутствия, говорили пожелания… Все было чинно и благородно. Захмелевший сват расчувствовался. Обещал помочь молодым материально, и «Сделать» квартиру… Сватья пыталась урезонить его, успокоить, а сват все хвастал и хвастал своими возможностями, пока рассерженная супруга не увела его домой. Теперь Анна вздохнула свободно, и огляделась. Молодежь танцевала. Музыка гремела на весь поселок, но это никого не смущало, потому что вся взрослая часть поселка была приглашена на свадьбу. Вдруг что-то изменилось. Молодежь перестала танцевать, и все повернули головы в сторону улицы. Возле самых ворот остановился Лехин мотоцикл. Леха — друг Генки. С мальства бегали они вместе. Сидели за одной партой, в армию ушли в один день. Только Лешка попал на Дальний восток, а Генку в учебке оставили. Сержантом стал, учил салажню… Анна, дважды навещала сына. Гордилась!!! А как не гордиться — сын приказы отдает, а молодые — выполняют! Предлагали Генке и на сверхсрочную остаться, да что-то не захотел. В ноябре вернулся из армии, а через неделю — и Лешка пришел. Снова друзья — не разлей вода! Вместе в пожарную часть на работу устроились, на Лехином мотоцикле и на рыбалку, и купаться… Только заметила Анна-какая то кошка между друзьями проскочила. Потом поняла — это -не кошка, а Иринка… Это же надо такому случиться — в одну девчонку оба влюбились! Как будто в деревне других нет! Вон, наискосок — Ольга Жукова…. И красивая, и модная… Продавцом работает…. За Генку — так бегом бы побежала! Лишь позови… Давно по нему сохнет! Только видно свет клином на Иринке сошелся. Поссорились, подрались, волками друг на друга смотрят. А как Иринка — с Генкой начала дружить, у Лехи и вовсе «крыша съехала» — стреляться надумал! Хорошо, что вовремя заметили, ружье отобрали. Татьяна, Лехина мать, прибегала к Генке, в ногах валялась, Христом Богом молила, отступиться от Иринки, а как отступишься, — коли любишь?

Стал Леха выпивать, его и с работы поперли. Не сидеть же на шее у матери — уехал в нефтяные края. Иногда приезжал, но к Генке ни ногой. Генка с Иринкой год встречались, прежде чем надумали пожениться. Анна часто вспоминала Лешку, а Генка- даже не разу не обмолвился, хоть было видно — скучал по другу.

И вот на тебе! Все, с интересом и не скрываемым любопытством смотрели, что сейчас будет.

Да только ничего не случилось. Лешка, подошел к молодым, поздравил их, протянул руку Генке… Тот , вроде, даже обрадовался, и, резко вставая со стула , рукавом задел букет маков. Вишневый мак слегка дрогнул, и на Генкину тарелку опала целая гора лепестков. Не обращая внимания ни на что, бывшие друзья пожали друг другу руки. Сколько не уговаривали Лешку остаться, он все же ушел. В сумерках гора вишневых лепестков выглядела жутковато. Как будто на белой тарелке лежало что-то кроваво черное… Тарелку быстро сменили, букет убрали, и свадьба с новой силой запела, зашумела… Три дня, как и положено, отгуляли. Все было — и драка, и частушки, невесту в шутку крали, ложки покупали….Но все когда то заканчивается. Столы убраны, в доме наведен порядок, сытые собаки догладывают куриные кости…. Напрочь измятая и израненная девичьими каблуками трава приходит в себя. На истоптанной площадке желтеют свежие одуванчики и лапчатка… . Все — как и прежде. Анна снова вышла на работу, а вечерами, делает заготовки на зиму. Генка с молодой женой живут своей, только им понятной жизнью, Анны в их жизни как бы нет. Если Генка на дежурстве-Иринка на весь день уходит к родителям. Если Генка дома — валяются в спальне часов до одиннадцати, потом завтракают, и уходят в клуб, где Иринка работает художественным руководителем. Часто и обедать не приходят — там чай пьют. Пробовала Анна подступиться к Гене со своими проблемами, но поняла — бесполезно…. С Ириной тоже не нашла общего языка. Все, что не сделает, не приготовит — Иринке не нравится. Сморщит свой хорошенький носик, или совсем не сядет за стол …. Не получилось из Ирины дочки. А ведь как старалась Анна! Все делала, только бы им, детям хорошо было. И с Генкой у Ирины дела стали не лучшим образом складываться. Все чаще стала она одна уходить на работу. Придет заполночь — Генка уже десятый сон видит. Чаще, стал Генка с мужиками общаться — то пива выпьют, то водочки…. Посетовала Анна на это Ирине.

Ответ Ирины обескуражил-

-Я ему не сторож, и караулить не обязана….

Пыталась Анна сама воздействовать на Генку- да где там…сами с усами! А тут, стали у него появляться, какие — то приятели из райцентра. Вроде не пьяницы – и нормальными их не назовешь… Неряшливо одетые, с серыми болезненными лицами….

Вышла однажды утром Анна во двор, а на тротуаре — комья свежей огородной земли…

-Что за диво? Неужто молодые что-то в огороде делали? Прошлась по огороду -нет, никто ничего не полол, не копал…. Еще пару раз появлялась земля на тротуарах… Да Анне не до них. Ссориться стали молодые. То Генка выскочит из комнаты, злющий, убежит, хлопнув дверью, а то Ирина, вся в слезах, к маме уйдет. Пробовала Анна поговорить с ними, да ничего не добилась. Генка-тот нагрубил, а Ирина — только плечом дернула, и снова к маме умчалась. Вот уж год прошел со свадьбы — пора бы уж привыкнуть друг к другу, притереться, а у них трещина все больше и больше становится. Генка-какой то квелый, как будто не выспавшийся. Пить стал редко, а все равно — как пьяный…

Пробовала Анна со своими подругами посоветоваться, своей бедой поделиться – а те , как будто сговорились, успокаивают Анну,

-Перебесятся, молодые, не беспокойся…

Материнское сердце-вещун. Чувствует Анна, что — то знают, не договаривают…. Неужто у Иринки кавалер завелся….Грешным делом не раз под окнами клуба стояла, подсматривала — нет, нету кавалера. С подругами смеется, работу свою выполняет, веселая, как прежде. Домой придет — как замороженная становится-сглазили, что ли? Может, к бабке сходить?

Июль в этом году выдался жаркий. Дома — духотища. Вот и надумала Анна спать в кладовушке. Прибрала там, старую кровать поставила. Чтобы комары да мухи не донимали — полог из марли повесила. Еще про себя пошутила — Генка из дому выгонит — вот и крыша над головой! Если б знала Анна, что правда – она, пожалуй, пострашнее будет!

Легла в кладовушке — хорошо, прохладно. Сквозь дощатую стену -все слышно. Молодежь у клуба смеется, перепелка где-то посвистывает. Всякие мысли в голове крутятся…Только забываться стала -слышит разговор. Да так ясно, словно возле кладовушки разговаривают. Один — Генкин, а другие – не узнает. За огурцами, что ли в огород зашли? Выйти – неловко — в ночной рубашке. Все-таки женщина…

Стала Анна прислушиваться к разговорам, и обомлела! Это они мак ее рвут! Да так выбирают, чтобы незаметно было! Ах, ты!!! Тут уж Анна стесняться не стала, выбежала из кладовушки.

-Это что же вы, изверги делаете ночью на огороде! Кто вам позволил! Это мой мак!

Незнакомые парни бросились бежать со двора, Генка, тот так и застыл на месте с пучком мака в руках.

-Ты что это, сынок, делаешь? Зачем мой мак рвешь! Вот поспеет, тогда пирожки есть будем, а сейчас чего?

И, вдруг, страшная догадка пронзила Анну. Генка-наркоман! Теперь Анне стали ясны и приступы злости, и сонное состояние сына, и его странные дружки!

Анна слышала об этой страшной напасти, но то, что ее сын начнет употреблять наркотики — такое и в страшном сне не могло Анне присниться! Она подбежала к Генке, выхватила у растерявшегося сына пучок мака, и начала хлестать его , не разбирая, куда…. когда в руке остались только жалкие корешки, она отбросила их в сторону, и принялась рвать и топтать беззащитные, прекрасные цветы….Генка резко повернулся, а потом побежал вон со двора…. Вернулся утром -как всегда- чумной… Оказывается, он уж давно к этому пристрастился. Еще в армии пробовал. Пока все хорошо было — не тянуло. А как проблемы появились — стал употреблять. На работе как то еще скрывает, хотя, кажется, и там догадываются. Иринка ? А что Иринка! Правильно она сказала — не сторож ему! Так что , только ей, Анне надо сына вытаскивать из этой ямы! Стала Анна читать все, что касается наркотиков. Оказывается — нет такого лекарства, чтобы вылечить наркомана.

Как это так – болезнь есть- а лекарства -нет! В космос летают, коллайдеры всякие делают, а наркоманию победить не могут. А может, просто не хотят? Старался и Генка победить свой недуг. Подержится сколько то — опять сорвется! Стал все деньги на наркотики спускать — наркоша настоящий! Иринка тихонько сложила свои вещи, и вечером, чтоб никто не видел, ушла насовсем из Генкиного дома. Тут уж он сорвался! Стал из дому все выносить. Как то пришла Анна с работы –а , на тумбочке, вместо телевизора -копилка разбитая лежит!

От бессилья не раз хотелось Анне просто умереть! Ее красавец Генка, ее кровиночка, ее надежда-наркоман! Сколько раз, стоя на коленях, просила она Господа покарать тех ,кто эти наркотики привозит! Просила помочь справиться с недугом! Только все напрасно. То ли молиться не умела, то ли Господь не слышал…

Только однажды приснился ей бородатый мужчина, который сказал.

-А ты приезжай ко мне -вместе помолимся Богу. Авось , и поможет!

Утопающий за соломинку хватается. А ей, за какую ухватиться? Кто этот бородатый мужчина, она не знала. На Покров, поехала она в церковь. Хоть в молитвах душу облегчить. Людям того не скажешь, что Господу поведаешь. Отстояла службу, причастилась, да пошла свечки ставить, за упокой родителей и мужа Ивана. Вдруг, показалось, кто-то глядит на Анну. Оглянулась, а с иконы прямо на нее смотрит тот бородатый мужчина. Подошла Анна поближе, спрашивает — какая это икона?…

Оказалось — Иоанн Кронштадский….И задумала Анна поехать на его могилку, попросить его, помочь. Ведь обещал!

Тут и отпуск как раз подошел. Ничего не сказала Анна подругам, собралась и поехала. Страшно было- редко из дому куда- то выезжала, но надо… В дороге ей везло. Будто кто- то невидимый – за руку вел. В поезде попали ей попутчики прекрасные. Городские, грамотные. Все, что надо, подскажут, не гордятся. Ее пирожки с удовольствием ели , к себе переночевать пригласили…И в автобусе –тоже повезло. Молодая женщина с больным ребенком — тоже к Иоанну Кронштадскому ехала. Так вместе и легче , и веселее.

Народу возле могилы- видимо невидимо! И все чего- то просят, все со своими бедами.

Как он меня услышит… Эва, сколько народу!

Подошла ее очередь .Стала она перед могилкой, слова сказать не может Рыдания душат… Все, что наболело, выплеснулось слезами. Дотронулась она рукой до могилки Святого, и вдруг ей показалось, легче на душе стало. Прожила она там три дня — все три дня молилась за здравие Генки. Себе ничего не просила. Только здоровья сыну. Обратно ехала с душевным спокойствием. Везла разные церковные атрибуты — соборованное масло ,елейную соль, книжечки и молитвы Святому…. Доехала хорошо, дорога то уж знакомая..К дому подходить даже страшно. Ну, как Гена все последнее из дому вынес… В сенях -порядок. В кухне — посуда вымыта. Может, он, и дома не был? Так вон, что- то на плитке в кастрюле булькает. И пахнет вкусно!

Стукнула калитка. Во двор вошел Гена. Худой, бледный, но взгляд ясный, глаза не прячет.

-Привет! Ты куда это исчезла? Я уж хотел в розыск подавать! Ну, мама, и напугала ты меня!!! И, главное, ничего мне не сказала!

Анна подошла к сыну, обняла его. Давно уж не слышала она от него простых человеческих слов.

-Извини, по святым местам ездила. Давай обедать. Смотрю, что — то приготовил. Я по-домашнему соскучилась.

Как когда то, сидели они вдвоем за столом , хлебали горячий суп, и говорили о чем –то простом, обыденном. О погоде, поездке, привезенных подарках. А Анне вдруг зачем – то вспомнились ее роскошные маки… В этом году не сеяла — ан нет, взошли -и много… Долго еще придется их выпалывать…

ЗИМНЯЯ СКАЗКА.

Татьяна попрощалась с проводницей, и торопливым шагом пошла на площадь, запруженную транспортом. Возле остановки- два больших автобуса…Кондуктор- толстая тетка помогала рассаживаться пассажирам. Татьяна вежливо обратилась к кондуктору

-Простите, я на вашем автобусе могу доехать до Семеноских колодцев? Я здесь впервые, и не знаю, как добраться…Кондукторша на миг остановилась ,как бы размышляя, потом покачала головой..

-Ой, не знаю, не знаю, как вы доберетесь…В Колодцы автобус ходит через день, да и то -в десять утра…Сегодня был, значит- завтра не будет…Вон, такси возьмите…Ведь поди найдется пара тысяч .Дорого, зато с комфортом! А мы совсем в другую сторону! Тяжело груженый автобус развернулся на площади, и обдав мощной струей едкой вонючей гари, покатил по трассе. Зимой пять часов- это уже темнота…Пока Татьяна разговаривала с кондуктором, транспорта и людей поубавилось. Только таксисты ,которым не досталось пассажиров, что то выжидали еще, стоя небольшой кучкой—человек пять…Подойдя к ним, Таня поздоровалась Все разом повернули к ней головы. В глазах заинтересованность. Выбрав самого старого, здоровенного, как шкаф, водителя, она спросила-

-Как мне добраться до Семеновских колодцев?

-Да запросто! Вон сколько машин! Выбирай любую! Полторы тысячи, и как в Париже — ко крыльцу!

Сашка! Возьми пассажирку до Семеновских колодцев. Сам бы отвез, да у внука день рождения.

Вон, синяя Тойота… Садитесь, и с Богом!

Водитель пошел к машине, Татьяна посеменила следом. Когда укладывали вещи в багажник, Таня заметила коробку с колбасой, хлебом,,и еще чем то –в красочной упаковке , что она не успела рассмотреть. Понятно, люди к Новому Году готовятся. Еще успела рассмотреть номер машины -так ,на всякий случай. Затянувшись сигаретой последний раз, шофер щелчком отбросил окурок в сугроб.

-.Ну что — поехали? Вы извините, мне надо заскочить на пару минут домой, да заедем на заправку -Хорошо?

Таня только головой , как деревянный болванчик, помотала. Пока стояла на площади, ужасно мерзли ноги, и ее слегка знобило…

Она уже сто раз покаялась, что поддалась уговорам сестры, и рискнула приехать в эту Тьмутаракань. Год назад они закончили музыкальное отделение культпросвета. Татьяна устроилась на работу в своем городе –хоровиком, а Ольга- за романтикой погналась -На Север укатила. Стала Директором дома культуры в небольшом селе с красивым, но странным названием — Семеновские колодцы. Кто этот Семенов был, Татьяна не знала…Понятно, что он копал, наверное, колодцы. Вот, вроде ничего особенного человек не сделал- просто -колодцы выкопал -а люди о нем вспоминают. Здорово! Может, было и по другому, но эта версия Тане очень нравилась. Оля Рассказывала сестре о кедрачах, брусничных полянах, могучей реке…Прямо заворожила Таню своими рассказами- вот, уговорила приехать на Новогодний праздник! В большую сумку Таня положила костюм Снегурочки, вдруг пригодится самой….А не пригодиться — сестре подарит. Водитель ловко управлял машиной, объезжая сугробы. Побывав на заправке, подъехали к небольшому домику. В одном окне — свет. Калитка распахнута. Не выключив двигатель, буркнув –

-Я сейчас, я быстро,…Водитель быстрым шагом прошел в ограду, и дернул ручку . Дверь — закрыта изнутри. Он стал громко стучать в — никто не выходил.

-Ну и спят- и к же так можно спать? От такого грохота даже мертвый проснется… Пьяные, наверно…

Дверь, наконец , распахнулась. Послышался громкий голос женщины. Она, как будто ругала водителя за что то. Но он, не слушая , вошел внутрь. Послышались громкие крики, что то падало, гремело… Из калитки выбежал полураздетый человек, и побежал вниз по улице. В доме, еще какое-то время слышны были громкие крики, потом все стихло. Вышел водитель. В руке — большая сумка. Следом выбежала женщина в розовом длинном халате. Она кричала-

-Иди, иди! посмотрим, как ты будешь у меня прощения просить! Придешь, а я тебя не пущу! Вали давай! В след водителю полетело что то, похожее на ботинок… Дверь дома резко захлопнулась. Водитель забросил сумку в багажник и сел в машину. Татьяна видела, как тряслись у него руки… -Вы простите меня, задержался немного…

-Да уж, немного! Минут сорок! Да еще – эта безобразная сцена -подумала Таня. Ей было искренне жаль этого неприветливого мужика. Вон, как трясутся его руки. И чего надо его жене? Вон ,какой здоровенный! Правда ,нервный !Но – занервничаешь тут! Родители девушек развелись, когда им было по семь лет. Таня не помнит ссор, но помнит, как часто плакала тогда мама. Позже они узнали — отец изменил маме, и она не смогла простить. Таня давно уже простила отца, но тема измен — так и осталась в их доме больной темой. Это — как предать . Предать того, кто беззащитен ,потому что любит.! Водитель справился с волнением, и резко дал по газам. Машина, взвизгнув, полетела по деревенской дороге. Девушка еще ни разу так не боялась! Казалось, еще немного, и, машина оторвется от земли, и взлетит… А водитель-все гнал, и гнал, как бы торопясь уехать от того дома, той женщины в розовом халате…Вспомнилась фраза кондукторши-«Дорого, зато –с комфортом,..» -Ничего себе, комфорт!

, Собравшись с духом, Таня рискнула сказать-

-Вы не могли бы сбавить скорость — что — то мне не по себе…

Наверное, тот сам уже понял это, и машина покатилось по дороге спокойнее. За окнами было пустое заснеженное поле — ни огонька…лишь изредка, прямо среди поля — чахлые прутики…

-Что росло на этих полях летом?- Спросила она, чтоб как то разрядить обстановку.

Ответ был резкий, убийственный-

-А что на болоте может расти? Ничего!

-Такое большое болото? Разве болота такие бывают?

-Вон, Куминское болото-этого в сто раз больше! А это, так себе… Видно было, что ему с трудом удается владеть собой… А тут еще она со своими дурацкими вопросами. Но молчание- угнетало. К тому же, у Тани ноги совсем закоченели…

-Можно, я сяду на первое сиденье? Ноги совсем замерзли….

Машина остановилась, водитель сказал-

-Пересаживайтесь, а я – покурю…

Минут пять он нервно курил, пиная какие- то комочки снега,… Видно было, что он снова и снова прокручивает в уме недавнюю сцену.

В машину он внес запах табака и мороза. Кажется, чуть -чуть справился со своими чувствами.

-Ради Бога, простите за все! Стыдно — то как! Мне мама говорила, что она гуляет, а я не верил!

Помолчав , вдруг громко засмеялся-

-А хахаль- то — в одних носках убежал! Здорово напугался!

-Ну, слава Богу, если смеешься, значит — отлегло…подумала Таня.

Ударив по рулю, как бы самого себя тот спросил-

-И чего ей, шалаве, не хватало? Все у нее было…

Татьяна молчала — А что скажешь?- Чужая семья -потемки… А его- как прорвало… Он рассказывал и рассказывал -о том, как дружил с Женей до армии, как письма ей писал, скучал,…Потом мать написала -Женя уже давно замуж выскочила,… Вернулся -в город уехал, в институт поступил, на вечернее отделение. На заводе работал… Так нет, прикатила она к нему в город, клялась, что без него жить не может! Снова закрутилось все! Перевелся на заочное, да в родное село с ней вернулся. Мать , конечно, в ужасе была! Всякие истории о похождениях Жени рассказывала, да только не верил он! И мужикам не верил! Дурак! Олень рогатый! Лопух! В общем, все до мерзости банально! Это ж надо — застукал жену с любовником! Как в плохом анекдоте!

Выплеснув на Таню все эти откровения, успокоился.

-Нам с вами долго ехать, так что давайте познакомимся — меня Александром звать, а вас?

-Татьяна…

И так…Она звалась Татьяной…-процитировал Александр строки из Евгения Онегина. Татьяна отметила про себя, что не каждый деревенский мужик вот так , запросто ,может цитировать Пушкина.

А Евгений у вас есть?

-Евгения у меня нет. Это у вас Евгения…Александр смутился…какие то слова, как бы застряли в горле… МММ -да, верно подметили… А что так? Такая красивая девушка, и одна? Или не нравится никто?

Татьяна и сама не могла объяснить, почему у нее нет парня. Никто из ее окружения не нравился ей. Они ей казались слабыми, женоподобными и неинтересными. В них не было мужской хоризмы. Да и печальный пример, мамы пугал ее немного. Как же ему ответить?

-Да вот так получилось — наверное, не нашла еще своего суженного. Моя бабушка говорит – Судьба — она тебя и на печке найдет!

Александр громко засмеялся — наверное, не на той печке искала!

-Наверное. Печек то у нас нет!

Смех у него был приятный. И, вообще — голос – такой бархатистый, настоящий мужской. Ей захотелось рассмотреть своего попутчика, но в салоне машины было темно. Только мигали и светились приборы, создавая иллюзию новогодних огоньков.

-К кому вы едете в Семеновские ключи? Я там многих знаю…

-Там моя сестра Директором дома культуры работает. Вот к ней и еду. Оля? Ваша сестра? Ах, какая девушка! А как поет! Вы бы знали! Господи, что я говорю! Конечно, знаете! Вы тоже, наверное, поете? Татьяна коротко рассказала о себе, о том, как Оля оказалась на Севере…

Звучала хорошая, приятная музыка. Таня прислушалась к словам-

…Снег кружит над землей.

Не весной ты мне встретилась,

А холодной зимой.

Ты такая красивая,

В этот вечер январский…

Ты за смелость прости меня

Из какой ты сказки?

Было так здорово, чудесно ехать по заснеженной тайге. В свете фар все казалось загадочным,нереальным.

Ноги у Тани согрелись, и стало даже жарко. Расстегнув пальто и сняв шапку, она удобно устроилась в кресле. Хотелось спать, но она знала — спать нельзя! Водитель тоже может задремать… Надо его развлекать разговорами. Встречных машин совсем не было. Только лес, лес, лес… проезжали какие- то речушки то — прямо по льду, то — по мосту…

-А я по карте смотрела – там совсем недалеко от станции Семеновские колодцы, а мы уже сколько едем…

— Ну, на Севере не километры, а расстояния…Летом – туда только водой добираются а вот зимой ,когда болота да реки замерзнут- зимником. Обычно, много машин по дороге идет, а сегодня -пусто…это перед Новым годом. Отмахали уж километров сто двадцать… Скоро- деревушка будет. Живут там старики Матвей и баба Настя. Хорошие такие! Десять детей у них — все разъехались, а родители из деревни не хотят уезжать…Скотину держат, коров, свиней,…внуки все лето у них живут… Дед и рыбак и охотник. Проезжающим — всегда рады. Надо к ним завернуть, переночевать. Что- то движок застучал. Боюсь, не дотянем. Да и продукты закинуть им надо. Целый день с собой возил- сам бы не поехал, так с кем ни будь отправил .Вы уж извините, так получилось… Не задалась сразу поездка. Сколько Таня не прислушивалась — услышать стук движка не смогла, не специалист. Проехав по льду реку, остановились у большого забора, который огораживал добротный большой дом с деревянными оконными ставнями. Сквозь них — пробивался свет. Александр стал громко стучать в ворота, напомнив Тане о недавнем происшествии. Вышел маленький –или так показалось рядом с Александром -старичок с ружьем и большой шубе…. За руку поздоровавшись с водителем, широко распахнул створки ворот…

Двор со всех сторон огорожен, и вычищен от снега. в углу — лопаты, метлы…широкая тропа –вглубь двора -к сараям. Да…хозяева — что надо! На крыльцо вышла старушка в ватнике и шали. На ногах- галоши с шерстяными носками. Так и веяло от нее уютом и покоем…

-Заходьте, заходьте, че стоять то на стуже! Чать –не май месяц!

Нежданные гости прошли в дом. В большой прихожей весь пол устлан полосатыми домоткаными половичками. Давно — давно когда то, Таня ездила с подружкой в Кировскую область .Там тоже были такие половички, и такие же приветливые старушки… Таня с наслаждением сняла сапоги. Старушка, которую Александр по – свойски называл — баба Настя, принесла Тане серые вязаные носки. Быстро собрала на стол. Соленое сало крупными ломтями, квашеная капуста, варенье из черники и моченая морошка. Впрочем, о том , что это морошка-Таня узнала только за столом. Чай был вкусный и душистый-с травами, а морошка, вообще, объедение ! Напившись чаю, и разомлев, сидя в уголочке дивана, она стала засыпать…Александр и дед Матвей о чем то совещались, выходили на улицу, что то вносили в дом…Таня все это слышала, но не могла разомкнуть глаз…Баба Настя принесла стеганое одеяло, и укрыла Таню. Утром, проснувшись, Таня услышала потрескиванье дров в печи… В доме было прохладно. Пахло березовым дымком и свежей ухой. Было неудобно перед стариками — столько хлопот! Тихонько встав с дивана, Таня зашла в кухню. Перед печкой, на маленьком стульчике сидела баба Настя, и чистила картошку. В чугуне кипела уха. Видно было, что рыбины крупные — из чугуна то и дело высовывались то хвост, то голова…

-Как живые…я в первый раз вижу, как варят уху в чугуне! Баба Настя подняла глаза и озорно сказала;

-Тоды — загадай желание! Когда чего впервой видишь или пробуешь, завсегда загадывать надо. Сбывается…

-Что бы такого загадать? Может, влюбиться в Новом Году? Ничего себе, желаньице придумала!

Таня вышла во двор. Было еще темновато…Все вокруг — как на картинах Рокуэла Кента -синева и белизна…Столько снега ,и еще –такого чистого -Таня никогда не видела! Все таки, здорово, что я поехала сюда! Такой тайги ,пожалуй, я нигде бы не увидела! Прямо за забором – мощные кедры, ели…заснеженные, молчаливые и задумчивые…над одним кедром — прозрачная луна…

Надо же — утро, и луна ! Никогда она не видела , и не задумывалась, куда и когда утром исчезает луна..Оказывается -никуда не исчезает -так на небе и торчит себе… Посмеявшись над своим открытием, вернулась в дом. Александр с дедом Матвеем сидели за столом и важно пили уху из кружек. Для Тани тоже готова большая кружка ухи. Та была янтарного цвета , а на поверхности ухи поблескивали искорки жира. На большом блюде — крупные, с мужскую ладонь -окуни…В центре –напластанный кольцами репчатый лук., черный хлеб.

-Садись к столу, вот тарелку бери, окуня … Вот этого, икряного…Предложил дед Матвей. У Тани было такое чувство, что она гостит у родных людей, которые ей безмерно рады… Чтобы чем то отплатить этим добрым людям, Таня побежала к достать из сумки мандарины, и остановилась…вчера , разомлев, она о них совсем забыла. Конечно же , они замерзли и превратились в ледышки! Но, оказалось, Александр побеспокоился об этом — все вещи стояли в углу комнаты.

— Надо же, какой заботливый! Таня достала пакет с мандаринами. Оставив несколько штук для сестры, остальные высыпала на стол. Вкусно запахло югом. Наконец то, она могла хорошо разглядеть Александра. Сильный, крупный мужчина с большими — прямо таки огромными руками. Аккуратный нос и пухлые, совсем еще мальчишеские губы. За сутки на подбородке проклюнулась светлая щетина, которая добавляла ему мужественности. Сейчас многие, создавая себе образ этакого «Мачо» специально отращивали «легкую небритость»-Таня всегда усматривала в этом только неряшливость. В Александре неряшливости не было. Выйдя из- за стола, он поблагодарил стариков, и пошел смотреть двигатель. Надо ехать дальше. До Семеновских колодцев- еще километров сто….Таня стала помогать бабе Насте -не сидеть же без дела… Помыла посуду, вытрясла на улице половички… Между делом разговаривала с бабой Настей о том о сем…О детях, внуках, о здоровье…Баба Настя расхвалила Александра -часто к ним заезжает, выполняет всякие заказы стариков. То лекарство купить, то масла, то сахару. Остальное то-все свое. Ну, как родной ! Вот только не повезло ему с женой -да и не жена она, а так, случайная…Не одобряет баба Настя жену Сашки, ох ,не одобряет.!

Кажется, все дела сделаны, а бабушка-тесто замесила, да пельмени стряпать принялась. Таня тоже . Сидят себе, как бабушка и внучка, пельмени лепят. Вернулся дед Матвей, принес десятка два щук, да пяток налимов. Такую рыбу Таня тоже видела впервые. Все было интересно; в другое бы время Таня с удовольствием пожила у гостеприимных стариков, но стало одолевать беспокойство — смогут ли они с Александром к вечеру добраться до Семеновских колодцев? Сестра, наверное, и так сума сходит! В такую глухомань заехала! Мобильный, и тот не ловит! Вошел Александр; отыскав глазами Таню, сказал:

-Ну что, поедем! Часа в два, если все нормально — В Колодцах будем..

Баба Настя захлопотала, собираясь сварить пельмешек, но Таня категорически отказалась от этого угощения, убеждая бабу Настю, что она сыта — сытехонька с утра! Дед Матвей снова открыл огромные ворота, и Таня с Александром покатили по дороге. Таня долго махала маленьким фигуркам старичков, одиноко стоящим посреди тайги.…

Днем ехать было куда интереснее! То прямо впереди машины какое то время бежал ,петляя, заяц, то огромные птицы, которых Александр называл косачи -важно сидели на березе. При приближении машины , они даже не взлетели.

— Ленивые, не пуганные! Ишь, какие красавцы!

Вдруг, неожиданно, спросил; На сколько дней к сестре? На все праздники? Таня и сама еще не знала, на сколько, поэтому сказала -как получится… Так ехали, перебрасываясь ничего не значащими фразами. Только Тане казалось (Или, только казалось) что между ней и Александром промелькнула какая то теплота- искра, что ли… Странно, но в нем ее ничего не раздражало- ни запах сигарет, ни его огромные руки, ни то, как он прикусывает зубами верхнюю губу, когда нервничает…Он казался ей сильным и уверенным- не то, что ее хлыщи-поклонники.

На нее, городскую пигалицу, он и не посмотрит. Кто она ему — всего лишь одна из многочисленных пассажирок. Так что нечего и мечтать. Татьяна искоса поглядывала на него — а все таки , он ей понравился…

Александр же был зол на себя — надо же было именно вчера разобраться с Женькой на глазах Тани! Ну не раньше, не позже! Ведь давно ясно все было, что жизни не будет — нет, цеплялись друг за друга! А Таня! Такая девчонка ! Умница, красивая! Из — за этого случая — и смотреть на него не захочет! Да и что он может ей предложить? Ни законченного образования, ни квартиры…Нечего и губу раскатывать!

Замелькали какие то сарайчики , и стога сена, длинные заборы…

-Вот вам и Семеновские колодцы! А вот и дом культуры. Сестра сейчас наверняка там! Таня достала деньги и протянула их Александру. Тот смутился- не надо, не надо…и так два дня вез вас -это мне вам выплатить неустойку за плохо выполненный заказ надо… Уж простите за все! Долго еще топтались так — каждый бормотал какие то глупости…Он- извинения, она –благодарила его за поездку… Наконец Александр сел в свою машину и развернулся….Таня зашла в Дом культуры. В зале стояла огромная лесная красавица! От нее исходил настоящий, как в детстве, хвойный запах. Какие то люди на высоких стремянках развешивали гирлянды…На столах, полу- всюду лежали елочные украшения .У стола в меховом жилете и забавных ,расшитых валенках стояла Оля. Увидев Таню, громко взвизгнула от радости, совсем ,как в детстве…Долго и шумно обнимались, стараясь разом рассказать все новости…Потом в Олином кабинете пили чай из треснутых кружек…ели мандарины и привезенные Таней конфеты….Потом украшали елку, фойе, сцену… Готовили костюмы Деду Морозу и Снегурочке. Все это ужасно нравилось Тане!

-Да…у Оли -настоящая жизнь !не то, что у меня…думала Таня. Даже елка -и та- настоящая !Не то, что синтетические красавицы! Наступил вечер . Постепенно зал заполнялся людьми. Вдоль стен сидели степенные бабушки в пуховых шалях и валенках, а в центре под музыку уже вовсю скакали подростки… Только часов в десять собралось достаточное количество народу. -Наверное, вся деревня! Мужики и молодые парни топтались в фойе, где разыгрывали лотерею. А девчата и молодые женщины – танцевали. Постепенно к ним присоединились и парни… Скоро весь зал отплясывал так, что стены тряслись, а с елки падали игрушки.! Взрослые , веселились, как дети! Звали Деда Мороза и водили хоровод. Таня еще ни разу не была на деревенских праздниках, и очень удивлялась всему. К двенадцати часам зал вдруг опустел.

-Почему? Да все Новый год встречать побежали. Через час воротятся!

Успокоила Оля. Сестры тоже решили встретить Новый год бутылкой шампанского, пока никого нет. Таня надела костюм Снегурочки — не зря же она его везла так далеко! Только открыли бутылку ,в дверь постучали..

Убирать что то со стола было поздно. Таня в костюме С негурочки и с кружкой в руке, повернулась на стук.

-Войдите, разрешила Оля.

Вошел Александр. В руках он держал шампанское. Таня так и застыла на месте.

-Девчата, возьмите меня к себе в компанию… Домой я все равно не успеваю! Да и никто меня там не ждет!

В двенадцать все высыпали на улицу. В небе расцветали огни фейерверков… Вокруг дома культуры стояли огромные кедры и ели, в небе светила луна и блестели звезды…Все это казалось Тане совершенно нереальным! Может, это сказка? А может, это начинает сбываться загаданное? Рядом был Александр — так не похожий на всех ее прежних кавалеров, пока еще незнакомый, но уже такой близкий, родной…Елка мигала тысячей огоньков, играла музыка.

Снова звучала знакомая мелодия. Мужской голос пел:

Сколько книжек прочитано

О тебе, моей нежной.

Ты была Аэлитою, Королевою снежной…

Но ты всех их красивее

В этот вечер январский

Ты за смелость прости меня

–из какой ты сказки….

Сережки.

Оладушки уж совсем готовы. Пора ужинать. Что то Надюшка притихла- ой ,плохая примета…Эта непоседа опять куда ни будь залезла! Девчонке двенадцать лет…Энергии -хоть отбавляй! То на антресолях уборку затеет, то в шкафах порядок наводить берется. После такой уборки ничего в доме не найдешь… Надежда Павловна стряхнула оладушки на поднос, отключила газ… Из комнаты — ни звука. Нет, надо посмотреть — чем Надюшка там занимается…Мягко ступая босыми ногами, подошла к двери, заглянула в комнату…Надюшка сидела прямо посреди комнаты на полу…перед ней стоял раскрытый чемодан с фотографиями…

Такие чемоданы появились в деревне в семидесятые. Все называли их — »дипломат»С ними ходили врачи, учителя…Витек не тем и не другим не был. Зато очень любил выпить… А в «дипломат» входило ровно пять бутылок жигулевского пива, и еще вобла — на закуску…Вот и приобрел во время отпуска.

-Тыфу ты , что вспомнилось! Нет, что бы, что хорошее…

Надежда Павловна подошла к внучке, тоже присела возле чемодана. Надюшка держала в руках фотографию, где они – Виктор и она — на свадьбе сына — такие счастливые!

-Бабушка, а бабушка! Это ты? Я думала, это артистка Хитяева… Правда, правда, очень похожа…И дедушка тут- такой красивый!

Надежда Павловна взяла из рук девочки фотографию.

-И правда, если не очень присматриваться — похоже… И темные волосы гладко зачесаны, и уголки губ задорно приподняты… Казалось, что она всегда улыбается…Хотя в самом начале замужества — так оно и было. Любила она своего Витьку — ой как любила! Трем женихам отказала из за него…И он ее любил… Даже не об одной измене его так она не разу и не слышала — было или не было… Веселый был, балагур…В любой компании — свой. И женщинам нравился. Только ее –свою жену, — не отодвигал в угол, как некоторые… Придут на свадьбу или праздник какой –ее он — рядышком сажает, танцевать зовет… Вечно всякие сюрпризы для своей Надюхи придумывал. То скважину в огороде пробурил, чтоб вода была для полива, то летний душ сделал, то арбуз зимой привез из командировки. И в доме все своими руками делал… А руки у него были золотые…До сих пор и душ ,и скважина -как часики- работают.

Да, непременно скажет -Надюха, я для тебя хочу душ сделать… Нет, не обделена была Надежда мужниным вниманием…Ненароком вздохнула…Да…была да сплыло. Поторопился Витя уйти.

Надежда Павловна еще раз взглянула на фотографию. Заскорузлой крестьянской ладонью погладила фотографию. Вот и сережки он купил… Не сережки -чудо…

С ними вышла целая история…

Возвращались они из отпуска через Свердловск. Ждать пришлось двенадцать часов. Чего в духоте на вокзале мучиться…

Сдали они багаж в камеру хранения, а сами на экскурсионном автобусе решили прокатиться -местные достопримечательности посмотреть. Экскурсовод увлеченно рассказывала об истории города, проехали все интересные места, ничего не скажешь- интересно. И церковь-Спас на крови ,и Плотина… Остановились возле музея. Каких только драгоценных камней там не было! и не колечком или бусами, а целые огромные булыжники! Известное дело-Урал… Там, говорят, драгоценные камни можно на дороге найти. Ну, это , наверное, сказки… Рядом, в том же здании -ювелирный магазин. Надежда с Виктором зашли — так, поглазеть… Такого- Надежда в жизни не видела! Тут и кольца, и бусы, и колье, и сережки! К бусам Надежда относилась спокойно -куда их надевать? Кольца….ну ,одно, обручальное -есть…и то лежит где то… -то пойло свинье готовить, то посуду мыть- мешает оно. А вот сережки! Приглянулись ей – небольшие такие, как капельки, но с чистыми изумрудами. Как раз к ее глазам! Показала она мужу на эти сережки, повздыхала…Дорого…Они же из отпуска едут. Подарков да покупок разных два чемодана накупили…откуда деньги…Витя тоже приценился к сережкам, почесал в затылке — не по карману…

На том и закончилась их экскурсия. Дома и совсем этот случай забылся — покосы начинались. В тот день Надежда с утра встала в хорошем настроении. Виктор- на выходном. Сколько дел можно сделать вдвоем то…Позавтракали. Надежда взяла ведро и пошла собирать клубнику. Тот год был на клубнику- урожайный. И компоты уже сделаны, и в город, знакомым, отвезли…А ее все много. Набрала ведро, а собрала всего половину гряд…. Увлеченная, она и не обратила внимания, что муж ходит с каким то загадочным лицом. Вот покопался в гараже, и, как был — в старом трико и футболке — умчалс я куда то на своем мотоцикле. Ну, уехал и уехал… мало ли! Приедет! Надежда занималась своими делами. Отобедали, а Виктора все не было. Мальчишки тоже не знали, где их отец…Надежда начала волноваться, да подумала — может с Серегой, на рыбалку уехал…Как бы ненароком ,пошла к соседке- , спросить- чем та лук поливает -желтеет. Не успела калитку открыть — Серега из дому выходит с ведром -за водой направляется…Минут пять с Зинаидой, -женой Сергея ,поболтала ,и пошла домой, а самой от волнения аж не хорошо…А волноваться причина уж была…Выпивать стал Виктор ,и часто…То –не пьет, не пьет, а то- зарядит на несколько дней! Хоть и не скандалист, и разума не теряет, а болела душа за мужа…Уговорила она его закодироваться… Ну, прямо – как ножом к горлу пристала — согласился! Сама вместе с ним и в кабинет к врачу заходила….Перестал Виктор выпивать – а она на него не нарадуется… Как на крыльях летает! Все бы для него делала! Только последнее время какой то задумчивый стал… С ложкой во рту за столом задумывается… А ей — ой , как беспокойно от этого!

А тут — на тебе! Исчез! И никто не знает- куда… Собиралась варенье из клубники варить, да отставила. Настроения нет — все из рук валится! Решила до магазина сходить -там всегда алкашей много -если выпил -непременно там объявится…взяла сумку, пошла… Алкашни- много-Виктора -нет. Спросила Чебурашку -старого забулдыгу с копной рыжих волос и огромными ушами, которыми он очень гордился….Говорил, что слышит своими ушами все, что у соседей делается! Даже шевелить ими учился -пока не получалось! Чебурашка — Виктора не видел. Еще более озадаченная и встревоженная –побрела домой. Надо бы что то делать- так беспокойство одолевает- мысли разные -одна другой страшнее -в голову лезут…Стала звонить участковому…Тот только посмеялся над ее страхами. Позвонила в больницу- и там (слава Богу!)его не было… Пришлось со скотиной одной управляться…Витя, даже пьяный- всегда старался с хозяйством помочь…Нет, что то случилось!…Понятно, что уж и слезы на глазах, и голос дрожит…Сыновья и рады бы помочь -а как? Где отца искать? Пробежали по деревне не один раз… Села на крылечко -думает- может ,к какой бабе ушел? Окинула двор взглядом…Куда не повернет- все Виктора работа….Вон, на верстаке -железяки какие то разложил вчера-автоклав делать начал, чтоб стерилизовала сразу по несколько банок…Нет, не стал бы он этот агрегат делать -коль уходить к другой собрался… А вдруг, утонул…Только в речке осенью и ребенок не утонет…Деревня уж давно спит, уснули, не дождавшись отца ,и сыновья… А она, устав от догадок и дум ,тупо сидела на остывшем крылечке, завернувшись в старую спецовку Виктора. Спецовка пахла машинным маслом и потом…Это был его родной запах- от этого ей было как то легче…В воздухе звенела мошкара, пролетали-то ли –птицы ,или летучие мыши…Рядом с Надеждой шлепнулся на крылечко большой жук-усач… Она чуть — чуть побаивалась жуков, но этого -не боялась –это был ее товарищ по несчастью. Застыли ноги. Все тело разламывала усталость, но она все же упорно сидела. Ей казалось, что так Витя быстрее вернется…В какой то момент ей послышалось, что гудит мотоцикл — но нет, это ей только показалось… И, вот, когда , кажется, что от напряжения ,в ушах звенело и гудело, она услышала звук мотоцикла. Она узнала бы его из тысячи.! Звук нарастал и приближался. Не в силах ждать, устав от неизвестности, она вскочила и побежала по тротуару к калитке. Калитка открылась, и она увидела мужа. С трудом узнала его! Белый с ног до головы! Волосы белее снега! А в руках- букет ромашек! Да не какой нибудь букетик, а целый сноп! Увидев жену, он удивленно спросил-

-Ты чего не спишь? Уже три часа!

Голос — трезвый, только какой — то бесцветный, усталый…

Ты где был? Выдохнула из себя вопрос — мучивший ее весь день..

-Баржу с мукой разгружал…позвали… Вот, хотел тебе сюрприз сделать! Завтра же -пятнадцать лет совместной жизни! Вот, блин, весь сюрприз испортила! Я все поле облазил- ромашки рвал! Думал- утром порадую!

А это -тебе на сережки… Помнишь, ты хотела! Он вытащил из кармана трико свернутые в трубочку деньги, и стал совать их жене в руку…

Прижавшись к груди мужа, она плакала… Плакала от того, что через пятнадцать лет, он, как мальчишка, собирал ромашки для нее ночью в поле …Плакала от счастья -Что нашелся, что ничего страшного не произошло, что все-все хорошо… Ей было жалко мужа, который восемнадцать часов разгружал баржу с мукой, чтоб порадовать ее сережками. Это было его признание в любви. И пусть в доме сопели носами трое сыновей, они любили друг друга, как в юности. Над спящей землей висел тонкий прозрачный месяц, и удивленно смотрел, как двое немолодых, и усталых людей целуются …

Воспоминания о прошлом, всегда похожи на визит к стоматологу. Знаешь, что тебе причинят боль — а все равно идешь на это. Вздохнув, Надежда встала с ковра, и, подойдя к шкафу, достала сережки. Яркие изумруды не потускнели.. . Так же свежи и ярки воспоминания о Викторе -ее первой и единственной любви. Она не доставала их с того черного дня, когда случилось несчастье. Боль отступила. Но грусть осталась. Надежда подержала на ладони Нарядную коробочку, и снова закрыла. Да, счастьем, простым, женским счастьем, жизнь ее не обделила… Она любила, и ее любили. Жаль, только, что короткое — это самое счастье. А может, счастье долгим и не должно быть? Ведь когда его много — перестаешь его ценить.

Внучка увлеченно рассматривала семейный архив. Там было так много интересного!

-.Подарю сережки Надюшке… Вот подрастет ,и подарю… И про Деда расскажу. Ведь не зря же она бабушкино имя носит. Может, сережки и ей счастье принесут.

Сережки.

-Тыфу ты , что вспомнилось! Нет, что бы, что хорошее…

Надежда Павловна взяла из рук девочки фотографию.

С ними вышла целая история…

-Ты чего не спишь? Уже три часа!

Голос — трезвый, только какой — то бесцветный, усталый…

Ты где был? Выдохнула из себя вопрос — мучивший ее весь день..

Внучка увлеченно рассматривала семейный архив. Там было так много интересного!

А СЛУЧИЛАСЬ ЖИЗНЬ…

Человек может умереть от потери крови из раненой души…

…Средина апреля, а кругом сугробы. Кажется, что весна никогда не наступит. Так нестерпимо надоели зимние вещи. Они за зиму изрядно помялись, запылились, и вызывают тоску. Хочется тепла. Какое — то неестественно густое малиновое солнце растеклось по линии горизонта. Как джем, мелькнуло у меня в голове. На его фоне – голые деревья, как скелеты. Им тоже хочется тепла. Кровавый апрельский закат. И ни звука. Даже надоедливые соседские шавки , и те молчат. Может, убежали с хозяином на смену… На окне веранды валяется прошлогодняя муха. Она еще больше наводит тоску. Но в душную комнату идти не хочется. Там меня никто не ждет. И, вообще-ни где никто… От таких мыслей становится тошно. Знаю, что время — лечит. По крайней мере -успокаивает, притупляет боль. Как бы- привыкаешь жить с этой болью, Живут же калеки без руки или ноги. Вот, так же привыкаешь жить без человека. И, как у инвалида — фантомные боли, так и у меня — воспоминания и сны. Сны настолько реальны, что не хочется просыпаться….Я это уже проходила. Так же все было, когда потеряла сына. Так же хотелось кататься по земле и выть, выть ,как волчица… А я тупо стояла и смотрела, как опускают гроб… Сердце отказывалось верить, что в гробу лежит мой сын, моя кровинка, которую я выносила, родила, кормила грудью, радовалась его успехам… Все это повторяется теперь. Только сейчас – это мой любимый, единственный муж. Как, как прожить самые страшные месяцы??? Чем заглушить боль потери? Где найти ответ на вопрос — Почему это со мной? Как научиться жить без любимого человека, с которым прожила 45 лет? Его, знала до последней морщинки…. Снова и снова повторяю молитву Оптинских старцев: «Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить все, что принесет мне наступающий день. Дай мне всецело предаться воле твоей святой, на всякий час сего дня, наставь и поддержи меня. Господи, дай мне силу перенести утомления наступающего дня, и научи меня молиться и верить, терпеть и прощать и любить. Аминь.». Но все мое нутро разрывается от боли и обиды. Почему, почему все так несправедливо???? Почему, почему он оставил меня одну??? Так заботился обо мне, так жалел, и оставил…Я готова кричать, биться о землю, и делать еще какие -то не свойственные разумному человеку поступки. Но я — только молча плачу. Я уже устала плакать, а слезы все бегут и бегут из глаз. Откуда такое неимоверное количество слез? Солнце скатывается за лес. Небо бледнеет и мрачнеет. Становится холодно. Опухший нос и щеки горят . Хочется чаю.

«Господи, мир рушится, а тебе — чаю…» но встаю, и иду на кухню. Все делаю, как зомби. Горячий чай разбавляю молоком, достаю печенье … Когда осознаю, что собираюсь пить чай с печеньем, которое любил муж, опять начинается истерика. Хорошо, что никого нет рядом. Трудно вынести эти приступы рева. Тишина угнетает. Включаю телевизор, и усаживаюсь на свое обычное место. О чем говорит диктор-до меня не доходит, но выключать его не буду — все- таки человеческий голос.

Сижу в кресле, обмотавшись пледом. Почему так случилось? Почему на закате жизни я осталась у разбитого корыта? Что я в своей жизни сделала не так? А как нужно было жить? …Кому задать эти вопросы, и сможет ли кто на них ответить… В доме бестолково бормочет телевизор, негромко гудит холодильник. Все, как всегда. Как полгода, как сорок дней назад… Уже сорок дней прошло без тебя…. Постепенно успокоилась, и нахлынули детские воспоминанья.

Вот меня на руках несут в баню. Я закутана каким-то колючим одеялом. Мне не хочется в баню. Там страшно. От чадящей коптилки по стене двигаются огромные черные тени. Голые тетеньки с распущенными волосами похожи на Бабок Ежек… Даже мама, и та похожа. Только голос успокаивает. Это родной, мамин голос. Мама с бабушкой моют мои волосы щелоком- водой, настоянной на березовой золе в огромном чугуне, трут противно пахнущей мочалкой спину, ноги… Кажется, с меня сдирают кожу. Я хныкаю, ною — «Не надо….я уже чистая…»на что бабушка отвечает- « Надо, надо! Медведь не умывается – от того его и люди боятся!»
Отмытую и отскобленную, меня обливают приятной тепленькой водой. При этом бабушка приговаривает»- С гуся — вода, с лебедя — вода ,а с Ниночки -вся худоба».Трижды прочтя заклинанье, заматывают меня в старую папину рубаху ,потом -в то же колючее одеяло. Мама, сунув ноги в старые валенки, и накинув что-то на себя, бежит по темной зимней улице, неся, сей драгоценный груз. Сейчас очередь – соседей. Баня на две семьи. Одну неделю топит наша семья – вторую — соседи …Хорошая экономия дров…Мужики идут первыми — они парятся в бане, поэтому ходят в первый жар. Женщины и ребятня -моются последними… После бани, все чистые, благодушные, собираются за столом. Приходят соседи… У соседей — дочка — моя подружка Галя. На бабушкиной кровати мы с ней играем в куклы. Куклы сшиты из тряпок. У моей куклы-глаза из пуговиц, а у Галиной — вышитые синими нитками. Ноги кукол — из старых чулок. Зато волосы — можно заплетать. Бабушка сделала волосы из коричневой пряжи, вплела в косу красную тряпку. Галина Катька тоже очень красивая. Только волосы — из серой овечьей шерсти, и от этого Катька кажется седой. Наши куклы, ходят друг к другу в гости и болтают о всяких глупостях, как настоящие подруги. Когда взрослые засиживаются долго, то мы с Галинкой и засыпаем вместе на одной кровати, в окружении своих замечательных кукол, которые всю ночь таращат свои глаза на это чудо. Нет, детство, что ни говори — было замечательное. Меня любили, берегли , хотя иногда и наказывали. Только, думаю, иногда — мало! Говорить я научилась очень рано, и болтала без умолку. Помню такую историю — У мамы была подруга-Валя. Она работала зоотехником в колхозе, и жила у нас. Потом ее выдвинули инструктором районного отдела комитета комсомола. Сейчас Валя приезжала к нам в командировки. Ловко управляясь лошадьми, она объезжала все деревни и поселки района, проверяя работу комсомольских организаций на местах. Вот как — то приехала к нам. Мама очень скучала без Вали, и две подруги сели, и стали говорить обо всем, забыв про меня — то есть — про свободные уши. Я со своей куклой сидела на печке, и все мотала на ус. Особенно привлек меня разговор про Сталина. Сталина я знала. Его портреты украшали наш клуб и контору колхоза. О Сталине говорили мама и папа… О Сталине говорила круглая черная тарелка, что висела над маминой кроватью… Валя полушепотом рассказывала маме о том, что знала о мартовском (так я полагаю сейчас,)пленуме. Что Сталин убийца множества людей, что Ежов и Берия — расстреляны. Отдохнув, плотно пообедав, Валя уехала дальше. Вечером за ужином мама сообщила папе, что заезжала Валя. Тут меня и прорвало! Я выдавала и выдавала все, что говорила Валя О Сталине…Мама до ужаса испугалась, прямо онемела от ужаса, а мой невозмутимый папа поставил меня на весь вечер в угол, предварительно ощутимо поддав по одному чувствительному месту. Не раз, будучи взрослой, я вспоминала этот случай. Никогда я не выдавала больше чужих больших и маленьких тайн….

Мой замечательный папа был строг, но справедлив. Кричал на нас, только в исключительных случаях. Вспомнилось, как меня ругал папа, когда я заблудилась во ржи. Он не только ругал меня, но и грозил хворостиной. Правда, или — пожалел меня, или хворостинка была взята для устрашения — обошлось без экзекуции. Это – ж , надо было в три или четыре года одной пойти через поле на Гари, где мама доила коров! Гари- это вырубка, куда на лето гоняли колхозных коров.Там была очень хорошая трава, и недалеко(четыре километра )от поселка . До этого мама неоднократно брала меня с собой, когда у нее выпадало суточное дежурство. На Гарях был построен дощатый аккуратный домик, где отдыхали доярки и пастухи. Кругом — на вырубках — множество земляники…завтракали, обедали и ужинали грибницей и земляникой с хлебом и молоком ! Красота!!! Часто туда же привозили соседскую девочку Тамару, которая была меня старше года на два. С ней играть было интересно! ЕЕ отец пас коров. Не раз катал нас на лошадях… Однажды к загонам вышел медведь…Все спрятались в вагончик, а Тамаркин отец так громко щелкал кнутом, стоя на крылечке вагончика, что медведь рявкнул, смешно подскочил, и бросился в лес… Взрослые говорили что это был молоденький, еще глупый медвежонок…И вообще — там было так интересно! В тот раз мама не взяла меня с собой — был уже август, а в августе — ночи-холодные. Тогда я решила сама пойти на Гари. Прихватив с собой ярко красную подушку(мама тоже брала ее,, когда брала меня с собой),я спокойно отправилась по тропинке , мимо кирпичного сарая, где тропинка сворачивала на ржаное поле. На кирпичных , под навесами две бабки расстилали на просушку лен. Одна из них — Арина Гаева , окликнула меня;

Нина, куда ты с подушкой?…

-К маме…ответила я и углубилась в ржаную чащу. Надо сказать, что рожь тогда вырастала на удивление густая и высокая. Поля были только раскорчеваны и распаханы. В некоторых местах зеленели колки — заболоченные участки леса. Колки и помогали задерживать снег. В некоторых местах, в низинах — были островки настоящего топкого болота, в котором можно увязнуть. Напоенная болотной водой, богатая земля и родила хорошо. Все это было мне неизвестно. Я только знала, что в конце моего пути есть мама, которую очень хотелось увидеть.
Сначала идти было не трудно . Только тогда, когда густая рожь со всех сторон обступила меня, и кроме кузнечиков и шума ржаных колосьев — ни звука -мне вдруг стало страшно. Ко всему прочему — я очень захотела пить. Жаркая и мягкая подушка мешала. Бросить подушку -нельзя- мама будет ругать…Нести –невозможно- Руки устали…. Положив подушку на землю, я села на нее, и из моей груди вырвался такой мощный рев, что ,наверное, механик парохода бы позавидовал… Вспорхнули притаившееся пичуги, и улетели, а мне по прежнему было страшно и одиноко….сколько я проревела, не знаю…На теплой подушке ,в густых зарослях ржи, уставшая, я уснула. Бабушка хватилась меня не сразу. Баба Лена — папина мама — была очень больна, но всегда приглядывала за нами. Обнаружив , что меня дома нет, она вышла за ограду, и остановилась. В те годы в деревне днем было мало людей. Рабочие — на полях, на покосах, подростки — помогают взрослым. Дома — только старые и больные, да сопливая детвора. Где меня искать, кого спрашивать? Только ей (или мне),повезло- Арина Гаева -та, что видела, как я шла в сторону Гарей, закончила свою работу, и проходила мимо. Увидев бабу Лену, пошутила-

-Внучка то че, замуж собралась? С подушкой на Гари пошла…
Баба Лена только охнула… Доковыляв на своих больных ногах до кузницы, где работал папа, рассказала ему обо всем. Побросав все дела, папа пошел меня искать. Долго искать меня не пришлось. По полю я прошла не больше пятисот метров. Как же я обрадовалась папе!!! Я совсем не боялась его, хоть он и громко ругал меня, и махал хворостиной. Оставаться одной, в ржаном лесу оказалось намного страшнее…. Долго еще вспоминали все мой поход, шутили по этому поводу. Особенно смеялись над тем, что я несла подушку….
Родителей дома мы видели только вечером. Целый день мы были самостоятельны. Бабушка только приглядывала за нами, чтоб мы дома чего не набедокурили. Мы могли самостоятельно пойти в рощу за земляникой, на Озеро — купаться… Могли — не появляться целый день дома…это не возбранялось, особенно, когда поспевали овощи. У каждого в кармане — горох, бобы, тощие хвостики моркови. Родители знали — есть захотим — прибежим. Мы могли играть на току, где веют зерно, пасти телят и коров, ездить верхом на свиньях… У мальчишек были любимые кони, на которых они выезжали в ночное, пасли коров. Я тоже любила пасти коров. Там было столько интересного! Мы залезали на верхушки деревьев, и , ухватившись за вершину, опускались на землю..Весенние сочные деревья гнулись до земли. Но, иногда, все же верхушки ломались…тогда – брякнешься на землю ощутимо…но ,как то Бог миловал…не один «парашютист»ничего себе не сломал, хотя шишек и ссадин износили мы немало. Там я научилась плести венки, делать из черемухи свистки. Я выпросила у папы складной ножичек, и стала пользоваться у всех авторитетом…Складной ножик, кроме меня, был только у одного Васьки…

Подростки имели ежедневные домашние работы — наносить воды — для скота и поливки огорода, окучить картошку, приготовить корове травы.. мальчишки — рыбачили, а мы — девчонки- ходили в лес за грибами и ягодами. Нам с сестрой повезло — у нас была бабушка, которая полола грядки(самую ненавистную из всех домашних работ)и перебирала принесенные грибы и ягоды. Наши подружки — Катя и Геля — сами еще и перебирали ягоды…Ягоды сдавали в рыбкооп –бруснику -по 7 -10 копеек за килограмм. За 10 дней августа мы набирали по две-три бочки отборных ягод. На эти деньги мы покупали учебники, портфели. Если хорошо потрудимся, то и на школьную форму хватало. Все школьники с окончанием учебного года шли на колхозные работы. В колхозе создавались школьные бригады. Родители заранее договаривались с бригадиром, чтобы сына или дочку записали в бригаду. Деньги лишними не бывают. Считалось позором, если чей — то сынок болтался во время каникул без дела… Девчонки сажали и поливали капусту, а мальчишки возили из озера воду для полива. Как мне хотелось работать!!там было весело и здорово! Но мама не отпускала меня, а посадила дома – и нянчить 10 месячного брата. Он был толстый , крикливый и очень тяжелый. Его нужно было по часам кормить из бутылки. Наевшись -он пачкал пеленки! Брррр — это я с трудом выносила! Я пыталась бастовать- ревела и сердилась -ничего не помогло! Пришлось смириться! Но все равно я умудрялась сходить искупаться. Когда девчонки шли купаться, я тащилась с братишкой за ними. Стояла на берегу, когда все девчонки купались, потом Катя-моя подружка, выходила, из воды, брала брата на руки — и я бежала купаться . Хорошо ,если девчонки еще в воде -тогда это походило на настоящее купание….Но иногда -или вода холодная, или Катька долго в воде пробудет, приходилось купаться одной…Конечно, купание это было тайное. Не дай бог, если бы узнал папа! А мне, няньке, было 10 лет. Когда Миша подрос, его отдали в садик. Только я хотела обрадоваться — родился Алеша…Меня, как опытную няньку , оставляли на целый день, да я еще должна была сварить суп, или приготовить окрошку…Заправить кровати и подмести пол . К тому времени я пристрастилась к чтению. В книгах я находила то, чего мне не доставало — романтики и красоты жизни. Чего — то нового, неизведанного. И ела, и спала я только с книгой. Эта любовь к книге чуть не привела к трагедии…

Было жаркое лето. Папа с мамой решили сделать себе выходной — сходить к своим хорошим друзьям в другой поселок. Меня, как всегда , оставили с Алешей. Он еще только ползал. Поэтому я , перегородив дверь доской, улеглась на пол и углубилась в чтение, не обращая внимания на то, чем занят Алеша. Ползает — ну и ползай… Он был маленький и худенький-с огромными черными глазенками, но такой любопытный! Детская природа такова — все надо узнать, посмотреть и попробовать на вкус…Братишка открыл шкаф и вытащил оттуда уксусную эссенцию…. Толи эссенция была разведенная, или Алеша глотнул ее немного, но он остался жив!!!только обжег рот, подбородок и шейку. Как дико он орал! Кто сказал мне, что надо лить воду — не знаю, но я все лила и лила воду в рот, на лицо…потом пыталась напоить его молоком… Когда пришли родители ,я закрылась в бане, и сидела до ночи там, боясь маминого гнева. Но, видно они чувствовали и за собой вину… Мне не сильно попало . А у Алеши так и остался язык со шрамами. Может, поэтому, он долго не разговаривал.

И все равно — детство мое было замечательным…жаль — недолгим. Когда я училась в седьмом классе — серьезно заболел папа. Сказалась старая, еще довоенная, простуда. Часть забот по дому — мужскую работу — взяла на себя мама. Женские работы — по крайней мере -домашние хлопоты и работу со скотиной- взяла на себя баба Люба…ну ,а мелкие работы- дрова, вода, чистка от снега дорожек, прополка и окучка огромного огорода с картошкой- это выполняли мы с сестрой. Кроме всего прочего -покосы…..все лето мы с бабой Любой и Галиной -старшей сестрой, которой было 16 лет ,косили сено на заливных лугах… В тот год была большая вода. Стоя почти по колено в болотной воде, мы косили сено, ворошили и сгребали его…Но самое трудное было даже не это, а постоянный надоедливый гнус — в жару -пауты и слепни, которые кусали до крови…никакие ухищрения не помогали. Приходилось надевать широкие шаровары и папины старые рубахи, поверх платья или блузки…Замотанные в белые крестьянские платки, так, что видны были только глаза, в казацких шароварах, заправленных в тяжелые резиновые сапоги, мы были похожи на огородные пугала… В обед, когда бабушка ложилась где ни будь в тенечке вздремнуть, накрывшись большим платком, мы с Галей лезли в болотистую речушку и старались остудить свои тела. Вода была теплая, и остро пахла илом. В ней водилось множество разной живности. Зачерпнув кружкой поглубже из речки, мы пили эту воду через головной платок. Надо сказать, что ни разу с нами ничего плохого не приключилось .Толи у нас желудки были привычные к этим экспериментам, или в речке вода была вполне питьевая… После купания –ляжешь на сено, раскинешь руки- и все -не хочется двигаться, говорить, думать…просто- лежать, смотреть в небо, и мечтать… Мечты у нас были серьезные….Галя училась в десятом, и мечтала поступить в институт..А еще –у нее был мальчик…Сестра ,конечно, не посвящала меня в свои «взрослые»тайны, но я все-все знала про нее и ее подруг…шпионила. А у меня- были свои мечты…Мне хотелось обрезать косу, и завить волосы…еще хотелось иметь туфли на каблуках, и капроновые чулки… Эти чулки долго не давали мне покоя… Я представляла, как будут завидовать мне девчонки, охать и ахать…Но долго лежать баба Люба нам не давала…и опять литовка напевала» вжик-вжик», и трава ровно ложилась на влажный кочкарник…А надо было еще умудриться не упасть ,не запнуться среди этих кочек. Вечером, уставшие, еле брели домой вдоль берега… Мы, молодые, а каково было шестидесятилетней бабе Любе?? Да…крепкая крестьянская закалка и чувство ответственности за большую семью двигали нашей бабулей до самых преклонных лет. Уже в девяносто, она почти ничего не могла делать, и от этого ужасно страдала…Мы жалели ее, и давали ей какую ни будь работу — теребить овечью шерсть, рвать ветошь на коврики…тогда она была просто счастлива — гордилась своими успехами, показывала, как почистила шерсть, какие ровные клубочки у нее получаются…Но это было потом , а в шестьдесят ,она была еще энергичная, веселая, и мы все любили с ней разговаривать. Ее жизненного опыта и мудрости и сейчас мне недостает порой…Она любила и уважала людей, и никогда не осуждала никого…. Знала растения, их лекарственные свойства…Как — то у меня началась золотуха. Сейчас я что то и не слышу о таком заболевании, а тогда — это было часто с ребятишками….Взрослые называли болячки вокруг рта — «летучий огонь»и говорили детям, что они появляются от того, что дети плюют в огонь…До сих пор я ни разу не плевала ни в костер, ни на печку -так врезалось в память это предупреждение! Бабушка поджарила на сливочном масле лук, растопила пчелиный воск, все это положила в банку, туда же направила березовые почки. Все это долго томила на водяной бане. Получилась вкусно пахнущая мазь. Вот этой мазью она за неделю вылечила мне все струпья противной болезни. Ребятне – малышам, заговаривала грыжу-«грызь», как говорила она. Умела снять «уроки»…Это» сглаз» малышей… В общем, наша баба Люба, была просто клад! Как бы мне хотелось быть такой же, как моя бабушка…Когда у нее было хорошее настроение, она пела нам старинные песни…»На Муромской дорожке»,И «Когда б имел златые горы»,в конце- непременно плакала… Я удивлялась- чего она плачет???это же песня! Всего- песня ! Наверное, в детстве я была не очень то сентиментальная…Может, это баба Люба своими примерами и разбудила во мне целый взвод разных чувств…Осенью всей семьей копали картошку. Вся семья-это мама, бабушка, Галя и я…папа лежал в Нахрачах в больнице…картошки сажали много — надо же чем то кормить скотину… Огород — вечный крестьянский кормилец, и поэтому, чуть не каждый год папа с мамой припахивали к уже имеющемуся огороду — новые пустоши…так огород вырос до тридцати пяти соток… Эта осень-осень без папы — была теплая и сухая. Ночами было холодно, а днем — солнце согревало землю, и становилось даже жарко…Выкопанную картошку складывали по три ведра в мешки, и мама , взвалив мешок на плечо, тащила его в подпол .Бабе Любе жалко было дочь, и она ведрами носила картошку, хотя ей это строго запрещала мама. Мы с Галей это увидели, и тоже начали носить картошку ведрами… Наверное, полмесяца шла битва за урожай, или с урожаем…Уставшие, измученные, мы еще ежедневно ходили копать колхозную картошку. Вечером парили опухшие руки в горячей сыворотке , и мазали сметаной… А сами пищали и орали, потому что обветренные руки жгло и щипало… но иначе -все руки делались сухими, шероховатыми, и трескались. Почему то это называлось» цыпушки». Как выдерживали такие нагрузки взрослые, одному Богу, и им известно…Папа приехал только на Октябрьские праздники- заколоть скотину…В ограде разложили, как всегда, огромный костер, в котором до красна раскалялись железяки -ими палили свиней…Он всегда пытался угнать нас со двора, чтоб мы не видели этого кровавого зрелища…Но меня нельзя было выгнать…я была страшно любопытна… А еще нас, ребятню — привлекали жаренные поросячьи уши…Опаленные и очищенные уши всегда отдавали ребятишкам .Это казалось таким вкусным! Так что там, где кололи скотину -всегда было много ребятни и собак. Ребятишки ходили из двора во двор, и везде их угощали свиными ушами… В этот раз моя душа разрывалась от жалости к Борьке- добродушному борову, которого мы с Галей все лето кормили лебедой. Он узнавал нас по шагам, и радостно хрюкал ,когда мы подходили к его клетке… Конечно же,мы знали, что Борьку рано или поздно будут колоть, но все равно было до слез его жалко…Даже уши, и те я не стала брать. Ушла в комнату, и плакала…. Наверное, неделю я не хотела есть мясо, а потом ничего, успокоилась … Вечером «на свежинку» приходили соседи…посиделки заканчивались поздно. Как много интересного можно было услышать в таких застольных беседах! Мужики вспоминали войну -плакали, вспоминая погибших друзей, и пели песни. Не одно застолье не обходилось без песен… Все это было и в тот раз. Может, только, застолье было несколько подольше и погрустнее… Прибрав скотину, папа снова уехал в больницу… Но зима для крестьян — это отдых. Всего то и нужно — наносить дров и воды, расчистить дорожки от снега, наварить пять чугунов картошки скотине, три раза в день напоить и накормить ее. Мама работала с пяти часов утра…приходила домой часов в девять, в четыре — опять уходила на вечернюю дойку. Между двумя дойками она умудрялась постирать на такую ораву, отдохнуть, подремонтировать что то из одежды… Обеды готовила баба Люба, полы мыли мы с Галей, воду и дрова носили тоже мы… Нет, все таки без бабы Любы нам все было бы очень и очень туго…Когда сейчас ругают родителей, что они мало занимаются со своими детьми — я прямо вскипаю…Нами вообще никто никогда не занимался! Мы были членами семьи, и несли за нее такую же ответственность, что и родители…Может, теперь детям просто трудностей не хватает, чтоб почувствовать себя взрослыми Слишком мы оберегаем их от житейских бед… Ведь не зря же говорят- «Не давайте рыбу, давайте удочку»… Я очень благодарна своим родителям, что все умею делать сама. Что приспособлена к жизни, и никакие трудности меня не пугают. Я светло вспоминаю детство. Мои родители научили меня жизни не нотациями и наказаньями, а своим каждодневным и ежечасным трудом….

Громкая реклама вернула меня в реальность…Господи…дай Господи мне сил ,дай терпения и мудрости жить дальше … Ведь и моим родным было не сладко… Надо принять то, что уже изменить нельзя… Дальше жить…Ведь жизнь продолжается…

Автошкола

Забавно хмуря беленькие брови, преподаватель -совсем еще мальчишка что-то увлеченно объяснял о строении двигателя. У Марии Николаевны в тетрадке ровным красивым почерком было написано — кривошипно –шатунный механизм…Господи, и ведь это надо запомнить…Да, ввязалась -теперь отступать уже поздно -не тот характер! Она старательно прислушалась к незнакомым словам, которые ловко произносил этот мальчик. Вот, он ведь как то сумел все запомнить, выучить — значит и я смогу! То ли убеждая себя, то ли успокаивая, подумала она. В аудиторию влетела оса, и стала метаться по классу, ударяться в закрытые окна Марии Николаевне жаль было бедную осу, и еще очень страшно — вдруг укусит! Как то неуютно стало и мальчику – преподавателю. Отложив схемы, он подошел к окну и широко распахнул его… в душную аудиторию ворвался свежий воздух. Зашелестели на столах бумаги, а с преподавательского стола полетели в сторону двери конспекты. Он, совсем по- детски ойкнув, бросился их догонять… Сидящие в классе подавали разные советы, кидали реплики, а оса, как то незаметно исчезла, оставив в аудитории легкое оживление. Снова мальчик что-то объяснял о строении двигателя… Новоиспеченная ученица сидела за третьим столом…Все происходящее уже происходило когда то… так ей казалось. Дежавю… Да и что удивительного — длинная, и не очень легкая жизнь за плечами…Вот на закате лет- снова ученица… Она стала незаметно рассматривать людей, сидящих в аудитории. За первым столом — черный усатый парень, похожий на армянина или цыгана. На нем не плохая, но засаленная одежда….Наверное в какой — ни будь бытовке на стройке обитает…рядом – здоровый парень в очках -весь такой отмытый , с портфельчиком…похож на чиновника…он старательно конспектирует лекцию…

Ну-ну…с двух лекций ты что – то запомнишь… А я даже голову забивать себе не стану….Подумала Мария Николаевна. За соседним столом сидели две ядреные девахи — на лицах — по полкило косметики…короткие юбчонки так откровенно обнажали их филейные части, что мужскому населению можно только посочувствовать… Да, публика разноплановая…Две скромницы девочки лет восемнадцати…молодая пара — парень в полосатых шортах и футболке с непонятным изображением и» чуть- чуть беременная,»как сейчас говорят жена. У обоих на пальцах — тоненькие обручальные кольца…. Даже здесь, в аудитории они держатся за руки…

Да, любовь… когда то и я была молодой и красивой,…только вот когда- и не вспомню… Ба, да я не одна сумасшедшая старуха! обрадовалась она, увидев лицо пожилой женщины. Интересно-старше или младше меня ? Аккуратно одетая, с хорошей стрижкой, в строгих черных брючках и серенькой кофточке, со спины та напоминала девчонку. Но лицо…оно было какого то землистого цвета. Глубоко посаженные черные глазки и густые брови придавали ей суровое выражение … .Надо будет познакомиться…решила Мария Николаевна. Повернув голову, она увидела еще одно чудо… За последним столом сидела женщина с большим животом – наверное — месяцев семь беременность -прикинула Мария Николаевна. Господи, милая! да что ты это удумала! Ну — ка! Сидеть в духоте, слушать про эти –как их!- взглянула на запись -кривошипно-шатунные механизмы…ребеночка бы пожалела ! В это время преподаватель стал объяснять задание на дом, и Мария Николаевна отложила свои наблюдения на потом…

Вечером, переделав все домашние дела, она достала с антресолей книги сына. Книги запылились, страницы стали желтыми, и напоминали увядшие осенние листья. Открыв окно, стала выбивать из них пыль, ударяя одну книгу о другую… Из книги выпала фотография — Володя держит на плечах своего сынишку…

-…Сколько здесь ему… Наверное, годика три…Такой беленький — просто зайчик! А сын…сильный, красивый…Господи, давно ли это было! Все было…И сын, и муж, да и сама была молодой ,веселой Машей, мамой…

Остро захотелось вот прямо сейчас услышать голос внука. Достала телефон, набрала номер. Металлический голос что — то отвечал на английском. — Это значит – внук вне зоны доступа… жаль…а поговорить — так хотелось…. Все таки — Африка… Аккуратно сложив все книги, отложила одну. Чуть — чуть поколебавшись — открыла….

Часа два с серьезным видом изучала по книжке строение двигателя. Основное, даже законспектировала. На следующем занятии она села за самый последний стол. Отсюда хорошо было наблюдать за всем происходящим. Снова молоденький преподаватель увлеченно сыпал техническими терминами, а разношерстная аудитория возилась, зевала, отправляла sms… молодожены снова держались за руки…им совсем не было дела до того, какое масло нужно двигателю…Пожилая женщина (Наверное, она все таки моложе меня) подумала Мария Николаевна, спокойно слушала преподавателя. Чернявый ус ач, нагло развалившись, распространял по всей аудитории запахи нестиранных носок.

-Фу, скотина…. Носки прополоскать можно в любой луже…Сходил бы на речку…Эти ароматы не перебивал даже аромат хороших духов «очкарика.» Она снова взглянула на пожилую –

-Все таки, она моложе меня, определенно…. Посмотреть- так прямо отличница…сидит, не шелохнется… Надо же, какая молодчина! Ау меня терпения не хватает… Лучше — снова в книге пороюсь….

Беременная , что то писала в тетради..

Матушка ты моя! Какая ты умница! Решила время зря не терять! Пока в декретном — выучишься…. На этом занятии появилось несколько новых лиц. Крупная женщина с прической «Ежиком». Точно такие носят мужчины. Интересно, зачем она зачесывает так волосы — неужели считает , что это красиво? Впрочем — женщина выглядела весьма респектабельно… И сумка на столе — не из дешевых…Демонстрирует…

-Где то я ее видела… только вот где?… не припомню….

За наблюдениями прошло второе занятие, в конце преподаватель объявил — завтра будет зачет по пройденной теме. Зачет в виде тестов.32 вопроса.

— Опа, вот и попала, не слушала… Стыдоба будет, если не сдам! Самая старая…

Полночи тетя Маша читала и конспектировала все, что нашла в книгах. Свои записи взяла с собой. Сегодня не до наблюдений, и Мария Николаевна села на привычное уже ей место — за третий стол.

Раздали листы с вопросами. Вопросы оказались простые. Еще когда был жив муж, она часто помогала ему в ремонте машины. То подай, то – принеси. Да и, любил муж, чтоб всегда рядышком была. Чтоб сидела , и болтала так, ни о чем… Ненароком и запомнились названия механизмов, запчастей, их назначение… Вот и пригодились его уроки. Так что на все про все ушло минут двадцать. Рядом с ней сидели девчушки — школьницы. Увидев, как лихо «старая бабка»-(так между собой ее ,наверное окрестили,) справилась с ответами, стали тихонько просить помочь… Мария Николаевна быстренько сунула девчонкам тетрадку с конспектами… Первый зачет — и на пять ! Ура! Значит, могу еще что то! не совсем еще глупая старуха!

В перерыве к ней подошла та самая, пожилая женщина. Она с трудом сдала зачет на трояк, и очень сокрушалась по этому поводу.

-Вы, наверное, знали этот материал раньше? спросила она…

Марии Николаевне пришлось объяснять, как так легко она сдала зачет. За перерыв они успели только познакомиться. Женщину зовут — Надежда, и научиться водить машину-это мечта всей ее жизни. Целый год она копила деньги с пенсии, чтоб за учебу заплатить…

Прошло десять дней. Она уже не смущаясь, входила в аудиторию. А кого стесняться — все свои! Как то быстро сдружились, — хотя все разные… Респектабельная женщина работает в администрации, дородные девчонки — в пекарне ох и- заводные, хохотушки , матерщинницы…

Такое скажут, что Толик — такой чистенький, душистый, только глазки опустит и покраснеет. И никакой он не чиновник, а медбрат. Интересно — почему он так стесняется? Мария Николаевна встречала медиков-мужиков…Так они все до одного — наглые и пошляки. А у девочки-школьницы оказалось уже двое детей…Хорошо иметь такую внешность — Еще бабушка всегда говорила -«Маленькая собачка-до старости щенок». Цыганистый парень с «ароматическими «носками по имени Хафиз, приехал к дяде, который торгует на рынке. Дядя посоветовал получить права, пообещав «Купить тачку». Говорил он с сильным акцентом. Как же он сможет что то понять, если мы не понимаем, хотя и говорим по — русски?

Сменились преподаватели — сейчас занятия вела молодая обаятельная женщина. То, что она говорила – знакомо. У сына, у мужа, у друзей –бывали и переломы, и травмы, ожоги…жизнь то длинная…

Смешно было смотреть на Толика — медбрата. Впервые он откровенно скучал. Наверное, он знал эту тему лучше преподавателя, но занятия посещал исправно. Все ждали начала вождения… И вот, на одном уроке дверь открылась, и в аудиторию ввалились четыре крупных мужика… Каждый бойко представился, назвав имя, фамилию и отчество. Молодые, мордастые , шумные… Было видно, что к тупым» чайникам» в аудитории , относятся они с нескрываемой иронией… Быстро протараторив правила уроков вождения, они ушли, оставив после себя запахи мужского парфюма и сигарет и брожение и шепотки в народе… Приближался момент, ради которого вся эта разношерстная публика парилась в душной аудитории, вместо того, чтоб валяться на песочке ,купаться в реке… Отпрашивалась ежедневно с работы, оставляла малышей со случайными няньками…

По рядам передали график вождения… Преподаватель тщетно пыталась успокоить аудиторию… Все, что то выясняли, сверяли, шептались…Устав успокаивать обнаглевших «Учеников» она отпустила всех немного пораньше…

Вождение начиналось с восьми утра, и продолжалось до семи вечера. Хорошо было тем, кто был в графике утром. Инструктор отдохнувший, не жарко. На автодроме — кроме тебя и инструктора — никого! Но для этого надо было вставать рано-рано!

Мария Николаевна, верная своей крестьянской привычке, умела просыпаться рано, ,поэтому записывалась на утреннее вождение. Хорошо! Откатался — и до пяти — свободен… В пять начинались занятия по правилам дорожного движения . Крикливый, но добродушный преподаватель объяснил- не сдавших правила дорожного движения-инструкторы не выпустят в город! Это была реальная угроза…Как можно ехать по городу , если ты не знаешь правил! Поэтому Мария Николаевна с утра до вечера зубрила и зубрила правила…Господи, думала она — да если бы я в школе или техникуме так учила — я бы не пять, а десять получала! Для себя же она придумала термин — «Автомобилист-теоретик»…Да, поздно решила она учиться… Теоретические знания, хоть с трудом, но удавались, а вот вождение!!! Было стыдно перед молодыми, которые на третьем занятии выполняли уже все упражнения… Она старалась запомнить порядок действий — даже записала каждое движение, каждый этап в блокнот, но это мало помогало. Да еще один инструктор – тоже не самых юных лет, на первых занятиях разочаровал ее, сказав

-«Лучше бы вы забрали обратно свои денежки, и не мучились — у вас ничего не получится!

Глубоко обидевшись на «старого дурака» — так стала называть этого инструктора Мария Николаевна , она дала себе слово — утереть ему нос! Тоже — предсказатель – Вольф Мессинг выискался!! Больше она не стала записываться на его уроки. С молодыми было веселее. Они уважительно относились к возрасту, и даже, как бы побаивались ее , не хамили и не грубили… Когда она пожаловалась на то, что забыла упражнение, инструктор сказал:- Некоторые в ваши годы свою фамилию забывают, а вы — вообще молодец! Вам гордиться надо. Это была похвала! Хотя и грубая, мужская, но похвала. Четко и ясно объясняли они суть упражнения, и скоро Мария Николаевна гоняла по автодрому, как гонщик!.Правда, молодые, освоив автодром ,уже выезжали в город… Зато у половины молодых были трудности с правилами дорожного движения. Молодость-оно и понятно…усидчивости не хватает! А Мария Николаевна, освоив азы вождения на автодроме, вечерами выгоняла старенькую «Ниву» мужа, и ездила по поселку, по полям…езда давала успокоение. А от того, что получается и от поездок она испытывала наслаждение …

-Все — таки не зря я учусь! Вот освою езду, и просить никого не надо будет! И на речку, и в лес –сама могу! Беременная девушка ежедневно записывалась на вождение — старалась до родов успеть пройти положенный курс.…Инструкторы с опаской садились с ней в машину. Часто делали перерывы, и заставляли выходить из машины –боялись -а вдруг станет плохо… Но она стойко выдерживала все трудности. Да еще и подшучивала над инструкторами. Иногда у них вырывалось -Господи! Что это за группа подобралась! Один — по русски, ни бе ни ме, другая- в машине родить собирается ,а уж про бабуль -мы помолчим…Это они Марию Николаевну и Надежду окрестили по за глаза »Бабулями»Впрочем, те не обижалась -Ну бабули и бабули- а кто еще? А Мария Николаевна — и в самом деле бабушка, и ,даже, прабабушка…Пусть себе потешаются… У беременной Алены приближался срок родов, и она все время носила с собой все необходимое- вдруг да приспичит.. Это она сказала по секрету Марии Николаевне.. С ежедневными поездками на занятия, подготовкой к зачетам, она и не заметила, как пролетело лето… Наступила грибная пора…Это всегда было их с мужем любимым занятием. Что ж, придется ездить одной. Рано утром выгнав машину, отправлялась она в лес. Набрав грибов, довольная, возвращалась домой.

Впервые за много месяцев после смерти мужа, она почувствовала . что она — живая, и жизнь не закончилась! Но предстояло еще самое главное, ради чего все старательно учили Правила, а проезжая по городу на автобусе, смотрели на знаки, на то, как останавливается водитель, и прочие премудрости.. Это экзамены в ГИБДД на права…Мария Николаевна тоже так делала. Смотрела, как и когда водитель делает остановку, как делает повороты…Вся группа и ,даже инструкторы-были как родные… Все помогали друг другу, кто чем мог. Менялись какими то флешками, книгами, уступали часы вождения…Беременная Алена родила . Через несколько дней –бледная, похудевшая, она вновь появилась в автошколе. Все поздравляли ее, смеялись, что она схитрила-заплатила только за себя, а выучились водить вдвоем : она и Тимошка — так она назвала сына…

И вот заключительный экзамен в автошколе. Собрались все инструкторы. «Старый дурак» тоже тут… Ей больше всего хотелось увидеть его реакцию… Хотелось, чтоб он удивился, или почувствовал раскаянье, что обидел человека. Одна за другой, девчата садились в машину и выполняли упражнения. Кто сдавал, кто – заваливал… Первой пропустили Аленку — ту, что родила Тимофея — чего ей торчать здесь — у нее ребенок дома маленький! Подошла Надежда — дохнув горечью сигаретного дыма… С вождением у нее были проблемы, да еще какие!

-Боюсь я,…Боюсь, что не сдам… Вот, прямо поджилки трясутся, хоть и валерьянку пила… А вы -нет? Мария Николаевна, тоже, если честно сказать, побаивалась, но не стала в этом сознаваться, а пренебрежительно сказала-

Да нуу… Я что -корову проигрываю, что ли…не сдам, так не сдам. В другой раз сдам!

Наконец — ее черед. Она важно села в кабину автомобиля, надела очки, поставила ногу на педаль сцепления. Ей казалось, что это не она, а кто то другой уверенно держит руль, переключает скорости… Откатав все упражнения, спокойно поставила машину и вышла…Ей немедленно хотелось глянуть на выражение лица «Старого дурака», но он почему то ушел…Это чуть- чуть испортило момент торжества но, только чуть-чуть… Хоть и закончила она свой экзамен — домой не торопилась — осталась наблюдать за успехами остальных. Когда за тебя переживают -легче….А она переживала за Надежду… Все таки, тоже пожилая… тоже, трудно…Но, оказалось, что за Надежду переживали все… Когда она села в машину, все затаили дыхание…Первое упражнение, второе…все замерли…и вот — выполнено пятое упражнение…у наблюдавших, вырвался вздох облегчения…Кто то закричал:-

-Ура! Сдала!

Надежда лихо подъехала к толпе… Инструкторы не успели ничего сообразить, как она стала их целовать! Особенно досталось самому молодому — светлому полноватому парню…он весь, красный как рак, залез в машину, и больше не выглядывал оттуда. Старший инструктор посмотрел на Надежду и спросил:-

-До смерти, что ли Димку зацеловали?

Все засмеялись. Только тот, пожилой инструктор так и не вышел больше из подсобки. Может, его совесть заела? Все поздравляли ее, как будто она летала в космос… Предстояли еще два трудных этапа…Но все были полны радужных надежд. Мария Николаевна шла домой и думала — как хорошо, что я записалась в автошколу! Столько новых хороших лиц, столько положительных эмоций… А люди-какие хорошие! Даже Хафиз с его «Ароматическими» носками.

Она жалела его – не сдал теоретическую часть. Трудно ему, половины слов понять не может! А гоняет уже лихо! Вот бы мне так! И пусть меня судят-рядят соседки! Пусть шушукаются за спиной и крутят пальцем у виска … Я еще поживу!

сам

В тот год зарницы,и небо казалось, светилось красным, тревожным светом. Полина закрыла все окна, двери, и в доме стало прохладно, тихо. Сам — перебрался спать в сенца. Этому Полина даже рада. Курит уж больно много. А накурится — кашляет долго и надсадно, да еще ругается всячески -и на себя, что не может бросить курить, и на бизнесменов, что плохой табак в папиросы кладут… Сени – рубленные, большие. Стараниями Полины, они больше походили на уютную комнатку. Летом — там не жарко, а зимой – кадушка с капустой до Нового года не застывает. Вот и обосновался сам в прохладце на все лето. Дети выросли — Танюха –в университете учится, и работает в магазине. Близняшки — Витька с Митькой-весной в армию ушли. Вроде — все хорошо. Только как то отдаляться стала Полина от мужа. Грубоват…Раньше, вроде — меньше покрикивал, и разговаривал с Полиной больше…Или, некогда было на это обращать внимание… Когда ребятишки были маленькие, прибежит Полина с работы, да первым делом спросит
— Сам то дома?

Так и повелось — Сам да сам…будто и имени нету.

Сегодня собрала огурцы -на засолку. Сходила на колодец за свежей водой, да и занялась заготовкой. Засолка огурцов -вроде дело привычное, но всякие хитрости есть…сколько чего положить, как банки помыть, как огурчики разложить… Пока все сделала, устала. Посидеть бы, отдохнуть, а она придумала к вечеру окрошку приготовить… Режет овощи, а на душе как то нехорошо…беспокойно…

-Поди, с мальчишками чего?

Руки сполоснула, да за телефон… Хорошо, что пользоваться телефонами в армии разрешили…

Нет, у мальчишек все хорошо… По крайней мере -голоса веселые.

Так это я, от усталости… Эва, сколько банок накатала!

Пришел Сам — усталый и потный. Поболтал ложкой в окрошке, кружку молока выпил, и пошел на реку-сетку поставить, да ополоснуться.

-Опять не в духе…Мог бы и похвалить –не для себя же столько готовлю… Вот и всегда так! Ни слова, ни полслова…

Полина помыла посуду и пошла в огород –надо еще полить огурцы и помидоры… Ходит между грядками, любуется своими трудами. Тыква- просто бочка! Сразу вспоминается сказка. Вот еще чуть — чуть эта тыква подрастет — и карету можно делать! а помидоры! Гроздья малиновых плодов висят на кустах! Сегодня с огурцами возилась, а завтра – помидоры надо прибрать…

То ли показалось, то ли правда калитка хлопнула — глянула Полина-матерь Божья! Стоит у калитки их дочура Танюшка…. В белом плащике, хоть и жарища…сумка у ног…

-Что это она?- в отпуск, что ли? Вроде не говорила…

В следующее мгновение Полина заметила неестественно большой живот… Так вот она, беда!

Отбросив лейку, подошла к дочери и заголосила. Заплакала и Танюшка.

-А отец то хоть есть? Кто он? Глупо спрашивала Полина. Танюшка только мотала головой и плакала.

-Ну, вся в отца! Слова не вытянешь! Бедов натворила, дак только и остается, головой трясти, поди и люди уж видели… а как не видели — в автобусе ехала, и от остановки шла- теперь вся деревня уж, поди знает…хоть на улицу не показывайся!

Сердито произнесла Полина, ну-к, што- пойдем, кормить тебя буду, устала с дороги. Сколько месяцев? Восьмой? а как себя чувствуешь? А кого ждешь — парень или девка? Парень-это хорошо! Такого подарочка не преподнесет!

Пока Танюшка умывалась, пила холодное молоко, Полина свыклась с мыслью, что ее ненаглядная Танюшка, ее колосочек, скоро станет матерью. Уж прикидывала- куда ловчее кроватку поставить. Куда комод передвинуть. Пусть только в деревне кто посмеет что худого про Танюху сказать — уж она найдет чего ответить! С соседями разберемся, а вот с отцом…

Он и в парнях был не очень ласков. И не разговорчив. Да вот полюбился. Вышла за него, хотя кавалеров было — пруд пруди! Полина его побаивалась чуть- чуть. Никогда не знаешь, что он может учудить! Как то пьяный в ворота на мотоцикле не мог въехать -так завел пилу, и ворота вместе с забором спилил… На следующий день сам же новый забор и ворота ладил, на потеху соседям…Хорошо, что выпивает редко.

Вот, что он скажет Танюшке? Ну, как из дому попрет! Полина, конечно, не даст дочь в обиду, но все таки…Хорошо, что его сейчас нет — есть время с мыслями собраться…

Танюшка ушла в свою комнату и затихла.

-Ну ладно, отдыхай! Пойду в огород…

Подобрала лейку, и снова — от бочки – к грядке, от грядки — к бочке…а мысли все совсем не о грядках. Завозился, заскулил Кучум — Сам идет…Полина поставила лейку и направилась к воротам -встретить…

-Ты чего выскочила? удивился муж…

-Беда у нас! Ой, беда…завыла, запричитала Полина… Она увидела, как обострились вдруг черты лица, и начали кривиться губы…

-Что? что- то с мальчишками? Ну, говори!

Да Танюха приехала… Беременная… и Полина снова заплакала в голос.

Муж с силой тряхнул ее за плечи:

-Дура! Замолчи! Орешь не по делу! Беда…. Какая это беда! Человек родится — это радость! Кабы умер кто — вот это беда!

И нечего причитать, Танюху расстраивать! Поднимем, поможем!

Торопливо разувшись на крыльце, он вошел в избу. Тишина. Только гудит холодильник…

-Танюха… позвал отец.

Татьяна — как мышка, пискнула что то в ответ…

-Ты хоть выйди, с папкой поздоровкайся!

Танюшка –с распущенными волосами, босая в халатике, который не сходился на ее большом животе, несмело вышла из комнаты и опустилась на колени перед отцом.

Папа, прости…

Губы отца запрыгали, глаза наполнились слезами-

Што, ты, што ты! Ну ко , вставай! Тебе надо сейчас держаться! А то что мужика нет — так мы с матерью на что? Он бережно обнял ее заскорузлыми руками, пахнущими рекой и табаком, приговаривая;

-Ничего, доча, ничего…Все образуется…

В дверях стояла и плакала Полина. Поздним вечером Сам вышел на крылечко покурить , иногда громко и надсадно кашляя. Полина вышла и присела рядышком. На западе полыхали зарницы…

Господи, красота- то какая!

Она прижалась к крепкому плечу мужа, и подумала:

— Ну вот, Сам все и решил. Теперь ничего не страшно. Нет, правильно я тогда сделала, что за него замуж вышла!

А он, как будто подслушав ее мысли, обнял ее за плечи и сказал-

-А здорово, что у нас внук будет! На рыбалку с ним будем ходить! Помнишь, как с Витькой и Митькой! Скорей бы уж родился!

Витек.

Витек ворочался на скрипучем диване. Сна не было. Да и какой там сон! Такое узнал! Оказывается — он уже десять лет отец! А он — ни сном ни духом!..
Интересно, эта дурища сеструха, специально ни разу за десять лет не обмолвилась о сыне? Сдается, что специально… Боялась, что вернусь в деревню, и буду претендовать на бабушкину избу. Вон как разукрасили ее — и не узнаешь! Крыша красная, окна пластиковые! и в доме все по -другому….Конечно — восемь лет со смерти бабушки прошло. В Чечне тогда был…так на похоронах и не был. Только месяца через два узнал, что бабушка умерла. Напился тогда в стельку, напоил всех, кто рядом был, и даже, говорят, плакал. Только на войне за это никто не осудит.…Бабушка им с сестрой вместо мамки была. Отца у них никогда не было, а мамка утонула, когда сеструхе, три годика было. Высокая, крепкая была бабушка. Казалось — до ста лет проживет. А вот поди ж ты… В одночасье умерла от сердечного приступа. Трудно было внуков растить, да еще за Витька переживала очень … А он после Чечни, с ребятами сразу же в Сибирь поехал, нефть добывать. Мотался по Северам Жил в странных жилищах — железных бочках. Бочка с виду,а ничего- уютно и тепло. В деревню не тянуло. Бабушки нет, кому он там нужен…Никогда и не вспоминал те детские приключения с одноклассницей Зойкой. Немного нравилась… Несколько раз сидели рядом в кино -он гладил ее тоненькие коленки, и пытался залезть руками под платье. Она смущалась и отводила руку. Так продолжалось весь сеанс. Однажды он забрался к ней на сеновал. Сеновал был старый –и, казалось, что вот –вот он рассыплется, раскатится на отдельные бревнышки…Они сидели на самом краешке сеновала, свесив вниз ноги. Кругом , куда кинешь взгляд -сады, сады, огороды…Среди зелени еле видны серые крыши домов ,сараев, бань. Дальше -река…и тоненький-тоненький месяц- совсем еще ребеночек будто… Еще запомнилась ему- какая то странная птица, которая все спрашивала и спрашивала про какого то Витю…Так и кричала «Витя где?» Они с Зойкой ее передразнивали, смеялись, целовались. Витька все отвечал птахе-

-Да здесь я, здесь, чего спрашиваешь!

Узнал потом — эту птицу называют- витютень. Еще там, на сеновале, лежа на свежем душистом сене в шутку пел-«Аист на крыше…»это он про себя. В тот раз -только целовались, и ничего более- это он точно знает!
Была еще ночь перед уходом в армию. Бабушка собрала стол. Пришли все соседи, друзья. Конечно же, пришла и Зоя. Выпито было изрядно. Старики постепенно разошлись, пожелав Витьке хорошей службы, а молодежь еще долго куролесила. Танцевали прямо во дворе, хотя было прохладно. Зоя весь вечер не отходила от Витька. Висла у него на шее, почему то плакала. Витька под конец совсем развезло, и он пошел в сарай отдохнуть. Там у него стоял топчан. Зоя пошла его проводить. Проснулся от того, что рядом лежал кто-то мягкий и теплый….Вскинув голову, он обомлел:- Рядом лежала Зоя- совсем голая! То есть — совсем -совсем без ничего! Ее кожа прямо таки светилась в полумраке сарая, а ее спелая грудь вызывающе торчала сосками вверх. Витьку всегда привлекала грудь. Подростком, он с друзьями подглядывал за девушками на речке, с Генкой-первым похабником и наглецом, забегали после физкультуры, как бы случайно, в девичью раздевалку… А тут такая картина! Застонав от вожделения, Витька впился в эти бугорки жадными губами, мял и целовал их …
Зоя, не отталкивала его. Утром проснувшись, он не увидел рядом ее, и все, что было ночью, стало казаться сном. Если бы знал он, про сына, то жизнь, может пошла бы по другому руслу…Ладно сестра — а почему бабушка молчала? А сама Зоя.? За десять лет столько воды утекло, столько дров наломано…В Уренгое жил с одной женщиной. Она была старше его, и относилась к нему так же, как и к своему двенадцатилетнему сыну. Наконец Витьке надоела такая забота, и он уехал на буровую, а потом – и из города. Были и еще женщины. Красивые — и не очень, строгие и доступные..Кочевая жизнь. Постепенно друзья стали обзаводиться семьями и детьми .Костя, с которым вместе служили в Чечне, уже трижды папа. Витька любил баловаться с его «мужичками»-Алешкой и Димкой, и немного даже завидовал Косте, а, оказалось -зря! Вот пусть Костя сейчас ему завидует!
Витька представлял уже, как будет ходить с сыном на рыбалку, вместе купаться. Может, отпустит его Зоя, и они вместе поедут на море! Он, Витек, столько интересного может показать! А здесь что? Какие возможности…Коров да гусей пасти. Речка, и та неглубокая. Ему сказали, что сына зовут Юра. Красиво…Юрий Викторович!

Ему хотелось соскочить с этого скрипучего дивана и бежать в магазин…Накупить разных нужных вещей сыну — может, велосипед, или планшет. Все мальчишки мечтают о планшетах . А что- деньги есть! Завтра сразу же с утра и пойду-накуплю всяких подарков. Не идти же к сыну с пустыми руками…. Пусть мальчишка порадуется.Витек представлял,как Юра выйдет на улицу с новыми игрушками,как сверстники и соседские мальчишки будут рассматривать подарки и завидовать. Интересно, мать у Зои жива? Все- таки десять лет прошло…

И тут его, как в темечко стукнуло- Если Зоя ничего не написала, значит, скорее всего ,она замужем. И его сын Юра – кого- то другого папой зовет. Скорее всего, он даже и не догадывается о существовании его, Витька! Сеструхин муж Серега за столом проговорился случайно , это он сейчас понял. Выпил шуряк, вот язык и развязался.
_-Ничего себе! Десять лет скрывали, и еще скрыть хотели!
копил обиду Витек.

-Но я все равно Юрку увижу! Никто мне не запретит! Отец я ему, или не отец!

Постепенно сон одолел его. Свернувшись калачиком на скрипучем диване, полный радужных надежд, Витек уснул. Проснулся от запаха чего- то жареного и вкусного.

Сестра Альбина хлопотала на кухне. Своей статью она походила на бабушку. Дородная, с красивыми волосами — ну, прямо королева. Зять уже ушел на работу. Витек сел за стол. Сестра налила большую кружку молока и подвинула блюдо с оладьями. Витьку на миг показалось, что он вернулся в детство… Так же по утрам пахло жареным. Так же стояло большое блюдо с оладьями, которые запивались вкуснейшим молоком! В душе заскребли кошки. Все таки любил он бабушку. Витек с утра решил сразу же сходить на кладбище. Там, в конце деревни , в лесочке лежали его родные.

— Обязательно сразу после завтрака схожу…

Но его планы нарушила Альбина. Взяв большую табуретку, она придвинула ее к столу , и ,смахнув к невидимые крошки, села.

-Вчера толком и не поговорили. Так и не знаю, как ты живешь. До сих пор не женат? Чего так? Что, не одна не нравится? Или не соглашаются? Пьешь ,поди, много? сыпала сестра вопросами.

Витек еле успевал отвечать. Поговорили про погоду, про Север, про морозы и комаров…Витек дождался, когда сестра немного утолит любопытство, и приступил к допросу;-

-Слушай, вчера Серега мне сказал, что у Зои от меня ребенок растет — это правда? Что же вы мне то не сообщили?

Альбина остолбенела на секундочку, потом начала кричать,-

-Ну, что за мужики пошли! Хуже баб! Ничего им доверить нельзя! Все растреплют! Слушай его больше! Он по пьянке, тебе и не такого наговорит! А про себя он не сказал? у него самого — вон в Парамонове дочка бегает! Сестра разошлась не на шутку. Сердито двигая чашками и тарелками, убирала со стола и продолжала ругаться, не обращаясь ни к кому — просто так, чтобы выговориться. Ничего не добившись, Витек оделся, и решил пойти на кладбище. Прямо на грядке он нарвал каких то ярких и немыслимо красивых цветов. А как пойдешь с пустыми руками? Зашел в магазин… Да… ассортимент невелик. Но конфет, и винца- купил..

Могилки нашел сразу же. Выполол на могилке траву, поставил в глиняную вазу цветы. Альбина с Серегой следили за могилками -это сразу видно. И кресты аккуратные, и оградка добротная. Побродил по кладбищу — много знакомых уже перебрались сюда. Нашел и могилку Зоиной матери. Значит, умерла. Царство небесное… Посидев у родных могилок, поговорив с мамкой и бабушкой, посетовав, что скрыли они такое важное событие- сына Юрку, пошел обратно, отмечая про себя — деревня разрослась. Раньше только школа была двухэтажная, а сейчас и жилые дома , и еще какие то постройки были в два этажа, нарядные и красивые. Ноги сами несли к дому Зои. Встречались знакомые. Виктор некоторых с трудом узнавал. Много молодых. Значит, неплохо живут в деревне. Вот и калитка .Осталось только руку протянуть… Но что то остановило. Как он зайдет? Что скажет? Пока он раздумывал ,стоя у калитки , та открылась, и появилась Зоя. Такая же маленькая, светленькая. Волосы так же собраны на макушке в легонький хвостик. Школьница, и только… Витек уже набрал в легкие побольше воздуха, чтоб поздороваться с ней, но тут увидел инвалидное кресло. В нем сидел мальчишка лет восьми, как будто… Хватило одного взгляда, чтобы понять — у ребенка церебральный паралич. Закрыв калитку, Зоя поправила плед на ногах мальчика, и покатила коляску вдоль по дороге. На него она даже не обратила внимания. Какое ей дело до прохожих. . , Витек стоял и смотрел ей в след, как приклеенный. Так вот почему родственники ничего не сообщили! Так вот почему не хотела ничего рассказывать об этом сестра! Витек понял и причину молчания Зои. Она не хотела навязываться ему с больным ребенком. А бабушка с сестрой? Эти хотели для него счастья, легкой доли. Надеялись, что на Севере найдет , а не здесь, в деревне. Думали, что Зоя с больным ребенком станут ему обузой. Вот и молчали. Вечером он подал сестре пачку денег, попросив передать их Зое, а сам первым утренним автобусом уехал из деревни. Ему было обидно, что так разбились его мечты о сыне, и немного стыдно за свое бегство. Он уговаривал себя тем, что он не готов к такому повороту судьбы, что он никогда не любил Зою, и, вообще…у него работа…

Приехав в Сургут, направился к Косте. Взял коньячок, муксуна. Сели в кухне…Оксана-Костина жена с мальчишками гостила у своей матери. Никто, казалось, не мешает. Расслабьтесь…. Так нет же! Вздумалось Косте показать видео своих сорванцов. Веселые, здоровые мальчишки бегали, резвились, гоняли на велосипеде, а у Витька перед глазами — инвалидная коляска.

-Вот черт, даже и не пообщался, и не рассмотрел толком — походит Юра на меня, или нет….Козел безрогий! Сам без отца, без матери вырос — так у меня хоть руки-ноги здоровые! Ну ладно — десять лет не знал о существовании сына- это понятно. А что сейчас тебе, козлине, трудно помочь? По всему- Зоя не замужем. Одна тянет лямку за мать и отца. Сколько матерей-кукушек — от здоровых детей, и то отказываются ,а она с инвалидом…Сама- тоненькая ,прямо девчонка, а ведь приходится Юру поднимать…

Костя сразу заметил, что у Витька настроение совсем не отпускное. Выпили по чуть-чуть, поговорили»за жизнь»,обсудили все нюансы работы, поругали инженеров и помбура… Еще добавили, и Костя сказал-

-А сейчас колись! Небось, зазнобу себе нашел? Хватит уж в общежитиях болтаться! Ох, и свадьбу тебе отгрохаем! Всему Сургуту жарко будет!

Не хотел, видит Бог ,не хотел Витек ничего говорить, да как то само собой произошло. Рассказал все. И как мечтал о сыне, какие планы строил, как хотел накупить игрушек, и как постыдно сбежал, даже не окликнув Зою. …Костя слушал не перебивая.

Только Витек заметил, как заходили желваки , и потемнели глаза Кости.

Когда Витек сказал последнюю фразу-

-Вот сбежал, а сейчас не есть не спать не могу- каким- то подлецом и предателем себя чувствую… Вот думаю- поеду еще раз в Семениху, может, чем смогу помочь.

Костик резко встал со стула и сказал-

Подлецом себя чувствуешь? Да что ты! А я тебе скажу –ты и есть подлец!

Да я своих пацанов ни за что на свете не оставлю!.Землю буду грызть, только бы им было хорошо! Это же мое продолжение! Хорошие или плохие — они все равно мне одинаково дороги. А ты мечтал о сыне, как о хорошей игрушке. А как узнал, что у него не все в порядке со здоровьем — и знать не хочешь! А тебе не пришло в голову, что, может ему какое- то лечение нужно, а у Зои — нет возможности! Знаешь, Витек, — я тебе больше руки не подам. Уж не обижайся.

А вот поехать туда — мысль правильная. Если денег надо, дам.

Вернулся Витек в общагу — в голове рой мыслей…И опять -никак из головы Зоя и Юра не идут…мужики выпить звали- отказался. Знакомая позвонила-просила встретиться — отказался. Лег на кровать — что делать, не знает. Решил позвонить сестре Альбине — хоть узнать ,что Зоя сказала..Опять нарвался на ругань. Ох, и сеструха! Как с ней мужик живет! Как ее крики терпит? Помнится, бабушка тоже ругливая была…

Не взяла Зоя деньги. Даже и слышать не захотела о нем! Сестра рвет и мечет оттого, что Зоя эти деньги назвала погаными.

-Да, да, так и сказала — Заберите свои поганые деньги! И без них с сыном проживем! Тоже мне, гордецы бесштанные! Мне бы кто столько денег дал, ни в жизни бы не отказалась!

Кричала в трубку рассерженная Алевтина.

Витек расстроился еще больше. Вот, хотел помочь- она не хочет Ну, не хочет, и не надо…Действительно-отчего это его деньги поганые! Он не бандит какой, а нефтяник! Он всегда гордился, что работает на буровой. Иногда услышав по телевизору или по радио, что- то этакое про нефтяников, он думал-

-Там и моя капля пота есть, мой труд! В этот день он все таки напился. Всем и каждому жаловался на Зоины слова, пока не забылся мертвецки пьяным сном. Назавтра болела голова, и было мерзкое состояние.

-Ничего себе, отпуск в этом году…Черт дернул поехать в деревню. Поехал бы в Турцию,- лежал где ни будь на солнышке, пивко бы потягивал, и ничего не знал ни о Юре, ни о Зое. Вот не вспоминал же десять лет… Хотя, помнится, в учебке строчил письма чуть не ежедневно. И от нее приходило несколько писем. Потом в один момент по тревоге загрузили в машины, и-Чечня….Нахлебался там всякого. И страшно было, и трудно. Насмотрелся на чужую, не похожую на привычную, жизнь, насмотрелся чужих смертей. Для чего то же Бог оставил его живым в этой мясорубке… Может, именно для того, чтобы вырастить Юру. Витек пытался отмахнуться от назойливых мыслей, но, какой — то упрямый червяк все точил и точил его душу….

-И так десять лет ничего не знал! Что — в следующий раз приедешь, когда ему двадцать лет будет! На хрена тогда ты ему нужен будешь! Ты и сейчас не очень то, как я погляжу, нужен им! И снова началось самобичевание пополам с угрызениями совести…. К вечеру стало совсем тошно. Позвонил Динке — Захотелось кому то обо всем рассказать. Дина выслушала только половину исповеди и сказала-

-УУУУУ! у тебя проблем выше крыши! Чего ты меня ими грузишь! А мне это надо? Взяв начатую бутылку коньяку, она сунула ее в свою бездонную сумку, и весело сказав -Чао, Амиго…

ушла , весело покачивая упругими бедрами.

-Да что это в самом деле! Никто даже выслушать не хочет! Выслушать не захотела, а коньяк прихватила, коза..

Впрочем, пить расхотелось… Он тупо смотрел на блестящие вилки и ложки, лежащие на накрахмаленной скатерти ресторана… Хотелось, как в детстве, заплакать, или сделать что то такое, чтобы все сразу стало понятно. И тут его осенило: — Это его жизнь! Его и его сына! И никто, ни один человек не вправе за него что то решать. Он, и только он должен решить, как ему поступить….
Через пятнадцать минут он уже стоял в квартире Кости.
Вся семья была в сборе. Мальчишки радостно приветствовали Витька веселыми криками. Витек сдержано поздоровался и сказал-

-Ты обещал помочь с деньгами. Не передумал? Я верну, ты же знаешь.

Думаю в санаторий Юру с Зоей отвезти. Парня лечить надо. Ладно, я поехал. Такси ждет.

Через день он уже шагал по деревне. Было еще рано. Серая пыль слежалась и была влажной от росы. Новые туфли Витька оставляли четкие следы. Навстречу попадали редкие прохожие…Хозяйки гнали на пастбище скотину. Знакомые с удивлением таращили глаза…Все знали ,что приезжал он, да уехал. А тут» второе пришествие…»На секундочку притормозив возле родного дома, Витек пошагал дальше по улице. Вот и знакомая калитка.
Трудный, ой трудный предстоял разговор. Но больше отступать и позорно убегать он не намерен.У него есть сын.

Без вины

Гена умер..Гена умер. ..Гена умер… Выстукивали колеса электрички. Наталья пыталась зажать ладонями уши, но эти слова необъяснимым образом попадали в мозг, в сердце ,и ,кажется ,вот -вот .как дятел ,продолбят в голове дырку. От нестерпимой боли и неотвратимости беды Наталья застонала. Рядом сидящая женщина покосилась на нее, и спросила –

-«Вам плохо?»

Если бы знала эта женщина, как на самом деле было Наталье… И как , уже много лет было ей плохо…. Что сейчас сказать детям ?Сын- Егор- поймет Он всегда понимал мать .Сколько раз советовал уйти от отца, не калечить себе жизнь. Несколько раз спасал мать ,когда Гена, напившись, хотел доказать всем, кто в доме хозяин… А вот Маша… Это еще та штучка! Никогда она не понимала Наталью, и всегда была на стороне отца…

-Господи, ну в чем, в чем я перед тобой так провинилась? Посмотришь на баб- ни красавица, да и хозяйка- не ахти ,а все ей!..А муж — непьющий ,добрый да ласковый, и дети –умницы… Она же — всю жизнь пятый угол искала… За что? Вот и умер — как будто последний раз решил еще ей, Наташке, отомстить… Знать бы только -за что?… Может ,надо было меньше любить? Она -любила! Любила, какой то сумасшедшей и всепрощающей любовью…Всепрощающей….Какое точное слово для ее любви…. Колеса электрички все так же стучали в мозг, а Наталья стала думать о предстоящих похоронах. Денег, конечно, нет .

-Ладно- сбегаю ,у Надьки попрошу -сколько ни будь, даст . Валентина- сестра ,должна помочь. Одежда у Гены добрая есть. Вот туфли-те купить придется…Гроб, венки, могила ,поминальный стол… все это в кругленькую сумму обойдется… опять от детей отнимать…А она хотела Маше за учебу заплатить… Маша приедет, Егору уж телеграмму отправили из военкомата… Наверное, завтра приедет… Хоть повидаю. Соскучилась..Мысли перепрыгивали с пятого на десятое… Все перемешалось. Как будто кто-то невидимый взял ее голову ,и, как погремушкой, поиграл.. . Вспомнилась последняя ссора. Да и какая это ссора… Она давно уж и голоса своего в семье не имела. Боялась. Вот и в тот день пришел домой пьяный. Еще из окна увидела Наталья, что он идет вдоль улицы – покачиваясь .Сердце ее сжалось -сейчас начнется…Конечно, как всегда -ничего нового…Сначала- оскорбления, потом – не то сказала, не так на кого то посмотрела, не то сварила…Это все она слышала не одну сотню раз. Она давно уж перестала мечтать о том, что Гена вдруг изменится, станет добрым и ласковым. Не зря говорят-«Смолоду- прореха, к старости –дыра». Вот и в последний раз- придрался к тому, что она молчит -не отвечает на его вопросы. Как бы нехотя, прошелся по комнате, и ,неожиданно схватил Наталью за волосы. Коса у нее была недлинная, но густая. Седина разбавила цвет, но волосы все равно были отменные. Протащив Наталью за косу, как козу на веревочке, вытащил ее на крылечко, ударил несколько раз, и ушел доедать борщ… Плача, Наталья пыталась причесать волосы. Голова жутко болела…Болело и жгло лицо.

-Надо бы примочку сделать -синяк будет…привычно подумала Наталья ,и прихрамывая, пошла к сараю, чтобы намочить холодной водой полотенце. Под сараем было сумрачно и прохладно. На веревке висело чистое белье. Вдруг взгляд Натальи остановился на мотке тонкого капронового шнура. Руки сами потянулись к нему. Подумалось-

-Вот и выход…И никто уже не сможет распоряжаться моей жизнью. Никто не сможет причинить боль и унижения…

Она давно уже поняла- она не принадлежит себе. Живет не своей жизнью….За эти двадцать лет она превратилась в бессловесную рабу. Мать часто говорила ей-

-Что же ты все, как дурочка блаженная ему улыбаешься? Генка тебя и в грош не ценит… Ты бы с ним построже ,что -ли была… Хоть в постели его наказывай…Наталья же все старалась быть ласковой, доброй. Но ,чем ласковее и безсловеснее была Наталья, тем больше распоясывался Генка. Он давно уже превратился в домашнего тирана. Если он дома-все говорили шепотом и ходили тихо, будто в доме больной.

Мамочка, мамочка!!!да ты не видела, не знала, что испытала за двадцать лет твоя дочка…Только ты меня любила и жалела…Так, причитая и приговаривая, Наталья сняла с гвоздя бечевку, проверила -крепкая ли она, и стала смотреть вверх -куда ее легче и удобнее приладить…На глаза попал Егоркин велосипед. Наталья вспомнила, как радовался велосипеду Егорка, как возил все лето траву для коровы, как катал сестренку…

-Господи, да что это со мной! Ишь, чего удумала! А дети? О них кто позаботится? Спасибо тебе ,Господи, что вразумил меня! Грех то какой!!! .Это не выход. Лучше уехать. Свернула бечевку, и повесила ее на гвоздь. Выглянула из сарая .Во дворе, да и в доме, было тихо. Уснул, наверное…Сейчас до вечера проспит. Надо в магазин сходить-купить четушку, а то –опять скандал, что дома выпить нечего..

Выпив -Генка становился просто бешеный- его боялись даже самые отчаянные мужики. Мог придраться к любому слову. Не понравится что — тогда держись! Наталью же он мучил ревностью. Да хоть бы повод какой она дала -нет!…За всю жизнь не разу ни в мыслях, ни наяву- не изменила. Генку смолоду любила — до умопомрачения ! Так любила, что готова была прощать ему все. Красавец был, каких поискать… А как пел — ну ,чисто Басков! Много девчат было у него, а выбрал он Наталью. Училась она тогда на третьем курсе педучилища. На каникулы приехала. Первые дни – в клуб не ходила-отдыхала. А тут одноклассников встретила…Парни тоже, на каникулы в родную деревню вернулись. Договорились в соседнюю деревню на танцы пойти. Вот там на танцах Генка ее и приметил. После танцев подождал за клубом, и популярно объяснил ребятам, что им лучше держаться от Наташки подальше…А она – дуреха такая, довольна была- такой парень! Красавец!! И завертелось, закрутилось!…Ей он казался необыкновенным — смелым, щедрым, веселым! Вообще — самым-самым! О таком она всю недолгую еще жизнь мечтала! В августе –свадьбу сыграли. Мать плакала, ругалась, умоляла ее одуматься… Все в деревне знали Генкин нрав. Его так и звали — Бешеный. Родная мать – и то его побаивалась. А Наталья, глупая, твердила-

-Вы его не знаете! Он хороший! Я его люблю!

Пришла пора- ехать на учебу. Генка — в штыки…опускать не хочет! Ревнует! А она и сама не хочет ехать- не может хоть на денечек, хоть на минуточку- расстаться со своим Геной. А он, как будто даже присмирел. Стал спокойней. Свекровь нарадоваться не может… Так что с учебой было покончено. Стала работать в садике нянечкой. Через десять месяцев после свадьбы родился Егорка. Светловолосый и голубоглазый, как она. Увидел его Генка, и определил-

-Не мой это… Нагуляла…

Наташа плакала, клялась в любви и верности, но упрямого Генку было не переупрямить. Трезвый -молчал. Только к Егорке не очень ласков был. А вот если выпьет… Не раз пряталась Наташа у матери, пока та жива была. Не раз с синяками ходила. Всем говорила — то-корова рогом махнула, то ударилась в темноте о косяк. Только людей не обманешь. В деревне все на виду. Жалели ее все. А чем поможешь? Каждый своей жизни –сам хозяин. А она снова беременная ходит. Танюшка родилась — ну вылитый Генка — и лицом, и характером. Маленькая до того упрямая была !Что не захочет -ни за что не заставишь! Тот подобрел немного. Пока Наташа в декретном была, как то спокойно жилось. Да и то сказать — она почти никуда и не ходила -так, до магазина, или в больницу. А как вышла на работу — снова ревность…Ревновал к каждому столбу -к друзьям, к родственникам, даже к собственному брату…Наташа устала от всех этих подозрений и приступов ярости, но уйти не решалась- уж слишком любила, и тешила себя надеждой, что он изменится. Часто ,лежа где ни будь на сеновале, скрываясь от озверевшего мужа ,мечтала- он поймет, что у него -самая лучшая жена, и все-все будет у них хорошо и замечательно… Слепой он, что ли, чтобы не видеть, как она его любит, как верна ему.. Только однажды, когда в пьяном угаре он сломал ей несколько ребер- ушла .Жить стала в материном доме- царство ей небесное…Неделю прожила…Как то вечером пришел Генка -трезвый, с букетом цветов. Прощения просил, обещал больше пальцем не трогать… И она снова поверила- просто- хотелось верить.

Месяца два — все у них было хорошо. Он как будто и к Егорке подобрел , и с Натальей по человечески как то разговаривал. Она, счастливая — как на крыльях летала! Наконец- то все наладилось! А тут его день рождения . Решили родственников позвать. Пришли — его брат с женой, свекровь, его сестра, и два его друга с женами. Сначала сидели хорошо, чинно и важно. Ели пельмени и холодец…Выпили за здоровье именинника, за его тридцатипятилетие… за детей, за родителей….чем больше было выпито, тем больше мрачнел Генка. Наташа чувствовала, чем закончится этот вечер, но ничего уже нельзя было изменить. С великим трудом сдерживалась, улыбалась приветливо всем, хотя на сердце -кошки скребли. Когда его друг предложил выпить за Наташу-красавицу и прекрасную хозяйку- Генкины глаза налились кровью, и сделались страшными…Он наотмашь ударил сидящую рядом жену, и, вытащив из за стола своего друга, начал метелить его, выкрикивая грязные ругательства и обвинения в адрес обоих -и Наташи, и Виктора… Все бросились разнимать их, и получили свои порции синяков и шишек. Свекровь сидела тихо на диванчике и качала головой, не вмешиваясь –знала -сейчас его ничем не остановишь.

Выпустив пар, он немного утих, и выпив еще для успокоения, пошел спать, приказав Наташе сидеть возле него. Так закончилась ее» счастливая жизнь «.И снова потянулись дни с тихими вечерами, бурными сценами ревности ,словами примирения…Все это повторялось и повторялось. Подросли дети. Егор видел. что отец не любит его. Сам он — тоже не пылал особенной любовью к отцу. Когда ему было семнадцать лет, он впервые заступился за мать.

-Не смей бить маму! Ты ее мизинца не стоишь! Если Тронешь еще раз — я тебя убью!

Генка ошалело уставился на Егора, но не ударил Наташу. Грязно выругавшись, сплюнул под ноги ,и ушел куда то. Пришел только поздно вечером… С тех пор Егор старался быть дома, если отец был пьяный. Оберегал мать. Наташа давно уже тяготилась такой жизнью. От былой любви не осталось и следа. Она понимала -надо уйти -иначе он когда ни- будь убьет ее. а вот Маша-та в отце души не чаяла. Она унаследовала взрывной отцовский характер и его красоту. Часто говорила матери-

-Ты сама во всем виновата- живешь, как амеба. Отцу с тобой скучно, неинтересно. Думаешь только о борщах и огороде…Я не стану терпеть, если меня оскорблять и бить будут…а ты все терпишь и молчишь…Наташа верит- Маша не стерпит ни одной минутки.!Не тот характер!

Дети разъехались, и в доме стало совсем невыносимо. Наталья поняла -все -предел. Как то само собой вспомнилось- Еще девчонкой ходила она за ягодами в лес. В тот год ягод было богато в лесу. Набрали они и паевки , и ведра- полным полнехоньки…Сначала несли -радовались. Столько набрали! хорошо! Потом стало тяжело…сожалеть стали, что пожадничали…А потом -уж и ягод не жалко, и ничего- только бы от этой ноши освободиться! Вот и вся Натальина жизнь -как эта ноша….Поздно поняла она, что не жила она, а мучилась.. Что деспот не может вдруг стать белым и пушистым. Вот и дочка-вся в мужа. Никогда не дождешься от нее доброго слова- только-«Мама

Подай!» Будто всю жизнь шла по дороге, и думала -правильно идет –оглянулась, -а надо идти совсем в другую сторону… А куда идти- она и не знает-заблудилась.Часто она стала мечтать о том, что не будет в ее жизни Генки, и наступит райская — тихая и спокойная жизнь. Куда исчезнет он — она не думала. Только поняла — больше нет сил терпеть все это. Видит Бог- смерти ему она не желала даже в самые плохие моменты… И созрел у нее план. Когда в очередной раз получила она свою порцию выволочки, тихонько собралась, чтоб он не заметил, да и на первом автобусе на станцию уехала — благо- давненько уж деньги скапливала…Пока в поезд не села-все пряталась- казалось- догонит…Сердце билось часто-часто…В деревне никому ничего не сказала -не дай Бог, узнает! Чтоб не отыскал, поехала не к родственникам, а к подруге. Та давно ее звала. Одинокая. Наталья думала немного отдохнуть у нее, отойти душой и телом, а там- как Бог даст. Может ,и на работу устроиться. Детям то помогать да помогать еще надо…Егорка придет из армии, а Маша- в институте учится. Силы, слава богу- еще есть. С Ольгой проговорили всю ночь. Наплакались. У подруги- хорошо, спокойно, а душа за Генку болит…Утром Наташа не выдержала, -позвонила соседке –узнать, как там. Соседка и сообщила –Сначала Генка по селу бегал -ее искал, потом- всю ночь куролесил -все в доме перебил, к утру -затих. Пошли посмотреть, как он там, а он мертвый….

Ей бы, Наташе, облегчение почувствовать- освободилась…Никто не будет ее обижать и бить смертным боем, может она сейчас спокойно жить в родном доме, а она в первые минуты чуть ума не лишилась. Завыла, запричитала. Сейчас вот едет, как на Голгофу поднимается. У самой сердце от жалости к Генке разрывается, и кажется ей, что любит она его, непутевого, по прежнему. …В мыслях просила она прощения у него- такого непутевого, но любимого… Рассказывала ему, как хотела она жить с ним, как хотела любить и быть любимой, чтоб слышать от него ласковые слова…Чтобы все у них было по человечески. .. Ведь не зверь же- человек… Все его причуды и оскорбления она уже простила. Бог сейчас ему судья…Душа заходилась от боли и жалости – к нему, а может, к себе… Прожила она полжизни- как ластиком с листа стерла…

Хорошо, что дети есть… . Егорка..ЕЕ надежда, ее радость…А может и дочка поймет наконец то мамку… Сколько не старалась она вспомнить, ничего светлого и веселого в ее жизни, кроме детей ,не было. А вот соседи- они сейчас Генку жалеть будут. ЕЕ обвинять…. Вдруг скажут, что она в смерти мужа виновата -ведь бросила, оставила… Ну ,в конце концов -не нянька она ему !И все равно ее грызла вина. Только в чем она виновата — так она себе и не могла уяснить. А электричка все стучала и стучала в мозги уже другую фразу»ты виновата,»» ты виновата.»..без вины…

МЫ НА ЛОДОЧКЕ КАТАЛИСЬ.

—

Мы знали знаньем недосказанным
Одну и ту же высоту
И вместе пали за туманом,
Чертя уклонную черту. А.Блок .

Она стояла на берегу. ее парусиновые туфли уж давно промокли от влажного песка, и у нее мерзли ноги. С реки дул холодный ветер. Васек в нарядной матроске и бескозырке тоже ежился от холода. Валентина прижала его одной рукой к себе, стараясь защитить от ветра. На другой руке, спала совсем еще крошечная девочка. Рыженькие волосы упрямо выбивались из под беленькой шапочки. Одеяло, в которое она была завернута , хоть и старенькое, но, тоже украшено веселенькой вышивкой. Все ждали пароход. Шел сорок шестой год. Многие фронтовики уже были дома, а вот ее Федор — возвращался из Германии только что. Валентина с нетерпением и ужасом ждала его возвращения. С фронта возвращался любимый, родной Феденька! Как она его любила! Вот, кажется, скажи он тогда — «Прыгни в реку!»-не задумалась бы, прыгнула! Как он за ней ухаживал! В январе сорок первого-поженились. Веселая была свадьба! Все желали счастья, Кричали »горько!» Пели песни. А счастья то им досталось чуть- чуть, зато –горького!!Сразу же в начале войны, ее Феденьку взяли на фронт. Коммунист. Тракторист. И оставил он Валентину на восьмом месяце беременности. Из Омска , где формировался полк, пришло две открытки и большое письмо, в котором половина написанного замазана черными чернилами. Объяснили Валентине понимающие люди — это цензура письма проверяет, чтобы военную тайну не разглашали. Федор в письме просил беречь себя, писал, что любит…Через два месяца родила Васька. Такой славный крепышек — весь в отца. А Федор воевал на первом Украинском. Танкист. Получил лейтенантские погоны. Отправил немного денег и продаттестат. После родов Валя быстро поправилась. Даже похорошела. Хоть и трудная жизнь, и недоедали, а молодость берет свое. Чуть подрос Васек, стала она учительницей работать в местной школе. За Васьком безродная соседка Матрена следила. Хорошо было Валентине с Матреной — и за ребеночком последит, и печку натопит. Учителя – они везде впереди, везде первыми должны быть.

Коллективные чтения организовать , и субботники по заготовке хвои, дров для клуба, для школы…летом -опять же покосы, сбор лекарственного сырья, ягод и грибов. Вместе с такими же женщинами учителями, и со старшеклассниками все лето рыбачили ,копали картошку… Домой приходила вечером, только поспать. Зимой было поменьше работы, зато постоянная забота о дровах. Комсомольцы взяли шефство над солдатскими вдовами. А вдов с каждой почтой становилось все больше и больше… Феденька писал, что тоже горел в танке, но, слава богу, все обошлось. Только два месяца в госпитале полежал.

Валя не замечала времени. Столько всего навалилось! А Васек подрастал. Уже начал разговаривать, стишки читает. В садик ходит. Валентина сфотографировала его, когда приезжал фотограф, да Феденьке отправила. Очень Феденька благодарил жену за фотографию. Заметили ли старание Вали, или просто некому было эту ношу нести, только выбрали Валентину комсомольским секретарем. Пришлось ездить по соседним деревням, взносы собирать, комсомольские отчетно-перевыборные собрания организовывать. Между деревнями расстояние немалое. Самое ближнее село — семнадцать километров. А там еще — пять поселков…Зимой — на лошадях, а летом — на лодочке- осиновке- лодке, выдолбленной из целого осинового ствола. Легкая, маленькая, с одним веслом — но уж очень, чертяка ,вертлявая. Сначала робела, а потом так поднаторела — местных остячек обгоняла. Возьмет побольше картошки, да чего бог даст — соленую рыбу, или огурцов — и айда себе! Едет — песни поет! По этим песням местные издалека узнавали-говорили
_Однако, Валентина пань, плывет. Орет шипко громко!

Валя на них не обижалась. Местное население- манси. Трудяги и добряки. Последним поделятся. Знала Валя и обычаи манси, и многих людей в поселках. Вот и ездила, не боялась. Держалась, правда, поближе к берегу. Тут и волны нет, и пристать легко. Это, если погода хорошая. Не дай бог, если озеро разбушуется! Тогда одно спасение — быстрее к берегу. И такое бывало… И лодку опрокидывало, и осенью сквозь шугу плыла. Льдины шестом расталкивала. Но проносило как то.

Собралась однажды ехать , а председатель просит -Возьми, Валентина, до

Мыса человека одного. Не местный он, уполномоченный. Из райцентра. А у меня людей свободных, сама знаешь, нету.

-Да ты что, Ефимыч! разве мыслимо в такую даль да на осиновке вдвоем! Это тебе не через речку переплыть! Не смогу я!

-Ты что это вздумала ерепениться! Ишь, какая барыня! На осиновке не можешь, бери вон кедровку. В нее –хоть десять человек уместишь! Да и то сказать – полномоченный — какой то нарошнешный -худенькой да жиденький. Весу в ем, как в овечке. Зайди в контору -я там распорядился продуктов дать вам в дорогу. Ведь не на день — не мене недели проездите.

Ну что тут скажешь! Все без нее решено и продумано. Пошла домой собираться в дорогу. Только сели обедать – кто- то несмело поскоблился в дверь. В деревне не принято стучать , значит- чужой.

-Заходите, не заперто! Разрешила Валентина. В кухню вошел, ударившись о притолоку,

Молодой парнишка лет семнадцати или восемнадцати,…Но он был настолько худ, что казалось, что у него, кроме обтянутых тканью костей- под одеждой — нет ничего.

-Чисто скелетина, подумала Валентина.

Здравствуйте! Мне председатель сказал, что мы с вами поплывем по дальним поселкам, так я пришел узнать — чем я могу вам помочь?

Давно уж Валентине никто помощи не предлагал! Это ей очень понравилось… Но, Господи! Какую помощь мог оказать этот доходяга…Валентина пригласила его пообедать. Он не отказался. Когда снял фасонистую клетчатую, и очень помятую фуражку, то оказался еще на редкость рыжим. Прямо таки — оранжевым! Хотя на лице веснушек не было. Загадка природы…Валентина налила большое блюдо щей.

-Хоть не богаты, но накормить можем. В огороде , слава тебе Господи, все выросло….похвасталась Матрена. Она по- прежнему жила у Валентины. Гость с жадностью хлебал щи. Видно было, что он очень голоден. Вареную в «мундире» картошку он ел прямо с кожурой , макая в соль, смачно кусая ароматные малосольные огурцы. На лбу выступил пот. Выпив после обеда большую кружку холодной колодезной воды, вежливо поблагодарил. Матрена с жалостью глядела на гостя. В деревне, конечно, жилось тяжело, но таких худых она не видывала.

-Болеет, или что… А так – откормить, так ничего мужик будет. Приберет какая ни будь бабенка . Мужиков то в деревнях совсем нету. В каждом дворе похоронка побывала. Нашу то Валентину, слава тебе Господи, обошла стороной. Война уж закончилась, а Федора не отпускают домой. Знать — на хорошем счету у начальства, нужен еще. Семье хорошо помогает…

Тем временем Валентина выяснила, что зовут доходягу Эдуардом.. Эвакуирован из Ленинграда . Там все у него умерли, а он болел, так что на фронт не попал. Работал воспитателем в детском доме, да вот, во время каникул предложили ему прочитать ряд лекций с населением, поскольку он учился в университете. Валентина сама закончила девять классов, и, поэтому очень зауважала доходягу — Надо же! Учился в университете! Справившись с делами, загрузили все необходимое в «кедровку», и отчалили. В августе в реках и озерах вода уходит, и надо смотреть в оба, чтобы не налететь на топляк. Валентина села на весла. Конечно, на осиновке ей было привычно, и легко, но, зато, на кедровке безопаснее. Осиновку могло перевернуть самой немудрящей волной, а кедровка сидела в воде основательно. Рыжему чуду Эдуарду она дала шест — чтобы от топляков отталкиваться, если что. Но на озере все было спокойно. Халеи плюхались в воду, и тяжело взмывали, с рыбешками в клюве. Над водой стояли столбы противных мокрецов. Слепило глаза от солнечных бликов. Берега озера заросли густыми тальниками и лесом. В лесах и лоси, и медведи. Богатые края…Но тайга, она шуток не любит. Засмотрелась она на лиственницу без вершины. На ней, это Валя знала давно, гнездо орлана. Огромная птица важно сидела на сухом суку, наблюдая за всем, что делается на озере.

— Надо же… Такой огромный!

Скоро Валентина устала. Ладони горели от весел. Эдуард с напряжением смотрел в воду.

-Да не надо так напрягаться! ничего там нет! А вот здорово было бы, если бы вы погребли немного. Устала я…

Тот с готовностью соскочил на ноги, чуть не опрокинув лодку. Валентина поняла – он не разу не плавал на лодке. Вы поосторожнее, а то вместе утонем! Здесь приличная глубина.

Она опустила весло в воду, стараясь достать до дна- не достала…

-Видите, как глубоко. Даже вас с вашим ростом, и то скроет! Давайте перебираться тихонько — вы –на мое место, я на ваше…погребете маленько, я вас сменю.… Осторожно ,держась за борта лодки, пробрались до ее средины. Здесь пришлось крепко прижавшись друг к другу, продвинуться — каждый на свое место. Валентина села на носу, где недавно сидел Эдуард. Он же сел за весла. Первые минут десять лодка вертелась на месте , рыскала, как собака на поводке. Постепенно движения Эдуарда стали более осмысленными, ритмичными, и лодка двинулась вперед. Валентина вздохнула. Она уж покаялась, что согласилась на эту авантюру с кедровкой. Ехали молча. Валентина отдыхала. Кажется, чуть даже задремала. Открыв глаза, она обратила внимание на то, что птиц почти не стало, а на воде появилась нехорошая рябь. С запада над кромкой леса висела небольшая тучка.

-Никак, гроза собирается… Ой, как неудачно! Давайте, гребите ближе к берегу. Если что ,

На берегу грозу переждем.

Скоро стало ясно, что грозы не избежать. Надо быстрее искать место для стоянки. Берега озера заросли травой, камышом, тальником. Все это переплелось, местами создавая непроходимые заросли. Подошли к берегу, но пристать не могли, и еще километра два брели по воде, таща за собой лодку. Тем временем гроза уже вовсю разбушевалась. Волны набегали одна за другой. С трудом приходилось сдерживать лодку-того и смотри, вырвет из рук веревку, тогда пиши- пропало! Унесет лодку на самую быстрину, да перевернет! Дождь, правда, был не очень сильный. Но что им до этого ! Они уже от волн были насквозь мокрые. Все свое пожитки сгрузили на песчаный мысок, а лодку перевернули. Вот и крыша над головой. Хоть и неудобно, зато сверху не льет. И вещи рядышком . Правда, изрядно промокли, но это ничего. Спички Валя всегда парафином заливала. Один рыбак научил. Покопавшись в вещах, Валентина вытащила несколько вареных картофелин. Маленько пожевали.

Дождь разошелся не на шутку. Волны с шумом добегали почти до самой лодки. Стало понятно — здесь и заночевать придется. За эти годы она не раз ночевала в тайге. Видела и медведей, и рысь. Однажды зимой чудом спаслась от стаи волков.

Выбравшись из — под лодки, осмотрелась. Дождь не переждать. Значит, надо перебираться подальше от воды. Лодку вытащить и привязать. Не дай бог , воды нагонит, и унесет лодку. Еще строить шалаш. На этого рыжего уполномоченного она не возлагала ни каких надежд — Что с него толку- городской. Присмотрела три молодых березки. если их наклонить, а верхушки связать -вот тебе и основа для шалаша. Топор всегда с собой. Скоро шалаш был готов. Внутрь она накидала лапнику, и сверху кинула мешок. он, при случае, служил ей и плащом, и покрывалом, и скатертью. Сейчас вот -одеялом. Такой мешок , нужная в хозяйстве вещь. Вокруг старого пня наготовили сухого хвороста. Хворост то быстро прогорит, а вот смолистый пень будет шаять всю ночь. Когда от одежды повалил пар, а в воздухе запахло печеной картошкой, Валентина поняла, как она устала… Разомлев от жара, она сидела, не в силах поднять руку. Все ее тело нежилось и согревалось. Пересилив себя, она сняла — таки сапоги, и устроила их на рогатинке возле костра. Если не высохнут, то, хоть теплые будут. Не обращая внимания на рыжего попутчика, сняла и выполоскала в озере чулки, порывшись в котомке, достала большую старую кофту. Отвернувшись от парня, сняла платье и надела кофту. Эта кофта всегда сопровождала ее во всех поездках. Ее она носила, когда была беременна Васьком.
Эдуард сидел у костра, сложившись вдвое. Отогревался.

-Что вы сидите! Залезайте в шалаш, там теплее! Вон, ватник мой возьмите, да свою — то одежду снимите, а то простынете!

Эдуард бросил в огонь несколько сухих хворостин и спросил
_ВЫ любите стихи? Вот сейчас сижу у костра и думаю — вот так же когда то скифы сидели у костров, жарили мясо, отогревались…

Он как то по- особенному выпрямился и произнес-

-Мильоны вас! Нас –Тьмы и тьмы, и тьмы!
Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, скифы мы, да, азиаты мы!
С раскосыми и жадными очами!..
Эдуард читал стихи как то по — особенному. Так Валентина читать не умела. Слова были незнакомые, Мессины, скифы…кто это — она не знала. Но каким то образом проникнув в Валино сердце, они будоражили его… Дослушав до конца чтение, она строго сказала- надо ложиться спать. Завтра опять в путь. Дав указания, она первая нырнула в душистую темноту. Там пахло и березой, и пихтой, и еще какими — то речными травами и тиной. Или от этих запахов, или от того, что выдался не самый легкий день, она сразу же задремала, и не слышала , как вползал в шалаш Эдуард, как шуршал ветками, укладываясь. Проснулась от того, что ее спина заледенела. Было серое мглистое утро. От вчерашнего великолепия ничего не осталось. Тяжелые грязно-серые тучи ползли с запада. Дул ветер.

— Хорошо, что не боковой, а встречный. При боковом – неловкое движение, и перевернет лодку… .а так- поставлю носом на волну, и поплывем. Хотя, грести будет тяжело против волны.

Подумала Валя.

Старый пень медленно догорал. Кое- где еще пробегали язычки пламени. Вокруг – куча золы. Сапоги были приятно теплыми. Чулки высохли. Валентина зашла за кусты и переоделась. Сполоснув лицо, подбросила в костер нетолстых веток. Пламя весело заплясало, затрещали смолистые сучья. В серое небо полетел рой золотых искр. Повесив над костром котелок, Валентина забежала в ельник, что рос сразу за мысом. Она не ошиблась — десяток маслят и три красноголовика — хорошая похлебочка получится! Порезала в котелок пару картофелин, зеленого луку, почистила и закинула в похлебку все грибы… Такой дух пошел, так вкусно запахло грибной похлебкой!
Из шалаша выглянула и скрылась снова рыжая шевелюра Эдуарда.

— Ишь,выполз на запах . От таких ароматов и мертвый встанет..

А Эдуард,снова высунул голову, потом, по частям, стал выползать сам . Сначала- голова, потом- длиннющие и тонкие руки ,потом туловище. Последними — ноги. Тут ему не повезло. Вторая нога запуталась в Валентинином мешке, и он не выполз, а вывалился лицом в песок. Смущенный, он что то пробормотал, похожее на слово

-«Простите»

-И перед кем он извиняется?
Валентина глянула на него, и громко расхохоталась..На щеке четко пропечаталась еловая ветка, на покарябанном носу прилипла травина. В оранжевой шевелюре листья и какой то мусор . Ей вдруг стало его жалко.

-Господи, ну как же такой неловкий еще до сих пор живой!

Он, наверное, понимал , до чего он нелеп и комичен. Как то бочком-бочком пробрался на берег. Оттуда вернулся умытый, причесанный . На голове неизменная кепка.

-Давайте завтракать, да в путь дорожку. Сегодня мы непременно должны доплыть до поселка. Километров восемь осталось.

-Восемь километров? Ужас какой!

Испугался и изумился Эдуард.

— Я никогда не плавал на лодке. Это мое первое путешествие.

Сидя у горящего костра, они плотно позавтракали. Остатки похлебки прихватили с собой. Затушив еле шаявшие остатки кострища, сгрузили все вещи в лодку. Валентине пришлось снова долго брести по воде, прежде чем запрыгнуть в лодку.

Волны катились навстречу одна за другой. Крепкая, просмоленная кедровка стойко выдерживала удары. Раз приставали к берегу, чтобы перекусить и отдохнуть. Когда уже темнело, на высоком лесистом берегу замелькали редкие огоньки. Запахло дымом и жильем. Валентина не раз бывала в этой деревне. Привязав лодку и взяв только необходимое, поскольку знала -никто не притронется к вещам, не одной ниточки не пропадет -поднялись по крутому склону вверх. Прямо возле спуска жил остяк Кирилл. У него было две жены. Одна – старая и больная. За ней ухаживала другая — молодая и сноровистая русская бабенка. Увидев приехавших , побежала разжигать самовар. Вышел посмотреть на гостей и Кирилл. Был он маленький, узкоглазый и кривоногий. Валентина всегда удивлялась – такой тщедушный, старый, а медведей добывает. Всю деревню кормит. В деревне, правда, дворов двадцать. Так одни бабы и живут. Всех мужиков и парней, война проклятая забрала. Из мужского населения — только пара мальцов , Кирилл, да безрукий Петро. Конечно, руки у него есть, но без пальцев. Валентина знала, что ему в детстве медвежьим капканом пальцы отрубило. Зато у деревенских баб спросом он пользовался! Половина детей в деревне — его. Он тоже охотник и рыбак был знатный, но Кирилл был удачливее.

-Однако, Пань, гости седня ко мне…Хоросо, пань… Хроська, тавай, собирай стол. Гости шипко устали. Рыпа хотят, икра хотят..похлепка..Тавай, тавай!

Кирилл ласково, с непередаваемым остяцким акцентом пригласил гостей пройти в дом. В доме было чисто и душно. После запахов тайги, странные и кислые запахи развешенных шкур, лыка, каких — то веревок — были просто невыносимы. Но обижать хозяина нельзя. Поэтому Валентина сказала –

-жарко у вас здесь, да и больной мешать будем. Пойдемте, как в прошлый раз, в завозню. Да людей соберите. Я вам лектора привезла.. .

Завозней назывался амбар, в который зимой прямо на конях завозили сено. Ворота у амбара были огромные. Сейчас там лежал небольшой запас сена. стояли дровни, розвальни, телега. По стенам- самоловы, капканы. Вот на этой телеге- то она прошлый раз спала. . Кирилл тогда укрыл тулупом. Деревенские новости распространяются быстро. Только успели поесть вареных карасей и попить морковного чаю, как собралось все население деревни. Пришли и малые, и старые. Две остячки с грудными ребятишками, подозрительно напоминающими Петра. У одной ребенок не спал, и она , никого не стесняясь, вытащила из под цветастого платка полную грудь и сунула ее ребенку. Он замолчал. Валентина представила Эдуарда. Тот вышел вперед и начал рассказывать о том, как сейчас обстоят дела в мире. Про недружественную Японию, куда сейчас направляются войска. Но бабы одно хотели узнать- когда придут их мужья? С грехом пополам лекция была прочитана. Эдуард, молча, угнездился на санях. Молодые остячки вытащили балалайку, и начались танцы. Валентина уже не раз видела такое, но удивлялась. Замученные нелегкой работой, они становились молодыми, пластичными. Так лихо и весело плясали они под незамысловатый мотив. Фроська, жена Кирилла бойко пела забористые частушки. Вообще ,все это ужасно походило на вечеринку, а не на собрание .Но Валентина не возражала. Когда еще в этот забытый богом уголок кто — то приедет. А так – без повода, собраться –не получается. Кривоногий Кирилл тоже вышел, потоптался посреди круга, дымя своей трубкой, как паровоз. Чем уж он ее набивал — неизвестно. Только к нему на расстояние вытянутой руки не подлетали ни мошка ни комар. В августе ночи темные и холодные. Навеселившись, все разошлись по домам.
В завозне стало тихо. Старчески шаркая ногами, пришел старик Кирилл. Он принес свой тулуп. Валентина подложила на телегу побольше сена, и приготовилась ложиться. Она видела, что Эдуард по- прежнему сидит на санях. Вы что сидите? Давайте спать, а то-завтра -дальше ехать надо. Уж сами как то постелите себе…

-Я понимаю, что я нелепо и беспомощно выгляжу. Я никогда до войны не был даже в лесу. У нас на даче был небольшой садик. Однажды я там увидел ежика. Няня Хильда поймала его и посадила в клетку. Он все лето жил у нас, и я кормил его мясом. а осенью мы выпустили его . Папа говорил, что ему будет трудно привыкнуть к вольной жизни. Так и я. Я не могу привыкнуть к тому, что надо добывать себе еду, что рядом нет близких. Здесь — даже люди совсем не такие, как в Ленинграде. Женщины, о которых я читал у Блока, как о нежных существах, Прекрасных дамах- ругаются матом, или, как вы- рубят деревья, плавают на лодке и спасают меня от шторма….Я чувствую себя идиотом… Простите…Я хотел пойти в ополчение, но у меня эпилепсия. Поэтому меня не взяли. Мои родители умерли от голода. Я думаю, они отдавали мне свой паек. От этого мне очень горько. Я – никчемный человек! Когда то в детстве я учился играть на скрипке, и, говорят, подавал надежды. Лучше бы я научился работать топором! Кому нужна здесь игра на скрипке? Здесь и скрипки то нет! Голос его дрожал, как у обиженного ребенка.

Валентина подошла к нему, и погладила по его огненной шевелюре-

Бедный, бедный мальчик…Просто , вы должны жить в городе, ходить по асфальтированным улицам, играть на скрипке. Потерпите немного. Война уже закончилась. Скоро вы вернетесь домой, и забудете это — как страшный сон. И совсем вам не нужно уметь орудовать топором. Мы родились здесь, и это все умеем делать с рождения. Каждый должен заниматься своим делом. Валентина говорила с ним, как говорят взрослые, с маленьким ребенком. Ей было жалко этого растерянного синеглазого недотепу. А сейчас — давайте спать. Ложитесь, я укрою вас. Послушавшись ее, как старшую сестру или мать, Эдуард умостился на душистом сене . Валентина укрыла его своей телогрейкой. Он пытался было протестовать, но был строго отчитан Валентиной.

-Даже не возражайте! Еще чего не хватало — простудитесь, а мне с вами возиться…. Валентине не спалось. Ей представлялся огромный город , много машин, людей.

-Простите, как вы сказали? Блок? Я знаю Пушкина, Некрасова, Лермонтова, но Фамилию Блок – слышу впервые. Это что — какой то иностранец?

Нет, нет! Что вы! Это Русский поэт серебряного века. Просто, его иногда называют буржуазным поэтом. Я вчера читал вам стихотворение «Скифы» Это мой любимый поэт! Вот, послушайте! Эдуард снова сел на сани и начал читать. Таких стихов и такого чтения Валентина еще не слышала.

Где же она могла слышать, если его не было в школьной программе.

«…И каждый вечер, в час назначенный

(иль это только снится мне)
Девичий стан шелками схваченный,
В туманном движется окне.

У Валентины от этого чтения даже мурашки по коже побежали, как от озноба, а он продолжал —
И веют древними поверьями

Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах легкая рука.
Долго еще читал Эдуард стихи. Над землей плыла августовская ночь. Тихо шумели сосны и кедры за домами. Маленький поселок крепко спал. Спали и кривоногий старик Кирилл, и похожие на Петра курносые дети. Не спалось только Валентине. Впервые она ощутила гармонию стиха, их красоту и лиричность. ей хотелось слушать и слушать их. Наконец Эдуард устал. Пообещав прочесть еще что ни будь интересное в следующий раз — он уснул. Сморило и Валентину. В эту ночь выспались замечательно! Когда в щели завозни стал пробиваться утренний свет, Валентина проснулась. Так не хотелось вылезать из под уютного тулупа, а надо. В деревне было четыре комсомолки. Вот к ним — то она и направилась. Вчера они припозднились с рыбалки. Надо успеть перехватить их ,а то опять уедут. План им дан нешуточный. А выполнить его они обязаны. За невыполнение плана трудодни снимают.

Рыбачки были уже на берегу. Г отовили невод. Большущий невод был тяжелым сам по себе, да к нему привязаны пригрузы. Валентина знала, какая это тяжесть и адский труд, и в душе посочувствовала девчатам. Поговорили, взносы собраны. Надо дальше ехать.

Пойду будить попутчика. После вчерашних стихов Валентине как то не хотелось уж и ворчать на него. Это ж надо! Сколько стихов знает! А она — ну, может, десять.
Эдуард уже встал, и сидя на санях, ожидал ее. Позавтракали все теми же вареными карасями, и жареными рыбьими потрохами. Рыбные потроха Валентина очень уважала. До чего вкусно! Каждый день бы ела. Наверное, вкуснее всяких пирожных. Правда, о пирожных она только читала в какой — то книжке, и что это такое, не знала. Ей представлялось пирожное огромным пирогом, наполненным чем- то очень вкусным. Эдуард тоже с аппетитом завтракал. Чтобы, не завтракать молча, Валентина спросила-

-А вы ели пирожное?

-Да, конечно.

-Ну и как? Вкусно?

-Конечно, вкусно, особенно крем.

У Валентины кусок во рту застрял

-Крем? Как крем?

-Она знала только один крем-крем для обуви.

-Ну да, сверху на пирожное наливается крем из взбитых сливок и сахара. Я любил крем –брюле… Валентина с недоверием и завистью покосилась на него. Понятно, городской. А мы пареную репу за лакомство почитаем.

С утра на озере было зябко и неуютно. Но к обеду облака исчезли, и солнышко обогрело путешественников. Все так же, сменяя друг друга , продвигались они вперед. Помогало еще течение. В этот же день к вечеру добрались до большого села. Здесь жило много русских. Правда, нищета была такая же. Только в этом селе были большие огороды, где выращивали овощи. Валентина с Эдуардом пошли искать председателя. Председатель -невысокий шустрый мужик в очках на обувном шнурке, определил их на постой к одинокой бабе Груше. Баба Груша напоила приезжих чаем, и провела в горницу, где они немного отдохнули. Вечером в клубе собрался народ. Здесь с интересом слушали лекцию Эдуарда, задавали вопросы про облигации, про пенсии по потере кормильца ..Эдуард с Валентиной, о чем могли-отвечали… Так же дело обстояло во всех других поселках. Когда все дела были сделаны, предстояла долгая обратная дорога. Валентина в эту поездку устала так, как не уставала, когда ездила одна. Хотелось, скорей домой, к Васильку, и бабушке Матрене.

Поскольку в деревнях все дела сделаны, решили , по возможности, не заезжать . Тем более, погода , будто наладилась. Вечером второго дня пристали к берегу. Высокие красивые сосны, и несколько могучих кедров, вышли на кромку берега. Под кедром лежали крупные шишки.

-Ты смотри, какая удача! Еще и шишек себе наберем!

Валентина достала свой крепкий мешок, и собрала все шишки , что лежали на земле. Подняв голову, поглядела на верх. Шишек на кедре было столько, что можно наполнить не один такой мешок. Она забежала в лесок, и срубила нетолстую березку. С ее помощью она хотела сбить с верхушки шишки. От ее ударов с кедра слетело с десяток шишек, и все.

Ну и ладно, подумала Валентина. Мешок полный, а другого мешка все равно нет. Оглянувшись, она не увидела Эдуарда. Вот еще незадача, куда это он исчез?

-Ну, ладно, появится… Отругаю. Тайга все — таки. И медведи встречаются, и заблудиться можно.

Собирая сучья для костра она все время прислушивалась -не идет ли Эдуард… Но его все не было. Давно уже горел костер, сделан шалаш, а попутчик так и не появлялся. Тайга к вечеру из приветливой , веселой, стала мрачной и темной. Даже бывалый таежник без дела в тайгу ночью не пойдет. Куда же запропастился Эдуард.? Не дай бог потерять его! Голову снимут! Подбросив в костер сучьев, сунув в карман спички, она стала подниматься на взгорок. Огляделась. Да что увидишь в лесу? Кругом деревья…Сосны, под ногами белый олений мох. Во мху, как кровь- грозди спелой брусники. Красиво. Но ей некогда было любоваться на эту красоту. Выросшая в тайге, она с детства знала правило — прежде чем заходить в лес, сориентируйся. Определив для себя маршрут, Валентина стала внимательно смотреть под ноги. Этот горожанин наверняка оставил следы. Надо их найти. Вот видно, как примят и сломан мох, а там – сорваны и рассыпаны ягоды….

-Хорошо, что еще не совсем темно! Так, отыскивая какие — то следы, она углубилась в тайгу. Исчезли веселые сосны и белый мох. Появились уродливые чахлые деревца, какие бывают на болотах . Под ногами захлюпало.

Неужели он в болото полез? зачем! Идти стало трудно. Мягкий болотный мох рос большими подушками, а между ними стояла черная вонючая вода. Валентина не видела уже ни следов, ни того, что было впереди. Все проглотила темнота. Только между черными деревьями была видна слабая полоска зари. Да одна за другой вспыхивали крупные зеленоватые звезды. Стало холодно.

-Что делать? И его не найду, и сама пропаду. Если я заблужусь, то уж ему -и вовсе конец!

Валентина повернула назад. Выбравшись на сухое, стала кричать . Звонкий крик тонул и увязал в кронах сосен. Накричавшись до одури, она стала слушать. Но ничего, кроме шума деревьев и комариного писка не слышала. За себя она не боялась – выберется как ни будь. А вот с Эдуардом…Он ведь не приспособлен ни к чему! Снова и снова она кричала и звала его, пока не сорвала голос.

-Боже, помоги ! Не за себя прошу, за несчастного человека… Матушка, Пресвятая Богородица, не отверзи нас.

Толи Бог и вправду услышал ее мольбу, или так совпало, но только далеко-далеко где то, ей послышался человеческий крик. Собрав остатки сил, она двинулась навстречу голосу. Долго шла, не зная, правильно ли двигается…. И вдруг услышала уже ясный и четкий крик человека. Хриплым голосом , разрывая связки, она все таки ответила ему. Эдуард был близок к истерике . Он жаловался и на жуткую темноту, и на болото и на комаров, на собачий холод… Голос его дрожал, как у маленького ребенка. Валентине, которая в первый момент накинулась на него с кулаками и матом, стало его жалко.

Ну, зачем вы в тайгу то полезли! Чего вы там забыли!

-Я хотел вам ягод набрать! Здесь ягоды очень спелые! И сладкие! Я вам набрал полную фуражку ягод, да просыпал… обиженным голосом маленького ребенка сказал Эдуард.

-Господи, это он из — за меня в тайгу пошел! А я его ругаю!

К костру вернулись, когда он почти догорел. Подбросили сучьев в огонь,оогрелись, поужинали при свете костра. Валентина подкладывала ему что повкуснее. Или радовалась, что нашелся, или благодарила за то, что хотел сделать ей приятное. Она и сама не знала. За эти дни он сделался каким то родным и близким .Особенно, после вчерашней ночи. ЕЕ уже не забавляла его неуклюжесть ,его огненно рыжая шевелюра. А его худоба вызывала то ли жалось пополам с нежностью. Ей хотелось его накормить,приласкать,отогреть.Она вдруг поняла, что дико испугалась, когда он заблудился. Испугалась не того, что ее накажут, возможно, даже посадят, а то, что она потеряла его — такого нелепого, смешного, растерянного… Его-с его небесно – голубыми, и чистыми, как у ребенка глазами. Ей хотелось смотреть в эти глаза и видеть в них неподдельное восхищение ей, Валентиной. Вдруг, в один момент ее посетили грешные мысли. Тряхнув головой, она прогнала их , но, как комары, они назойливо крутились вокруг головы.

-Валентина, ты сдурела… У тебя Феденька…У тебя Васек…

Ничего не помогало. Она стала думать о завтрашних заботах, о комсомолках, которые не внесли взносы…Но откуда то , как лавина, поднималось желание. Оно обжигало все тело. Стало жарко, в горле пересохло. Схватив кружку воды, она большими глотками осушила ее. Стало легче дышать. Валентина встала и пошла к берегу. Побродила. Подумала,

-Пусть уснет. Потом лягу. Но он что- то долго возился у костра. Наконец, ушел спать. Костер хорошо горел. Подбросив сучьев, она присела у огня.

-Чуть не сошла с ума… Это ж надо! Всю войну строго блюла себя. А тут – и не мужик вовсе — почти ребенок! Он, поди, и бабы то не знал… .От этой мысли то, что таилось в ней, что она пыталась затушить, вспыхнуло с новой силой. И она не в силах была сопротивляться этой страсти.

Когда ее разгоряченное страстью тело оказалось рядом с Эдуардом, он ничего не понял спросонок. Но мягкие женские губы ловко нашли его губы, а сильные женские руки ласково и нежно обняли его…

Ночь пролетела как миг. Когда солнце в прозрачной дымке выплыло над рекой, Валентина проснулась. Губы и тело горели , и ,кажется, еще продолжали ощущать поцелуи. Все тело блаженствовало. Оно стосковалось по мужской ласке.

-Господи, как хорошо…. Валя потянулась и, свернувшись калачиком, закрыла глаза.

Не хотелось просыпаться, выходить из шалаша, приниматься за повседневные дела. Полежав еще немного, все- таки выползла из шалаша.

Весь день они, как сговорившись, делали вид, что ничего не случилось. Предстояла последняя их ночевка. Снова костер и поздний ужин. Ужинали молча. Каждый думал о своем. Валентина мучилась угрызениями совести.

-Как я могла! Ну, просто, какое- то наваждение! Да с кем! С цыпленком желторотым! Городским… Дура! Не утерпела!! Но ругая себя последними словами, она знала- эта ночь будет такой же жаркой, страстной и горячей.
Эдуард же думал — «Неужели она меня любит»? этого не может быть! Тогда почему??? -Он был совершенно неискушен в этих делах. Весь свой опыт общения с женщинами он почерпнул из книг. Девушки у него никогда не было.Конечно, в университете была девушка, которая ему очень нравилась. Но у нее был парень, с которым Эдуард их часто видел. Говорят, она ушла на фронт радисткой. Вопрос — «Любит — не любит?»так и повис в воздухе в тот момент, когда Валя снова оказалась с ним рядом в шалаше.

Вечером этого же дня она попрощалась с ним возле дома. Лицо ее ничего не выражало. Просто — попутчик. Просто-случайный знакомый…

Эдуард уехал в район. Через какое — то время ему разрешили уехать в Ленинград. В осенних хлопотах Валентина и не заметила, как округлился живот, стала наливаться грудь. Первой забила тревогу бабка Матрена.

-А ты, девка, что, чажолая ли че ли? Эва, кака кругла стала? Где нашла то? Рожать че ли будешь? А Федор то как? Ведь дите не спрячешь. Приедет, так чо скажешь?

Валентина и сама не знала, что скажет она Федору. Скоро вся деревня знала- Валентина беременная ходит. Бабы, разделились на два лагеря. Одни -осуждали Валентину, другие -жалели. Равнодушных не было . Все гадали -от кого? Только когда родилась девочка-Надя, все стало ясно. Чистые голубые глаза и рыженькие волосы -ни дать ни взять -Эдуард!.
Качая девочку, бабка Матрена причитала

-Ой, да че мы скажем нашему Феденьке! Да не в добрый час ты родилася! Да не в добрый день появилася!

Валентина снова учительствовала. В командировки ее больше не посылали. Кормящая мать. Куда от ребенка. И вот, когда Наденьке было два месяца, пришло письмо — Федор писал, что комиссовали его, что возвращается домой. Всю последнюю неделю Валя не спала. Мучила неизвестность. Что скажет Феденька. Она готова была к разным вариантам- и побьет, и из дому выгонит ,или вообще — убьет…Все утро наряжала детей .Василька одела в матросский костюмчик .Наденьке -новенький чепчик с красивыми вышитыми собственноручно, ягодками. Ей казалось, увидит Федор таких чистых и ухоженных детей , и все простит. Или не простит?????? И вот стоит на пристани, как на Голгофе. Люди пришли посмотреть на это зрелище — каждому хотелось увидеть , как встретит учительша своего героя-мужа. Такой славный подарочек приготовила!

Пароход , дав три гудка, подошел к пристани. Скинули деревянный узкий трап . Два матроса ловко сгрузили мешки с почтой. Начали спускаться пассажиры. Валя глазами искала мужа. Увидела. Узнала. Испугалась…Сердце забилось так, что , казалось, вот — вот выскочит из груди…Федор ловко сбежал по сходням вниз. Поставив чемодан, подошел к жене. Валентина опустилась на колени перед мужем, все так же прижимая дочку к себе. Федор давно уже все понял. Еще на пароходе. Он поднял с колен жену, отряхнул от песка ее юбку . Коротко спросил;

-Дочка или сын?

-Дочка.

Тихо произнесла Валентина.

-Ну и ладно. Как назвала? Надежда? Хорошее имя. Помощница в доме будет, Правда, Василек?

Он поднял сына на руки, подкинул его высоко-высоко, обнял жену за плечи. Все, молча стояли, и разочарованно смотрели, как уходила с пристани семья. Федор, Валентина с Наденькой, мирно посапывающей на руках у мамы, и веселый Василек, который подскакивал, уцепившись за руку отца. Начиналась мирная жизнь.

Земляки