«Останки моего деда покоятся возле КТЦ «Югра-Классик»

Светлана Поливанова

Ольгу Александровну Захарову я знаю давно. Не то, чтобы близкие друзья, но приятельствуем. Иногда ходим друг другу в гости.   Занимаемся благотворительностью. Ольга Александровна, в прошлом судья, уже несколько лет трудится совершенно безвозмездно в социальной лавке, куда спешат за помощью самые обездоленные. Мне нравится ее прямой характер. «Вот подлинно Израильтянин, в котором нет лукавства» — сказано в Библии о Нафанаиле. Эти же слова я бы отнесла к Ольге Александровне. Сейчас очень мало таких людей, мы все пропитаны лукавством, ложью.  Говорим не то, что думаем. Да и собственно очень трудно представляем, что думаем на самом деле.

Пожалуй, самое сложное познать себя.  Но в жизни каждого человека приходит момент, когда он начинает заглядывать внутрь своего сердца. И пытается понять, каков же он на самом деле. Именно в этот период жизни человек начинает интересоваться, из какого он рода, кем были его предки. У Ольги Александровны тоже однажды проснулся интерес к истории своего рода. К сожалению, к этому времени, родители наши, бабушки-дедушки уходят из жизни, и спросить о былом просто не у кого. Ольга Александровна вспоминает, что ее родители редко говорили о прошлом.  Отец — Александр Владимирович Захаров по природе своей неразговорчивый, а мама иногда начнет рассказывать: вол, мол, много нам пришлось многое пережить, но потом замолчит — вспоминать об этом не хочется. Есть еще одна особенность у людей того поколения, переживших репрессии. Жизнь научила их быть осмотрительными, взвешивать каждое произнесенное слово. Кстати, и Ольга Александровна, при всей своей прямоте, тоже много не говорит. Это что-то оставшееся в нас на генетическом уровне от судьбы наших предков.

«Могиле этой дорогой…»

Как бывает, прошлое стало открываться Ольге Александровне постепенно. Будучи прихожанкой православного прихода, она однажды узнала от Любови Петровны Плотниковой, жительницы Ханты-Мансийска, сосланной в Самарово (ныне Ханты-Мансийск) вместе с родственниками, как член «секты истинно-православной христиан» в 1944 году, что ее бабушка – тоже Ольга Александровна Захарова, была в числе ссыльных. Ольга Александровна только и помнит, что бабушка все время ходила в черном, жила очень скромно, не работала, в углу комнаты, где она проживала, был «красный» угол с иконами и лампадой. О вере бабушка никогда не говорила. Интерес к православию у Ольги Александровны стал просыпаться уже после 40. Теперь-то она понимает, что  ни одна молитва не остается не услышанной.

Верующими в ее роду, думается, были все. И мама отца, пронесшая крест исповедничества. На том же пароходе прибыла в ссылку двоюродная сестра отца — Мария Мырикова. Про нее вспоминают, что она никогда не выходила замуж, знала наизусть Псалтырь. Именно по молитвам своих благочестивых предков пришла когда-то в храм Ольга Александровна. Она со временем «вернула» в лоно православия потерявшим было веру (время было такое — безбожное) отца. Александр Владимирович так и сказал напрямую пришедшему к нему в больницу священнику, мол, сначала верил, потом – нет, а сейчас – не знает.  Как ту не вспомнить признание великого Достоевского, сделанного в последней записной книжке «…Не как мальчик же я верую во Христа и Его исповедую, а через большое горнило сомнений моя осанна прошла…». Александр Владимирович умер примеренным с православием: исповедавшись, причастившись. Ольга Александровна понимает теперь его глубинную связь со своей мамой, со своим родом, репрессированными за веру.

А вот про своего отца Владимира Даниловича, Александр Владимирович рассказывал детям. Что тот погиб в 1943 году под Ленинградом. Ольга Александровна, когда была молодой, слушала,  и казалось, что это ее мало касалось. Да, дедушка, погиб. Но ведь она его даже ни разу не видела, не знает, каким он был, что любил, к чему стремился.  Да и потом эта жизненная круговерть.  О самом главном, порой, и задуматься некогда.  Мы иногда страшимся выхода на пенсию, боимся не востребованности, ненужности. Но именно тогда, когда уходит суета, появляется возможность сделать те самые важные дела, которые откладываем на потом из-за чрезмерной загруженности.

Однажды во время поездки в Валаамский монастырь (а путь туда ведет через Санкт-Петербург), она вдруг остро почувствовала в себе эту потребность узнать про погибшего деда. В Интернете на сайте «Мемориала» нашла его фамилию – Владимир Данилович Захаров (она знала, откуда она призывался, дату его рождения), и место захоронения. Совсем недалеко от Санкт-Петербурга. Поселок Красный Бор. «Три огромных захоронения, погибло 15 тысяч человек, — рассказывает Ольга Александровна. — Людей бросали на прорыв блокады, как пушечное мясо. Дед был артиллеристом.  Там прямо стоят доски с фамилиями.  Много-много-много имен». Ольга Александровна хотела поехать к братской могиле, где покоится ее дед, на такси, но попутчица остановила – лучше на автобусе. Вышли в центре поселка, и еще шли к мемориалу пешком, неся в руках цветы. Что думали тогда они – две, повидавшие немало в своей жизни, женщины? «Непередаваемое чувство, — вспоминает Ольга Александровна, — было такое ощущение, что мы сделали великое дело. Есть такие строчки: «Могиле этой дорогой всем сердцем поклонись…» Я столько лет думала об этом».

Как будто бы восстановилась связь времен. Что-то такое глубинное, которое нельзя потрогать руками, но которое определяет нашу судьбу и дает почувствовать эту нашу соединенность с предками.

Как спецпереселенцы строили Ханты-Мансийск

Дед Ольги Александровны по материнской линии – Афанасий Иванович Шестаков – первостроитель окружного центра. Хороший плотник был на вес золота в только что начавшем в 30-е годы строиться Ханты-Мансийске. Дом Советов, 1-ая школа, здание Учебно-профессионального комплекса, кинотеатр, первые двухэтажные жилые дома – все это построили спецпереселенцы. Семью мамы Ольги Александровны – Александры Афанасьевны Шестаковой выслали из деревни Шестаково, что под Тобольском, еще в 30-ом году. Как вспоминала Александра Афанасьевна, посадили на какое-то суденышко, высадили на какой-то станции прямо под дождем. Случайно на этой станции встретились с братом Афанасия Ивановича – мама подтолкнула маленькую Александру, мол, забирай, нам все равно не жить.

Александра Афанасьевна вернулась в семью только через 5 лет — пришедший с работы отец даже не узнал дочь. А уже через 2 года в – августе 1937 года отца снова арестовали, и уже в сентябре расстреляли. Но о его смерти семья узнала много позже. А пока на них было клеймо «врагов народа». Александра Афанасьевна вспоминала, какое отношение было тогда к спецпереселенцам. Даже родной брат мужа после ареста брата перестал здороваться с его семьей – боялся, что увидят из комендатуры. Удушающее, тяжелое время.  «Наша семья не была богаче других, — вспоминает Ольга Александровна. – Просто умели работать, крестьяне, твердо стоящие на ногах. За что репрессировали?».

Жили в ссылке очень тяжело. Особенно в военное, послевоенное время.  Александра Афанасьевна вспоминает, что было голодно, а потому ели лебеду, крапиву, иногда, если повезет, удавалось раздобыть картошки. А когда Шестаковы накопили денег и купили корову – это был настоящий праздник. Ольга Александровна вспоминает еще о многом говорящем факте из семейной истории. Когда высланный с матерью в Самарово отец –Александр Владимирович, будучи подростком, пришел устраиваться в речпорт — он был в галошах на босу ногу. А на дворе —   ноябрь месяц.  Кстати, отец всю жизнь потом в речпорту и проработал.

Мама Ольги Александровны, Александра Афанасьевна, вспоминала, как их подростков, отправляли на рыбозаготовки – в чем были одеты, в том и едут, а вернутся мокрые, их высадят на берег – порой даже согреться негде. И на лесозаготовки их отправляли. А молодежь что? Везде с песнями.

«Мой племянник знакомился с делом Афанасия Ивановича Шестакова, — рассказывает Ольга Александровна, — деда арестовывали уже здесь, в ссылке, когда они жили на Перековке, в 34-35-ом году, все репрессированные были под контролем власти. Но в то время отпустили. А когда в 1937 году пришла «разнарядка, план», спецпереселенцев снова стали арестовывать».

Отец Ольги Александровны всегда плохо говорил о Сталине. И это понятно – сорвали с насиженного места, лишили всех прав, вот отца у жены расстреляли.  Сколько крепких крестьянских родов разрушили.  Очень многое о жизни своих предков Ольга Александровна, родившаяся в 1954 году и тоже считавшаяся репрессированной, узнала многие годы спустя. Она убеждена, что страдали они незаслуженно.  И мы не должны об этом забывать, должны помнить, чтобы не повторить.

Мы рассуждаем с Ольгой Александровной о вере предков, и она будто вглядываясь в прошлое, отвечает: «Мне кажется, чтобы оставаться верным Христу — не обязательно было быть священником, не у всех была возможности ходить в церковь и явно исповедать свою веру -время было тяжелое. Но они все равно остались при своих убеждениях, никого не предали. Стойкие были. Слушаешь, как люди вели себя на допросах. Смогу ли я так?

И вот сосланные приехали сюда, в глухую тайгу, не опустились, не воровали. Строили дома, работали, создавали семьи.  И в строительство Ханты-Мансийска свою лепту внесли. Без веры было бы невозможно перенести все страдания, которые выпали на их долю».

Прах Афанасия Ивановича Шестакова покоится на территории автостоянки возле КТЦ «Югра-Классик». Около 600 человек по данным ФСБ были расстреляны и похоронены на этом месте в 30-40-е годы прошлого столетия.