Анатолий Рябов
На фронтах Отечественной войны часто возникали курьезные ситуации. Об одной из таких поведал житель села Елизарово Николай Васильевич Рыбьяков. Случай никакого значения для окружающих не имел, но Николаю Васильевичу чуть не стоил жизни.
Зима 1943 года. Западный фронт. Уцепившись за крупный железнодорожный узел, фашисты изо всех сил стараются удержать занимаемый рубеж.
— С утра на участке нашего второго гвардейского кавалерийского корпуса воцарилось относительное спокойствие, — вспоминает ветеран. – Но затишье – затишьем, а война продолжалась. Артналеты и вражеская авиация не давали покоя.
В основном по ночам, не включая фар, носился Рыбьяков на своем «ЗИСе», доставляя к батареям снаряды, в тыл – раненых. Уже рассвело, когда Николаю и двум солдатам приказали доставить с боевых позиций в рембат поврежденную пушку. Парни забрались в кузов, где стояла привязанная бочка с бензином, и Рыбьяков на приличной скорости помчался к «сорокапятке». Когда до злосчастной цели оказалось метров двести, какой-то шальной «юнкерс» выпустил по ним пулеметную очередь и промазал. Самолет сделал новый ход. Видимо, «зажигалка» все же угодила в бочку или бензобак. Вспыхнуло яркое пламя, солдат с кузова как ветром сдуло. Рыбьяков хотел крикнуть, чтобы срезали веревку и бросили бочку, но неожиданно оказался в кювете. Многократно руганный, латаный и перелатанный верный «ЗИС», прошедший столько фронтовых дорог, догорал.
На беду водителя, на наблюдательном пункте оказался свидетель, помощник командира полка. Офицер лицезрел последствия налета и, мягко говоря, бездействие подчиненных. О нелицеприятном эпизоде доложили «наверх». Не колеблясь, должностное лицо приказало за трусость в боевой обстановке расстрелять.
Размышляя на «веселую» тему об ответственности перед начальством за утрату вверенной техники, Рыбьяков вернулся в автобат. Там ему сказали: «Красная шапка» тебя вызывает…» Николай предстал перед полковником. Известие ошарашило…
Вот здесь-то судьба и послала ему ангела с крылышками в лице самого командира дивизии, случайно заскочившего в полк. За месяц до печального события генерал награждал отличившихся. Вручая Рыбьякову медаль «За отвагу», обратил внимание, что он самый низкорослый в ряду награжденных:
— Что же ты каши мало ешь, сынок? Воюешь геройски, а росту вместе с шапкой полтора метра…
На этот раз генерал узнал Рыбьякова и выяснил, отчего он в штабе. Затем спросил: «Сколько тебе лет, сынок?» Узнав, что всего девятнадцать, принял решение: мальчишка еще, а вы – крайние меры… Пусть воюет…
«Ангел» сел на подкативший «виллис» и исчез. Приказ о расстреле отменили. Даже в штрафбат не отправили. Но ярлык «труса» сказался на награждении. Все дальнейшие представления оставались без последствий.
Рыбьяков с боями въехал в Берлин. На реке Элбье, в городе Торгау, братался с союзниками.
— Как перешли границу, началось бурное развитие нового языка, — вспоминал Николай Васильевич. – Русские, польские, немецкие слова смешивались с новоизобретенными. Но мы ухитрялись как-то понимать друг друга…
Закончилась война. Солдат вернулся домой. Из 21 новобранца 1942 года в Нахрачи возвратились только двое. До самого ухода на заслуженный отдых Рыбьяков крутил баранку лесовоза. Говорят, счастье – не рыба, в сети не поймаешь. Но Николай Васильевич сумел ухватить за хвост свою рыбу. И ему улыбнулась госпожа удача – остался жив.
2003
