Борис Карташов
Клад
Семья мужа сестры Алевтины тоже была раскулачена и выслана из Курганской области на Урал. Глава семьи — дед Яков Кокорин по тем меркам был богатым. Говорили, что у него где-то было припрятано золото. Когда он заболел, его сын Кузьма, который жил в городе, поспешил к родителю за наследством. Надо отметить, что он был любителем «зеленого змия», а также доморощенным поэтом и большим ловеласом.
Время шло, дед не помирал, а Кузьма Яковлевич широко гулял под будущее богатство. Он щедро обещал всем, кто давал ему в долг, рассчитаться, как только станет законным наследником.
Дед Яков наконец-то представился. Но вот клада, как оказалось, у него не было. Его сын Кузьма срочно скрылся из деревни, так как те, кто одалживал ему деньги, собирались его побить.
Лампочка
Электричество появилось у нас в доме в конце сороковых годов прошлого века. До этого в доме была трехлинейная керосиновая лампа (линия – старинная мера длины, равная 1/10 дюйма).
Помню, как ежедневно перед сумерками мать снимала стекло с лампы, брала чистую тряпочку и тщательно протирала. Убедившись, что оно безукоризненно чистое, клала на полотенце. Принималась за фитиль. Маленькими ножничками аккуратно обрезала нагар, измеряла уровень керосина. Ставила стекло на место и зажигала лампу. И сразу же на стенах комнаты причудливыми бликами теней начинали двигаться наши силуэты.
При свете трехлетней лампы мои старшие сестры готовили уроки, читали книжки, вышивали. Мы сидели с братом рядом и внимательно наблюдали за ярким язычком пламени, который — то уменьшался, то увеличивался в размерах, то вспыхивал, то тускнел. Почему так происходит, мать отвечала просто: это делает Боженька. Потом добавляла:
– Если он доволен нами, язычок светит ярче и пламя его выше, если нет – светит тускло.
Мы старались не расстраивать Боженьку своим поведением. Хотели, чтобы в доме всегда было светло.
Но в новом поселке, куда мы переехали в 1947 году наша трехлетняя лампа больше не понадобилась. Впервые здесь увидел электрическую лампочку. Она висела высоко под потолком. Часами разглядывал ее со всех сторон. Мучил вопрос: почему так ярко светит и потухнет ли, если подует сильный ветер?
Однажды, когда в доме никого не было, подтащил к абажуру стол и взобрался не него. Роста не хватало. Поставил табурет. Теперь она была перед лицом. Я набрал полные легкие воздуха, и что есть мочи подул на нее. Лампочка не потухла. В комнату вошла сестра.
– Ты лучше лбом об стенку… Может, тараканов меньше было бы в доме! – рассмеялась она. — Слазь, невежа!
Вскоре у нас появилось радио – большая черная тарелка из плотной бумаги. Отец прикрепил ее к стене на кухне, объяснив, что она также работает от электричества. Глядя на нее, у меня уже не возникало желания к экспериментам.
О белочке
В поселке, где мы жили, возле каждого дома обязательно красовались две-три огромные поленницы дров. Рядом еще лежало несколько сухих деревьев, ожидая, когда их распилят, расколют и уложат в поленницу. Три таких больших лежали и у нашего дома. У отца все не доходили руки, разделаться с ними. Однажды, играя с братом возле этих бревен, обнаружил в одном из них большое глубокое дупло. Тут же показал его Николаю. Он без размышлений заключил: в дупле обязательно должна жить белочка. Нам очень хотелось увидеть и приручить ее сделать все для того, чтобы она жила у нас. (Старшая сестра недавно прочитала нам одну из сказок А. Пушкина, где белочка жила в золоченом домике, пела песенки и грызла орехи) Главное, достать ее из дупла.
Одно дело мечтать, совсем другое — воплотить мечту в реальность. Нам необходимо было отпилить от огромного бревна чурку, где было дупло. Тогда можно будет быстро достать белочку.
Взяли в кладовке старые рукавицы, рогожный мешок, несколько горстей кедровых орехов. Это на случай, если белочку добудем быстро. Главное — нашли наточенную двуручную пилу. К работе приступили с раннего утра. Мать, увидев, что мы с братом отпиливаем от сухары чурку, похвалила: молодцы — какая ни есть, все отцу подмога.
С перерывами пилили целый день. Пропил составил всего несколько сантиметров. Однако это нас не смущало. Не поддалось нам бревно ни на второй, ни на третий, ни на четвертый день. Мы не сдавались, упорно продолжали работу. Отец с матерью хвалили за трудолюбие, но не спешили помочь. Пусть, мол, приучаются к труду. Мы же все держали в тайне. Хотели преподнести родителям неожиданный сюрприз.
Прошла неделя. Наш пропил достиг почти метрового размера. Работы оставалось всего на один день. С вожделением мечтали, как эта чертова чурка отделится от ствола, и мы увидим белочку. Рогожный мешок, рукавицы и орешки — наготове. Тут уж не подкачаем.
Последнюю ночь плохо спали. Все мысли были только о нашей красавице. Мы страстно ее любили, мысленно возводили ей золоченый домик в нашей комнате, кормили орешками, учили петь.
После завтрака сразу же побежали на улицу. Пилили из последних сил. Наконец, тихонько пискнув, наша чурка отвалилась. Схватив мешок, тут же закрыли им отверстие. Прошла минута, другая – к нам в мешок никто не прыгал.
– Нет белочки! – заплакал брат.
– Может, она где-нибудь в глубине дупла спряталась? – успокаивал себя я.
– Нет ее здесь, – сквозь слезы сказал Николай, – пойдем домой.
Нам не хотелось верить, что белочка здесь никогда не жила, что труд был напрасным. Придумывали разные оправдания и тем успокаивались.
Дома мать сразу обратила на нас внимание:
– Что, надоело пилить? – поинтересовалась она, – не болтайтесь без дела, найдите себе другое занятие.
Если б мама знала, что искали в дупле ее дети. Но мы молчали. Об этой истории я рассказал родителям, спустя много лет.
– А мы — то с матерью, думали, какие у нас трудолюбивые сыны растут – не смутило их метровое в диаметре бревно. Полторы недели пилили одну чурку, – улыбнулся он.
Малая родина
В 1958 году мои родители впервые за тридцать лет ссылки решили съездить а отпуск на малую родину в Крым. С собой взяли меня с сестрой Галиной. Нашей радости не было предела. Ведь мы впервые не только увидели паровоз, но и пассажирские вагоны. Да и поселок покидали первый раз.
Ехали долго. В общем вагоне было многолюдно и душно. Мы с сестрой, раздевшись до трусиков, с упоением смотрели в открытое окно на меняющийся ландшафт и пели песни. К вечеру черные от паровозной сажи, но довольные, укладывались на верхние полки, болтали, пока родители не начали ворчать:
— Замолчите, галчата, людям отдохнуть не даете.
Первое, что меня потрясло в Крыму до глубины души – фруктовые деревья (яблони, груши, абрикосы и т.д.) Росли они прямо у дороги. Можно было до отвала кушать их плоды как дома вареную картошку. И море: теплое – теплое. Песок такой горячий, что если закрыть в него сырое куриное яйцо, через несколько минут оно становилось испеченным всмятку.
Вначале мы посетили маминого брата — дядю Митрофана и его жену тетю Вассу. Дядька был веселый, спокойный, тетка, суровая с виду, оказалась добрейшая душа. Домик их был небольшой. Без пола, в моем понимании, то есть без досок. Он был глиняный. А когда увидел, что тетя Васса развела коровий навоз с глиной и стала натирать им пол, возмутился:
– Мама, она же говном пол мажет, как по нему ходить?
Взрослые долго объясняли, что здесь так принято, что нет леса, из которого можно напилить доски, что это совсем не пахнет.
Мы купались в море, загорали, ели шелковицу, яблоки, ходили на бахчу за арбузами, за медом на пасеку. Месяц пролетел незаметно.
Домой, на Урал, возвращались с грустью. Не только мы, дети, родители тоже были необыкновенно тихи и спокойны. Видимо, ностальгия их уже не мучила, малой родиной стал Урал с его лесами, болотами, комарами, детьми, родившимися в северном краю. Не было у них уже и обиды на власть. Было умиротворение – едем домой.
Вилка
Несмотря на то, что жизнь в поселке была тяжелой – работа, личное подворье, опять работа – молодость брала свое. Девушки ходили на свидания, танцы, парни ссорились из-за прекрасного пола, влюблялись. Все старались, выходя на люди, выглядеть красиво и оригинально.
Тогда у девушек в моде были кудри. Но поскольку они от природы были не у всех, а в, то время просто не знали современных методов завивки, применяли простую столовую металлическую вилку: нагревали на огне до определенной температуры и накручивали волосы на нее. Получались неплохие локоны.
…Сестра Валентина, собираясь на свидание, с упоением завивала волосы таким способом. Младшая Галина, которой было года два, ползала тут же на столе. Старшая одной рукой поддерживала ее, а второй священнодействовала горячей вилкой. Затем положила, чтобы причесаться.
В это время малышка подползла к вилке и неуклюже шлепнулась попкой прямо на нее. Крик ребенка услышал отец, находившийся на улице. Прибежала мама, еще кто-то. Оказалось, что горячая вилка прилипла к телу девочки. Срочно Гале сделали присыпку, дали конфетку. В общем, успокоили. Через некоторое время со смехом вспоминали этот случай. У Галины же отпечаток вилки на ягодице остался на всю жизнь.
Валька провалилась
Купили родители козу и козла. Пуховых. Мать всю семью снабжала свитерами, беретами, перчатками, носками. Вязала и на продажу. Так что парочка была очень кстати. Звали козу «Валька», а козла «Борька». Ну, так вот получилось: совпало с именем старшей сестры и моим.
Умные были твари. Козел сам открывал ворота во двор: ставал на задние копыта и зубами тянул за веревочку, привязанную к щеколде. Та приподнималась, и он рогами толкал ворота. Коза же могла запросто взобраться на сеновал по лестнице и угощаться сеном.
Однажды вечером отец зашел в дом (давал скотине сено) и говорит:
– Там Валька в туалете в дырку провалилась. Закрывать дверь забываете что ли? Еле вытащил.
– Двумя ногами? – всплеснула руками мать.
Отец недоуменно поглядел на нее.
– Да нет, всеми четырьмя, это же коза. А ты что подумала?
Мы покатились со смеху. Мама – то решила, что это дочь…
Борщ с сюрпризом
Мама себя плохо чувствовала, и надо же, что именно в это время на каникулы съехались Володя, Слава, я, а Коля из армии в отпуск приехал. Полон дом гостей, шум, гам, музыка. В общем, убедили ее пожить немного у старшей дочери Валентины.
Все домашние дела легли на плечи младшей – Галины. Это завтраки, обеды, ужины, мытье полов, грязной посуды. Конечно, мы помогали ей, но это было «капля в море».
Наступила суббота. В клубе танцы. Как всегда толпой приперлись туда. Домой возвращались каждый отдельно. Провожали девчонок, хохмили на улице. Я имел долгое разбирательство со своей подружкой. Причиной послужило мое игривое отношение с другой знакомой. Домой пришел, когда уже все спали. Тихонько пробрался на кухню. Нащупал кастрюлю с борщом. Не включая свет, чтобы не беспокоить остальных, налил себе в тарелку. Ел с аппетитом. Зачерпнул очередной раз ложкой, чувствую, поднял что–то вроде мяса. Попробовал, что–то не то. Пришлось включить свет. Боже… в тарелке плавала тряпка, которой моют посуду. Взял кастрюлю, захожу в комнату, где спала сестра.
– Что это? – свирепым шепотом интересуюсь.
Галя проснулась:
– Обнаглели совсем, мало того, что я как служанка у вас, так еще и борщ не хотят. Зажрались совсем. Завтра совсем ничего не буду готовить.
Утром устроили разборку: как все-таки попала злополучная тряпка в борщ. Никто не сознался. Но в темноте уже никто не ужинал.
Продолжение следует…
