Александр Иванов
…Документом, очертившим границы режимного пространства на всесоюзном уровне, стало «Временное положение о правах и обязанностях спецпереселенцев» (от 25 октября 1931 г.), с одной стороны, прикреплявшее спецпереселенцев к «отдельным поселкам и домам» (п. 4), а с другой, допускавшее «отлучку, связанную с посещением мест работ, указанных комендатурой ОГПУ» (п. 5) 14. В то же время, появление все новых нормативно-правовых актов подспудно создавало основу для подрыва целостности и «распыления» режима, а также различных трактовок и злоупотреблений на низовом уровне. В марте 1938 г. на запросы Правительства о правовом положении спецпереселенцев отвечал Верховный Прокурор СССР А. Я. Вышинский. Ссылаясь на «Временное положение» от 25 октября 1931 г., он трактовал его предельно лаконично и жестко, отмечая, что «спецпереселенцы и их семьи не имеют права без разрешения комендатуры отлучатся за пределы поселка (ст. 5, разд. 2)». В качестве послабления Вышинский предлагал установить «временные обстоятельства, при которых допускались временные отлучки спецпереселенцев из мест поселения (для лечения и пр.)». Наличие «мягкой» и «жесткой» трактовок дало основания для волотильности (изменчивости) режимного пространства: Вышинский привел определение дисциплинарного максимума, а сотрудники комендатур, действуя в реальных социально-политических условиях, постоянно скатывались к обязательному минимуму режимности на протяжении всего периода существования спецпоселений. Так в начале 1950-х гг. при проверке законности действий спецкомендантов прокуратурой Тюменской области было установлено, что спецпоселенцы без разрешения уходят из пункта поселения (деревни, села, города) в другие населенные пункты по своим личным делам. Коменданты усматривали в этом нарушение «правового» постановления СНК от 8 января 1945 г., которое, однако, воспрещало несанкционированные передвижения лишь за пределы «района расселения», обслуживаемого комендатурой. Исполнявший обязанности начальника отдела по спецделам прокуратуры СССР А. Комочкин подтвердил, что запрет на несанкционированный выезд касается только оставления района поселения.
Обращаясь к истории формирования режимного пространства на территории окружного центра, необходимо отметить, что Остяко-Вогульский национальный округ с окружным центром в селе Самарово был образован на основании постановления Президиума ВЦИК от 10 декабря 1930 года. К середине 1931 г. стало очевидным, что Самарово не приспособлено к функциям административного центра. 1 июля 1931 г. началось строительство новой окружной столицы — города Остяко-Вогульска, причем осуществлялось оно преимущественно силами переброшенных сюда из Самарово (расстояние 5 км) и других районов округа спецпереселенцев. В 1936 г. Остяко-Вогульск стал рабочим поселком, в октябре 1940 г. окружной центр переименовали в Ханты-Мансийск, а округ — в Ханты-Мансийский. Статус города Ханты-Мансийск получил в 1950 г. с одновременным включением в черту города села Самарово. В исследуемый период окружной центр последовательно относился к Уральской (1923 — январь 1934 г.), Обско-Иртышской (январь-декабрь 1934 г.), Омской (декабрь 1934 — август 1944 г.) и Тюменской (с августа 1944 г.) областям.
Первые партии спецпереселенцев (ссыльных крестьян) начали прибывать в Самарово в феврале 1931 года. О количестве «режимных людей» в окружном центре можно судить исходя из «Плана Уралгосрыбтреста по строительству домов и школ для спецпереселенцев Тобольского Севера на 1932 г.». Согласно данному документу, в Самарово в 21 доме предполагалось проживание 70 семей ссыльных. Создание комендатур в «правовых» поселениях первоначально не предусматривалось, исключение делалось лишь для «нетрудоспособных категорий ссыльных», к каковым работники консервного комбината отнесены быть не могли. Проблема нахождения «неблагонадежных элементов» в окружном центре была решена быстро и просто: к лету 1932 г., когда на юго-восточной окраине Самарово, примыкавшей к Иртышу, был выстроен поселок Самаровского рыбокомбината, власти не стали создавать «комбинатскую» производственную комендатуру, как это будет сделано в соседнем окружном центре — Салехарде, а предпочли выделить поселок рыбкомбината в отдельную административную единицу. В итоге на карте появился трудпоселок Рыбный, который географически являлся естественным продолжением улицы Береговой села Самарово, а по причине своего режимного статуса был отнесен к Самаровскому району. Так с помощью бюрократических ухищрений «правовое» село было «очищено» от ссыльных, а в Рыбном расположилась одна из 56 поселковых спецкомендатур, подчиненных окружной комендатуре. Физическое пространство окружной столицы было разделено в первые же годы по административно-режимным соображениям.
С весны 1931 г. спецпереселенцы, занятые на строительстве окружного центра, стали постепенно там же оседать. Делали они это вынуждено, поскольку необходимо было находиться ближе к строительству. Власти селиться в домах и административных зданиях им не давали, устраивались «кто как мог». Столица обских угров (ханты и манси) начиналась с импровизированной, то есть самовольно застроенной ссыльными «улицы». По воспоминаниям местного жителя Ю.Г. Созонова, она протянулась «вдоль ручья по Большому Логу» и «состояла из сотен землянок, избушек, времянок, прилепившихся по склонам лога в несколько ярусов». Сегодня она известна как улица Большая Логовая. Советское и партийное руководство округа проживало в перевезенных из зажиточных деревень домах раскулаченных крестьян, которые собирались в самом центре — на улице Коминтерна.
В административном отношении спецпереселенцы, трудившиеся на строительстве окружной столицы, в период 1931 — осени 1934 г. были подчинены непосредственно окружной комендатуре. И в этом нет ничего странного, поскольку они прибывали на главную стройку региона из разных районов. Комендатура располагалась в самом центре Остяко-Вогульска в здании милиции. Для перемещения по рабочим вопросам по территории окружного центра ссыльные должны были получать разрешение. Так, спецпереселенц Н. А. Пятков, являясь чернорабочим в горстрое и имея местом проживания «гор[од] Остяко-Вогульск» 36, мог также посещать территорию Самарово. В режимном отношении Остяко-Вогульск и Самарово были единым целым, а «бывшие кулаки» — строители — методом самостроя расселились в центральной части национальной столицы (ул. Большая Логовая).
Это не устраивало партийно-советскую элиту округа. В публичном советском дискурсе все активнее обсуждалась идея «перевоспитания — переделки» ссыльных крестьян. На региональном уровне не замедлили подхватить эту задумку. В 1934 г. окружное начальство согласовывало отвод земли под застройку и возведение нового поселка, на этот раз — на северо-восточной окраине Остяко-Вогульска, противоположной Самарово. Спустя три года член правления неуставной (трудпоселенческой) артели «Перековка» Сиселятин с энтузиазмом писал в окружной газете о том, что «с осени 1934 г. рядом с п. Остяко-Вогульск вырос новый поселок Перековка». Далее автор описывал идеальное режимное поселение: «Вдоль и поперек поселок пересекают ряд просторных улиц, окружающие болота осушаются системой канав. По улицам пролегают широкие дороги и тротуары. Через лога для удобства проезда и перехода выстроены пять мостов. В поселке Перековка есть своя школа, клуб, детские ясли. И все это сделано руками людей, для которых труд стал единственным средством борьбы за новую жизнь». Автор конечно же не сообщал о том, что «во главе “Перековки” стоял комендант НКВД…, было построено здание комендатуры, куда переселенцы должны были по нескольку раз в месяц являться на отметку». Именно к осени 1934 г. относятся первые заявления трудпоселенцев с просьбами «прикрепить» их к Перековке на постоянное место жительства. Само режимное поселение было образовано улицами Ударной, Красной и Логовой. По улице Ударной проходила граница поселения, которая отделяла его от «правового» пространства.
Перенос комендатуры произошел осенью 1934 г., но перемещение ссыльных в специально организуемое поселение заняло значительно больше времени. В конце 1934 г. в Перековке было 75 одноквартирных, 27 двухквартирных домов. 10 декабря 1934 г. в поселке проживало 74 семьи — 374 человека 43. Если вспомнить, что к этому времени на строительстве окружного центра трудились 589 взрослых спецпереселенцев, то выходит, что почти две трети спецпереселенцев Остяко-Вогульска переместилось в Перековку. В начале апреля 1935 г. трудпоселенец И. Власов сообщал: «… здесь, в поселке Перековка, идет строительство домов…» Опираясь на свидетельство Ю. Созонова, можно определить временем окончания строительства спецпоселка 1936 год. Время переноса комендатуры из центральной части столицы на окраину совпадает с завершением основных работ по возведению столицы, которая в 1936 г. была объявлена рабочим поселком.
Необходимо также отметить тот факт, что конфигурация режимного пространства могла меняться и помимо воли НКВД. С самого начала существования спецпоселка Перековка основу хозяйственной деятельности его жителей составлял труд в неуставной артели «Перековка» (образована в мае 1935 г.). На основании постановления СНК от 9 сентября 1938 г., данная артель была переведена на стандартный колхозный устав. С этого времени трудпоселенческий колхоз стал именоваться уставной «артелью имени Чкалова». В целом по стране в конце 1937 — начале 1938 г. хозяйственная деятельность неуставных артелей перешла в ведение местных органов Наркомзема, а инфраструктура спецпоселков — от НКВД к исполкомам местных советов. Однако в Перековке сельский совет создавать не стали, а подчинили в административно-хозяйственном отношении преобразованному в 1936 г. в рабочий поселок Остяко-Вогульску и Остяко-Вогульскому поселковому совету.
В результате, после 1938 г. границы населенных пунктов и сфера деятельности хозяйственных организаций, а, следовательно, и «мест работы» могли меняться без учета мнения НКВД. Первый известный подобный случай произошел в 1941 г., когда, по государственному акту, поселковый совет передал в «бессрочное/вечное пользование» сенокосный и выгонно-пастбищный участок за рекой Иртыш в дополнение к участку пахотных земель в северо-восточной части поселка. С режимной точки зрения, это крайне осложняло надзор, поскольку теперь ссыльные могли пересекать реку совершенно легально, уходя на выпас скота. Подобный подход разительно отличатся от положения начала 1930-х гг., когда Наркомзем требовал «при отводе с/х угодий для поселков с кулацкими хозяйствами…» всегда учитывать, «что земли должны быть худшего качества», также запрещалась «организация хуторов и отрубов данных поселков». В условиях острой нехватки продовольствия комендатуры вынуждены были мириться с этим, поскольку официальной мотивировкой для расширения угодий артели было не благо ссыльных, а снабжение населения окружной столицы, в том числе и сотрудников окружного НКВД.
В полном соответствии с упомянутым выше «разъяснением» Вышинского режимное поселение (Перековка), фактически находившееся в городской черте и подчиненное в хозяйственном отношении местному совету, в отчетности отдела трудпоселений продолжало представляться как отдельный трудпоселок. Подтверждение содержится в данных о «дислокации трудпоселков на территории Ханты-Мансийского округа на 1 июля 1941 г.», где Перековка указана в числе четырнадцати трудпоселков Самаровского района. Население поселка к моменту начала войны составляло 1375 чел. (294 семьи). Перековская спецкомендатура, перенявшая осенью 1934 г. функции административного контроля у окружной комендатуры, к началу войны отвечала за оперативное обслуживание всех трудпоселенцев, находившихся на территории Ханты-Мансийска и Самарово.
Как показывают данные «карательной» статистики, система учета и контроля за спецпереселенцами сохранялась в неизменном виде до 1943 г. включительно. Сведения на 1 июля 1943 г. показывают наличие в трудпоселке Перековка все тех же 294 семей, состоявших из 1368 чел., то есть численность ссыльных крестьян в окружном центре за два военных года изменилась лишь на семь человек. Данное обстоятельство указывает на кризис в системе учета, поскольку приведенные цифры отражают лишь численность трудпоселенцев, то есть «бывших кулаков» и не включают количество спецпереселенцев, прибывших на поселение в годы войны.
В итоге, в ходе двух волн (1942 и 1944 гг.) Самаровский район, а вместе с ним и окружной центр, приняли 3437 чел., депортированных по этническому признаку (немцев, ссыльнопоселенцев и калмыков) 57. В августе 1944 г. на территорию округа начали прибывать репрессированные по религиозному признаку — спецпереселенцы истинно-православные христиане (ИПХ), в документах именовавшиеся «сектантами» (664 чел.). Они расселялись в том числе и в трудпоселках Самаровского района.
В отличие от ситуации начала 1930-х гг., когда последнее слово при расселении ссыльных оставалось за ОГПУ, спецпереселенцев военной поры отбирали, перевозили и расселяли рыбопромышленные тресты. Депортированные, согласно инструкциям Наркомрыбпрома, передавались «в полное распоряжение» директоров рыбопромышленных предприятий. На НКВД возлагалось лишь конвоирование и обеспечение режима поселения в районах мест работы спецпереселенцев.
Подобная практика нанесла серьезнейший удар по спецрежиму. Во-первых, основные хозяйственные организации располагались в «правовом» селе Самарово — вне режимного пространства. Только в навигацию 1942 г. местным производственным структурам (рыбокомбинату, лесозаводу и стройучастку) было передано 2198 человек. В конце года рыбокомбинат передал 384 чел. колхозу им. Чкалова — артели, относившейся к трудпоселку Перековка. Как показала практика спецпереселения 1944 г., подобные решения чаще всего принимались ввиду неспособности хозяйственных организаций обеспечить расселение и бытовое устройство депортантов.
В результате большинство спецпереселенцев оказалось расселено вне пределов режимного пространства трудпоселков, среди местного населения. Власти пытались предотвратить подобный сценарий: весной 1942 г. была предпринята попытка строительства новых изолированных поселков, но тщетно. Прибывавшие весной-осенью 1944 г. на территорию Ханты-Мансийского округа калмыки уже планово размещались среди «правового» населения.
В результате большинство спецпереселенцев (в том числе трудпоселенцы, которые с 1944 г. стали называться «спецпереселенцы-бывшие кулаки») проживали вне режимного пространства, среди «правового» населения. Для агентурного обслуживания новых категорий спецпереселенцев в Самарово была организована комендатура. Райцентр тем самым был включен в сеть спецпоселений. Практика других сибирских регионов (Иркутская область) показывает, что вопрос об организации новых комендатур решался путем опроса местных комендантов и разрешался положительно в случае прибытия нового многочисленного контингента. Именно такая ситуация сложилась в Ханты-Мансийске на завершающем этапе войны.
К этому времени окончился вызванный волнами признательных миграций вынужденный переход от «подомового» к «порайонному» (району компетенции одной комендатуры) закреплению спецпоселенцев. В начале июня 1944 г. заместитель народного комиссара внутренних дел В. В. Чернышёв в ответ на запрос Омского обкома ВКП(б) отметил, что «в связи с недостатком рабочей силы, во многих городах, отнесенных ранее к числу режимных местностей 1-й и 2-й категории, приходится разрешать проживание и оставлять на работе промышленных предприятий лиц, имеющих судимости, подпадающих под паспортные ограничения». Эта реплика касалась таких крупных городов, как Новосибирск и Свердловск, поэтому нечего было и говорить о сохранении «режимной чистоты» менее значимых региональных центров.
В декабре того же года начальник отдела спецпоселений УНКВД Новосибирской области Жуков, характеризуя положение с кадровым составом аппарата спецкомендатур Сибири, осуществляющим надзор за калмыками, заявлял, что «в абсолютном большинстве областей спецпоселков в том виде, как они были раньше, уже давно не существует. Наш контингент живет так же, как и остальное правовое население, т. е. расселен по всему району. Таким образом, комендант там, где он один по штату, фактически обслуживает целый административный район, там, где их два, половину административного района». Не случайно в официальных сводках говорилось не о «дислокации трудпоселков и трудпоселенцев в них», а о «дислокации спецпереселенцев».
Работавшая в послевоенные годы на Самаровском лесозаводе и постоянно проживавшая в Самарово спецпоселенка-немка Е.И. Шмидт сообщала: «Комендант все за нами следил, и нас, немцев, в город не пускал». Также прибывшая в 1942 г. из Ленинграда Валентина Кайгородова отмечала, что «эвакуированные немцы не могли даже выехать в северную часть города: на горе, на которой сейчас проходит улица Гагарина, стоял патруль», который физически разделял Самарово и Ханты-Мансийск. Раздельность режимного пространства сохранялась до начала 1950-х годов.
В период с лета 1943 по лето 1945 г. произошло еще одно важное преобразование в рамках режимного пространства окружного центра: у перековской спецкомендатуры официально появился первый «участок» (молочно-товарная ферма), то есть узаконенное место постоянного проживания спецпереселенцев, расположенное за пределами режимных поселений. Вероятно это произошло в начале 1944 г. в связи с прибытием калмыков. К 1 июля 1945 г. на территории современного Ханты-Мансийска проживало 895 семей (2593 чел.) спецпереселенцев, всего же к комендатурам было приписано 926 семей (2691 чел.).
Процесс деградации (ухудшения характеристик) режимного пространства продолжался в послевоенные годы, что наиболее ярко проявилось в росте числа «участков». В период с 1 июля 1945 по 1 января 1951 г. их количество возросло с 1 до 8. В результате доля репрессированных, проживавших за пределами Ханты-Мансийска и Самарово, но приписанных к ним, увеличилась с 3,6% населения (при одном «участке» перековской комендатуры) до 12,9% (1951 г.). За пределами окружного центра проживали 64 семьи (211 чел.): на двух «участках» перековской и шести — самаровской комендатур. Данные «участки» были принципиально различны по своим характеристикам. Например, поселок Рыбный представлял собой бывший трудпоселок, в котором были расселены более сотни калмыков, ссыльных крестьян и спецпереселенцев-ИПХ, фактически проживавших в черте Самарово (0 км от комендатуры), в то время как на «озере Ендырь», отдаленном от комендатуры на 700 км, проживала лишь одна семья ссыльных крестьян.
Деградация режима поселения становится еще более очевидной, если обратиться к истории спецпоселения истинно-православных христиан в окружной столице. Изначально (1944 г.) предполагалось, что «сектанты», как наиболее враждебные советской власти, будут расселены только в «кулацких» спецпоселках, на деле же уже к концу войны половина данного контингента проживала в Перековке, а вторая половина — в Самарово, которое лишь недавно обрело режимный статус. К началу же 1950-х гг. в Самарово проживало уже две трети (29 из 44 чел.) спецпереселенцев-ИПХ.
Летом 1952 г. путем объединения перековской и самаровской комендатур была образована ханты-мансийская городская комендатура. Лейтенант Плесовских (комендант пос. Перековка) стал городским комендантом, а младший лейтенант Чечков (комендант самаровской комендатуры) — его заместителем. Единство режимного пространства было восстановлено.
Обобщенные списочные данные за 1952 г. по ханты-мансийской городской спецкомендатуре позволяют получить представление о структуре спецпоселенческого социума одного из городских спецпоселений. Списки содержат данные на 510 взрослых спецпереселенцев (от 16 лет), которых однозначно (вплоть до улицы) можно идентифицировать как городских резидентов. Спецпереселенцы принадлежали к шести контингентам: «бывшие кулаки» — 77 чел. (15,1%); немцы — 92 чел. (18%); калмыки — 117 чел. (22,9%); ссыльнопоселенцы — 79 чел. (15,5%); ИПХ — 33 чел. (6,5%); «указники» — 112 чел. (22%).
По результатам анализа списочных данных можно утверждать, что наиболее интегрированным в производственные и хозяйственные отношения контингентом являлись «бывшие кулаки». Именно на их примере можно увидеть ключевую проблему режимного пространства. К моменту объединения комендатур сложилось положение, при котором абсолютное большинство (75,8%) ссыльных крестьян были закреплены за комендатурой поселка Перековка (северная часть города), при том, что значительная часть (по данным на июль 1952 г. — 44,2%) трудоспособных работали в организациях (рыбозавод, консервный комбинат, ОРС пристани и др.), расположенных в Самарово, то есть каждый рабочий день перемещались из одной комендатуру в другую. Это свидетельствует о нежизнеспособности режимных ограничений, поскольку комендатура вынуждена была давать все больше разрешений на перемещение вне пределов своей ответственности. Поддержание режима становилось все более формальным и бессмысленным.
Ликвидация режимного пространства в Ханты-Мансийске началась с 1954 г. (снятие со спецпоселения «бывших кулаков»). Этот процесс прошел практически незаметно для местных жителей, затронув последовательно лишь отдельные категории спецпереселенцев. К тому времени ГУЛАГ и структуры МВД обладали богатым опытом передачи режимной инфраструктуры из ведения одного ведомства в ведение другого, а также советским учреждениям.
Режимное пространство столицы национального округа — Ханты-Мансийска — в период 1930-1950-х гг. прошло несколько этапов трансформации:
— первый этап (1931 — лето 1934 г.) — начало административно-режимного дробления пространства окружной столицы: появление в «правовом» селе Самарово (первом окружном центре) поселка спецпереселенцев при Самаровском рыбоконсервном комбинате (февраль 1931), «удаление» ссыльных из «правового» пространства путем административного размежевания (поселок рыбкомбината выведен за пределы окружного центра посредством преобразования в трудпоселок Рыбный и передачи Самаровскому району (лето 1932 г.)). Перенос режимного пространства из Самарово на территорию строительства окружной столицы — Остяко-Вогульска, расселение ссыльных (методом самостроя) в центральной части окружной столицы при сохранении режимного единства Самарово и Остяко-Вогульска под контролем окружной комендатуры;
— второй этап (осень 1934 — начало 1944 г.) — создание спецкомендатуры в поселке Перековка, передислокация подавляющего большинства ссыльных крестьян из центральной части на северную окраину окружного центра, контроль за режимным пространством Остяко-Вогульска и Самарово со стороны перековской спецкомендатуры, вхождение поселка Перековка в административно-хозяйственном отношении (с сентября 1938 г.) в состав рабочего поселка Остяко-Вогульск (с 1940 г. — Ханты-Мансийск) при сохранении режимной обособленности (статуса трудпоселка);
— третий этап (начало 1944 — лето 1952 г.) — переход от «подомового» к «порайонному» принципу расселения спецпереселенцев, создание комендатуры в Самарово, подчинение ей (на правах «участка») поселка Рыбный, как следствие попытки руководства системы спецпоселений предотвратить деградацию режима и скатывание к режимному минимуму, физическое (с помощью патруля) разделение режимного пространства окружного центра на две части. Перековская комендатура обеспечивала контроль за спецпереселенцами Перековки и Ханты-Мансийска, самаровская комендатура — за спецпереселенцами, переданными хозяйственным организациям и трудоустроенным в Самарово;
— четвертый этап (лето 1952 — конец 1950-х гг.) — функционирование единой городской комендатуры, расположенной в Перековке, с вхождением в ее состав самаровской комендатуры и поселка Рыбный, восстановление единства режимного пространства окружного центра в условиях последовательного ослабления и ликвидации режима спецпоселения (с 1954 г.), как следствие снятия с учета основных контингентов спецпереселенцев.
Появление «режимных людей» в пространстве административных центров приводило к формированию режимного пространства и сегментации «правового». Характеристики режимного и «правового» пространств трансформировались при взаимодействии административно-хозяйственных институтов, обладавших различным правовым статусом. Исследование показывает нараставшую с конца 1930-х гг. волатильность и, как следствие, ухудшение характеристик режимного пространства, пережившего в годы войны коренной слом, выразившийся в повсеместном переходе от «подомового» принципа расселения к «порайонному», нарастание вмешательства хозяйственных организаций в дела расселения и распределения спецпереселенцев, последовательную деградацию режима комендатур в послевоенный период, по мере углубления хозяйственной интеграции депортированных в местные производственно-хозяйственные комплексы.
Функционирование спецпоселений в черте административного центра Ханты-Мансийского округа можно рассматривать как частный случай режимной урбанизации, так как именно предписанные руководством системы режимных поселений требования (дисциплинарный максимум) оказали определяющее влияние на формирование административных границ окружного центра, особенно в довоенный период. При этом последовавшая в годы войны трансформация режима поселений, неразрывно связанная с усилением роли хозяйственных ведомств, использовавших труд спецпереселенцев, свидетельствовала о дрейфе режимной урбанизации к характеристикам урбанизации ведомственной.
