Н. Канев, фото Александра Кулешевича
Когда работал директором совхоза «Юганский», мне довелось увидеть дивные, изумительно красивые таежные вечнозеленые массивы на южной окраине Сургутского района. Рядом с множеством озер и кочкарных клюквенных болот там необозримые изумрудные нивы некошенных осок, пырея, благоухающего кипрея и прочего разнотравья с приятно дурманящим ароматом. Величественно среди соболино-глухариных урманов несет свои коричневые, как купеческий чай, воды с кипящими омутами извилистая речка Малый Юган. С естественным наслаждением смотришь на те великолепные пейзажи и находишь поразительное сходство с прекрасными картинами знаменитого живописца Шишкина. Невольно думаешь: не писал ли он свои шедевры на берегах этой реки, затерявшейся в таежной глухомани?
Курортные там места. Но… обилие комаров, мошек, овода и прочего коварного гнуса не позволяет организовать там санаторий. Препятствуют организации в тех сказочно красивых местах даже и турбазы большая отдаленность, а также множество медведей, посей и оленей, которые могут причинить вред отдыхающим. К примеру, однажды безобидный в нашем представлении дикий олень обокрал, а точнее ограбил среди бела дня лесоруба.
Весть об этом редком происшествии привез в Сургут Георгий Захарович Хадараули — технорук Малоюганского мастерского участка Сургутского леспромхоза. Похищение произошло очень просто. Молодой лесоруб, которого все звали Ваня Бровкин, в жаркий июльский день работая в деляне, снял куртку и повесил ее на сучок березы. Для защиты от гнуса в ведре он развел дымокур. Обрубая топором сучки поваленных деревьев, он вдруг услышал богатырский храп крупного зверя, который, ломая заросли черемухового кустарника, приближался к коптящему очагу.
Несколько мгновений и испуганный человек взобрался почти на вершину ближайшего кедра. Олень мотал громадными, уже окостеневшими рогами, чихал и храпел у дымокура, избавляясь от оводов и других кровопийц, которые терзали животное, потому что длинный волос его зимней «дохи» давно вылинял, а новый — eщe только начал отрастать.
Случайно, конечно, без злого умысла, олень зацепил ветвистым рогом куртку лесоруба, а когда забренчала находившаяся в карманах разменная монета, он ретиво побежал от дымокура…
Как флаг, развевалась куртка на правом роге стремительно бегущего красавца. Всей бригадой разыскивали лесорубы похищенную куртку, в карманах которой были паспорт, военный билет, другие документы и почти 300 рублей денег. Искали усердно пропажу еще несколько дней, но так и не нашли.
Километрах в двухстах на юго-востоке от Сургута в тридцатые годы был организован колхоз «Новая жизнь». Топором и поперечной пилой раздвинув глухой урман, на крутом левом берегу таежной речки Павыл объединенные в артель труженики срубили себе добротные избы, а поселок назвали Погорельск. Тридцать лет и зим вдали от обжитых мест они осваивали богатства лесного края. Сдавали государству пушнину, рыбу, ягоды, грибы и другие дары окрестных урочищ. Занимались лесозаготовками, земледелием и животноводством. Много горя и радости разделили таежники за десятки лет совместной жизни в глухомани.
В связи с ликвидацией неперспективных деревень в округе и укрупнением колхозов в 1962 году последние жители Погорельска переехали в село Вата. Однажды в погожий июльский день мне довелось побывать в этом поселке, уже осиротевшем и заброшенном.
Последний раз взбурлила и вспенилась коричневатая вода Пасыла за кормой мотобота, и форштевень его со скрежетом врезался в желтый песок крутого берега. «Вот и Погорельск, забытый богом и людьми», — сказал чубатый моторист Вася, выбрасывая трал. Вместе с управляющим отделением совхоза «Покурский» Михаилом Дмитриевичем Змановским мы сошли на берег поискать стройматериалов для ремонта помещений для скота.
Буйно разрослись на опустевших усадьбах крапива, лебеда, конский щавель, ромашка и прочие спутники человеческого жилья. Щедро насыщали они воздух ароматом нектара, пыльцы, эфирных масел и прочих душистых веществ. Все дороги села, тропинки, приусадебные участки были покрыты изумрудно-зелеными, сказочно красивыми нерукотворными коврами, на фоне которых полыхали оранжевые, красные, белые, синие звездочки цветов. Завалились обветшавшие жердевые изгороди огородов, на которых вместо картофеля и овощей росли двухметровые березы. С наслаждением вдыхая аромат цветущих трав, мы слушали музыку природы. Шелестела листва, крылья большеглазых стрекоз, жужжали трудяги-шмели и осы, щебетали что-то своим желторотым птенцам белощекие синицы и другие пичужки, поселившиеся на чердаках давно опустевших изб.
Мой спутник, Михаил Дмитриевич, в молодости работал налоговым инспектором и часто бывал в Погорельске в разные годы. И когда мы зашли по скрипучим ступенькам крыльца в пятистенную контору хозяйства с уцелевшими окнами, он рассказал такую быль.
— Часто медведи губили артельных животных, особенно осенью, когда в поисках грибов буренки убегали от пастухов в лес. Однажды метель Пеструшку задрали косолапые у поселка. В тот же день, в этой конторе, председатель хозяйства Иван Евстигнеевич Спиридонов созвал экстренное заседание правления. Раскуривая козью ножку, он спросил — что будем делать с разбойником?
Предложений было несколько. Одни советовали организовать большую облаву всем миром, другие — смастерить хорошую западню, а бывший фронтовик Яков Алексеевич Дружков предложил сделать засаду у останков нетели. Его план и был одобрен правлением.
С помощью добровольцев между двумя кедрами был подвешен тесовым короб, в котором на ферму возили комбикорм. Подтащили ближе к засаде останки погибшей Пеструшки. Когда стали над Погорельском сгущаться вечерние сумерки, вооруженные добрыми ружьями Яков Алексеевич и Ваня Варлаков забрались в короб и стали терпеливо дожидаться.
И… дождались. Хрустнули сухие ветки под лапами «топтыгина», и при лунном свете охотники увидели его, подходившего к растерзанной нетели. Охотники, прицеливаясь в разбойника, навалились на стенку короба и он, как самосвал, выкинул их почти на голову подошедшего хозяина леса.
Исполнив сальто, похожее на цирковое, охотники почти удачно приземлились рядом с хищником, задев его за лохматую доху. И счастью, медведь поспешно бежал и, видимо, очень далеко, потому что в ту осень его новых следов у Погорельска никто не видел.
Так закончил свой рассказ Михаил Дмитриевич. Осмотрев завалившиеся и полусгнившие скотные дворы, недостроенную овчарню, мы возвратились к теплоходу и вскоре распрощались с Погорельском, увозя с собой грустные впечатления о селе, заброшенном людьми.
Недавно мне довелось встретиться с покурским приятелем Алексеем Николаевичем Шалимовым, и он сообщил, что в том медвежьем захолустье вновь закипела людская жизнь: громыхают трактора, тарахтят бензопилы и стучат топоры геологов, которые решили построить в Погорельске подсобное хозяйство.
Журнал «Югра», 1991, №1
