Под апрельским солнцем рухнул снежный покров. По лесным оврагам шумно побежали ручьи. Полноводная северная Сосьва быстро несла с Урала свои воды среди густой тайги. Далеко на горизонте виднелись вершины гор. Вот уже десятый день я живу в селе Няксимволь, куда добрался последним зимним путем. Я торопился. Меня манил своей неизвестностью Тимко-Пауль – «край соболя и бобра».
Наконец, 2 мая мне удалось выехать из Няксимволя. По берегам сплошной стеной тянулся таежный лес. Впереди по реке в причудливой форме плыл лед — последний признак прошедшей зимы. Над водным простором летят стаи уток. Тянется углом, переговариваясь между собой, стадо гусей. С берегов с криком срываются кулики. Всюду шум, звенят веселые песни. Весна! К вечеру за поворотом открылся живописный Тапсуй. Позади сотни километров. Впереди еще длинный путь вверх по Тапсую, в сказочную страну вековой тайги, пушного зверя, зорких и смелых охотников, Уже смеркалось, когда мы остановились на ночлег. Как хороша, как чудесна весенняя ночь, среди тайги, просыпающейся от зимней спячки!
Я лежу у костра. Мои лодочники — бойкий и разговорчивый Илья и молчаливая Катя, члены Варьинской артели, спят, укрывшись теплыми малицами. Я изредка встаю, бросаю в огонь дров и, снова закутавшись, пытаюсь заснуть, но не спится. Пламя лижет дрова, далеко в небо улетают искры. В голове роятся всякие мысли. Здесь сотни лет тому назад, на этом берегу у костра, жили наши предки, приходили охотники с богатой добычей. Вот она страна, которая привлекала своим обилием «мягкой рухляди», царских колонизаторов. Три с лишним сотни лет шли этим путем казачьи отряды царя Федора Ивановича покорять вольную Обдорию и кондинские земли. В 1593 году воздвигнута была крепость Березово, и вольной кондинской земли не стало. В этот северный богатый край с водкой и крестом пришли жадные для легкой наживы московские попы. Под пьяный угар водки и всевозможными давлениями переходили язычники-остяки и вогулы в христианскую веру.
Доведенные до отчаяния нищетой и голодом, покоренные люди подали царю жалобу. Этот документ с потрясающей силой рассказывает о том, как жилось под игом царских воевод и купцов. «Мы, ясачные люди, бедные, голодные и оскудневшие, а ясак на нас налажен мягкой рухлядью не в силу — против денег рубля по 2 и больше, а емлют с нас ясака соболей по 15 и более с человека и многие ясачные люди стары и увечны, хромы и слепы. Кормятся в городе меж дворов. И многие ясачные люди в том обнищали и одолжили великие долги, жен и детей продали, позакладывали и разбрелись врознь, а ясак на них написан и теперь»… Обедневшие и голодные люди гибли в кабале у кулачества и шаманов. Так вымирали целые роды и племена.
Конец хозяйствования колонизаторов характерен тем, что в березовских краях почти вывелись ценнейшие звери — бобр и соболь. Падало рыбное хозяйство, оленеводство. Хищничество! С этого начали первые московские воеводы, на этом кончили свою «деятельность» и последние тобольские купцы, которых Октябрьская революция вышвырнула из края. Все, за что ни брались хищники, приходило в упадок. Коренные жители не знали таких времен, когда бы на круглый год хватало хлеба. За пуд ржаной муки сартыньинский купец Бешкильцев брал шкурку темного соболя.
Ярко и стремительно начал расцветать этот край при советской власти. Какая поражающая пропасть различия между датами: 350 лет царской колонизации и 22 года советской власти. Здесь, где раньше люди могли существовать только в том случае, если они были или охотники или рыбаки, сейчас почетное место заняли другие профессии. Сплошь и рядом местные люди работают в геологических разведках, в лесном хозяйстве, учителями в красных чумах, работниками торговли в заготовительных организациях, в колхозах и совхозах. Не перечислить список новых профессий, которые пришли с революцией в этот край, чтобы с помощью науки и техники овладеть его богатством.
Проезжая по юртам, я видел, что в обиходе уже вытеснены грязные традиционные медные котлы, неизменные раньше для Севера. Их заменил самовар советского производства. Остальную домашнюю утварь составляет эмалированная, фарфоровая посуда. Деревянная утварь уходит в прошлое. В юртах чисто, светло. На стенах висят портреты вождей, руководителей партии и правительства и плакаты. Семилетний мальчик бойко мне объяснил: это Ленин, это Сталин, а на том плакате депутат Верховного Совета нашей республики Анна Захаровна Тояркова. Дети Тапсуйских юрт учатся в Няксимвольской школе-интернате, окружены любовью и заботой советской власти.
Обеспеченно живет охотник юрт Пес-Пауль Дунаев Кирилл Александрович. В квартал он вместе с сыном Василием сдает в Тимко-Паульскую ПОС пушнины более чем на 4000 рублей. Жена Кирилла — Дарья Васильевна, жизнерадостная и гостеприимная, получает пособие по многосемейности. Она очень сожалеет, что в кооперативе сейчас нет патефонов, который она стремится купить вот уже второй год. Жизнь семьи Кирилла Александровича полна радости и счастья. Они знают, что будущее их детей обеспечено. И это не одна семья. Так живут Василий Николаевич Пеликов, Михаил Артемьевич Дунаев и много других. Так по-новому живет теперь весь Тапсуй.
Михаил Артемьевич — кадровый охотник стахановец Тимко-Паульской ПОС. Ежегодно он выполняет свой план на 200-250 проц. Тов. Дунаев лучший бегун, он догоняет на лыжах диких оленей и ловит их арканами. В текущем году Михаил Артемьевич награжден значком «Отличник охотничьего промысла».
Пушное хозяйство Тапсуя организовано на научных основах. Тимко-Паульская производственно-охотничья станция неустанно работает над перспективами дальнейшего развития охотничьего хозяйства. Соболь и бобр, которые в прошлом были почти полностью истреблены, сейчас все больше и больше размножаются.
Как радостно сознавать, что проклятое прошлое царизма кануло в вечность. С помощью науки и техники наглядно и ярко с каждым годом все больше и больше расцветает жизнь в лесном Тапсуе, согретая лучами Сталинской Конституции.
А. Иванчиков, Тимко-Паульская ПОС
«Остяко-Вогульская правда», 14.3.1940
