Шеймины

Валерий Белобородов

В начале XX века жители Самарова, носившие фамилию Шеймины, принадлежали к кругу наиболее состоятельных граждан села. В Самаровской волости они появились не позднее конца XVII века как ямщики. Откуда — неизвестно. Слово «шейма», давшее начало фамилии и означающее «якорный канат», «якорная веревка», бытовало как на Русском Севере, так и в Поволжье, и принесено в Западную и Восточную Сибирь русскими первопроходцами.

Первое упоминание фамилии в книге Х.М. Лопарева «Самарово» относится к 1686 году, в том году в Самарово служил ямщик Петр Шеймин. В настоящей публикации мы проследим путь во времени ветви рода Шейминых, идущей от Петра, «владельца рыбных ловель и сенных покосов на Оби», опираясь на содержащуюся в труде Лопарева «Родословную Шейминых» и другие источники. Сын его Иван Петрович обитал то в Самарово, то в деревне Белогорской, занимался рыболовством, ямщиной и охотой. Внук Петра Иван Иванович обосновался в Самарово и жил рыболовством, охотой и торговлей с инородцами. В 1813 г. он утонул, оставив сыновей Егора, Григория и Прокопия и троих дочерей. Из них род Шейминых продолжил лишь Егор, так как Прокопий сыновей не имел, а Григорий был взят на военную службу, в 1812 г. под Смоленском попал в плен к французам и домой не вернулся.

Егор Иванович добывая рыбу, выкармливал молодых лисиц на пушнину, торговал с остяками реки Назым. Прожил около 80 лет. Из двух его сыновей младший, Иван, умер в 18 лет, а Григорий дожил до старости. С ранних лет обнаружив интерес к рыболовству, он стал заводить малые, а затем и стрежевые невода и облавливал угодья на Оби выше устья Иртыша.

Рыбу вывозил на продажу в Тобольск и Ирбит, покупал там мануфактуру и другие товары и продавал инородцам. Кроме того, ходил в извоз, делал лодки. Круглый год Григорий Егорович трудился в своем хозяйстве, да еще, сверх того, служил девять лет самаровскому обществу в должности церковного старосты. В конце жизни он получил благословение Святейшего Синода «за сделанные в пользу церкви пожертвования», а от государя императора — серебряную медаль для ношения на груди на Станиславской ленте.

Единственный сын Григория Егоровича Николай Григорьевич Шеймин (9 марта 1833—18 марта 1887) получил в наследство значительное богатство и, благодаря своей предприимчивости и сообразительности, увеличил его. Жившие по берегам Оби и Назыма инородцы брали у него хлеб, другие товары, одалживались деньгами, а взамен поставляли рыбу, пушнину, кедровый орех.

Не пренебрег Николай Григорьевич и таким выгодным делом, как виноторговля, открыв кабак в селе Кондинском Березовского округа. В томской «Сибирской газете» 26 октября 1886 г. была опубликована критическая заметка, начинавшаяся так: «Гришка Шеймин восторжествовал. Кабак открыт и уже производит свое действие: люди слабые раздеваются, беднеют, а семьи голодают». Автор заметки, подписавшийся псевдонимом «Дятел», используя описываемый факт с пропагандистской целью, не вполне точно был осведомлен: Григория Егоровича уже не было на белом свете, он умер в 1878 г., а владел кабаком его сын. Сверх того, Николай Григорьевич имел питейное заведение в Атлыме, склад для вина в Самарове, ренсковый погреб и оптовый склад в Сургуте, лавки в селах Самарове, Романовском, деревнях Белогорской и Чембакчиной.

Расширению торгово-промышленного дела и росту влияния Шейминых на Тобольском Севере благоприятствовали новые родственные связи: дочери Николая Григорьевича вступили в браки с весьма состоятельными людьми — сургутским купцом Г.С. Тетюцким, управляющим фирмой купца 1-й гильдии М.Д. Плотникова Н.Г. Козловым, самаровцами Е.В. Земцовым и Ф.И. Кузнецовым.

Н.Г. Шеймин имел большое семейство — 9 сыновей и 4 дочери. После его смерти Тобольский окружной суд рассматривал дело об утверждении его сыновей Александра, Георгия, Андрея и Николая в правах наследства. Имеющаяся в деле опись имущества дает представление о размерах состояния Н.Г. Шеймина. Ему принадлежал просторный двухэтажный деревянный дом на улице Церковной, оцененный в 1500 рублей. В нем Николай Григорьевич принимал в 1879 г. генерал-губернатора Западной Сибири Н.Г. Казнакова. Кроме того, были еще отдельный дом в Самарово для помещения рабочих, несколько амбаров, вышеупомянутые строения, предназначенные для виноторговли, 6 изб на рыболовных песках по Иртышу и Оби, два каюка для разъездной торговли с инородцами, 14 лошадей, 10 коров, различное другое имущество, товары, наличные деньги, хранившиеся у родственников и деловых партнеров.

Интересен 18-й пункт описи: «Разных долгов как за инородцами, так и за крестьянами разных деревень, находящихся близ Самарова, накопившихся с 70-х гг. и ранее, числится по книгам около 30 тысяч рублей, из коих возможно надеяться получить около 5000 р.». В литературе — и дореволюционной, и тем более советской — многократно высказывалось мнение, будто дача торгующим товаров в долг служила средством закабаления и источником сверхприбылей. С.К. Патканов, скрупулезно изучавший экономический быт крестьян и инородцев Тобольской губернии в конце XIX века, не столь категоричен. «Если справедливо, что торгующие крестьяне получают при помощи разных операций от своих должников весьма большие проценты, — пишет он, — то не надо забывать, что они вынуждены так поступать ввиду значительного риска, с которым сопряжено их занятие, и тех потерь, которые они постоянно имеют. Умрет, например, инородец, забравший у кого-нибудь из них в долг известное количество хлеба и товара, то часто за ним пропадает его долг. Случается и то, что тот или другой из его клиентов окончательно беднеет… и вследствие этого на долгое время делается плохим плательщиком. Торгующий крестьянин в этом случае нередко находит более выгодным для себя приостановить кредит, хотя бы и с потерей всей ссуженной ему суммы».

Всего, по сообщению Тобольско-Сургутского окружного суда, опубликованному в № 29 «Тобольских губернских ведомостей» за 1897 г., движимого и недвижимого имущества осталось от Н.Г. Шеймина на сумму 38678 рублей.

Характеристика Н.Г. Шеймина будет неполной, если не сказать о его тяготении к делу образования. Он материально поддерживал Самаровское сельское училище и его учителей из собственных средств и за это получил публичную благодарность генерал-губернатора. В 1870 г. он отдал сына Петра в Тобольскую гимназию, это был первый гимназист из коренных самаровцев. Естественным следующим шагом Николая Григорьевича стало его участие в 1873 г. в образовании суммы в 3000 рублей, на проценты от которой была учреждена стипендия имени великого князя Алексея Александровича, посетившего в тот год Самарово, для обучения в Тобольской гимназии одного мальчика из Самарова или окрестных сел и деревень, а затем и вступление в Общество вспомоществования бедным студентам Тобольской губернии.

Петр Николаевич успешно окончил гимназию и юридический факультет Петербургского университета. Незадолго до своей кончины, весной 1886 г., Н.Г. Шеймин приезжал в Петербург для встречи с сыном, который к тому времени уже закончил учебу и сдал магистерский экзамен. Учился в Тобольской гимназии и брат Петра Егор, но, не окончив, поступил на военную службу, в звании унтер-офицера уволился в запас армии и вернулся в Самарово.

В брак сыновья Николая Григорьевича предпочитали вступать с образованными девушками: Александр Николаевич женился на дочери крестьянина из Тюменского округа Марии Ивановне Поповой, учившейся в свое время в Тобольской Мариинской женской школе. Жена Егора Николаевича Юлия Михайловна Петрова получила воспитание в Омской прогимназии.

Накапливая от поколения к поколению знание окрестных рыбных угодий и способов промысла, имея устойчивые связи с местными ханты и русскими крестьянами, Шеймины и после смерти Николая Григорьевича успешно вели торгово-промышленную деятельность и сохранили свою принадлежность к верхушке самаровского общества. О последнем приведу единственное, но красноречивое свидетельство А. Сыромятникова, описавшего встречу самаровцами летом 1891 года наследника российского престола Николая Александровича Романова:

«Крестьянин Самаровской волости И.Г. Кузнецов поднес две собольи шкуры, а девицы той же волости Кузнецова и Шеймина поднесли: первая довольно искусно сделанный венок из различных орехов, а вторая — вышитое полотенце, сделанное 30 лет тому назад. Затем Его Высочество прошел в палатку, к открытому боку которой местный крестьянин И.Н. Шеймин подвел маленького ручного медвежонка… Возвратившись на пароход, Его Высочество изволил выслать: …Шеймину — три полуимпериала…».

После кончины отца семейное дело возглавил Александр Николаевич Шеймин (27 августа 1856-10 апреля 1910), так как старший из братьев Назар Николаевич, живший в Сургуте, умер годом раньше отца в 33 года. Жили самаровские Шеймины все вместе — холостые и женатые братья с семействами, незамужние сестры — в большом доме на улице Церковной. По данным переписи населения 1897 г., под одной крышей обитали девять взрослых и пятеро детей.

Довольно долго они и хозяйство вели совместно. У Х.М. Лопарева есть запись: в 1890 г. Александр Николаевич весновал на семейном угодье Кривошапкине с братьями Андреем и Николаем. 3 октября 1894 г. А.Н. Шеймин писал Лопареву в Петербург: «Рыбу ныне мы, Шеймины, промышляли по нынешнему году ладно, слава Богу, и выловили из садов благополучно и отправили уже как пять суток в Тобольск для продажи. И завтра двух меньших моих братьев, Василья и Андрея, отправляю для продажи оной, а сам буду жить в селе Самарове и заниматься делами».

Но год от году работников в семье становилось меньше. По какой-то причине Шеймины не отличались долгожительством. Вслед за Назаром в 1894 г., тоже в 33-летнем возрасте, скончался Иван. Среди братьев он держался как-то особняком: рыболовством не занимался, но широко вел виноторговлю и еще при жизни отца распоряжался весомой частью его капитала. На смерть Ивана Николаевича газета «Сибирский листок» откликнулась 13 ноября 1894 г. такой строчкой: «В селе Самаровском на днях умер небезызвестный в северном крае И.Н. Шеймин». Следом умер находившийся в Тобольске по торговым делам Василий всего лишь на 27-м году жизни. В 1902 г. не стало 31 -летнего Андрея. А Григорий ушел из жизни в 17 лет, раньше отца и старших братьев.

Один из средних братьев, Егор Николаевич, не особенно, видимо, тяготевший к крестьянскому делу, переехал на жительство в Томск, и остались в Самарове Александр Николаевич и самый младший из братьев Николай Николаевич, на которого и легло в начале XX века бремя семейного хозяйства. А Александр Николаевич в последние годы жизни стал в зимнее время уединяться на заимке близ давней вотчины Шейминых — рыболовного песка Кривошапкино. Там держал на подножном корму девять лошадей, ловил капканами лисиц и мастерил рыболовные снасти. В письме к Х.М. Лопареву 6 января 1908 г. он подробно описал свою жизнь поодаль от Самарова, на заимке.

Человек пытливый, наблюдательный, А.Н. Шеймин сообщал Лопареву в письмах и при встречах немало интересного. Когда Хрисанф Мефодьевич работал над книгой «Самарово», Шеймин посылал ему свои заметки о рыбном промысле, некоторые из них включены в книгу. Там же опубликованы 11 документов XVIII века из его коллекции и в качестве приложения — словарик из 350 остяцких слов, записанных со слов инородцев. Нашлось в книге место и для составленной им родословной Шейминых.

Не упускал Александр Николаевич случая упомянуть в письме к Лопареву о событиях самаровской жизни — приездах губернских чиновников, ученых путешественников, находках искателей древностей, открытии рыбконсервного производства… В 1893 г. он писал о посещении им места на правом берегу Оби, против устья Иртыша, на котором осенью 1595 года ратными людьми во главе с воеводой Иваном Мансуровым и казаком Матвеем Мещеряком был построен Обский городок. Здесь на одной из берез он вырезал: «А.Ш. 1893 г. Августа 2».

17 декабря 1905 г. он писал Хрисанфу Мефодьевичу: «Письма, ранее Вами посланные мне, с большим удовольствием читаю и потом подшиваю в свою книгу. Книга моя под названием «Для записи заметок» с 1897 г., с 25 февраля».

О потомстве А.Н. Шеймина известно немногое. По метрическим книгам Самаровской Покровской церкви выявлено, что у него был единственный сын Александр, родившийся 9 июня 1882 г. В 1891-1892 учебном году он учился в приготовительном классе Тобольской духовной семинарии, но, по-видимому, вскоре оставил учебу. В 1907 г. Александр-младший женился на дочери крестьянина Василия Матвеевича Корепанова Екатерине. В конце этого же года у них родился сын Константин, за ним — еще шестеро сыновей и дочерей: Павел, Серафим, Александр, Августа, Петр и Анна. В книге «Память» по Тюменской области есть упоминание о втором по старшинству сыне: 12 октября 1943 г. лейтенант Павел Александрович Шеймин погиб на одном из фронтов Великой Отечественной войны.

* * *

К роковому моменту российской истории — Октябрьской революции — в Самарове остались только два главных действующих лица шейминского рода — младший из сыновей Николая Григорьевича Николай Николаевич (родился в 1874 г.) и его племянник Александр Александрович. Николай Николаевич женился на дочери реполовского крестьянина Якова Мотошина Марии. Вскоре овдовел, не успев даже обзавестись детьми, и в 28 лет женился во второй раз на дочери тобольского купца 2-й гильдии, самаровца по происхождению, Федора Константиновича Соскина Марии. Этот брак дал надежную экономическую опору семье, которая стала быстро расти. В метрических книгах Покровской церкви найдены записи о рождении у Шейминых пятерых сыновей и четырех дочерей.

В начале XX века прежний глава шейминского клана Александр Николаевич, обремененный болезнями, стал передавать лидерство младшему брату. Признаки растущего общественного положения Николая Николаевича мы находим на страницах тобольских газет: 1900 г. — утвержден старостой самаровской Покровской церкви на трехлетие, 1908 — сделал пожертвование в пользу Тобольского губернского комитета по оказанию помощи семьям воинов, 1911 — избран присяжным заседателем по Тобольскому уезду, 1913 — подал заявление о вступлении в Тобольский отдел Императорского общества судоходства вместе с состоятельными самаровцами Ф.И. и А.И. Кузнецовыми.

И Николаю Николаевичу же пришлось пострадать за всех Шейминых от новой власти. Вот один из фактов. 31 мая 1920 г. общее собрание самаровской ячейки сочувствующих РКП(б) постановило по заявлению Карандашова дать бывшему кулаку Николаю Шеймину «наказание — наряд вычистить двор старческого дома» за то, что он «снял со столба красную звезду, оставленную 2-й ротой Северного экспедиционного отряда». Конечно, этот шаг самаровских большевиствующих активистов был обидным для фамилии Шейминых, задевал их достоинство.

Но следующие шаги были еще чувствительнее: лишение избирательного права, раскулачивание, отъем имущества. В вину Шеймину поставили то, что он до революции занимался разъездной торговлей по деревням и за данные под процент деньги собирал рыбу и продавал ее в Тобольске, что имел большой дом, что в 1921 году содержал беспризорного подростка, привлекая его к домашним работам («эксплуатация»).

Характерно для периода 1920-1930-х годов, что люди, которых ограничивали в правах, не могли с этим мириться и активно протестовали, в архивах хранится множество свидетельств таких протестов. Н.Н. Шеймин решение Самаровского сельского совета и райисполкома о лишении его избирательного права обжаловал, и окружной прокурор предложил президиуму райисполкома пересмотреть дело, но Самаровский райисполком не подчинился. В заявлении, направленном после этого Президиуму ВЦИК в Москву, Шеймин писал, что он, коренной крестьянин-рыбак, не чувствует за собой вины, за которую можно было бы лишить его гражданского права. Да, был богат, но от былого богатства ничего не осталось. Он не считал кого-либо вправе делать его изгоем в самаровском обществе.

С таким же заявлением обращался в Уральский облисполком отделившийся от семьи сын — Николай Николаевич-младший. Самаровский сельсовет признал раздел «фиктивным» и усмотренную им «вину» отца распространил на сына, ограничив и его в гражданских правах. Как Тобольский окрисполком, так и Уральский облисполком и Президиум ВЦИК отклонили заявления Шейминых о восстановлении в избирательном праве. Этого права были лишены еще пятеро членов семьи.

Классовая месть не знала усталости, возможность революционного насилия над «бывшими» использовалась с явным удовольствием. Это видно по опубликованным Л.В. Набоковой в «Новостях Югры» материалам окружного архива. В 1931 году у Шейминых отнят двухэтажный дом, в документе поселкового Совета значится: «изъят за недоимку налогов». Что же это были за налоги, если недоимка равнялась стоимости купеческого дома? В 1933 г. 55-летняя купеческая дочь Мария Федоровна Шеймина (в девичестве Соскина) жила с 16-летней дочерью в бане. При этом поселковый Совет требовал от нее подписки на заем, сдачи в виде налога 500 литров молока и отказывался возвращать деньги за лошадь, которая была взята на лесозаготовки и возвращена в таком состоянии, что по заключению ветеринара пришлось сдать ее в контору «Заготскот» на убой. М.Ф. Шеймина писала прокурору Остяко-Вогульского округа: «Когда мне предложено было подписаться на заем в таком большом размере, я заявила, что не могу этого сделать, так как, уже три раза лишенная собственности, я не имею для этого никаких средств».

И совсем уже курьезный факт: Николай Николаевич-младший уехал в Свердловск, подальше от просветленных революционным сознанием односельчан, и устроился там истопником в военный госпиталь — Самаровский райисполком направил в Свердловский горисполком секретное (!) письмо с просьбой уволить его. Таково было качество новой власти.

* * *

Совершенно необычная судьба выпала Петру Николаевичу Шеймину. В его лице самаровский крестьянский род выпустил весьма жизнеспособный, яркий росток в Европейскую Россию. Его отец Николай Григорьевич сам тяготел к учению и в конце первой половины XIX века был одним из немногих грамотных самаровцев. Х.М. Лопарев писал: «В те времена в Самарове просвещение шло весьма медленными шагами. В 1839 году училось всего двое — Петр Семенович Скрипунов и Николай Григорьевич Шеймин. Первый из них учил под руководством хромого А.И. Ковалева псалтырь, а второй — часослов; писать оба они учились в 1845 году на дому у другого любителя И.В. Ужинцова…».

И, наверное, хотелось Николаю Григорьевичу, чтобы кто-нибудь из сыновей шагнул дальше его. Заметив способности у сына Петра, он в 1870 году отвез его в Тобольскую гимназию. Это был первый гимназист из коренных самаровцев. Читаем опять у Лопарева: «Мой друг П.Н. Шеймин кончил курс гимназии в 1879 году, поступил на юридический факультет Петербургского университета, который окончил в 1883 году с золотой медалью, полученною им за конкурсное сочинение «Паспортная система в России»; ныне он состоит приват-доцентом в Новороссийском (в Одессе) университете по кафедре полицейского права».

Долгое время иных источников сведений о П.Н. Шеймине, кроме книги «Самарово», мы не знали. Автор этих строк обращался письменно в Одесский университет с просьбой прислать хотя бы копию формулярного листка приват-доцента Шеймина — письмо осталось без ответа. Но вскоре обнаружился кладезь информации в другом месте — в Санкт-Петербурге. В фонде Х.М. Лопарева в Петербургском филиале архива Российской академии наук (ПФА РАН) нашлось дело № 538:52 письма П.Н. Шеймина к Лопареву, другу гимназических и студенческих лет. Эти письма когда-нибудь дождутся внимательного исследователя, а нам дают возможность бегло проследить жизненный путь нашего земляка-самаровца, — к сожалению, не до конца, оставляя загадку.

Поселившись в Одессе в 1886 году, Шеймин преподавал студентам право, работал над магистерской диссертацией. В 1889 году посылал ее Лопареву, попросив сделать поправки, что тот, отличавшийся безусловной обязательностью, и исполнил. Разрабатывал учебные курсы, в 1893 году занимался переписью населения Одессы, читал публичную лекцию о переписях.

Одесская жизнь, по-видимому, чем-то не устраивала Шеймина. В письме Лопареву 5 февраля 1897 года он просил: «Буде узнаешь что-либо положительное в Министерстве народного просвещения об открытии юридического факультета в Томском университете, сейчас мне черкни для соображений». В 1900 году Шеймин оставил Одессу и «получил профессорство в Новоалександрийском институте сельского хозяйства и лесоводства в Люблинской губернии», близ Варшавы.

Этот переезд знаменует важный поворот в судьбе Петра Николаевича: здесь он, служа в институте, все больше и больше втягивался в дело организации народного просвещения. Уже в 1903 г. он руководил частным четырехклассным училищем с программой казенных гимназий и намерен был идти дальше, так как министр народного просвещения дал разрешение на открытие гимназии. В 1906 г. гимназия Шеймина в Новой Александрии открылась. В 1910 г. он добился перевода ее в Варшаву. На 1915 год состоялось семь выпусков гимназии: четыре в Новой Александрии и три в Варшаве, окончили курс около двухсот учащихся.

Почти все это время, до июля 1914 года, учредитель гимназии Шеймин состоял профессором института сельского хозяйства и лесоводства по кафедре общего законоведения, сельскохозяйственных и лесных законов, имел приличное жалованье, чин статского советника и уже выслужил пенсию, но вовсе не думал оставлять так удачно развивавшегося дела. Семейный шейминский дух предприимчивости увлекал его вперед.

Организация учебного дела порой, а возможно, даже и часто давала Шеймину почувствовать на себе силу неблагоприятных обстоятельств. Он их не боялся. Так, 2 августа 1907 года Петр Николаевич писал Лопареву: «Кандидатов ловлю в гимназию мою вдоволь. Здесь времена забастовки поставили меня в такое положение, что я принужден был сделать из училища, потом и гимназии долгов 5 тысяч рублей. Словом, меня описали и вычитали за долги из жалованья. Но в 1906/7 учебном году дела поправились: я уплатил 3 тысячи рублей, а две уплачу в августе и буду иметь хорошее чистое, без долгов, дело…».

Из письма 1 января 1912 г.: «В прошлом учебном году я понес на Варшавской гимназии большой убыток, ибо 60 учеников-евреев, учившихся в моей бывшей Новоалександрийской гимназии, министерство не пустило в мою Варшавскую гимназию. Отсюда убыток в 12-14 тысяч рублей. Кроме того, гимназия сделала около 15 тысяч рублей долга. В текущем году из 15 тысяч рублей… долга останется 3 — 3 у з тысячи рублей на будущий год. В прошлом учебном году было 200, ныне 260, да еще на днях примем около 20 учеников. Кроме того, с окончанием в 1911 г. школьного бойкота русских учебных заведений поляками число учеников-поляков все более и более увеличивается».

Беспокойства и неприятности не отбивали у Шеймина охоты к рискованным затеям, в письмах к другу он делился новыми планами: открыть среднее мужское земледельческое училище, двухлетние юридические курсы, коммерческий институт в Варшаве. Вот что повествуют о жизни П.Н. Шеймина в тревожные 1913-1915 годы два его письма.

П.Н. Шеймин — Х.М. Лопареву

1913 г., 19 июня г. Новая Александрия

Дорогой Хрисанф Мефодиевич! Твое письмо от 5 мая с.г. получил. Спасибо тебе за твое письмо, равно за пересылку письма брата Николая. Твое письмо, адресованное мне в г. Новую Александрию, переслали мне в г. Варшаву, куда я уехал по делам моей Варшавской гимназии, откуда приехал сюда только четыре дня тому назад. В институте мои дела окончились только около 1 мая.

В мае месяце было у меня много забот о гимназии. В текущем году моя Варшавская гимназия делала первый выпуск. Экзамены зрелости закончились 7 июня. Все 11 учеников VIII класса получили аттестаты зрелости; в числе их и Созонов, племянник министра иностранных дел Созонова; три ученика получили серебряные медали. На будущий учебный год предстоит блестящий выпуск.

Предстоявшая война с Австрией чуть-чуть не натворила мне бед. И Новая Александрия, и Варшава находились бы тогда под первыми выстрелами. Но уже одна угроза войной вызвала здесь сильный финансовый кризис, который отозвался и на мне тяжело. Я вел и веду дело гимназии, пользуясь кредитом в 7 -8 т[ысяч] р[ублей]. Вот этот кредит в 7 -8 т. р. мне и закрыли благодаря угрозе войной. Теперь политические отношения успокоились, и я восстановил кредит. За квартиру для гимназии я платил в истекшем учебном году 14500 р.; квартирные деньги директору гимназии 1800 р.; плата директору и учителям 2800 р. В месяц. В гимназии 8 основных классов, параллельные отделения при первом и втором классах и приготовительный класс. Всех учащихся 320. Преподавателей 25 человек. Гимназия пока дохода чистого не дает. Она находится в самом центре Варшавы, именно на Театральном плацу около Большого театра. В Варшаву езды из г. Новой Александрии 3 часа по жел. дороге. В Варшаву приходится ездить отсюда раз или два в месяц. Эта езда за три года существования гимназии в Варшаве порядочно мне наскучила. Я уже становлюсь стар и малоподвижен.

В этом году имел еще столкновение из-за гимназии с учебным округом, который это столкновение довел до Министерства нар [одного] просвещения. Г[осподин] министр нар. пр. Л .А. Кассо сам разбирал дело и привел учебный округ к «одному знаменателю», т.е. стал на мою сторону. Ох уж эта «кураторская канцелярия». Недаром поминал ее худыми словами сам Ломоносов и терпеть не мог Миллер, историограф Екатерины В[еликой].

Наш институт находится с прошлого года в ведомстве Главного управления землеустройства и земледелия. Думаю прослужить до 1 мая 1914 г. и бросить службу. Пенсию в 2 т.р. я уже выслужил. К 1 мая 1914 г. будет 30 лет моей службы. Очень жалею, что по окончании курса в университете не выбрал адвокатской профессии.

Аля в 4-м классе гимназии; в этом классе придется оставить его на второй год и по лености его, да и возраст его для 5-го класса мал. Глеб перешел во 2-й класс.

Брату Николаю, тетушке Анне, родным и родственникам передай мой поклон. Кланяйся также Кузнецовым и всем, кто меня еще помнит. Все собираюсь с детьми съездить летом на родину и все собраться не могу: дела, дела и дела. Передай мой поклон и твоим родным от меня. Крепко тебя обнимаю. Твой П.Н. Шеймин.

Мой адрес: г. Новая Александрия Люблинской губ., Институт сельского хозяйства и лесоводства. Проф. П.Н. Шеймину.

П.Н. Шеймин — Х.М. Лопареву

г. Москва, 16 сентября 1915г.

Дорогой Хрисанф Мефодиевич, наконец после долгих странствований из г. Варшавы по России судьба забросила меня нежданно и негаанно в г. Москву, где я по указанию уч[ебного] округа нашего открываю мою Варшавскую гимназию в здании гимназии Страхова у Сухаревой башни. Вот мой адрес: г. Москва, Садовая-Спасская ул., д. № 6, гимназия г. Страхова, П.Н. Шеймину.

Москва не нравится ни мне, ни сыновьям. Да и погода здесь стоит неважная. 8 июля я покинул Варшаву, оставив все свое имущество на произвол судьбы, отдав ключи от гимназии и квартиры управляющему домом. Все имущество стоило мне около 25-30 т. р. Но я не унываю, получая пенсию в 2 т.р. Из Варшавы я уехал в мест. Белую Церковь Киевской губ., где прожил до 20 авг. Там я и дети, купаясь в реке, отдохнули. Оттуда я уехал в Одессу, где прожил с детьми до 2 сент. В Одессе мы устроились очень хорошо и недорого. Дети остались очень довольны Одессой. Я предался старым воспоминаниям, навещая добрых старых знакомых. Там случайно предложили мне взять одну частную гимназию на очень выгодных условиях. И сам попечитель Одесского учебного округа выразил полное желание о том, чтобы я взял эту гимназию, владелец которой по болезни оставляет свое дело в мое владение. Но все это я должен был прервать, ибо г. попечитель нашего Варшавского] уч. окр. кн[язь] Куракин выразил желание, чтоб я приехал в Москву и открыл здесь свою гимназию для учеников-беженцев. Я решил ехать сюда и кланяться «старым божкам».

За гимназию г. Страхова я плачу 6 т.р. в уч. год, где поведу занятия с 4 ч[асов] д[ня] до 9 ч[асов] веч[ера]. Что из этого будет — увидим.

В Одессе я встретил добрейшего Ф.И. Успенского и его супругу; она выглядит молодцом. Вспомнили старину и тебя. Возьмут Царьград — перенесу туда мою учредительскую деятельность. Если я здесь настрою гимназию, то здесь же открою и другие свои уч[ебные] заведения. В Варшаве уже так настраивалось дело, что я мог открыть свое высшее уч. заведение «Коммерческий институт». Но, увы, Вильгельм мерзопакостный разбил все мои планы! Ну, я не унываю. Открою еще уч[ебное] высшее заведение в Константинополе, куда на открытие и тебя приглашу; там и кончу мое земное странствование. Во взятии Константинополя уверен так же, как в своей руке.

Ну, будь здоров. Дети и я тебе кланяемся. Передай мой поклон твоим хозяюшкам. Крепко тебя обнимаю. Твой П. Шеймин.

Организовать гимназию в Москве было не просто, занятия в ней начались только 28 сентября по старому стилю. 190 ее учащихся собрались из разных средних учебных заведений Варшавского, Виленского, Киевского и Рижского учебных округов, вытесненные из родных мест Первой мировой войной. Петр Николаевич, учитывая трудности семей беженцев, уменьшил плату за обучение. Интересная частность учебного процесса: для желающих предлагался курс польского языка.

Энергия, предприимчивость и жизненная стойкость Шеймина проявились и в московский период его деятельности. Мало ему было хлопот о гимназии, он еще задумал открыть с мая 1916 года частное высшее четырехклассное училище для детей беженцев, частные общеобразовательные курсы для взрослых обоего пола и частные же специальные курсы среднего и низшего разрядов. Разрешение на их открытие было получено еще в Варшаве в мае 1915 года. Для беженцев, раненых воинских чинов и их детей, для военнослужащих Шеймин также устанавливал льготную плату за обучение. Он полагал необходимым в условиях войны не прекращать забот об образовании. Кроме того, Шеймин возбудил ходатайство перед попечителем Московского учебного округа об открытии в Москве учебно-педагогического просветительного кинематографа.

Осуществились ли эти планы и что дальше было с Петром Николаевичем Шейминым и его семьей — неизвестно. Совсем близко было грозное время сложного выбора, перед которым каждого российского гражданина поставили революция и Гражданская война. Где искать его след — в Москве, Варшаве, Константинополе?.. Хочется надеяться, что чей-то настойчивый поиск даст новые сведения об этом незаурядном человеке.

* * *

Наше затянувшееся повествование о Шейминых будет неполным, если не рассказать то немногое, что мы знаем о сургутской ветви этого рода.

Деловая активность Шейминых распространялась не только на Самаровскую волость и южную часть Березовского уезда, но захватывала и Сургут, там поселился, женившись на купеческой дочери Александре Григорьевне Тетюцкой, старший сын Николая Григорьевича Назар. В браке он прожил всего 11 лет, оставив в Сургуте сына Александра и дочь Евдокию. Малолетний Александр рос, по-видимому, под влиянием Тетюцких, которые вели рыбный промысел, как и некоторые другие предприимчивые сургутяне, близ устья р. Пур и в Тазовской губе. Как сообщает литературный источник, среди доверенных Тетюцкого на дальнем севере был Шеймин, который впоследствии завел самостоятельное дело. Это был Александр Назарович.

Хорошо осведомленный в промысловом деле сургутянин Николай Васильевич Пугно оставил описание некоторых подробностей быта тех смельчаков, которые выезжали на промысел дорогой рыбы на далекий север. Отвечая на запрос сургутского краеведа Ф.Я. Показаньева, в 1963 г. он писал:

«Были здесь еще рыбопромышленники Александров Д. с сыном (дом на углу ул. Просвещения и Красных партизан), Шеймин А.Н. (дом на углу против амбулатории), Чукчеев А.Н. (дом, где теперь военкомат), Панкин Д.Т. (дом против старого Дома культуры), Макушин Ф. (дом по ул. Красноармейская за усадьбой милиции). Они имели своих оленей и на лето уезжали на реки Пур и Таз ловить белую рыбу. Там у них были свои рыбопромысловые заведения. Летом на песках ловили неводами, рабочих нанимали из ненцев. Всю добытую летом рыбу солили, а в большинстве сушили.

Осенний лов рыбы производился подледно самоловами — главным образом осетра, который в мороженом виде доставлялся на оленях в Сургут вместе с остальной продукцией. Одновременно рыбопромышленники скупали у ненцев пушнину белого песца. Приезжали рыбопромышленникив Сургут примерно в конце декабря, к новому году, а рыба шла гужом на оленях и прибывала в Сургут в течение января. Всю добытую продукцию (рыбу, пушнину) сдавали местным купцам. Главным образом, дело имели с купцами Силиным К. и Тетюцким И., они им отпускали необходимые товары, кредитовали их.

Рыбопромышленники жили в Сургуте 2 -2 1/ 2 месяца, в это время выполняли свои торговые дела: сдавали рыбу, пушнину, закупали товары, отгружали их и т.д., и так до 15 марта. Не позднее 15 марта они снова уезжали. Семьи уезжали с ними, даже с маленькими ребятишками. Для семей делались балки — на большой оленьей нарте делалась деревянная обрешетка, которая обтягивалась изнутри и снаружи оленьими шкурами, а затем сверху брезентом, делалось небольшое окошко, ставилась небольшая железная печь. Высотой балок был не больше полутора метров, так что взрослые могли только сидеть. Впрягали под балок не меньше четырех крупных оленей-быков. В таком экипаже и продолжался их путь до места примерно суток 40, так что на свои промысла они прибывали в конце апреля. С продуктами, необходимыми на дорогу, следовал караван из нескольких нарт.

Примерно в 1910—1912 гг. эксплуатацию рыбных и пушных богатств Крайнего Севера взяли в свои руки крупные капиталисты братья Плотниковы, они начали посылать туда свои пароходы, завозить товары, рабочую силу и постепенно мелких рыбопромышленников вытеснили. Однако некоторое время и при Плотникове осенний улов рыбы доставлялся в Сургут, сюда приезжал доверенный Плотникова и переправлял рыбу гужом на лошадях до Тобольска».

Александр Назарович Шеймин родился в Сургуте в 1881 году, крестными его были родной дядя Григорий Николаевич и дочь сургутского мещанина Анна Григорьевна Тетюцкая. В феврале 1907 г. он женился. В качестве поручителей при венчании присутствовали упомянутые в воспоминаниях Н.В. Пугно рыбопромышленники Алексей Николаевич Чукчеев и Федор Георгиевич Макушин, а невестой была дочь сургутского мещанина Павла Ивановича Кайдалова Татьяна. Встретив эту запись в метрической книге Сургутской Троицкой церкви, я неожиданно узнал о своем дальнем родстве с Шеймиными: ведь Павел Иванович Кайдалов и мой прадедушка Митрофан Иванович были родными братьями, и с потомками Павла Ивановича наша семья долгое время поддерживала родственные отношения. И тут я впервые представил, как в дореволюционные времена при стабильности населения Обь-Иртышского Севера в течение многих десятилетий социумы сёл, волостей, уездов все гуще, плотнее прорастали родственными связями, и в результате образовывалась прочная структура, похожая на корневую систему растительного сообщества. Наверное, эта «дернина» давала устойчивость социуму, повредить или разрушить который могло только внешнее вмешательство.

Александр Назарович пережил революцию и Гражданскую войну, с установлением советской власти одно время занимал должность служащего кооператива. В 1926 году он был еще жив, но в списке лишенных избирательных прав на 1931 год значится только его жена «торговка» Татьяна Павловна Шеймина, по-видимому, уже вдова.

У Александра Назаровича было большое семейство, но ни об одном из его детей сведений мы не имеем. Пришли новые — чужие люди, завели новые порядки — сургутская почва стала неуютной для Шейминых, и, по крайней мере, часть семейства перебралась… в Москву. Туда Сургутский загс высылал копию свидетельства о рождении родной сестры Александра Назаровича Евдокии. Там же много лет прожила двоюродная сестра моей бабушки Анны Митрофановны Татьяна Павловна Шеймина, о чем не раз доводилось слышать от родственников, переписывавшихся с нею и останавливавшихся погостить во время поездок. Уж не теплившаяся ли связь профессора Петра Николаевича Шеймина с оставшимися в Сибири родными способствовала этой миграции и прививке самаровско-сургутского «дернового слоя» в российской столице?