Просветитель от Бога – учитель и методист Нина Матвеевна Аксарина

Людмила Прибыльская

Нина Матвеевна Аксарина (14.01.1918 – 29.05.1995) жила на нашей улице, Комсомольской, через дом от нашего. 1 сентября 1964 года она приняла первый класс в только что построенной средней школе №15 – действительно пятнадцатой по счёту школе Ханты-Мансийска, которая появилась на параллельной, Пионерской, улице уже по всем правилам. То есть со стадионом, пришкольным участком, центральным отоплением вместо печей, просторной буфетной и интернатом для детей, чьи родители жили в далеких сёлах вокруг окружного центра. Первые городские школы строились скромнее и обзаводились всем перечисленным хозяйством постепенно. К школе №15 вела аллея, впоследствии украшенная линейками деревьев, но парадное крыльцо, в которое упиралась аллея, почти никогда не открывали – пользовались другими входами, с тыльной стороны здания.

Нина Матвеевна учила мою сестру Марию и многих ребят из нашего и соседних дворов, с которыми мы веселыми ватагами проводили свободное время и летом, и зимой. И только сейчас я узнала, что первая учительница новосёлов школы №15 была настоящей легендой просвещения хантыйского народа. В это трудно поверить, но в возрасте 16 лет она уже преподавала хантыйским детям, поступившим учиться в Тобольский рыбопромышленный техникум. Об этом свидетельствует справка, выданная архивариусом учебного заведения при восстановлении рабочего стажа Нины Матвеевны для начисления пенсии.

«Выдана Сургутсковой Нине Матвеевне в том, что с 19 сентября 1934 года (приказ №95) по 31 августа 1936 года (приказ № 88) она действительно работала преподавателем русского языка, литературы, языка ханты / туземной группы технологического отделения».

В 1934 году молодому преподавателю едва исполнилось 16 – она родилась 14 января 1918 года в городе Берёзов. Её отец Матвей Николаевич Сургутсков (1888-1938) был родом из Реполово, там и сейчас живёт много его однофамильцев. Будучи рыбаком, знал грамоту и в Полновате освоил хантыйский язык. Живя среди ханты, помогал им в торговле с русскими купцами. Приобрёл репутацию честнейшего человека и непререкаемый авторитет. Мать, Анна Михайловна Первова, происходила из осевших в Полновате продолжателей рода казака Первака, состоявшего, согласно семейной легенде, в славной дружине покорителя Сибири Ермака Тимофеевича. Жили Сургутсковы дружно, в семье росло четверо детей, из которых Нина была старшей.  Она помогала матери заботиться об остальных – брате Василии, сестре Доре и самом маленьком, Анатолии. Матвей Николаевич жизнь воспринимал стойко и с юмором, что передалось и остальным.

Сургутсков всей душой принял Советскую власть и, наверное, его пример впечатлил его приятелей-ханты. Однако в 1928 году Матвей Николаевич пострадал от клеветы и навета: против него было начато следствие по обвинению в растрате в Полноватском магазине Берёзовского торгцентра, где он работал продавцом. Он был заключён в Тобольскую тюрьму на долгих 9 месяцев. Восстановить справедливость помогло вмешательство односельчан, в том числе его подопечных ханты: кто-то из грамотных людей смог составить грамотное обращение в защиту Сургутскова и собрать не только множество подписей, но и документов, доказывающих его невиновность. Матвей Николаевич был оправдан и вернулся домой, а реального виновника растраты впоследствии задержали в Омске. Сургутсков больше всего радовался, что с него были сняты все обвинения и восстановлено его доброе имя, что не будет следа напраслины на его детях.

Нину знание хантыйского языка и страсть к учёбе привели в 1934 году на краткосрочные курсы учителей при Ленинградском педагогическом институте имени А.И. Герцена. Нужда в просветителях на севере была очень велика: Приполярная перепись населения 1926 года показала, что среди ханты грамотны 5–6 %, манси – 6–7 %, зырян – 27–78 %, русских – 42–47 %. Так юная девушка, фактически подросток, оказалась по окончании курсов среди преподавателей Тобольского рыбтехникума. Впрочем, для её времени, когда ее ровесники становились командирами Красной Армии и руководителями трудовых коллективов, это была не редкость. Сотни комсомольцев после челюскинской эпопеи двинулись осваивать бескрайние просторы Севера, работать с туземным населением, как тогда называли коренные малочисленные народы тех краёв, обучая его грамоте, приобщая к технике и технологиям, обеспечивая медицинскую помощь и… карьерный рост.

Дети хантыйских семей, получившие образование, становились педагогами, инженерами, исследователями, учёными, художниками. И для многих из них путь к вершинам профессии начался с уроков Нины Сургутсковой.

В 1939 году молодого педагога снова направляют на учёбу в Ленинград. Она осваивала профессию и параллельно преподавала русский язык и литературу в 5-7 классах средней школы Выборгского района. Там её и застала война, первые, самые тяжёлые, голодные и холодные дни блокады города на Неве. Нина выжила, в 1942 году её эвакуировали через Ладожское озеро, по Дороге жизни, в тыл. Проделав долгий путь до Тобольска, она в 1942-1943 годах работала воспитателем в детском доме. Тысячи ленинградских детей в то время нашли на Севере и в Сибири свой второй дом, продолжили учёбу в школе, а кто-то из них обрёл новую семью.

Бесстрастные строчки из трудовой книжки гласят, что к 1948 году, когда в Советском Союзе начался учёт трудового стажа, за плечами Нины Матвеевной, уже по мужу Аксариной, было 14 лет педагогического стажа в Тобольске и Берёзовском районном отделе народного образования (районо). 17 апреля 1948 года она была назначена учителем в Полноватскую среднюю школу – фактически национальную школу для детей ханты. Очевидно, именно тогда Нина Матвеевна начала собирать и систематизировать методический материал для собственных учебников и букваря хантыйского языка. Она понимала: прямой перевод аналогичных русских учебников не годится, нужно учитывать быт и традиции ханты, чтобы дети описывали в словах тот мир, внутри которого живут. К началу 1950-х годов уже начала формироваться хантыйская литература, и один из её основоположников, Григорий Дмитриевич Лазарев, стал впоследствии соавтором учебников Нины Аксариной.

7 декабря 1950 года Нину Матвеевну перевели на должность заведующей Помутской национальной школой-интернатом, где она проработала шесть лет.

Первый букварь и учебник хантыйского языка для подготовительного класса на базе казымского диалекта учителя А. М. Обатина и Н. М. Аксарина подготовили к изданию в 1954 г. К тому времени так и не был решён вопрос, на базе какого из диалектов хантыйского языка строить литературную норму. Диалектов выявилось не меньше четырех, причем носителей каждого из них насчитывалось всего около двух тысяч человек. При исполкоме Ханты-Мансийского окружного совета депутатов трудящихся была создана комиссия по литературному языку, в которую вошли видные литераторы, представлявшие разные диалекты. Видимо, каждый из них отстаивал свою правду и прийти к единому мнению комиссии не удалось. Административного давления на литературную норму тоже оказывать не стали, невзирая на крайнюю малочисленность носителей диалектов. Министерство просвещения РСФСР, не получив от Тюменского обкома КПСС ответа на запрос о диалектной базе хантыйского языка, сняло вопрос об издании первых учебников Аксариной, и Учпедгиз исключил их из плана на 1954 г. Так что к началу 1954/55 учебного года школы не были обеспечены новыми необходимыми пособиями.

Вероятно, Нина Матвеевна остро переживала бюрократические игры вокруг её детища: у неё начало сдавать сердце. В далёком 1955 году ей была сделана редкая операция по устранению сердечной недостаточности. С тех пор упаковка валидола всегда лежала у нее в сумочке.

5 октября 1956 года Нина Матвеевна начала работать учителем начальных классов в Казыме. Опыт преподавания хантыйского языка обеспечил ей непререкаемый авторитет: местные жители её боготворили.

Наконец, 6 марта 1957 года министр просвещения РСФСР Е. Афанасенко выпустил приказ «О порядке обучения детей в школах Ханты-Мансийского национального округа», рекомендовав отделению языка и литературы Академии наук СССР включить в план работы института языкознания АН СССР на 1957 г. составление рукописей двух букварей хантыйского языка, а также разработку учебных пособий для педагогических педучилищ на сургутском и ваховском диалектах. Это поручение распространялось также на учёных и методистов Государственного педагогического института им. А. И. Герцена, где в то время уже работали такие видные хантыведы, как представитель этого народа Николай Терёшкин и лингвист Юлия Русских. Академия педагогических наук РСФСР и Институт национальных школ в 1957 г. приступили к составлению букваря на казымском диалекте и методических указаний к нему, планируя закончить работу к 1 июня того же года.

Высокие академии писали отчёты, а Нина Матвеевна скрупулёзно собирала свои учебники и книги для чтения, включая в них наиболее удачные произведения хантыйских авторов. Чтобы написать несколько строк о жизни муравьёв или рыб, она штудировала научные книги и встречалась с учёными. Именно это помогало ей пробудить в детях любознательность – показав, что муравьишки живут организованно, почти, как люди, а по чешуйке карася можно узнать, сколько ему лет, потому что чешуйки для рыбы – как годовые кольца для дерева.

Всё это она делала без отрыва от основной работы и в суровых бытовых условиях, которые современным изнеженным созданиям даже трудно представить. Дочь Ирина Сатыгина помнит, что жили они очень скромно: при переводе в новую школу учительнице с семьей предоставляли, как правило, комнату в школе-интернате. Заготавливать дрова, носить воду, готовить еду на печке – все это требовало и времени, и физических усилий. Нина Матвеевна овдовела в 34 года, в 1952 году, и четверых ребятишек поднимала одна, посвятив им всю себя и не ища личного счастья в новом супружестве.

«В нашей семье с детства было принято обращаться к маме на ВЫ. Это нас не отдаляло от неё, — рассказывает Ирина. – Помню, как мама при свете керосиновой лампы проверяет стопки тетрадей, пишет планы уроков глубоким вечером, когда мы, дети, уже легли спать. А стирку она вообще оставляла на ночь… Я ненавидела мамины тетради, потому что они отнимали у нас её внимание. Очень жалела маму».

Дети тоже научились общаться по-хантыйски. Они играли с интернатскими сверстниками. Ирине запомнилось, что ребятишки приезжали с кочевий в интернат с миниатюрными деревянными клетками, в которых жили ручные белки. Эти юркие пушистые существа напоминали малышам о доме, о жизни в лесу, к которой они привыкли и по которой тосковали.

Нина Матвеевна была строга и сердечна одновременно: никогда не сюсюкала, однако все знали, что наказы ее лучше не нарушать. Это относилось и к собственным чадам, и к ученикам. Она мастерила для детей крошечных национальных хантыйских куколок с ладошку величиной – согласно традиции, без личика и без рук, чтобы игрушечное существо не навредило малышу. Верования ханты стали доступны широкой общественности не так давно, они широко представлены в Ханты-Мансийском Музее природы и человека, но Нина Матвеевна с ними выросла и впитала их с детства…

Методические заслуги Аксариной, казалось, были оценены, когда 15 августа 1960 года её назначили на соответствующую должность в Берёзовском районном отделе народного образования.

Однако с 6 октября того же года Аксарина – учитель начальных классов Ханты-Мансийской средней школы №1. После перевода в окружной центр она получила свою первую отдельную квартиру на улице Комсомольской, 63.

Тем временем молва об этой учительнице летела вместе с ней из одной школы в другую: семьи стремились отдать своих отпрысков именно в класс Аксариной. Родители учеников становились для неё близкими людьми: переехав в Ханты-Мансийск, она по-прежнему помогала им словом и делом. Писала ходатайства по поводу жилья, материальной помощи, места в детском саду или санатории. Как и большинство людей её поколения — советских бессребренников, — она считала естественным просить за других, но никогда не просила для себя…

Отправляясь из своих деревень на Большую землю, как тогда называли центр страны, старые знакомые останавливались переночевать в двухкомнатной квартире у Нины Матвеевны. На чистых, выбеленных простынях, для стирки которых надо было принести с колонки и отстоять от ржавчины несколько вёдер воды… Разговоры за чаем длились до ночи – Аксарина была изумительной рассказчицей, слушать ее можно было бесконечно!

Быт первых многоквартирных домов Ханты-Мансийска был весьма аскетичным. Из удобств в квартирах имелись только печи, которые следовало топить два раза в день – а учителю, чтобы прийти за полчаса до первого урока в школу, следовало подняться не позднее 5 часов утра. За два часа дрова в плите и печи прогорали до ярко рдеющих углей, и можно было закрыть заслонку трубы без риска угореть, в то же время сохраняя тепло на несколько часов до вечерней топки. Воду носили вёдрами с колонки или водовозки, приезжавшей в каждый квартал дважды в неделю. Накапливали сначала в бочках, потом в оцинкованных жестяных бачках по 10 ведер емкостью. Вода с высоким содержанием железа отстаивалась от ржавчины и после этого становилась пригодной для приготовления еды, бытовых потребностей и стирки. После использования чистой воды отстой надо было вылить, а бочку помыть, перевернув вверх дном – нелегкое упражнение для одинокой женщины.

Разумеется, для каждой квартиры заготавливались дрова на всю зиму, а в индивидуальных сарайках – съестные запасы: мороженая рыба, сотни пельменей, хранившихся в закрываемых крышками бочках, ягоды, орехи. Нина Матвеевна была страстный грибник, умело засаливала грузди и прочие лесные дары. Выросшая среди ханты дочь рыбака прекрасно управлялась и с рыбой. Возле многоквартирных домов были разбиты огороды, на которых каждая семья выращивала для себя овощи на зиму: картофель, морковь, свеклу, лук-перо, зелень, огурцы и помидоры — вначале на навозных грядах, а потом в теплицах.

Рельеф Комсомольской улицы сильно отличался от теперешнего: к улице Свердлова она довольно резко поднималась, что позволяло детворе зимой весело кататься под гору прямо на школьных портфелях. Чернильницы-непроливайки такого обращения не выдерживали, украшая тетради фиолетовыми кляксами. Весной по улице Свердлова текли быстрые ручьи, в которых неслись в рукотворные заводи и гавани флотилии щепочек-корабликов. В низине возле дома №59 на Комсомольской по весне разливалась огромная лужа, через которую детвора переправлялась на самодельном плоту, а пешеходы пользовались тротуаром на противоположной, более высокой стороне. Все тротуары в Ханты-Мансийске в 1960-е годы были деревянными – на круглых чурочках как основании были наколочены толстые доски. Мощеных асфальтом или булыжником улиц было немного – в основном, по маршруту движения единственного городского автобуса, курсировавшего от водолечебницы в конце улицы Калинина до Самарово. Твердым покрытием были снабжены и центральные улицы Мира, Карла Маркса, Ленина. Комсомольская, как и Свердлова, твердого покрытия в 1960-е годы не имели, так что в распутицу дорогу от дома до школы можно было преодолеть только в резиновых сапогах, которые к концу маршрута облипали приставучей глинистой грязью, и ее смывали возле порога школы в специальных корытах тряпками, привязанными на палки в локоть длиной.

Это сейчас, гуляя по просторным, чистым улицам Ханты-Мансийска, воспринимаешь быт нашего детства как чрезвычайно жесткий. Но мы не обращали на это внимания, потому что смотрели не под ноги, а в небо. Нас воспитывали идеалистами и романтиками люди, которые жили, как идеалисты и романтики, и представляли собой пример чистоты помыслов и нравственности. Идеалисты и романтики осваивали бескрайние просторы Севера, строили здесь электростанции, предприятия и дороги, школы и больницы, организовывали транспорт, уходили в геологические партии на поиски природных богатств, впоследствии обеспечивших суверенитет России.

Семь лет, до сентября 1971 года, Нина Матвеевна Аксарина каждый день ходила привычной дорогой в школу №15. «Какое счастье, что моей первой учительницей была Нина Матвеевна. Прекрасный человек и настоящий Учитель!!» — написала о ней Наташа Липнягова, принятая в 1968 году в первый класс. «В адрес мамы все года слышу только самые лучшие отзывы», — подтверждает Ирина Сатыгина. На всех фото в выпускных классах в первом ряду среди учителей непременно сидела убелённая сединами, гордо держащая осанку Нина Матвеевна.

Являясь крупным специалистом по хантыйскому языку, Нина Матвеевна Аксарина никогда не кичилась этим, так что для многих её воспитанников её учёные и методические достижения остались за рамками повседневного общения. Только близкие друзья знали, что Нина Матвеевна прекрасно пела русские романсы и песни, аккомпанируя себе на гитаре. Большая коллекция пластинок Леонида Утёсова сопровождала семейные праздники и использовалась при подготовке школьных мероприятий. Затем симпатии Аксариной завоевал молодой и задорный Лев Лещенко. Друзьями девушек и женщин советской страны были не брильянты, а добрые книги, прекрасная музыка и бесконечное творчество.

Родина оценила труд Учителя: уже в январе 1957 года Аксарину наградили Почетной грамотой Окружного комитета КПСС и исполкома Ханты-Мансийского окружного совета депутатов трудящихся за безупречный труд и лучшую постановку учебно-воспитательной работы в национальных школах. В марте того же года за успехи в обучении и воспитании детей её наградили уже Тюменский областной отдел народного образования и областной профсоюз. 1 октября 1966 года Аксарина была занесена в Книгу трудовой славы Ханты-Мансийского национального округа – так были отмечены заслуги рядового, но необыкновенного учителя. Её главные учебники были ещё впереди —  Ханты Ясынг на языке казымских ханты, и Ханты Ясан в переводе на шурышкарский диалект выдержали по 4 издания каждый.  Последнее, переработанное, вышло в 1993 году и было утверждено уже Министерством просвещения Российской Федерации. Нина Матвеевна подготовила издание к печати, как всегда, практически бескорыстно, по-прежнему включая в число своих соавторов Григория Лазарева, скончавшегося в 1979 году, и Алексея Сенгепова, который был пытливым исследователем родной культуры, но отнюдь не методистом. Планы работы над книгами, сохранившиеся в семейном архиве, очевидно показывают: все дополнения и исправления в учебниках делала исключительно сама учительница. И каждый раз она стремилась внести в книги для чтения новинки: произведения местных авторов – ханты Еремея Айпина или манси Ювана Шесталова, найденные в литературе лесные рассказы Соколова-Микитова, Чарушина, нравоучительные притчи Льва Толстого. В её книгах обязательное место отводилось промыслу коренных народов – например, публиковались рассказы «Как выращивают рыб», «Как выращивают муксунов», «Как стать мудрым охотником».

Ленинград так и остался для неё alma mater — её регулярно приглашали на дополнительную учёбу и научно-методические семинары в  родной Институт имени Герцена, ставший настоящей кузницей интеллигенции коренных народов Севера. Молодёжь ханты, манси, ненцев, нанайцев и десятков других этносов командировалась на учёбу в Ленинград на полное государственное обеспечение и зачислялась в студенты практически без экзаменов.

До последних дней Аксарина занималась своим творческим трудом в скромной квартирке без удобств на улице Комсомольской – в доме, на котором стоило бы прикрепить мемориальную доску в честь не только великого и скромного просветителя хантыйского народа Нины Аксариной, но и выдающегося биатлониста Сергея Данча, первой звезды ханты-мансийского большого спорта. Но дома этого нет… На этом месте вырос квартал современных домов «Газпрома», и было бы справедливо, чтобы новые жители увековечили память тех, кому родина обязана своими свершениями.

Нина Матвеевна Аксарина – дитя времени, когда ценили не по регалиям или должностям, а по делам и знаниям. При жизни с нею в городе здоровался каждый второй, а сейчас её имя хранят энциклопедия «Югория» и благодарные ученики и сограждане. Как говорит дочь Ирина, Аксарина воспитывала интерес к родному краю, его истории, к жизни и языку народов Севера, любовь и бережное отношение к природе. Всю жизнь она собирала книги и источники по истории округа, его людях в разные годы – возможно, осознавая, как важны для человека корни и чувство Родины. И сейчас, когда для нас наступает момент Истины, подвижничество и пример Нины Матвеевны Аксариной снова жизненно необходимы.

Источник фото – альбом Ирины Георгиевны Сатыгиной