Сергей Комиссаров
Моя семья, а это мама, брат, я и две сестры, проживали в Кировской области, на малой родине отца. Отец ещё до войны закончил Суводский лесной техникум и в конце 1959 года уехал на север Тюменской области. Год проработал в поселке Зайцева речка лесничим, обосновался и приехал за нами. Старшие брат и сестра уже учились в школе. Родители решили их пока не отрывать от учёбы и оставить у бабушки, а нас, младших (мне пять, сестре 4 года), забрали с собой на севера. Путешествие на новое место жительства началось в начала сентября и продолжалось до середины, а может, и конца октября.
В путь отправились на пароходе по Вятке, а закончили путешествие катером из Сургута до села Локосово. Водное путешествие прерывалось наземным. Хорошо помню, как на переполненном железнодорожном вокзале в Свердловске ждали поезд до Тюмени. как с сестрой сидели на верхней третьей полке вагона, чему были очень рады.
Коммунизм сгорел!
Путешествие было длинным, а порою скучным. Подолгу, сутками, ждали то поезд, то пароход, то катер. Читать мы с сестрой ещё не умели, поэтому мама развлекала нас чтением книги Носова «Незнайка в Солнечном городе». Мы задавали маме множество глупых вопросов во время чтения сказки, и когда эти вопросы ставили маму в тупик, «в бой вступала тяжёлая артиллерия», то бишь отец.
Нас очень удивляло, почему герои сказки залазили по лестнице на арбуз и где это они жили. Отец на этот вопрос ответил просто, что жили герои сказки при коммунизме. Про коммунизм было тоже не очень понятно, но то, что мы едем в Зайцеву речку, мы уже понимали. Поэтому я спросил отца:
— А Зайцева речка, это коммунизм?
— Коммунизм, коммунизм! – отвечал, улыбаясь, отец.
— А арбузы там есть? – не унималась сестра.
— Арбузов там нет, – расстроил нас отец и тут же успокоил. – Зато там есть кедровые шишки с орехами.
Такой ответ нас устраивал. Мы с сестрой стали представлять, как по лестнице станем забираться на эти огромные кедровые шишки, доставать из них орехи, а отец с мамой будут отвозить их на санках домой и жарить — почему-то на костре. Кедровых шишек и орешек мы, естественно, за свою короткую жизнь ещё не видели, но наша бурная фантазия говорила, что они будут не хуже и не меньше, чем арбузы из сказки Носова.
Наконец, наша семья добралась до Сургута, в котором тогда жили то ли родственники, то ли однофамильцы нашей семьи. Точно знаю, что дядя Вася, хозяин, был из одной деревни с моим отцом. Родственники встретили нашу семью очень тепло. Накормили, напоили и спать уложили.
Рано утром отец ушёл в лесхоз по делам, а мы стали ждать его возвращения. Вернулся отец из лесхоза довольно поздно и расстроенным. Мы с сестрой уже лежали в кровати, но не спали, а подслушивали родителей. Из их разговора поняли, что пока отец нас вёз, сгорела Зайцева речка. Было понятно, что родители расстроены. Расстроились и мы. Нам с сестрой было очень жаль, что «коммунизм» и произрастающие там огромные кедровых шишки с орехами сгорели.
Наутро отец сообщил гостеприимным хозяевам, что его назначили помощником лесничего в село Локосово, и что наша семья будет добираться до нового места назначения по реке. Я и сестра были довольны, что поедем на катере, до этого мы ещё на таком транспортном средстве не путешествовали.
И вот, наконец, мы сели на долгожданный катер. Сестра всегда была в хорошем настроении и часто громко смеялась. Отец был серьёзен и сделал ей замечание, сказав: «Покажи тебе палец, и ты будешь ухохатываться». Я, по примеру отца, был серьёзен, как мне тогда казалось, даже суров. Мы с сестрой забрались в трюм катера. Там нам все было интересно. И вот, согревшись под шум двигателей, я задремал.
Вдруг к нам в трюм спустился один из матросов. В то время все матросы казались мне старыми морскими «волками», это сейчас я понимаю, что скорее всего это были молодые шестнадцатилетние пацаны-практиканты из Тобольского речного училища. Спустившийся матрос подошёл к нам с сестрой, что-то спросил и неожиданно показал моей сестре указательный палец. Та сразу как всегда засмеялась. Матрос заулыбался и ушёл. Через некоторое время к нам в трюм спустились еще два матроса и концерт повторился — они показывали сестре палец, та заразительно смеялась.
Поначалу происходящее меня злило. Парни пытались и меня насмешить, но их труд был бесполезен, я не смеялся даже на рожицы, которые они старательно мне корчили. Но чем дольше я наблюдал за этим концертом, тем больше он мне нравился. Меня начало смешить то, что уже было непонятно, кто над кем смеётся — то ли они над сестрой, то ли сестра над глупостями этих дядек. Под конец концерта все его участники хохотали до слез. Артисты быстро ушли, когда в трюм спустился отец, но при этом дали сестре целый кулёк конфет.
Поздно вечером катер, расталкивая прибрежный лёд, пристал к берегу. Уже знакомые нам матросы весело отнесли меня и сестру по трапу на берег. На берегу стояла телега от лесничества. Нас с сестрой, а также наши пожитки, погрузили на телегу и отвезли в пункт назначения.
Утром, а скорее всего ближе к обеду, мы с сестрой проснулись. Впервые за все путешествие мы по-настоящему выспались. Настроение было приподнятым. В помещении, в котором мы спали, уже никого не было, родители ушли по делам. Понятно, что на новом месте проживания дел у них было много.
Одевшись, мы сразу выскочили и на улицу и обомлели от неожиданности. Перед домом, в котором нас поселили, была пустынная поляна, покрытая белым снегом. Это был первый снег, который укрыл не только поляну, но и прилегающие к ней дорогу и дома. Под ослепительным солнцем снег казался ещё белее, и на этом снегу, как снегири, лежали то тут то там красные фантики от конфет.
Мы с сестрой, не сговариваясь бросились собирать эти фантики. Набрав полные руки, я вдруг подбросил их вверх, получился фейерверк, и почему-то закричал: «Коммунизм!». Сестра повторила мои движения и тоже закричала: «Коммунизм!»
Так мы бегали по поляне, подбрасывали фантики и кричали полюбившееся нам непонятное слово, а на душе было так же празднично и чисто, как в гостеприимно встретившем нас селе Локосово…
Леха
На следующий день нас с сестрой пригласили в гости для знакомства с детьми лесничего. Нас встретила жена лесничего, тётя Тоня, работавшая учительницей. Тётя Тоня без разговоров усадила нас за обеденный стол. За обедом моя сестра и дочь тёти Тони быстро познакомились, через два года они должны были идти в один класс.
С сыном директора Витькой знакомство с первого раза не заладилось. Он был на год старше, уже пошёл в первый класс, и я для него был малолеткой. Я не навязывался в друзья, понимал своё место. Правда, из вежливости и из-за напора тёти Тони, Витька пошёл знакомить меня со своим хозяйством. Хозяйство у него было богатым, состоявшим из целых трех собак.
Дунай — крупный, с некогда белой, а теперь желтоватой длинной шерстью. Витька говорил, что Дунай — медвежатник, но отец на охоту его уже не берет из-за старости. Тётя Тоня из шерсти Дуная вязала тёплые носки. Второй пес – чёрный, с рыжими точечными вкраплениями на голове и ногах, с наполовину опущенными ушами, по кличке Трезор. По окрасу и с виду он напоминал ягдтерьера, но был намного крупнее. Витька утверждал, что эта собака — для охоты на водоплавающую дичь. В облике третьей, совсем еще молодой собаки, при желании можно было найти что-то от лайки. Пока она, в отличии от первых двух, играла роль «пустолайки», была задириста, но труслива. О её охотничьих способностях Витька не распространяются.
Затем хозяин повёл меня на конюшню, где находились лошади лесничества. Каждая лошадь стояла отдельно от другой за деревянными перегородками, а вот по центральной части конюшни свободно бегал жеребенок. Увидев гостей, он резво подбежал к нам и Витька привычно протянул ему кусочек сахара. Было видно, что Витька и жеребенок — старые друзья. А у меня пока друзей на новом месте не имелось.
На следующий день я снова пошёл в лесничество. Витька задолго до моего прихода ушёл в школу. Одному было скучно бродить по двору лесничества, и я направился в сторону своего дома. Выйдя из ворот, я наткнулся на парнишку моих лет, который молча стоял на дороге и глядел на меня. От неожиданности я остановился и тоже принялся рассматривать на незнакомца. Наконец, мне надоело играть в молчанку, и я спросил:
— Как тебя зовут?
Парнишка с ответом не спешил. Ещё какое-то время смотрел на меня, как бы раздумывая, стоит ли ему со мной разговаривать, наконец ответил просто:
— Леха.
Такого имени, на тот момент в моей копилке познания имён ещё не было. Чувствовалось в его имени что-то знакомое, моего старшего брата звали Алёша, Алексей, но имени Леха я не слышал. Мне тоже хотелось ответить ему как-то необычно, но Леха вопросов не задавал. Тогда я сам решил проявить инициативу и сказал:
— А я — Серьга!
Это имя я запомнил, когда мама читала мне книгу «Мальчик из Уржума», так звали героя. Так иногда, под настроение, называл меня отец. К моему огорчению, Леха не отреагировал на моё исхищрение с именем.
Леха, как и я, собирался на следующий год в школу. Был он габаритами покрупнее и, в отличие от меня, молчалив. Мы как-то быстро сдружились с Лехой. Он познакомил меня со всеми ребятами, кого знал сам — Жуковыми, Логиновскими, Сергеевыми. Всё мои новые знакомые любили собираться возле амбара, который находился недалеко от лесничества, играть в «ножички» и множество других игр. Я с удовольствием присоединился к ним.
Незаметно пролетел год, наступило первое сентября. Пришло время, когда нужно было первый раз идти в школу. Я с нетерпение ждал этого дня. И вот мы с Лехой идём в первый класс. Путь наш лежит через задворки лесничества, проходит около дома объездчика лесничества Долганова, затем мимо кладбища и болота, на котором росла клюква. Мы оставляем буровую справа и выходим на прямую дорогу, которая ведёт к школе.
Этот путь мы преодолеваем каждый день. Как правило, в пути Леха молчит, я же рассказываю разные истории из своего прошлого. Жизненный путь мой «большой и извилистый», чего только стоит переезд из Вятки на Севера. Иногда зимой, чтобы сократить путь до школы, мы с Лехой цепляемся за сани проходящих через Локосово обозов с товаром. Если на последних санях оказывался завернувшийся в тулуп возчик, то получаем кнутом по спине. Бьёт возница не сильно, больше для порядка.
Все бы хорошо, но учёба Лехе как-то не задалась. Возможно ему, в отличие от меня, некому было помочь дома. Его мама работала, по-моему, дояркой и постоянно находилась на ферме. Жил или нет с ними отец, я не помню. Как-то незаметно закончился учебный год и Леха остался на второй.
В связи с тем, что Леха перестал быть моим одноклассником, график учёбы у нас перестал совпадать. Леха все равно ждал окончания моих занятий и сопровождал меня до самого дома. Я же не отличался таким постоянством и после уроков Леху не ждал, а шёл в гости к своим новым, как мне казалось, друзьям. Леха на меня не обижался. Наоборот, когда у меня дела с новыми «друзьями» заканчивались ссорой, всегда упорно бился вместе со мной до последнего.
Возвращаясь домой в повреждённых в неравной схватке фуфайках и с оторванными на шапках ушами, мы брели в темноте через кладбище. При этом я как всегда что-то рассказывал, а Леха слушал и многозначительно молчал…
