Г. Калабин
Она долго не могла прочитать написанное. Буквы никак не хотели укладываться в строчки, прыгали. Сердцем почувствовала страшное известие и сразу же что-то больно защемило в груди. «Степа!» — вырвался крик.
Карапуз Витька, неуверенно передвигаясь по комнате, подошел к матери, потянул за юбку: «Мамка…», но она даже не двинулась. Первый раз в жизни мать не приласкала сына.
Елена сидела, опустив свои усталые руки на колени и смотрела невидящим взглядом на висящий на стене портрет мужа. Слез не было — слишком велико и неожиданно было горе.
Когда боль немного утихла, она вспомнила о детях. «Куда я с ними? Как теперь быть?». А они, притихшие, еще не понимающие всего случившегося, смотрели на мать испуганными глазенками. Аккуратно положив похоронную вместе с письмами мужа, Елена достала из печки чугунок с вареной картошкой (единственная пища, которой было в достатке), поставила на стол. Отрезала каждому по кусочку хлеба в пол-ладошки.
Ужинали молча. Потом уложила детей спать — время было позднее. И стало тихо-тихо. Только часы на стене выстукивали: «Так-так, так-так».
Сняла со стены шубейку, осторожно прикрыв дверь, вышла во двор. Дрожащие от декабрьского мороза звезды холодно глянули на нее. «Уйти. Уйти куда-нибудь и не возвращаться». Елена сделала шаг к калитке… «А дети?» — Явственно услышала над ухом чей-то голос. От неожиданности даже оглянулась — рядом никого не было. «Показалось». Немного постояв еще, она поднялась на крыльцо и вошла в избу.
Пробивающийся сквозь промерзшие окна голубой свет, падал на лица спящих детей. Елена подошла к кровати, осторожно поправила сбившееся одеяло, заглянула в люльку, где спала годовалая Нина. «Родные мои, да разве я смогу вас бросить», — тихо, одними губами шептала она. Вдруг у стенки послышались сдавленные рыдания.
— Саша, Сашенька, не надо. — Наклонилась к сыну. И сама впервые за весь день заплакала. Они сели рядом и долго оставались так, не говоря ни слова, сильные в своем большом горе: мать и двенадцатилетний мальчик, ставший в этот день взрослым.
Утром все в Чемашах уже знали о том, что Степан Слинкин больше не вернется. Соседки подходили к Елене, сочувственно вздыхали, давали советы.
Как-то к ней зашел Дмитрий Быков, друг Степана.
— Как живешь, Лена?
— Сам знаешь, какое теперь мое житье.
— Помочь-то надо что-нибудь?
— Да нет, сама управлюсь.
И все-таки он пришел. Хозяйским мужским глазом подметил и прохудившуюся крышу и то, что под навесом лежали толстенные чурбаки, расколоть которые женщине было не под силу. Особенно тяжело стало, когда увидел детей. «Сироты» — подумалось ему. «Эх, Степа, Степа».
Стал с тех пор заходить все чаще и чаще. То дровишек поколет, поправит что-нибудь — все-таки мужская рука. И все чаще замечала Елена на себе долгий взгляд его внимательных серых глаз.
И только, когда прошло больше года, Дмитрий Степанович, наконец, решил сказать о том, что им с Еленой нужно пожениться.
— Лена, трудно тебе одной воспитывать четверых. Как ни говори, а растут детишки.
Она и сама хорошо понимала это. Только сможет ли он заменить детям отца? А человек он хороший, ребятишки уже привязались к нему.
С этого дня в семье появился новый человек.
Малыши Володя и Виктор сразу же стали называть его папой, даже малютка Ниночка, которая только-только начинала разговаривать, уже лепетала: «па-па». Только Саша немного дичился.
Однажды вечером, вернувшись с улицы, набегавшиеся ребята, как обычно посбрасывали в разные места шубейки, рукавички, шапки, и разгоряченные, раскрасневшиеся посматривали на стол: не готов ли ужин.
— Так, — проговорил, входя за ними следом Дмитрий Степанович. — А убирать за вами кто будет?
Только сейчас ребята заметили прибитые к стене вешалки. Так день за днем старался он воспитывать в каждом из них аккуратность, бережное отношение к вещам. Во всем поддерживала его Елена Иосифовна. Провинившийся никогда не искал защиты у матери, если наказывал отец, и наоборот.
Ребята быстро привязались к Дмитрию Степановичу. Он брал их с собой на рыбалку, на покос — пусть привыкают к труду. Они росли крепкими, трудолюбивыми.
В семье были строго распределены обязанности: один убирает у коровы, другой колет дрова, третий — приносит воду. Приходя из школы, мальчики сразу брались каждый за свое дело и только после этого садились за уроки. Все шло хорошо.
Огорчало одно: Саша все еще не звал Дмитрия Степановича отцом, но тот и не настаивал — к чему принуждать ребенка.
Весной 1946 года мальчик заболел. Неделю от его постели не отходила мать, по нескольку раз вставал ночью и подходил к сыну Дмитрий Степанович. Когда миновал кризис и Саша открыл глаза, он увидел лицо склонившегося над ним отчима.
— Папа, — побелевшими после болезни губами, проговорил он.
— Спи, сыночек, спи. Все будет хорошо.
Двойная радость за благополучный исход болезни и за это «папа» была в сердце отца, когда он отходил от кровати.
Год за годом подрастали дети. Закончил школу Саша и уехал в рыбный техникум в Тобольск. Следующего проводили Владимира. Виталий и общая любимица Нина еще учились в школе. А младшая сестренка Лида тоже училась, но только еще ходить.
— Что ж, мать, — говорил жене Дмитрий Степанович. — Растут птенцы, летать начинают. Тут уж им крылья не свяжешь. Вот проводим Витальку, а там и Нина…
— Ох, уж больно жалко расставаться, — вздыхала та.
…Сейчас с родителями живет только Лида. От остальных домой приходят письма. На конвертах штемпели самых различных городов. Из Красноярска пишет Виталий, инженер-механик по обработке металлов, из Комсомольска-на-Амуре — Владимир, работник одного из крупных заводов, из жаркой Алма-Аты шлет приветы Александр, мелиоратор, студент-заочник Алма-Атинского сельскохозяйственного института.
— Труднее всех пришлось нашей — Ниночке, — говорит мать. Она так хотела поступить в медицинский институт. Сдала неплохо, но стаж… Работает в Омске на стройке, пишет, что не унывает.
С фотографии, присланной в этом же письме, смотрит юное девичье лицо с упрямыми глазами. Да, такая добьется своего.
В каждой строчке писем от каждого из детей чувствуется теплота, горячая благодарность родителям, вырастившим их настоящими людьми, приучившими с детства уверенно идти по жизни.
В разные концы страны разъехалось молодое поколение, но не распалась семья. Незримые нити большой любви связывают каждого из них, делают незначительными расстояния и сроки. Такими людьми и семьями славится наша страна. С ними рядом светлее жить.
«Ленинская правда», 30 августа 1959 года
