Наталья Вагапова
В газете «Новости Югры» стали публиковать списки жителей округа, тех, кто был расстрелян в 1937-38 годах. Многие находят здесь имена своих родных и близких, фактически это такая же книга Памяти, которая была издана недавно и посвящена погибшим на войне от рук врагов. А эти люди, чьи фамилии публикует газета, погибли от рук своих. За что? По какому праву их лишили жизни — задаем сегодня вопрос.
Но есть и другая категория людей, которые тоже много настрадались в этой жизни. Это спецпереселенцы, или как их называли раньше — кулаки. Моя бабушка Елизавета Ильинична Плесовских принадлежит к ним. Я не могу без слез слушать ее рассказ о том, что ей удалось вынести. Таких как она не ставили к стенке и не стреляли в них, но сама власть сделала их жизнь невыносимой, и очень многие — от болезней, голода — ушли в мир иной.
В 1993 году бабушка получила письмо из Алма-Аты от Михаила Ильича Пономарева, тоже в прошлом ссыльного. Вот что он сообщил:
«Мы пишем книгу о «кулаках», я работал в архивах МВД и КГБ, собирал материал для главы «1937 год» о жизни спецпереселенцев. Многих из них расстреляли. Остальные главы уже написаны, работа заняла более 20 лет. В новом году рукопись должна быть готова, осталось найти издателя, а точнее спонсора. Часть материалов будет опубликована в журналах и газетах, а потом выйдет книга. Материалов в архивах нашел не так много, еще есть и закрытые, хотя говорим и пишем, что архивы открыты. К Вам решил обратиться с такой вот просьбой: если вы хотите помочь нам, то напишите воспоминания или изложите просто факты. Книга содержит следующие разделы: «Дорога в ссылку», «В ссылке», «1937 год в жизни спецпереселенцев», «Отечественная война», «Ссыльные после войны».
Расскажите, какой был поселок, остался или нет кто в нем жить. Но и, конечно, о ссыльных, хотя бы пофамильно, а также обо всех пережитых невзгодах и особых случаях. Писать легче так: что сегодня вспомнили — запишите, завтра тоже, и так в течение месяца».
Я со слов бабушки написала воспоминания и отправила в Алма-Ату. Михаил Ильич откликнулся, поблагодарил, сетовал, что трудно найти деньги на издание книги, и в случае ее выхода обещал прислать экземпляр. Но книгу мы так и не получили: или он не смог издать ее, или, что хуже, сам ушел из жизни. За плечами у Михаила Ильича ссылка, война, в общем, трудная жизнь.
И тогда я решила, следуя совету Михаила Ильича Пономарева, записывать воспоминания бабушки Елизаветы Ильиничны Плесовских. Писала в течение месяца, урывками, то, что она вспоминала из своей прошлой — до раскулачивания, и позже — жизни.
То, что получилось, хочу вынести на суд читателей. Уверена, для многих это будет полной неожиданностью, они и представить не могут, сколько трудностей выпало на долю старшего поколения не при рабовладельческом, а при советском строе, когда все пели: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек». Какой воли хлебнула моя бабушка Елизавета Ильинична Плесовских — она расскажет сама.
Воспоминания Е. И. Плесовских
Я родилась в 1911 году в деревне Большая Плесовская Вагайского района. Наша семья состояла из отца Ильи Дмитриевича, матери Натальи Павловны, бабушки и двух сестер — Ольги и Анны. Дом у нас был крестовый, десять окон с расписными ставнями. В доме было много цветов, на подоконниках стояли герани, фикусы. Пол был покрыт лаком и мыть его труда не составляло.
Отца и мать помню добрыми, приветливыми людьми. Мама повторяла нам: «Девчонки, проживите вы жизнь так же, как мы с отцом». Они никогда не ругались, все делали сообща. Мама слыла хорошей стряпухой, швеей, а отец хорошим гармонистом и танцором. Мы все ходили в церковь.
В хозяйстве имели шесть рабочих лошадей, две выездных, четыре дойных коровы, шесть телочек, полста овец, шесть свиней, очень много кур, уток (жили на берегу озера). Во дворе стоял двухэтажный амбар на три двери, завозня (где складывают инвентарь — дуги, хомуты, кошевки, веревки). Имелся погреб с холодильной ямой в шесть аршин глубиной, ограда с мостовой, хорошими воротами, большая баня. Был также большой огород, где выращивали огурцы, помидоры, морковь, картофель, капусту.
Все работали от зари до зари, не покладая рук, и в поле, и в огороде. Растили хлеб, возили дрова, косили сено. Вставали, когда солнце еще не всходило, ночью поливали огороды.
Мне было пятнадцать лет, когда ввели налог на семьи кулаков, как нас тогда называли. Налог был на мясо, молоко, коноплю, хлеб. В 1930 году налог увеличили и заставили платить за пять дворов бедноты. Платили исправно, но в 1931 году стали требовать от кулаков, чтобы платили недоимку за десять дворов, за бедноту. Если кто-то не платил, на воротах писали дегтем: «Кулак не платит за бедноту недоимку».
Рядом с нами жил Андрей с женой (фамилию не помню), они были лентяи и лежебоки За землей не ухаживали, не удобряли ее, скота у них не было. Поставили избушку, но даже крышей не накрыли, вот она у них и сгнила. Еще в соседях жили Барановы. Пока был жив отец, они сажали огород, а когда он умер, перестали работать на своих полях и стали попрошайничать.
Уже тогда они почувствовали себя хозяевами жизни, приходили с угрозами, дескать, так вам, кулакам, и надо. Бабушка стряпала для них пирожки, шанежки, они наедались досыта и с собой уносили. Они не ходили даже в лес за ягодами и грибами.
А мы за лето и осень набирали много малины, орехов, грибов. Ведрами собирали черемуху, а потом перемалывали ее в муку и заваривали как чай. К чаю стряпали шанежки с малиной. Бабушка на праздники запекала в русской печи маленьких поросят или уток, гусей. На зиму заготавливали много соленины — огурцов, капусты, варили пиво из хмеля.
Много работы у нас было летом, но и зимой не сидели без дела. В доме было пять женщин и мы готовили кудель, из нее делали холсты, ковры, сами пряли, вышивали, вязали. Я очень любила вышивать, ко мне приходили девочки и я показывала, как вышивать.
Мастеровитым человеком слыл мой отец. Он умел выделывать кожу, сам делал всю сбрую, чинил хомуты, седла. Из конопли, бывало, всю ночь веревки вил.
Наступил страшный для нашей семьи 1931 год. Отца и еще шесть человек увезли в Тобольск, а нас взяли 12 июня. Когда забирали, с пастбища пришли коровы, их надо было доить и они ревели на все село, звали своих хозяев. Мы не могли сдержать слез. Из дома ничего не разрешили взять, кроме сменной пары белья. Нас обыскали, забрали топор, пилу и в тот же день увезли в райцентр.
Отправляли нас на лошади, это был мой любимый Воронок. Когда ямщики стали собираться обратно в село, я обняла Воронка за шею. Он стоял как мертвый, а я не могла оторваться от него. Меня провожал мой друг на своем Серке, потом друга убили на войне.
В райцентре мы переночевали и поехали дальше, в Тобольск. Здесь нас определили в солдатские казармы. Прожили двое суток и нас погрузили на пароход «Третий Интернационал». Сюда же привезли наших мужчин. Так что дальше на Север, мы поплыли вместе.
У нас все отобрали, но правильно говорят, что русский человек крепок своим духом. В дороге мы пели песни, частушки сочиняли сами. До сих пор помню: «Кулаки вы, кулаки, люди небогатые. Вас сослали на Урал, а вы не виноватые». «Кулаки, зачем настроили дома высокие, а теперь здесь живут лентяи лежебокие».
43 семьи высадили в Карымкарах, остальных повезли дальше на Север. Сошли мы с парохода, а комендант нам говорит: «Вот здесь и живите, теперь это ваша вторая родина».
В 1931 году осенью заболел отец и уехал в Березово в больницу, где и умер. Нас не отпустили на похороны. В 1932 году заболела и умерла мать, ее похоронили в Карымкарах.
Вместе с нами выслали соседа Екима Ефимовича. У него было два сына, их отправили строить новый поселок Остяко-Вогульск, впоследствии он перебрался к ним и они построили дом в поселке Перековка.
В 1932 году нас с сестрой отправили работать на озеро Ендырь, потом на Самаровский рыбоконсервный комбинат. На руках мы не имели ни копейки, жить приходилось по расчетным книжкам.
В 1935 году вышла замуж, родила двоих детей. В 1941 году умер муж, и я снова пошла работать на рыбоконсервный комбинат. Все эти годы, с самого начала ссылки, мы должны были отмечаться в комендатуре. Мы считались как бы людьми второго сорта, наших детей даже в детский сад не принимали, поэтому приходилось держать их под замком, когда уходила на работу.
Поставили меня возчиком. Было нас пять женщин, запрягали по семь лошадей на человека и возили дрова за 20 километров. В дороге были целый день, дрова требовались для того, чтобы отапливать котельную, контору, баню, детский сад.
Пока еду на лошадях, везу дрова, все сердце изболится: как там мои ребятишки, не натворили ли чего? Однажды сын отравился горчицей. Паек давали — полбулки хлеба, отдам его ребятишкам, а сама возьму на комбинате соленые рыбьи головы, едем в дороге и едим, а снегом запиваем. Никаких льгот мы не имели, не было у нас и документов. Продукты выдавали в магазине по списку. Денег не получали. На рыбокомбинате я проработала до 1948 года.
От такой тяжелой, невыносимой жизни решилась я поменять место жительства — уехать к сестре Ольге в Салехард. Она тоже осталась одна с четырьмя детьми. Решили с ней объединиться: одна будет работать, а другая водиться с детьми. Но меня к сестре не прописали, сказали, что площадь не позволяет. Я устроилась на консервный комбинат и мне дали жилплощадь — маленькую комнату. Там и проработала по 1954 год. Детей растила без государственной помощи. Те, у кого мужья были на фронте, имели кой-какие привилегии.
Когда освободили меня от ссылки, а это случилось в 1954 году, я стала вольная. Сильно болела, и мне врачи посоветовали переехать южнее. Я опять вернулась в Самарово.
Со временем получила комнатку в бараке по ул.Пристанская, 9, ком.З, замеряли ее — 8 квадратных метров. Живу в этой комнате с 1968 года. Барак очень старый, с тридцатых годов, списанный, а за него еще заставляют платить, хотя он уходит под землю. В подполье стоит вода. Зимой картошку негде хранить. Сын мой живет в другой комнатке, тоже инвалид второй группы (с одной рукой), пенсионер.
Я сама инвалид второй группы по зрению. Ветеран труда, имею семь Почетных грамот с Салехардского рыбокомбината, имею свидетельство о занесении в книгу Почета предприятия.
Так сложилась жизнь моей бабушки Елизаветы Ильиничны Плесовских из деревни Большая Плесовская. Я впервые задумалось о ее судьбе, когда в 9 классе мы писали сочинение, точнее реферат о войне, о том, как трудились женщины в тылу. Рассказ бабушки потряс меня. Сколько же сил — физических и духовных — надо иметь, чтобы перенести все эта — ссылку, голодную военную пору, унижение, а то и презрение со стороны тех, кто решал судьбу моей бабушки с 1931 по 1954 год, когда у нее не было даже паспорта?
Низко кланяюсь в пояс своей дорогой и любимой бабушке за все ее страдания. Обидно только, что из дома с десятью окнами, в котором она жила в молодости в деревне Большая Плесовская, она на старости лет очутилась в гнилом бараке. Сейчас у нее одна мечта: пожить перед смертью в своей благоустроенной квартире. Всю жизнь надеялась, что барак снесут и дадут ей комнату — новую и светлую.
Хочу обратиться к молодому поколению, тем, у кого есть бабушки и дедушки: не поленитесь — запишите воспоминания своих родных об их прошлой жизни, пока они не умерли. Много интересного и трагического они могут рассказать о нашем прошлом. Сохранить бы все эти воспоминания хотя бы на страницах газеты. Из таких эпизодов состоит история нашего округа, города. Мы не должна забывать об этом.
Ханты-Мансийск
«Новости Югры», 5 апреля 1997 года
