…Самаровская пароходная пристань у подножия увалов: «Есть деревянная набережная, на которой лежит масса дров. Лес вокруг заботливо оберегается, при выходе с пристани надпись на столбе «Рвать шишки, ломать ветки кедров и раскладывать костры в лесу строго воспрещается». На берегу стоит небольшой домик для пассажиров и несколько строений для служащих. Есть также ренсковый погреб, в котором можно получить недорогие вина, чай сахар, табак, конфеты».
На берегу свалена куча экспедиционного имущества: сундуки, чемоданы, мешки, свертки. От нее по тропинке идут два солидных господина, одетых по-дорожному, беседуют на ходу. Один из них, помладше, недовольно говорит напарнику (оба с легким немецким акцентом):
— Напрасно мы с вами поступили столь необдуманно! Разве можно в этих диких палестинах надеяться на какой-то порядок и систему! Это ведь Р-У-С-С-К-И-Е, сиречь – неорганизованные, неграмотные варвары, не имеющие представления о понятии цивилизация!
Второй его успокаивал:
— Я думаю, вы не совсем правы, мой юный друг. Во всяком случае, нам остается надеяться, что здешние обитатели если не пойдут навстречу нуждам ученой мысли, то уж навстречу прибыли побегут точно. Мы просто-напросто купим подходящую лодку и отправимся на ней.
За разговорами они поднялись на пологий бережок и увидели парнишку-пастушка лет пятнадцати, который лежал на траве и увлеченно читал толстую книжку. Один гость толкнул в бок другого:
— О, майн готт… Может быть, он просто где-то украл книгу и теперь рассматривает картинки?
— Давайте узнаем! Мальчик! Здравствуй, мальчик! Позволь узнать, а что ты читаешь?
Парень недовольно покосился на потревоживших его господ и ответил баском:
— Известно чо – «Всадника без головы».
Один господин многозначительно посмотрел на другого:
— Вот так вот — варвары потихоньку цивилизуются… Мальчик, скажи, мы здесь можем арендовать или купить лодку?
— Вам пошто? Ежели покататься, так вон, любую берите, куда с добром будет. А ежели собрались далече, то идите к Василь Трофимычу Земцову, ихний дом третий от церквы.
В этот момент взгляд парнишки упал на корову, которая не спеша направлялась в лес. Он вскинулся и побежал следом:
— От натрыжна кака! Цыля, я кому сказал – цыля!
Пересмеиваясь на ходу, господа пошли далее.
Следующий кадр – они заходят в широкие ворота купеческой усадьбы. Здесь идет своя жизнь: мужики перетаскивают кули с телеги в амбар, две молодухи щелкают кедровые орешки (под ногами кучи шелухи), рядом ругаются худосочный приказчик и баба – кровь с молоком.
— Чего бычишься, Агафья? Русским языком говорю: али сдавай песок по десяти рублев, али катись, некогда мне с тобой вошкаться! Меня вон, в ренсковом, товар ждет!
— В ренсковом? Беда делов! – подбоченилась Агафья. – Поди, спешишь не товар принимать, а на дармовщинку вино халкать!
Приказчик воровато оглядывается и сбавляет тон:
— Ну-ну, вздорная баба, здря ума-то не трепись! Ишь, какая поперешная! Взяла волю! Вожжой бы тебя понужнуть!
Агафья, наоборот, повысила голос:
— Вожжо-о-ой?! Это ты-то, шибздик? Да я тебя одной левой титькой ухайдакаю!
И она угрожающе двинулась на приказчика под одобрительный хохот окружающих. Тот стал отступать:
— Отойди от меня! Псишна кака! Напустила тута семь бочек арестантов!
В это время сверху раздался властный голос:
— Цыц! Разорались, ровно халеи на пропастине! Чо о нас гости подумают?
На высоком крыльце стоял благообразный седобородый старик, крепкий и ясноглазый, в простых шароварах, сапогах и рубахе, подпоясанной кожаным ремешком. Он глянул на господ сверху вниз и предложил:
— Проходите в избу, уважаемые. У хозяйки шаньги картовные поспели, айдате ись, чем Бог послал. А с устатку можно и по чарочке, а?
Следующий кадр: гости с хозяином сидят за обильным столом, на котором нет заморских кушаний, но полно сибирских яств: рыба всех видов, соленья, картошка. «В его элегантной гостиной — горшки с цветами на окнах и разные шикарные вещи». Пока господа насыщаются, хозяин рассказывает:
— Я — простой крестьянин, честно скажу, обогатившийся благодаря рыбе. Но деньги для меня – средство, а не цель. Недавно вот открыл школу по обработке рыбы и производству консервов. – Он поднял палец вверх. — Первое в Сибири! Знамо дело, все расходы по содержанию взял на себя. Мастеров из России и Европы привез, оне учат делать балыки, паюсную икру, правильно рыбу солить. Теперь готовим нашу сосьвинскую сельдь по способу ревельских анчоусов и шпрот, консервы из осетра, стерляди, нельмы, муксуна, дичи, даже оленьих языков. Надо сказать, за то властями отмечен — на рыбопромышленной выставке в Санкт-Петербурге школу наградили серебряной медалью, а на Парижской выставке — большой бронзовой. Во!
Он плавно повел рукой на стену и комод, где на вышитых скатерочках и на колышках красовались многочисленные медали и кубки. «Особенно он был горд дипломом Почётного члена Географического общества Бремена за помощь экспедиции Финша. Он вставил диплом в рамку, которую повесил на стену напротив фотографий Полякова, Алквиста и членов бременской экспедиции. Август Алквист обратился к наследнику престола Николаю Александровичу с просьбой наградить «друга науки» В.Т. Земцова, и ему была вручена золотая медаль с надписью «За усердие» для ношения на шее. Серебряной медали «За усердие» Земцов удостоился за свой дар селу – школу».
Чувствовалось, что Земцову приятно прихвастнуть перед учеными гостями своими заслугами, мол, и мы здесь, в Сибири, не лаптем щи хлебаем. Вчерашнему рязанскому крестьянину нравилось выступать в качестве равного столь уважаемым господам. Он кликнул домашних:
— Эй, Фима! Самовар ставь!
И подмигнул гостям:
— Чай не пьешь – какая сила? Чай попил – совсем ослаб!
Господин постарше поднялся, разминая ноги, подошел к окну и прицокивая языком стал смотреть, любуясь на стоявшую неподалеку у берега «…огромную крытую 8-весельную лодку длиною 24 аршина; в ее передней чистой каюте весьма легко могут поместиться 3 человека; поставивши стол, в ней вполне удобно можно заниматься, писать; в задней каюте можно поместить пудов до 250 клади и скрыть всех гребцов, которых застигла бы непогода».
Потом обратился к Земцову:
— Василий Трофимович, у нас ведь к вам дело. Мы направляемся к Обдорску с научной миссией, а вот какая оказия – пароход, на котором мы плыли, внезапно получил приказ идти в Томск. А у нас – сроки, если не успеем до сентября выйти в губу, то прахом пойдет вся подготовительная работа. Не поможете ли арендовать какую ни есть лодку для перевозки нашей экспедиции? Конечно, на такую, — он кивнул головой на каюк, — у нас денег наверняка не хватит, но хоть какой-нибудь дредноут…
Земцов улыбнулся в бороду с долей превосходства.
— Да ить это таперича ваш каюк! Грузитесь, наймайте гребцов и понужайте до Обдорска, я с вас за то денег не возьму. Я ж понимаю нужды науки, идеи истины и человеколюбия! Промежду прочим, до вас ученые люди на нем уже и в низовья Оби плавали, и по камням Войкара ходили, и по Конде петляли, и по Северной Сосьве поднимались!
В это время из-за занавески второй комнаты вышел мужчина средних лет, немножко похожий на Земцова. Церемонно поклонившись гостям, он сварливо высказал хозяину:
— Наука, батюшка, это хорошо. Прогресс, нужды человечества и все такое. Однако я с Кузнецовыми за хорошие деньги сговорился каюк подрядить – собрались сбегать в Тобольск за мучицей. Нехорошо суседям отказывать!
Земцов резко ударил кулачищем по столу, отчего жалобно звенькнула посуда.
— Молчи, Евстафий! Ничо, даст Бог, не обеднею! Ты вроде башковитый, а не понимашь, когда за мошну надо держаться, а когда и людЯм помогать! Уйди с глаз моих!
Евстафий вышел, громко хлопнув дверью, а Земцов горестно покачал головой.
— Не берите в голову, господа хорошие, как я сказал – так и будет. Плывите, благословясь!..
Земцов Василий Трофимович (ок. 1830 — 21.03.1901) — торгующий по купеческому свидетельству крестьянин села Самаровского. Фотографий Земцова не сохранилось. Если учесть его возраст к моменту нижеописываемых событий (примерно 1898 год), то ему около 70 лет, он русский (из-под Рязани). Из воспоминаний о Земцове: «Человек очень простой и даже грубый, но с золотым сердцем»; «Он продолжает жить просто, привычной для него жизнью и до сих пор носит длинную крестьянскую рубаху. Это характерная черта для разбогатевших русских. Они любят щеголять своим богатством, владеть очень дорогими вещами, давать пышные обеды, но не меняют свой стиль жизни; они не пытаются производить впечатление воспитанных людей и не пытаются скрывать своё происхождение…»
