Борис Карташов
Отдельно хочу рассказать о своей семье. Родители… Мать Мария Дмитриевна, вечно озабоченная семейными проблемами, болезнями, полученными на лесозаготовках. Отец Пантелей Федотович, которого я видел только по воскресеньям, потому что в обычные дни недели он уходил на работу , когда я еще спал и возвращался когда я уже спал. Да плюс свое подсобное хозяйство: козы, корова, дрова, да мало ли в доме работы. Только изредка видел его вечером, читающим на кухне “Роман-газету” – журнал очень популярный в то время.
Впрочем, всем большим семейством – его воспитанием, контролем за учебой и поведением детей руководила мама. Но делала она это очень умно: от имени отца. Например, говорила: “Папка просил передать тебе (мне), чтобы сложил дрова в сарай и наносил воды в кадки”. Конечно, это тут же выполнялось.
Таким образом, мама поддерживала авторитет отца, который и понятия не имел об этих просьбах. Мудрая женщина, она сумела создать в семье атмосферу доброты, взаимопонимания и взаимовыручки. На улице, в школе мы (ее дети) могли быть в разных компаниях, с разными интересами и делами, но дома или на людях это была монолитная Семья, где каждый был готов защищать своего брата, сестру даже в тех случаях, когда они были не правы. Это сохранилось и до сих пор – если член Семьи в беде – помогут. И в этом основная заслуга мамы. Надо особо отметить, что нас никогда не наказывали физически, т.е. не били. Самое крепкое ругательство у папки было “ити твою мать”. Пьяного я его видел всего один раз – когда по приказу Хрущева урезали огороды, которые мы сами сделали на болоте и резали скот, мясо которого были вынуждены сдавать государству. Вот в этот момент отец и напился…
Дома всегда было спиртное. В праздники, выходные он за обедом выпивал пару рюмок грамм по 30 водочки. Но чистую не любил, обязательно настаивал ее на каких-нибудь ягодах.
Последние двадцать лет он работал пилоточем: точил цепи к бензопилам, циркуляркам, нарезал полотна “лучковой” и поперечной пил, делал топорища, клепал разорванные цепи. В результате от наждачной пыли получил тяжелейшую водяную экзему, от которой страдал до своей кончины. В “Двадцатом” его уважали все слои населения. К Пантелею Федотовичу ходили за советом, приглашали быть мировым судьей в каком-то споре, просто поговорить. Он был одинаково ровен в отношениях и с зеком, и с семейным мужиком, и с подростком. Если что-то обещал – знали, обязательно исполнит. Он построил дом практически в одиночку (помогали только мы – дети). Три комнаты, большая кухня, прихожая, веранда, большой ухоженный двор – это все заслуга отца. До самой смерти он практически никому не рассказывал о той “старой” жизни до раскулачивания. Даже когда его по доносу забрали в НКВД и увезли в Нижний Тагил, продержали там три месяца и почему-то выпустили??? Всем говорил, что ездил в командировку. Слово “кулак” не любил, при случае рассказывал, как он в 30-х годах служил в “трудармии”… На самом деле это означало то же самое, что “спецпереселенец”, но для знающих это. В 70-80-е годы таких людей было уже немного. Считался неплохим охотником (имел все охотничьи причандалы, начиная с ружья), но за все годы не убил, ни одного зверька или птицу. В лес ходил, как говаривал, пообщаться с природой.
Мама же хорошо пела, играла на музыкальных инструментах, очень хорошо на семиструнной гитаре. Старинные романсы в ее исполнении всегда вызывали шквал оваций на семейных вечерах. Особенно, “Черная роза – эмблема печали…”, “То не ветер ветку клонит…”. Длинными зимними вечерами рассказывала нам сказки, всякие истории. Помню сказку «Про маму и двоих ее детей» Мама заболела и просила их подать ей кружку воды. А дети расшалились и не слушали ее. Тогда она превратилась в птичку и улетела…»
Со слезами на глазах кинулся к матери со стаканом воды:
— Только не улетай мамочка, – всхлипывал я, принимая сказку как укор невнимания к ней.
Часто заставляла нас читать какую-нибудь книжку вслух. Первые стихи тоже декламировала мне она.
У меня ль плечо шире дедова
Грудь высокая — моей матушки.
На лице моем кровь отцовская
В молоке зажгла зорю красную.
Кудри черные лежат скобкою;
Что работаю – все мне спорится!..
Позже я основательно познакомился с творчеством поэта 19 века Алексея Кольцова. Но эти строчки запомнил лет в пять. Уже, будучи взрослым, приезжая к ней в гости, любил положить ей голову на колени и рассказывать о своем житье-бытье. Она ничего не советовала, кивая в такт моим словам головой, что-то думая про себя.
Похоронены мама и папка рядом в одной оградке. Как и просила мама, рядом с могилкой посадили рябину. Сейчас она уже дает плоды, разрослась…
И осталось нас восемь сирот: четыре сестры и четыре брата.
Валентина – сейчас ей уже 76 лет. Она помнит, как арестовывали в 37-ом бабушку. Сестре досталось самое трудное детство, хотя, наверное, просто не досталось его – время было такое. Закончила семь классов, курсы бухгалтеров и до пенсии проработала на этой должности. Но основная ее профессия – жена. Дело в том, что замужем она за руководящим работником, что в корне меняло устои семейной жизни. Это и частые командировки, появление домой под утро нередко “под шефе” и частые гости в квартире непонятно откуда и кто такие, и многое другое, что в обычных семьях вызывает скандал, а то и развод. А они вот уже более 50 лет вместе. И чем старше становятся, тем, мне кажется, крепче любят друг друга. Может, конечно, и возраст сказывается. Еще одна отличительная черта старшей сестры – доброта и щедрость. Пока были силы, и возможность помогала всем нам. Сейчас “луч света” – это ее внук и правнучка. Вот так и живет.
Лидия на год моложе старшей сестры. Рано вышла замуж (17 лет), как всем казалось, за хорошего парня: высокий, стройный, красивый плюс мастеровой – все делать умел. Однако российская беда – водка – не обошла ее семью. К 35 годам стала вдовой, муж “сгорел” от пьянства. Двое детей – надо жить дальше. И вроде бы судьба улыбнулась ей опять: вышла второй раз замуж. Человек попался хороший, родили девочку, но диагноз “рак” разрушил семью, в 54 года она опять стала вдовой. Сейчас все дети живут хорошо, а она одна в доме – тоскует, гадает на картах… очень рада, когда к ней приезжают гости – наговориться не может, видать сказывается одиночество.
Алевтина родилась в страшном 37-ом году. О детстве не любит вспоминать, хотя одно светлое пятно в нем есть. С будущим мужем познакомилась… в три года. Его родители тоже были раскулачены и сосланы из Курганской области в наше таежное захолустье. Закончила десятилетку в Серове (в поселке была трехлетка). По тем временам это было исключение из правил. Затем Нижнетагильское педагогическое училище. Подавала надежды…, но жизнь распорядилась по — своему. Полностью посвятила себя мужу, двум сыновьям. Дома всегда уют, умиротворение, согласие и любовь. В этом видит свое счастье. Сейчас осталась вдвоем с мужем. “Они живут долго и счастливо, и умрут в один день…”
Старшие братья Владимир и Николай – двойняшки. Абсолютно разные как по характеру, так и внешне. Первый, невысокого роста, характер напористый. Второй – высокий, статный, профиль лица – греческий (видимо сказались гены предков), спокойный и рассудительный. Оба в 14 лет пошли работать на строительство УЖД (дорожку).
…Зима, мороз градусов 30. В пять утра мама будит их на работу:
— Вставайте дети, пора…, — а у самой слезы на глазах.
Возвращались из леса в 6 вечера. Я всегда ждал их прихода: приносили замороженный хлеб, говорили, что “зайчик тебе послал”. Вкуснее его я не кушал до сих пор. Через год Вовка поступил в Талицкий лесотехнический техникум, а Колька в ремесленное училище в Серове. С тех пор дороги братьев разошлись. Володя, закончив техникум, ушел в армию, откуда поступил в Львовское высшее военно-политическое училище на факультет журналистики. После его окончания был распределен в Хабаровск – окружную пограничную газету, где прослужил до выхода на пенсию. Сейчас пишет мемуары о своей армейской жизни. Николай же так и остался в леспромхозе, работал шофером, мастером нижнего склада, техноруком, в последние годы – директором филиала училища, в котором когда-то сам учился. До пенсии не дожил восемь месяцев: инфаркт – болезнь века – забрала его в мир иной.
Вячеслав – тоже закончил Талицкий лесотехникум (кстати, и я учился там же). Служил на Сахалине, остался на сверхсрочную. Затем по семейным обстоятельствам перевелся в Киргизию (тогда еще союзную республику), где недавно скончался.
Галина – младшая из сестер. Мое детство переплелось с ее (всего на два года старше) Закончила десятилетку, культурно-просветительское училище. Много лет работала в библиотеке им. Белинского в Екатеринбурге. Стала напрочь горожанкой, однако, она центр всех наших родственных встреч. Сейчас, когда письма не в моде, с ней по телефону общаются из Хабаровска, Киргизии, Серова, Верхнего Уфалея, Советского… Благодаря ей мы не растеряли себя и друг друга.
Последним в нашей семье родился я (поскребыш). Маме было уже 41 год, отцу 46. Может быть, поэтому всегда был любим, балован, ко мне относились снисходительно. Эту любовь и я пронес к своим братьям и сестрам до сих пор…
Отец женился на матери в 1933 году. По всей стране был голод. Голодали и раскулаченные, к коим причислялись мои родители. Мать, чтобы не умереть с голоду, продавала свои вещи, так что на момент официального предложения отца сочетаться браком имела только ватные штаны и фуфайку. Отец на это событие сделал ей царский подарок. Он выпросил у своей сестры домотканую нижнюю рубаху, которая в умелых руках матери приобрела вид платья.
Свадебный обед был богатым по тем временам: бутылка технического спирта, шесть сушеных вобл, полбуханки хлеба и брусничный чай. Ела, в основном мама, а спиртом отец угостил знакомых мужиков из барака.
Отец с мамой дожили до золотой свадьбы, вырастили восемь детей. Когда мама умерла, он положил ей в гроб икону святого Пантелеймона — его тоже так звали…
Продолжение следует…
