Морозная зима

Анна Конькова, фото Олега Холодилова

Я теперь все чаще и чаще вспоминаю пословицу: «Как потопаешь — так и полопаешь», то есть поешь. И действительно, как работали восточные манси, так и жили. Работали много, до устали, с раннего утра до позднего вечера. Бывало, и ночь прихватывали для дела.

У них не было выходных и праздники не все справляли. Новый год приходился на сезон ловли рыбы в арпах — зимних запорах. С новым годом приходил январский мороз — трескун, колотун. Продолбленные проруби над ловушками дымились паром и казалось, что на льду горят костры. Несведущий в нашей жизни, увидев, закричал бы: «Река горит! Горит, горит река!»

Рыбаки на два метра друг от друга не узнавали, кто есть кто. Воробьи на лету замерзали, падали стылыми серыми комочками на хрупкий снег. Лед давил реку, рыба от кислородного голодания становилась вялой и боязливой. Звонко треснет лед от мороза, рыба пугается и в полудреме лезет во все щели в речке. До самых крышек ловушек, до густоты набивалась в них.

В такие дни не то, что праздновать Новый год, а и спокойно выспаться не приходилось рыбакам. Помню, наш дом стоял на взгорке вблизи большой речки Евры, и, чтобы не проспать ночной просмотр ловушек, мой брат, юный рыбак Семен Митрофанович Картин, в одежде, в обуви ложился на пол, в изголовье клал полено. Когда старшие рыбаки пойдут мимо наших окон с самодельными фонарями, Сеня, почувствовав мелькание света, вскакивал, хватал свой фонарик и бежал на речку, обгоняя старших.

— Кто это бежит, скачет жеребенком, бьет своим хвостом-вальком?

— Да это Семка Картин.

— Эй, Сямын, ты что, спишь заячьим мерцающим сном? Треснет ветка — и заяц уже на быстром ходу. А ты отчего сбрасываешь свой сон?

Но Сеня бежал, что есть мочи, боялся отстать от других.

Прибежит к ловушкам, отдолбит их, выбросит лед саком, сплетенным из кедровых корней, и берется за шесты ловушек, покачивает из стороны в сторону. Почувствует, что все его ловушки полны рыбой, и бегом домой. Прибежит к конюшне, выведет спокойную лошадь Гнедуху, захомутает ее, а к гужам привяжет прочные веревки и приведет ее к ловушкам. Возьмет доску, заранее приготовленную, проденет веревки от гужей в отверстия доски, осторожно подведет доску под ловушку и начнет понукать Гнедуху: «Ну, милая, помоги мне! Но, но!»

Лошадь потужится, потужится и вытянет ловушку на доске. Так водит лошадь от ловушки к ловушке. А когда последнюю ловушку вывезет, с радостью гладит морду лошади, хлопает по шее и хвалит ее: «Умница ты моя, настоящая рыбачка. Все ловушки сохранила в целости, наверное, понимаешь, сколько времени и трудов надо, чтобы изготовить их».

Радуется Сеня улову и еще больше — сохраненным ловушкам.

Восточные манси плели свои ловушки не из прутьев, а из лиственничного желья и поэтому они получались прочными, светлыми, красивыми, как произведения искусства.

Однажды в ловушку, полную рыбы, прокралась, пробралась проказница — выдра, поймала рыбину и хотела вынести ее на сушу, где она всегда обедала, но куда ни повернется — везде перед ней живая плотная стена рыбы. Если бы она пробралась к стенке ловушки, прогрызла ее и ушла бы. Но билась, билась, стенку ловушки не могла достать и задохнулась. Ведь она не может жить без воздуха. Находится в воде, пока не истратит воздух в своих легких.

Тогда немало удивлялись рыбаки, подходили к Сене, спрашивали его:

— Ты, Семка, спроси у матери, может ты родился в счастливой «рубашке»?

— А что спрашивать ее, она и так всегда говорит, что я действительно родился в «рубашке».

— Значит, Сямын, твое великое счастье всегда с тобой. Вы посмотрите, мужики, Семка рыбы наворочал не меньше нас, ловушки сберег, да впридачу выдру на шапку себе выловил, — радуясь за Сеню, говорили рыбаки.

— Сямын, — пытали другие, — а кто тебя, хитрец, научил с помощью лошадиной силы вытаскивать из воды ловушки?

— Меня так ловить рыбу научила моя бабушка Околь, — честно признался Сеня.

— Семка, вы с бабушкой Околь ничего не придумаете, как избавиться от нахальных выдр на речке Кантальи? Там развелось лентяек тьма-тьмущая, вишь не хотят в речке рыбу ловить, залезут в ловушку, поймают рыбину, прогрызут стенку, уйдут и ищи-свищи их. Сами уйдут, и рыбу всю из ловушки выпустят, а после этого что получается с ловушкой, а? Возьми ее да выбрось на берег.

— Так ведь и у нас тоже испортили несколько ловушек, — объяснил Сеня. — Бабушка Околь говорит, что на них управа — искать их незамерзающие выходы из воды, туда ставить выдровые капканы, так вылавливать их.

— Молодец, Семка! Молодой, да ранний, — с улыбкой говорил старый рыбак Портя.

ВОРЧУН

К нам часто заходил с рыбалки дальний родственник, старичок Истян. Только открывал двери, говорил:

— Сюков сюк — наша Мать матерей, дай мне горячего чаю, пожалуйста! Все мои внутренности остудил мороз!

Его ресницы, борода и шапка были в ледяных сосульках. Он снимал шапку, ударял ее о колено и бросал на лавку. А сам скрюченными от холода пальцами старался убрать сосульки с бороды, но пальцы ему не подчинялись.

Бабушка Околь наливала кружку горячего чаю и советовала ему:

— Да ты, Истянушка, грей руки о кружку, как я делаю, когда онемеют руки от мороза, и пей, пей чай, отогревайся, а уж потом и сосульки с бороды уберешь.

— Ой-е-е! И что только делают годы с нами? Вот раньше в одной шубейке ходил на рыбалку и никогда не мерз, а теперь все натяну на себя, и нет никакого спасу — мерзну, и все. Видишь, — он откидывал полу шубы и показывал безрукавку из собачьих шкур и шубу из нестриженных овец. И начинал с завистью говорить о русских хлеборобах.

— Вот русские живут не то, что мы. Они осенью уберут хлеба, приберут в сусеки. Справятся с овощами, ну, сена, дров подвезут к дому, а потом всю холодную зиму лежат — и ноги в потолок. А у нас круглый год работы невпроворот, невпродых. А после такой морозной зимы, как нынешняя, придет жаркое, удушливое лето.

— Ну и что? По мне хорошо, что жаркое лето. Ведь жар костей не ломит, — возразила бабушка Околь.

— А я смолоду легче переживал морозы, а жару куда как хуже. Бывало, берешь на вилы улежавшийся, утоптанный животными навоз, поднимаешь его на телегу и умываешься потом. Снимешь рубаху — не легче, снова, пот с тебя течет, хоть шаровары снимай, да не можно оголять тело ниже пояса. Или начнешь «орать» — пахать землю, пот заливает глаза так, что борозду еле различаешь. А бабы, когда вывозили навоз, стояли на поле, в леготку спускали навоз с двухколесной телеги да заигрывали с ребятишками — возчиками навоза. А уж пахать землю кто из них когда брался. Везде и всюду мужчины подставляют свою мужскую силу.

— Ты что, Истян, сетуешь на женщин? У них по дому столько работы, столько заботы, хоть отбавляй. Да и как и кому ее отбавить, кто скажет и на кого покажет? — сердито говорила бабушка Околь. — Я поняла, что тебя, Истян, сильно рассердил мороз, а ты свою злость срываешь на русских и на женщинах. А кто готовится к жаркому лету? Кто из вас, мужчин, знает, какую пищу готовить на жаркие дни? Только она — женщина. Посчитай, уже в месяц таяния снега (апрель) женщины проращивают рожь на солод, чтобы сделать квас, чтобы вы — мужчины не полоскали внутренности водой, а пили ядреный хлебный добрый квас.

— Так ведь летняя работа не легче зимней для манси, а еще тяжелее и сложнее,

— Ну и что ты хочешь сказать? — спросила Околь.

— А то, что из-за женщин сколько прибавляется работы с землей. У многих огороды и так большие, а бабам все мало, дай им еще больше. Все суют в землю: семена моркови, репу, садят лук, капусту, картошку, огурцы. Уже сеем лен, так давай еще и коноплю.

— Да ты что, Истянушка, из конопляного волокна ткем крепкое полотно для шабуров-малахаев, чтобы сохранить теплые шубы охотников. А без них леса, перховники-мелколесья разденут наших охотников.

— Мать матерей, ты скажи: в каждом огороде есть хреновники, а горчицу-то зачем сеять?

— Ты пойми, Истян, что не всегда русские торговцы привезут, что нам надо. А горчица всегда нужна как лекарство, и потом она занимает совсем мало места.

— Да ведь того немного, другого немного, а все времени требует. Мы не успеваем справиться с землей, а работы с перегораживанием реки уже стучат в двери. Если вовремя не перегородим речку, рыба вся пройдет. Она уйдет и сядет в речушках, протоках, заливах, у нас не будут работать коптильни, не будет копченой рыбы и рыбьего жира. А тут подошло время охоты с лодки на лося. Не возьмешь лося и вяленого мяса не будет, жира лосиного где возьмешь? Петровский лось жирный, с нежным мясом.

— Да, дорогой Истян, я все это знаю, не первый день живу на нашей земле. Слава вышнему Торуму-богу, уже разменяла восьмой десяток. Знаю, что человек — на то он и человек, чтобы умел приготовить пищу не только на один день, а и на весь год, — высказала Околь.

— Ну, наша Мать, прости меня и не сердись, ведь человек одним сердцем не живет. Сегодня сердит, а завтра уже ветром сдуло зло. — Истян взял шапку, хлопнул ею по колену, натянул на голову, попрощался и вышел.

Журнал «Югра», 1993, №7

Оставьте комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Яндекс.Метрика