Л. Костиков
После доклада в Красноярском исполкоме руководителя Гыданской экспедиции Академии наук Б.Н. Городкова о целях и задачах предстоящего путешествия местный комитет содействия народностям северных окраин обратился с просьбой попутно с основными задачами экспедиции обследовать в посещаемых районах дело снабжения населения предметами первой необходимости. В соответствии с этим комитет указал на ряд заданий, а именно: выявить работу торгово-заготовительных организаций, выяснить, достаточно ли данный район снабжен товарами, орудиями промысла и т.п., ознакомиться с вопросом о необходимости постоянных факторий или достаточно экспедиционного снабжения и т.д.
Таким образом, то, о чем здесь говорится, не было основным заданием поездки, не является результатом особых изысканий и исследований, добытых на основании официальных мандатов, а представляет собой собрание материалов, быть может, и неполных, иногда отрывочных, но выхваченных непосредственно из жизни Крайнего Севера.
Выехав из Красноярска в начале января 1927 г., экспедиция прибыла в с. Монастырское, переименованное в Н. Туруханск, в первых числах февраля. Оттуда через фактории Янов стан, Кет-пар на р. Турухане и Сидоровскую на р. Таз направились в факторию на Хельмерседе, находящуюся в устье р. Таза. Из этого района мимо озера Хасейн снова вернулись в Туруханский край, выйдя на факторию Дерябино, расположенную на протоке Енисея против Бреховских островов. Выехав из Дерябино в конце мая, в продолжение лета продвинулись к Гыданскому заливу на реку Юрибей, а оттуда, переехав в половине декабря Тазовскую губу у фактории Обьтреста, на Ямбур-сале мимо поселков Ныды и Норы через селение Хе у устья Надыма в феврале 1928 г. добрались до Обдорска.
Таким образом, собранный материал относится к 1927 г. и началу 1928 г. и, охватывая район от Енисея до Оби, принадлежит в равных долях как Туруханскому, так и Обдорскому краю.
Вопрос о снабжении населения Крайнего Севера Сибири хлебом надо считать самым основным.
Кочевники-оленеводы, вынужденные жить во временных переносных жилищах, т.е. чумах, если бы даже и научились приготовлять хлеб, то не в состоянии его выпекать за отсутствием печей. Кроме того, в тундре туземец испытывает нужду даже и в топливе.
В Хальмер-седе, где находится фактория Обьтреста, неудовлетворительная постановка хлебоснабжения достигла своего предела. До организации Обьтрестом факторий Хальмер-седе, по-русски — «Холм покойников», известен был среди самоедов своими старинными кладбищами, теперь он прославился выпечкой хлеба. Весьма низкое качество хальмерседского хлеба известно на всем пространстве от Оби до Енисея. Туземцы этого огромного района утверждают, что обьтрестовский хлеб часто даже собаки не едят. Однако незначительные запасы хлеба на фактории, отсутствие хотя бы чего-нибудь, что могло заменить его, и голод заставляют население покупать и потреблять заведомо негодный продукт. Мало того, во время пребывания экспедиции в Хальмер-седе фактория, учитывая небольшие запасы муки и значительный спрос на хлеб, выдавала его самоедам в таких дозах, что скорее хлеб можно отнести к лакомству, а не к продуктам основного питания.
Из расспросов выяснилось следующее: прежние торговцы пушниной, боясь реквизиций в Тобольском и Обдорском районах, все залежи
муки направили в свои дальние фактории. Таким образом, в Хальмер-седе старых запасов муки от прежних хозяев оставалось тысяч двадцать пудов. От небрежной перевозки и неумелого хранения значительная часть ее испортилась. В 1925 г. заброшено было около 10 тысяч пудов. Присланная мука была тоже невысокого качества. Составлять акты и списывать в убыток в практике факторий не принято, наоборот, все пускается в дело. В 1926 г. в этот район заброшено около шести тысяч пудов муки, причем почти вся она поступила на фактории в Ямбуре и Ивай-сале, находящиеся в ведении хальмерседской агентуры.
Между тем, в Тазовском районе в прошлом году был значительный выход песца, и туземцы набросились на продовольствие. Видя приток пушнины, заведующий решил с наличным количеством основных товаров заготовить значительно большее число песцовых единиц, уменьшая выдачу продуктов питания и пуская в оборот всю ту заваль, которая, словно осадок, отслаивается ежегодно в лавках и при учете заготовок во внимание не принимается. Приняв эту систему, заведующий под конец начал прижимать запоздавших туземцев.
Каково качество хальмерседской первосортной муки пришлось испытать и экспедиции. Наш завхоз, боясь лишних расходов за провоз, заготовил в Хальмер-седе 20 или 30 пудов сухарей. Мы их съели, скорее, волею судеб принуждены были съесть, но так и не решили, из какой муки они приготовлены: одни говорили, что это первач, другие утверждали, что это простой размол, третьи уверяли, что есть примесь овсяной муки и т.д. и т.д. Попытка выяснить в беседе с пекарем причины неудовлетворительной выпечки хлеба может быть передана так.
Желание заготовить наибольшее количество песцов настолько опьянило заведующего, что он потерял способность учитывать последствия своих увлечений. Недаром приезжавший в Хальмер-седе член президиума Обдорского исполкома т. Ного настаивал забронировать за рыбаками на лето тысячи пудов муки. Между тем, когда экспедиция была в Хальмер-седе, муки оставалось пудов 400, и о какой бы то ни было броне до прихода парохода, т.е. до июля-августа, не было и речи. Хвастливые замечания заведующего о том, что он заготовил больше песцовых единиц, чем ему поручено, приходилось слышать всем встречавшимся с ним, но он не мог понять, что на этот вопрос можно смотреть и с точки зрения заготовителя пушнины, и с точки зрения потребителей продуктов питания.
Поневоле возьмешь, когда есть нечего. Если самоед соглашается на уменьшенное количество муки, то надеется как-нибудь дотянуть до конца зимы и, пораньше подойдя к Енисею, т.е. к противоположному концу района кочевания, там получить хлеб, без которого ни он, ни его семья обойтись не могут. Но как обойдутся те бедняки, существование которых основано не на пушном, а на рыбном промысле? Для них именно представитель Обдорского исполкома хотел забронировать муку.
В ведении хальмерседской агентуры, как уже указывалось, находятся две фактории: в Ивай&сале, находящемся от Хальмер-седе у устья Пура, и в Ямбур&сале на протоке Пякоюн, впадающей в Тазовскую губу. По словам сотрудников фактории, 3000 заготовительных единиц, а соответственно этому и товары распределяются так: Ямбур — 1500 шт., Хальмер-седе — 1000 и Ивай-сале — 500 шт. Около Ямбурской фактории кочует преимущественно бедняцкое и среднезажиточное население. Экспедиция была в Хальмер-седе в конце марта, а заведующий Ямбурской факторией уже расторговался и с пушниной укатил в Тобольск; счетовод находился в Хальмер-седе и подводил итоги удачной торговли. В Ямбуре оставался только сторож, охранявший замок, повешенный на дверях пустой лавки.
Таким образом, самоеды, выходящие на Ямбуровскую факторию, уже с половины марта принуждены были искать продовольствие или в селениях Ныда, Норе и Хе у устья Надыма, или на Енисее. Выехав с грузом из Ямбура 20 декабря прямым рейсом на Хе и идя ускоренным аллюром, экспедиция прибыла в селение только 18 января, следовательно, от Ямбура до Хе для грузовых санок надо до 28 дней, а от Ямбура до Енисея путь еще более продолжителен. Все это говорит за то, что бедняцкое население, окружающее Ямбур, вследствие обильного выхода песца находилось в плачевном состоянии. Про них так же, как про хальмерседских рыбаков, и была здесь речь.
Из вышесказанного напрашивается несколько парадоксальное заключение такого рода. Значительный выход песца повел к тому, что в таких местах, как Хальмер-седе, где муки отпущено, как и везде, по числу заготовительных единиц и где заведующие с тем же наличием товара решили заготовить значительно большее количество пушнины, неминуем для части населения голод. При этом до прихода парохода, т.е. до августа, будет голодать безоленная беднота, добывающая ничтожное количество песца и существующая преимущественно летним промыслом рыбы.
В Обдорске удалось ознакомиться с заявлением, поданным 18 апреля 1927 г. Обдорскому исполнительному комитету членом президиума райисполкома И.Ф. Ного, который между прочим пишет: «Кроме того, самоеды говорят, что они получают крайне скверный хлеб, который есть совершенно невозможно. Мною данный факт был проверен. Действительно, мука перед выпечкой не просеивалась, благодаря чему в испеченном хлебе попадались мучные комки с плесенью и разные мочалки и веревочки; к тому же хлеб на зимовках в Хальмер-седе и Пуровской на вид и вкус представлял как овсяной хлеб и вдобавок сырой».
В другом месте читаем: «Благодаря халатности Тазовского отделения испорчено 200 пудов муки; весенними буранами мучной склад был занесен с горной стороны снегом, а во время распутицы 1926 г. снег никто не отгреб, и снежной водой было потоплено 11/2 ряда мешков, и мука лежала в воде в течение 11/2 месяца… В пекарне грязь…».
Вот место в докладе, говорящее о приемах торговли: «…Кроме того, многие инородцы жаловались мне на Обьтрест, что таковой по отношению к беднейшему населению ведет жестокую политику относительно снабжения продовольствием и товаром в кредит под улов рыбы и при продаже товаров за наличный расчет; хотя беднейшее население является аккуратным плательщиком этого кредита, когда бывают временами средства и у бедняцкого населения, но не всегда… Не продают то, что ему необходимо, несмотря на то, что товары бывают, и при нем же отпускают другим… По отношению же к имущему населению политика у Обьтреста совершенно иная. Имущие лица получают в кредит, хотя в этом кредите не нуждаются, и для них в кредит и за наличный расчет отпускается все, что им желательно получить».
Заканчивает свое заявление т. Ного следующим: «Все вышеприведенные ненормальные явления в работе Тазовского отделения Обьтреста, граничащие с преступностью, необходимо срочно изжить и виновных привлечь к законной ответственности».
С факториями Обьтреста в Ямбуре и Хе познакомились на обратном пути, т.е. в 1928 г., поэтому сведения о них самые последние. В Ямбуре мы встретили, как водится в Обьтресте, весь новый штат. Здесь узнали, что и в Хальмер-седе весь штат обновлен. Новый заведующий прямо сказал: «Если на нас туземцы и могут жаловаться, то только за хлеб, потому что пекарня у нас плохая. Внутри все стены обмерзли, а какие стоят морозы — сами знаете».
Из беседы с пекарями оказалось, что трудно работать с полученной мукой. «Везли ее на пароходе, на палубе, прикрыта она не была, и много мешков оказались порядочно подмоченными. Откроешь мешок, высыпаешь муку, а оттуда валятся комья, разобьешь комки, так и обдаст тебя запахом мочи, потому что мука горелая. Возни с ней, пока приведешь в надлежащий вид, страсть сколько. Оно, конечно, хлеб из нее выходит неважный, но в убыток мы ее все-таки не списываем, зато и припеку от такой муки немного».
Что же получает туземец при такой постановке дела? То, что он получает, не имеет обычного вида и формы хлеба, а представляет собой самых разнообразных форм и очертаний куски теста, побывавшие в печи. На вкус они представляют сырое, довольно неприятного вкуса тесто, и только мороз, а затем отогревание над костром, где эти бесформенные массы отпотевают, не дают им возможности высохнуть и превратиться в каменные глыбы.
По приезде в Обдорск на пленарном заседании исполкома снова пришлось увидеть все тот же хлеб. Съехались на выборы делегаты от самоедов и остяков. На повестке дня вопрос о самообложении и текущие дела, а на столе куски хлеба, привезенного с Ямальского полуострова. Местные аборигены, взяв со стола буровато-серые куски, щупают, нюхают, пожимают плечами. Смотрит и удивляется обыватель, а на членов президиума, выезжавших на места, этот хлеб, по-видимому, не производит впечатления. Народный судья, только вернувшийся из поездки по тундре, рассматривает его уже как спец, тихо качая головой и как бы закрепляя какую-то думу.
«Порченая мука. Эка штука», — заявляет кто-то в толпе.
«Да, у нас в Норе лежит ее несколько сот пудов, только это собственность кооператива, и потому только она еще не пущена в оборот и не съедена самоедами». Кооператив составил акты и отказывается от такой муки, а Северосоюз думает, что кооператоры капризничают, поэтому не верит актам и требует присылки в Тобольск образцов порченой муки.
Заканчивая вопрос о снабжении хлебом, можно сказать: стремление факторий дать как можно меньше синдицированных, т.е. невыгодных для них товаров, повело к тому, что завоз муки значительно меньше спроса. Выпекаемый хлеб очень плохого качества. Сильно недопечен, кислый, очень грязно приготовлен и нередко сделан из лежалой муки.
С вопросом о снабжении хлебом непосредственно связан и другой вопрос. Есть ли хлеб всегда в готовом виде?
В больших факториях осенью, как только наступили первые морозы, уже начинается усиленная выпечка хлеба. Однако малая пропускная способность печей, ограниченный штат и отсутствие соответствующих хранилищ не дают, вероятно, возможности делать значительных запасов. В результате, когда самоеды, возвращаясь с летних кочевок, подходят к своим зимним стоянкам и появляются в факториях, то у последних не хватает хлеба, и опоздавшим приходится слышать неизбежное: приезжайте в следующий раз, тогда и получите.
Между тем, около факторий нет подходящих для оленей пастбищ, следовательно, нет и зимних стоянок. Все приезжающие являются в факторию налегке, оставив свои чумы за десятки, сотни верст. Зимой самоед, в противоположность лету, долго не стоит на одном месте. Чем больше стадо, тем меньше он может предаваться отдыху. Обыкновенно меняют места через 3–5 дней. Чем ближе к фактории, тем больше народа бывало в этой местности и тем скуднее пастбища, не говоря уже о том, что здесь, в местах скопления оленей, и волки встречаются чаще. Вот почему оленный самоед стремится как можно дальше остановиться от фактории и как можно скорее уйти от нее. Мало того, приехав на факторию, он одинаково нуждается и в хлебе, и в масле, и в чае, и проч. Получив масло, чай, сахар и другие ему необходимые продукты, плюс уменьшенная порция хлеба и, отдав за все это песцов, он потерял покупательную способность, но хлеба недополучил, причем этот недобор заменен ненужными ему вещами. Для новой порции хлеба надо добыть новых песцов. Ждать с имеющимися песцами выпечки хлеба, значит подвергать стадо риску, задерживать выполнение плана кочевания, и он предпочитает взять сейчас что можно, заменить, если дают, хлеб мукой, но идти дальше с тем, что если будет удача на охоте, то лучше перехватить где-нибудь по дороге, занять или обменять у соседа-богача, или, наконец, заехать или послать кого-нибудь на следующую факторию. Сравнительно недалеко от факторий держатся только малооленные, утрачивающие возможность свободно передвигаться по дедовской земле. Вот эти-то могут заезжать на одну и ту же факторию в течение зимы не раз и не два. Все остальные при нормальных условиях бывают на каждой фактории, лежащей по пути их кочевания, только один-два раза в году.
После хлеба следующими мучными продуктами питания на Крайнем Севере Сибири являются сухари и сушки. Участникам экспедиции пришлось почти весь год питаться белыми сухарями и сушками. Туземцы опытнее нас и реже прибегают к сухарям. Приготовленные в Красноярске, они в продолжение нескольких месяцев лежат на складах, пока не попадут в рваных, грязных мешках на пароходы. Последние развезут их по факториям. В местах прибытия мука, сухари и другие товары неделями лежат на берегу не прикрытые, прежде чем попадут на склады.
То нет людей, то непогода, то нет денег и т.д.
Затем агентуры пересортируют товары и на катерах, на лодках или, дождавшись санного пути, на оленях, на собаках переправят эти сухари в свои отделения. Сухарь из белого делается все темнее и темнее, а мешок покрывается все большим и большим количеством дыр. Хорошо, если в отделении они попадут сразу в соответствующий сухой склад. Сухарь зимой не пойдет. Своевременно замороженный хлеб свободно лежит полгода и даже более, а оттаяв у костра, свеж, как только что испеченный. Поэтому сухарь терпим лишь как неизбежное зло, когда летом хлеб черствеет или просто его не хватает, а добраться через реки на оленях до факторий нельзя. Выпекать в безлесном районе на тальнике «леску» довольно трудно. Кроме того, сухарь портативнее, что иногда, при недостаточности средств передвижения, имеет большое значение.
Сушки более стойки к атмосферным влияниям. Приготовленные зимой и замороженные, они так же, как и хлеб, прекрасно сохраняют свою свежесть, но они так же, как и сухари, требуют и очень хорошей тары, и очень бережного хранения, чего факториям почти не удается.
Казалось бы, что все торгово-заготовительные организации, стремясь получить от туземцев как можно больше пушнины, рыбы и проч., не должны уподобляться упомянутым нерадивым туземцам из Дудинки и со своей стороны должны принимать все меры к тому, чтобы обеспечить туземцам удачную добычу. Как же справилась с этой задачей та организация, от имени которой говорил докладчик?
Если «ставку на промысловое хозяйство» отнести к рыбным промыслам, то, по словам докладчика, «пряжа, конопля, уды хотя и получены, но доставлены несвоевременно и не в достаточном количестве».
Обьтрест, эксплуатирующий пушные и рыбные промыслы на Тобольском Севере, держится довольно неустойчивой политики в деле ведения своего рыбного хозяйства и тем самым причиняет немало неприятностей туземцам. До 1925 года он имел на Тазу своих засольщиков, принимая от самоедов свежую рыбу. Рыболовные снасти давал артелям в кредит; лодки, являясь движимым инвентарем факторий, давались артелям во временное пользование. В течение лета, а иногда и до лова артельщикам отпускались в кредит хлеб и другие необходимые им предметы, по окончании промысла производился подсчет по расчетным заборным книжкам. Одни получали разницу деньгами, другие переносили свою задолженность на следующий год. После 1925 г. засольные пункты упразднены. Затем снова начинают возвращаться к старому, сократив лишь размеры кредитов.
Задолженность до 1923 г. на факториях Обьтреста была отнесена к сомнительным и списана. Однако в тех случаях, когда у туземца есть с чего списывать, в первую голову погашают новые долги, а затем, не говоря об этом туземцу, чтобы не было лишних споров и разговоров, втихомолку покрывают долги, списанные как безнадежные. И вот туземец никак не поймет: неудачный год — ничего нет, удачный лов — опять ничего нет. В прошлом году было плохо, все равны, все ни с чем остались — голодали. В этом году лов хорош, одни из участников артели не учли уроков прошлого года и по-прежнему много брали в кредит; другие приняли во внимание пережитое и старались брать в долг как можно меньше с тем, чтобы при расчете хотя что-нибудь осталось на зиму, а когда стали выдавать расчет, оказалось — ни первые, ни вторые ничего не получили. Загадка объясняется просто — у первых погасили задолженность текущего года, а у последних было с чего взять и погасили не только долг текущего года, но и то, что было списано как безнадежное.
Но вернемся к рыбному промыслу. В 1926 году как будто снова была приемка рыбы, засольные пункты на Тазу работали.
В 1927 году, обменяв все товары и, в частности, рыболовные снасти на пушнину как на более выгодный товар, хальмерседская агентура Обьтреста с ее отделениями на р. Таз, конечно, летом не занималась приемкой от туземцев рыбы, а следовательно, и не снабжала не только продовольствием, но и снастями тех, кто только и существует на доходы от рыбного промысла. Помимо того заведующий, рассчитывая на катер, не забросил зимой на засольные пункты соль. Перед нашим приездом механик катера застрелился, а вызванный новый прибыл в Хальмер-седе с большим опозданием, да месяц провозился с мотором, не зная, как пустить его в ход. В результате туземцы-рыболовы не только не снабжались в 1927 г. орудиями лова и продовольствием, но к ним не была своевременно заброшена соль и не было предложено заготовлять рыбу с тем, чтобы расчет за нее произвести по прибытии парохода с товарами.
Прежние купцы вели здесь большие операции с заготовкой рыбы, имея свои засольные пункты. Торговые организации и тресты, оперируя с ограниченными средствами и гоняясь за валютным товаром, убили рыбный промысел. Туземцы, не добывшие пушнины, принуждены влачить жалкое существование, тогда как раньше в случае зимней неудачи они летом хотя немного поправляли свои дела. Помимо того, имеющиеся у туземцев снасти за это время так износились, что не дают возможности владельцу даже прокормить себя и свое семейство. Бывают случаи, когда вследствие отсутствия мереж и прядева прибегают к орудиям каменного века и изготовляют сети из корней и луба тальника. И это как раз среди тех самоедов, которые были знакомы с фильдекосовыми сетями, получавшимися из Японии, и предпочитали их как более стойкие к гниению.
«Тяжело и трудно жить беднейшему рыбацкому населению. С него и при сдаче рыбы, и юрка удерживают на утечку от 5 до 15 фунтов с каждого пуда рыбы, в особенности юрка», — так пишет в своем заявлении в исполком цитированный ранее член президиума Обдорского райисполкома И. Ф. Ного. Далее он отмечает: «Относительно больших скидок на утечку заявление инородцев считаю правильным, так как в нынешнее лето Обьтрестом было сгноено больше 200 пудов юрка, между тем при сдаче на пароход недостачи не оказалось».
О том, как плохо приходится самоедским артелям, поставляющим рыбу Обьтресту, пришлось слышать и в Хе, где некоторые из самоедов по окончании сезона в окончательный расчет осенью 1927 г. получили по 50 коп., но были и такие, которым пришлось нести своим семьям летний заработок в 9 коп., причем Обьтрест не оказал им никакой помощи.
В деле снабжения туземцев Тазовского района рыболовными снастями не надо забывать, что раньше сюда привозились из Тобольска даже такие вещи, как грузила, так как здесь нет камня. Кроме того, выдавая только часть просимой туземцем мережи, вы уменьшаете размеры его невода и тем заставляете ловить рыбу все ближе и ближе к берегу, что не может не отразиться на улове, заставляете ловить рыбу не в реке, а возерах. Наконец, принуждаете изменять способы лова, заставляя переходить вследствие отсутствия орудия от более совершенных способов к более примитивным.
Не видев своими глазами, трудно представить, как нерасчетливый, по мнению русских, туземец дорожит самым маленьким кусочком сетной нитки, какими обрывками он чинит свою сеть. (Жалобы на прелую пряжу, на полное отсутствие прялок раздаются и среди русских на Енисее). В голодные годы все кули, все мешки распустили на нитки: самоеды все, что было у баб, поснимали с бабьих санок и пустили на невода.
Кооперация первичная, ближе всего стоящая к потребителю и производителю, не может еще здесь парализовать или смягчить все дефекты, так как находится почти в эмбриональном состоянии, зажатая в крепких тисках не только случайного административного усмотрения, но и объединяющих высших кооперативных организаций. Так, Хенский интеграл, находящийся в тысячах верст от Тобольска и Тюмени и пытающийся наладить рыболовное хозяйство, принужден по договору с Северосоюзом сдавать рыбу не у себя за Полярным кругом, не в Тобольске, где находятся склады и правление союза, а в Тюмени. Конечно, союзу выгодно получать товар у линии железной дороги, но при неналаженном хранении является спорным вопрос: кто виноват в порче рыбы — туземные артели или нерадивые служащие центральной кооперации, а страдает все тот же первичный кооператив, т.е. туземец, как это было в 1927 г. Несвоевременной заброской соли болеют все, забывая, что на Таз пароход приходит только один раз в году, и то в середине лета.
Не лучше дело обстоит и с охотничьим снаряжением. Ассортимент ружей везде невелик. Только в Обдорске в лавках Обьтреста и Охотсоюза мы встретили разнообразный и значительный выбор ружей, но в Обдорске теперь почти не бывает кочевников. Почему упомянутые организации не пускают этих ружей в Хальмер-седе, Ямбур, Хе и т.д. — непонятно.
Что касается капканов, то (на Енисее) как будто с ними и благополучно, за исключением случаев, уже сказанных выше. В качественном отношении они удовлетворяют самоедов, так как кованые и тяжелые, но дороги: цена тех, диаметр которых равняется 20 см, достигает 7 руб., что и задерживает их широкое распространение. На некоторых факториях есть капканы с большим диаметром, и они, как неупотребительные, конечно, лежат без движения. Не то в Обдорском крае. В Хальмер-седе, как уже говорилось, к апрелю 1927 г. не оставалось ни одного капкана, нет их в 1928 г. и в Хе не только в лавке Обьтреста, но и в кооперации. Таким образом, население здесь лишено возможности промышлять горностая. В Ямбуре вместо трех сортов, значащихся в фактурах, прислано два сорта, по внешнему виду ничем не отличающихся друг от друга, но с разной расценкой. Поэтому они соединены вместе и продаются по цене около 3 рублей, но легкие, как будто штампованные; пружины у них перекалены и скоро лопаются. Нужна запасная пружина. Этот товар покупателей не удовлетворяет, и если берут, то только по необходимости.
Вообще добыча пушного зверя на Крайнем Севере производится пока преимущественно деревянными пастями и лишь отчасти капканами. Последний отвоевывает себе должное положение в охотничьем хозяйстве туземца как более портативный, но бедняк, к сожалению, до сих пор должен довольствоваться примитивной деревянной пастью, так как капкан по цене ему недоступен.
Одними из самых необходимых предметов туземного хозяйства являются также топоры и ножи. Однако от Красноярска до Обдорска нам нигде не встретилось хорошего топора. Все жалуются, что они очень мягкие, а о ножах и говорить не приходится. Недаром самоеды почти не покупают их. Выручает туземца его уменье сделать себе нож из напильника, и он по-прежнему вынужден для себя и для всех членов своей семьи, как и в старину, выковывать ножи из этого рода предметов.
Надо помнить, что все туземцы севера Сибири, вплоть до Тихого океана, помимо прочности, требуют от лезвия ножа известной толщины, так как точат его так же, как и топор, с одной стороны, и часто пользуются им как рубанком. Простые, с тонким лезвием железные ножи, которыми так обильно снабжены все фактории, никогда не получают широкого распространения, так как в туземном хозяйстве при восьмимесячной зиме таким ножом нечего делать. Между тем, помимо общих, необходимых в хозяйстве ножей, у каждого члена семьи, начиная с четырех-пяти лет, должен быть свой нож. У женщин с широким лезвием, у мужчин — с узким. Вот почему фактории имеют повышенный спрос на напильники. Последние, впрочем, применяются в хозяйстве туземца и в качестве точила.
Вопрос, заданный самоедам: отчего же вы не попросите в фактории, чтобы заведующий выписал на следующий год точильные бруски, и тогда вам не придется портить напильниками ножи, топоры, рубанки и проч., вызвал дружный взрыв хохота.
«Какой ты странный. Думаешь, что без тебя и не говорили. Много говорили. И не первый год говорили, какие вещи нам нужны, да ни на Енисее, ни на Оби нас никогда не слушали».
Для туземцев Севера после хлеба и орудий промысла следующими предметами первой необходимости являются масло и чай.
Масло встречалось везде, за исключением Хальмер-седе с его отделениями, о чем уже говорилось. Преобладает так называемое «экспортное» и несоленое, топленого значительно меньше. Туземцы предпочитают последнее, но высокая цена заставляет заменять его экспортным. Что касается качества масла, то в большинстве случаев оно удовлетворительное. Несоленое попадается плохо отжатое и, будучи растопленным, к великому удивлению самоедов, дает слой воды.
Наблюдения быта богачей и бедняков, оленеводов и рыболовов, равно как личный опыт жизни в условиях полярной зимы, дают право утверждать в крайней физиологической потребности в жирах при питании одной только рыбой. Вот почему бедняк-рыболов повышает свои требования на масло иногда в ущерб возможности приобрести хлеб. А отсутствие песцов и высокая цена на масло заставляют туземца удовлетворять свою потребность в жирах особо приготовленным рыбьим жиром, смешанным с вываренными остатками рыбьих брюшков и называемым русскими «варкой» (самоедами — пурса). За отсутствием подходящей посуды варка складывается в снятую с налима шкуру или в брюшину оленя. При обмене рыбаков с оленеводами брюшина важенки с варкой равняется живой важенке, брюшина теленка — живому теленку и т.д. Приготовлением этой варки и сушеной рыбы поглощен весь весенний и летний день туземной женщины. Вот почему, когда им рассказывают о том, что у нас, кроме коровьего масла, есть много других жиров, которые можно есть, они восклицают: «Почему же нам их не дают? Мы бы покупали и рыбий жир, и свиное сало, и подсолнечное, и другое какое масло, но к нам их не привозят».
О том, что кроме экспортного масла нам ничего другого не дают, говорит и русское население как по трактам, так и за Полярным кругом, например, в Хе, Норе и т.д.
— Да мы с радостью покупали бы подсолнечное масло, так оно для жарения рыбы очень годится.
Ввоз на Север в дополнение к коровьему маслу постных, т.е. растительных масел, как более дешевых, без сомнения, отразился бы на форме питания населения, хотя бы русского, постепенно приучив его потреблять рыбу жареной, а не сырой, что отражается на заболеваниях разного рода глистами. У самоедов грех есть сырыми щуку и налима. Русские в этом греха не видят и многие из них, по словам встречавшихся фельдшеров, страдают кишечными заболеваниями.
Дорого стоящее коровье масло можно было бы заменить не только растительными маслами, но и свиным салом. В прежнее время в глухих местах, к каковым относится и Хальмер-седе, купцы держали в значительном количестве свиней. Обьтрест здесь получил в наследство до 30 свиней, но приблизительно в 1925 г., признав, что свиноводство является неуместным, заведующий в одну ночь расстрелял все 30 штук. Теперь лишь некоторые из служащих привозят с собой поросят, выкармливают их и колют весной, когда в факториях наступает масляный кризис.
Что касается кирпичного чая, то его всегда на Севере не хватает, а меж тем бедняку без него не обойтись.
В 1927 г. на Енисее чай был, но в Обдорском районе уже зимой его не хватило. Не было чая в самом Обдорске и в феврале 1928 г. По крайней мере, в лавке Обьтреста отказывали остякам в продаже чая за деньги, приберегая, очевидно, его незначительное количество для тех туземцев, которые расплачиваются не деньгами, а пушниной.
Имеющая в нашем питании большое значение соль, по-видимому, не играет такой роли в жизни туземцев. К ней прибегают как к лакомству только при употреблении сырой рыбы и свободно обходятся без нее при питании вареной рыбой, равно как и при употреблении сырого или вареного мяса.
Сахар для самоедов не является предметом первой необходимости и потребляется ими в ограниченном количестве, но все же его не хватает. В Хальмер-седе приблизительно на 400 п. масла, 1500 кирпичей чая завоз сахара равен 60 пудам.
Многого не хватает в факториях.
В голодные годы при выдаче нормы познакомили самоеда с рядом продуктов, с которыми он ранее не был знаком и которые бедняку, питающемуся не мясом, а только рыбой, пришлись по вкусу.
— Хлеб плохой, да и дают его мало, купил бы рису, да нет его нигде — ни на Енисее, ни на р. Таз. Сначала, когда в голодные годы стали давать рис на Енисее вместо муки, мы не знали, что с ним делать и не хотели брать. Потом русские рассказали, как его варить, и нам очень он понравился, а главное — рис не мука, его немного идет на пропитание и легче таскать на санках.
Научные исследования последних лет говорят за то, что цинга быстро прекращается, как только к обычной пище начинают прибавлять картофель. Среди значительного количества служащих факторий каждую весну наблюдаются цинготные заболевания. Между тем ни на одной из них не имеется картофеля. Казалось бы, что при малых забросках муки и неудачном снабжении хлебом предложение туземцам сушеного картофеля напрашивается само собой. Тем более что картофель и другие овощи могут быть выращиваемы в таких селениях, как Хе, Нора и т.д., надо лишь поощрить к этому русское население.
Впоследствии мы много раз могли убедиться в том, что заявление о широком снабжении неимущих туземцев оленным сырьем немного преувеличено. Тем не менее приходится отметить, что этого рода снабжение является одной из выгоднейших операций заготовительных организаций края: приобретая в оленных районах оленьи постели в среднем рубля по три и уплачивая на них товарами, купленное сырье направляли к енисейцам и другим безоленным туземцам, крайне нуждающимся в зимней одежде, и получали за постель 5—6 белок, оцениваемых по 1 р. 25 к. за штуку, т.е. наживали рубль на рубль.
Иногда крайняя нужда заставляет бедняков переплачивать факториям за постели до 400%. Так, 14 постелей, оставшихся в Ямбурской фактории Обьтреста от прошлого операционного года и оцениваемых всего в 6 р., продавались в 1928 г. по пяти рублей штука. Продажи эти имели место до получения извещений о новом повышении цен на сырье. Постели, оставшиеся непроданным после февраля, без сомнения, будут проданы беднякам с еще большим барышом.
Что касается снабжения малоимущих или неимущих туземцев готовой меховой одеждой, то это до сих пор носит характер чисто случайный или, по крайней мере, находится в зачаточном состоянии. Снабжение это выражается в приобретении от малоимущих старых, подержанных вещей для перепродажи их более нуждающимся. Обыкновенно бедняк-работник, рассчитываясь от богача-туземца, за свою годовую службу получает одежду. Вот эта «заработная плата» и обменивается бедняком на товары, необходимые для членов его семьи и его самого. А фактории, в свою очередь, обменивают приобретенную одежду безоленным туземцам на пушнину. Иногда в лавках попадается в очень ограниченном количестве одежда, очевидно, нарочито пошитая для сдачи на фактории. Эти одежды хотя и покроены по туземному образцу, но сшиты русскими, так как туземка не будет шить для своих меховую одежду нитками вместо жил. Кроме того, она сшита не из недавно выделанных новых постелей, а чаще всего из тех, которые уже находились в чуме в качестве постелей. Волос на них изменил свой цвет от копоти и начинает сыпаться.
В последнее время в газетах промелькнули сообщения об организации в Обдорском крае пошивных артелей, ставящих задачей изготовление меховых одежд из оленного сырья. Будем надеяться, что, быть может, они сумеют наладить это нужное для Севера дело. Работа таких артелей нам представляется, конечно, при непременном участии в них туземной женщины.
Может пойти здесь и летняя кожаная обувь, особенно бродни, если на этот товар обратят внимание и будут доставлять не только хорошего качества, но и соответствующих размеров.
Не может туземец обойтись и без листового табаку, который он обрабатывает особым способом и кладет на нижнюю губу, что заменяет ему курение. На Енисее запасы табака хотя и ограниченные, но все-таки были, на Тазу уже в марте 1927 г. его не оказалось, не было его и в кооперативе Янова стана, так как 200 п. лежалого цвелого табака, от которого самоеды отказались, в счет не идут.
Переходя от предметов первой необходимости к предметам, нужным в хозяйстве кочевника Крайнего Севера, следует отметить неудовлетворительное снабжение сырыми кожами, идущими на изготовление упряжи и других мелких поделок. Кожа нередко доставляется горелая, лежалая и при употреблении быстро приходит в полную негодность.
Влияние культуры и соседство русских сказалось на туземцах, и свои жировые лампы они стремятся заменить керосиновыми. Кроме того, ни в одной фактории на Енисее и на р. Таз не имеется жестяной или железной посуды для керосина. Если бы не пароходы, оставляющие клиентам своих буфетов пивные бутылки, у самоедов не было бы посуды под керосин. Только винные и пивные бутылки их выручают, но в такую посуду много не запасешь.
Таким образом, искусственно ограничиваемый спрос дает возможность факториям керосин, который нужно продавать по твердой цене, запасать лишь в ограниченном количестве. Вообще же бедняки принуждены для освещения своих чумов прибегать к обрывкам старых сетей, скрученным в жгуты и пропитанным рыбьим жиром. Такой жгут горит довольно медленно, но дает очень слабый свет. Богачи и те из туземцев, которые могут себе позволить роскошь скрашивать светом длинные вечера полярной ночи, принуждены покупать свечи.
Самоед любит чай и пьет его из маленьких чашек. Чашка должна быть обыкновенного крестьянского типа с блюдцем. Размер ее по объему не должен превышать половины стакана. В условиях Севера чай быстро стынет, поэтому население предпочитает пить из маленьких чашек и чаще наливать. Желательно, чтобы чашка и блюдце были с толстыми стенками. Между тем, на факториях немало тонкостенных сервизных чашек — широких и низких. Самоеды, приобретшие такую посуду, недолго ею пользовались, и она вся перешла к детям в виде черепков. Алюминиевые кружки, которых сейчас немало в лавках, неприемлемы в условиях Севера: они обжигают губы и с мороза к ним невозможно прикоснуться. Не подходит и эмалированная посуда, так как вследствие сильных морозов эмаль быстро трескается и отлетает. У богатых не раз приходилось видеть большие железные рваные тазы и кастрюли, которые некогда были эмалированными. Итак, в условиях северного кочевого хозяйства пригодны только толстостенная фарфоровая посуда и такая же плотная и крепкая медная посуда. Легковесная, тонкая медная также непригодна, как проникающая сейчас жестяная и железная. Все это быстро мнется, ломается и вызывает у туземца только обиду по поводу того, что его опять обманули.
Излюбленной посудой самоеда являются медные клепаные котлы и такие же толстостенные чайники. Кстати сказать, в продолжение многих десятков лет русские снабжают туземцев медной луженой посудой. От полуды уже давно не осталось и следов; меж тем нигде не налажена починка и полуда посуды, равно как и прием старой красной меди. Проводимое сейчас внедрение в толщу населения изделий из желтой меди (латуни) не может не отразиться на здоровье туземцев, так как они не представляют себе, каким сильным ядом является красивая зеленая окись меди.
Совещание, собравшееся на выборы тузсовета в Хальмер-седе, постановляет, что олень оценивается в 25 р., самоеды это постановление не оспаривают и принимают как закон при расчетах с русскими. Но при своих взаимных расчетах у них есть своя установленная незыблемая расценка. Олень равен песцу, равен ягушке (женской одежде), равен санке в тундре, равен 100 рыбам одного сорта, равен 40 рыбам другого сорта и т.д., и здесь тоже споров быть не может. Это тоже — закон. Но если эти два закона сопоставить с нашей русской точки зрения, то получится, что 25 р.=50 р. И все же в туземной практике эти два закона свободно уживаются. Но, повторяю, не о них здесь речь. В 1920–1923 гг. можно было получить песца всего за … 2 ф. табака.
Ни одна организация не заботится о снабжении населения, именно населения, безразлично — русское ли оно или туземное, но все стремятся выкачать из населения как можно больше песцовых или беличьих единиц, дав как можно меньше синдицированных товаров, т.е. продуктов питания. Это не снабжение продуктами первой необходимости, а ставка на экспортный валютный товар, но ставка иногда с негодными средствами.
К вопросу о товарообменных операциях непосредственно примыкает вопрос об отношении туземцев и факторий к существующей у нас денежной системе. И здесь мы приходим к неожиданному выводу. Не инородцы не берут денег, хотя у них очень много аннулированных денежных знаков, а организации не признают червонцев, требуя от туземцев вместо денег пушнину.
Этот случай не единственный. Он как бы воскрешает старый способ бывших частников расплачиваться с рабочими и покупателями товарами, на которых наживаешь. Что фактории не принимают денег, имея твердое задание превратить полученные товары в определенное количество единиц пушнины, а не распродать товары и снабдить ими население, это понятно.
Как же мыслит туземец о желательности товарообмена с ним. Неизменно везде от совершенно не знающих русского языка, равно как и от тех, которые им владеют, приходилось слышать один ответ: «Так, как раньше делали купцы. Я приносил ему пушнину и раскладывал перед ним каждую шкурку отдельно. Он осматривал ее и на каждую клал деньги. Тогда я смотрел на шкурку и считал деньги. Если цена подходящая, я, отодвинув шкурку ему, брал деньги в руки и говорил: дай за эти деньги хлеба столько, муки столько и т.д. Получив товар по первой сделке, переходил ко второй и т.д. Сейчас заберет заведующий всех принесенных мной песцов, пересмотрит их и начнет щелкать на счетах. Затем спрашивает меня, а то и не спрашивает, а просто говорит: хлеба столько-то дам, муки столько-то, масла столько, чая столько, остальное — чего хочешь. Тогда только начинаю говорить я, чего хочу остального. Я отвечу, тогда он еще больше защелкает на счетах. Гоняет костяшки туда, сюда, а я смотрю, ничего не понимая в этом, и жду. Кончил гонять их, что-то написал у себя на бумажке и говорит, что еще можно взять спичек или еще чего-нибудь не шибко дорогого, или говорит, что того-то даст меньше. Спорить с ним не могу, потому что сосчитать всего не могу. Получишь весь товар, смотришь на него и видишь, что песцов отдал много, а товара мало. И того не хватит до следующего промысла, и другого, а проверить мы никак не можем».
Помимо постоянных факторий, существует так называемый экспедиционный способ снабжения. Цель таких экспедиций — снабжение безоленных, не могущих выехать на фактории.
С одной из таких экспедиций нам пришлось познакомиться довольно хорошо. Как же она организуется? Кооператив Янова стана, решив отправить экспедицию в глубь лесотундры, нанял кулачка-самоеда на следующих условиях. Кооператив отпускает по выбору самоеда товаров на две тысячи рублей, на каковую нанятый должен привезти соответствующее количество песцов. Продавать он должен по ценам, указанным уже в приведенной таблице, но по какой цене фактически продает, конечно, никто проверить не может. За это он получает по 5 р. С пуда, так сказать, за провоз груза и жалованья по 75 р. в месяц, на какой срок — не выяснено. Очевидно, за зиму, так как эта была зимняя экспедиция. Заключив сделку и забрав муку, сушки, масло, чай, сахар и махорку, самоед вывез весь груз к месту своей зимовки и там, оповестив соседей через своих многочисленных родственников о прибытии товаров, у своего чума открыл торговлю. Почем покупались песцы и продавались товары оборотистым купцом, сумел ли несколько раз обернуть неожиданно полученный им капитал, прежде чем сдать кооперативу отчет, сказать затруднительно, но что он не всегда полностью оплачивал сдаваемых бедняками песцов, это утверждать вполне возможно. По дороге встречались бедняки, которые, очевидно, считали его своим отцом-благодетелем, постоянным давальцем и кормильцем. От таких он принимал товар не смотря, перебрасывая связку с песцами в руки сидевшей сзади жены, которая и упрятывала их в мешок. Иногда из любопытства сынишка, приучаясь к делу, осматривал их, поглаживая и потряхивая шкурку за шкуркой, а папаша важно расспрашивал владельца о всем том, что никакого отношения к сданной пушнине не имеет. Лишь только тогда, когда гость-покупатель собирался уходить домой, хозяин приказывал сынишке выдать масла столько-то, муки столько-то и т.д., но все это в таких дозах, которые явно не покрывали сданный товар. Очевидно, окончательный расчет будет тогда, когда они встретятся летом во время рыбной ловли, а быть может, благодетель засчитал часть старых долгов. Бедняк только благодарил и покорно брал выдаваемое.
Второй вид экспедиционного снабжения населения, как это имело место в предыдущие годы, выражается в том, что агент Хе или Ныды, или кооператива Янова стана с товарами едет в Хальмер-седе или на другую факторию и по дороге, если ему попадутся чумы, обменивает у них песцов. Главным же образом, такие агенты снабжают служащих такими товарами, которых и в факториях не имеется.
Наконец, примером третьего вида экспедиционного снабжения может служить ставшая около трех тысяч рублей экспедиция акц. о-ва «Сырье», посланная из Толстого Носа на р. Пилятку, где проходят самоеды, двигающиеся с Таза на Енисей, с целью перехватить должников факторий Толстого Носа, Караула и Дерябино. Такая экспедиция, обменивая пушнину на товары без наценки на провоз, стремится не только перехватить пушнину, но и наказать своих конкурентов, снабдив чужих должников необходимыми им товарами и не допустив их до факторий.
К этого рода экспедициям относится часть тех, о которых пришлось читать в газете «Красноярский рабочий» от 10 июля 1927 г. № 156 в заметке под названием «Экспедиции на Север». В этой заметке напечатано: «Окрвнуторг организует в этом году ряд исследовательско-заготовительных экспедиций в необслуживаемые факториями Сибторга и Госторга районы Севера… Пока намечено пять экспедиций, между ними с Кот-пара в низовья Таза и с Толстого Носа на Гыду». Поэтому каждой экспедиции желательно не накормить ненасытных бедняков ценой уменьшения пушных единиц, а перехватить при случае богатенького клиента и, закредитовав, сделать его должником своей фактории.
Со своей стороны добавим, что эта фраза относится не только к Обьтресту, а ко всем организациям. Не раз приходилось слышать рассказы богачей, клиентов Таза, как им предлагали тысячные кредиты на Енисее и наоборот — енисейским на Тазу, равно как акц. о-ва «Сырье» и Сибторг клиентам Госторга и обратно.
В то же время в таких местах, как селение Хе, агентура Обьтреста говорит, что кредиты правлением запрещены, и отказывается помочь своим беднякам-рыболовам, попавшим вследствие неудачного лова в беду. Одновременно с этим фактория той же организации в Ямбуре заявляет, что вопрос о кредитовании предоставлен на усмотрение заведующего. В бытность экспедиции на фактории можно было наблюдать многочисленные зеленые ордера, установленные для выдачи в кредит, и заведующий объяснил, что он проводит таковой, требуя возвращения или погашения через две недели. При этом, судя по ассортименту товаров, нетрудно убедиться, что это не экстренная помощь нуждающимся, а простое кредитование товарами. Например, по ордеру отпущены на две недели пуд сахара и два пуда масла на сумму 75 рублей. Вот такие отпуски и дают возможность сказать, как это упоминал докладчик, что кредитование в среднем равняется 100 руб.
Работа торгово-заготовительных организаций зависит не только от подбора товаров, но и от подбора служащих и условий, в которые ставят их организации.
