«В колхозе на заработанный трудодень были одни палочки…»

Из воспоминаний Отто Григория Петровича:

«Я родился в семье рабочего. Семья наша состояла из семерых детей и родителей. Жили мы в большой нужде. У отца зарплата была не очень высокой. Матери приходилось ходить по наймам. Нанималась копать огороды, стирать. В нашем селе был колхоз «Красный Октябрь». Председатель колхоза предложил матери подать заявление о вступлении в колхоз, что мать и сделала. Нам выделили участок земли, мать назначили дояркой, мы ходили помогать ей на скотный двор. Часто мы нанимались пасти коров частного сектора, тогда за пастьбу одной коровы платили в день по три рубля, давали еще с собой продукты на день. Когда мы уже стали понемногу оказывать помощь, жизнь стала повеселей. Но эта жизнь продолжалась не больше 4 лет, так как суровый 1941 год всю жизненную проблему изменил. Все богатые урожаи ушли под огонь фугасок и зажигалок.

Враг к Ленинграду подошел очень быстро. Пришлось и мне работать на оборонных работах. Все, что от нас в те годы войны требовалось, мы выполняли так же, как взрослые, по своей силе возможности… В городе и прилежащих к городу селах начался голод. У нас в семье все опухали, но я все ходил по магазинам за хлебом, продуктами. Мне очень хорошо запомнилось 9 марта 1942 года, когда я ушел в город за злополучными крохами хлеба, попал под длительную тревогу, которая длилась в пределах 10 часов. Я было попытался пробраться, но везде были патрули и заставляли уходить в укрытие… Когда я вернулся, меня мать и братья встретили в трауре, потому что последние минуты жизни оставались у отца, он еще дышал, но это дыхание было последним, он так и не дождался своей пайки хлеба. Гроб сколотить мне помог мой сосед.

…В половине мая 1942 года мы уже выехали пахать, хотя меня в то время плохо видно было из-за плуга. Однажды в 8 часов вечера, когда мы еще находились в поле, прибыл нарочный и мне сказал, чтобы я собирался домой, так как проходила кампания второй эвакуации. …У дома стояла грузовая машина, и мать с детьми уже сидела в полной готовности. И вот нас повезли. Поезд под названием «Кукушка» повез нас до Ладоги. Через Ладогу отправились на пароходе до деревни Кабоны, которая была вся в воронках от взорванных бомб и снарядов, а местами находились невзорванные бомбы.

Когда сформировали наш эшелон, он состоял из 31 вагона. Ехали мы по фронтовым дорогам, мне хорошо запомнилось, когда мы проезжали Волхов, Вологду, то на полях сражений было очень много братских могил, как подсолнухи виднелись красноармейские каски, это были памятники захороненным солдатам.

За время проезда по железной дороге были остановки: Вологда, Свердловск, Тюмень Омск. …В Омске погрузились мы, кто — на пароход, кто — в баржу, плыли до Самарово. В Самарово нас повели в комбинатскую столовую, там накормили ухой из стерляжьих голов, жили мы прямо на берегу двое суток. 17 июля 1942 года мы стали грузиться в плашкоут, и нас забуксировал катер «Стахановец», который повез нас по деревням. Первая была — Мануйлово, затем — Ярки, Базьяны, Тюли и конечная — Борки. Правда, народ нас не очень ждал, потому что они еще не знали, что мы за «фрукты», да и вселять было некуда. Нас поселили в часовню, где мы прожили до глубокой осени.

Мать определили на хозяйственные работы. Мы, пацаны, быстро подружились с ребятами. Первыми друзьями были два брата, у которых погиб отец на фронте, Молоковы Борис и Саша. Они с первого года жили с нами в одной семье, правда, им колхоз помогал как сиротам, потом появились еще друзья: Гена Слинкин, Гриша Бондарев, Костя Телушкин. С этими друзьями и пришлось работать на сенокосе, на полевых работах, на рыбалке. Относились они к нам дружелюбно, научили рыбачить, садить сети, вязать ряж для ряжовок, вить веревки, смолить лодки, и даже я научился делать лодки-долбленки, сани. Шил сам себе бродни, даже сам выделывал шкуру. Впрочем, в этой маленькой деревушке в ту пору советскую власть не очень ощущали, потому что жили почти что каждый по себе. О войне они особо ничего не знали, потому что в то время там радио не было. В основном там занимались рыбодобычей и охотой, а скота в колхозе было всего десять коров и была всего одна доярка, она же и телятница, правда, пахотной земли было 30 гектаров, на которой сеяли рожь, пшеницу, овес, картофель, турнепс. Эта вся пашня обрабатывалась руками. Вспашка проводилась параконным плугом, и была норма: на один плуг — один гектар. Сеяли из лукошка два старичка, Слинкин Андрей Илларионович и Шумилов Степан Осипович. Когда урожай поспевал, всех женщин отправляли на жатву. Жали хлеб серпами и вязали в снопы. На жатву тоже была норма. Работали люди в те времена с раннего утра до позднего вечера, но все время с песнями, не жаловались на усталость. После окончания полевых работ всегда, по обычаю, в колхозе проводилось торжество: сварят бражку и самогон и устраивают коллективное гуляние. Люди работали без выходных и отпусков. В то время и не знали, что такое выходной или отпуск.

Жили мы нельзя сказать что хорошо, так как у нас не было никакого хозяйства, да и заводить его было не на что. В те времена в колхозе на заработанный трудодень были одни палочки, а на палочки далеко не уедешь. Правда, к нашей семье люди относились с сочувствием. К таким я отношу председателя колхоза Овсянкину Клавдию Ивановну, Чилимову Тасю, семьи Слинкиных, Бондаревых и других. Благодаря добрым людям мы встали на ноги покрепче.

…В 10 километрах от Борков, на берегу Иртыша, был промкомбинат, который занимался изготовлением промышленных товаров. При комбинате имелась своя мельница, которая производила муку, крупу. Главным мельником был Черепанов. Были пункт «Заготзерно», который принимал зерно от колхозов (этим пунктом занимался Куклин Андрей), кожзавод, пимокатный, сапожный, бондарный цеха, производство по изготовлению саней, дуг, упряжи.

В 1946 году я ушел работать на Тюлинский рыбоучасток, там мне сразу выдали рабочую продуктовую карточку и дали карточки на иждивенцев, так как у меня было еще три брата. На этом рыбоучастке мне приходилось работать на заготовке льда, обработке рыбы, изготовлении носилок. В 1947 г. я опять вернулся в колхоз рыбаком, потому что на рыбалке все же было выгодней. Там не было трудодней с палочками, а было целевое снабжение, а на целевое снабжение за сданный рубль выдали талоны и по этим талонам мы получали муку, крупу, сахар, спирт, мануфактуру и прочие промтовары. Так я проработал на рыбодобыче до 1950 года. На зиму нас отправляли на лесозаготовки в Бобровку.

С 1950 года меня опять перевели на хозработы бригадиром-полеводом… В 1953 году к нам в колхоз направили председателем Конева Бориса Назаровича, который стал возрождать колхоз. При его руководстве сразу приобрели электростанцию, радиоузел, построили коровник на 150 голов, клуб. Колхозники стали строить себе дома. Купили небольшой трактор, мотолодку, подняли трудодень до полутора рублей.

В 1954 году наш колхоз объединили с Юртошным колхозом, а в 1958 — еще добавили Реполово и Тюли и дали объединенному колхозу название «Родина». Хотя колхозники были не согласны с объединением, но сделать ничего не смогли. Реполово находилось от центра в 25 километрах, Юрты — в 15 километрах, Борки — в 10, и все это мешало для руководства. Сложилось большое затруднение в перевозке скота с участка на участок, потому что в колхозе специального транспорта не было. В 1960 году без согласия колхозников нашего председателя, имеющего опыт, отправили в другой национальный колхоз, в деревню Сотом, а по рекомендациям партии взамен товарища Конева был направлен в наш колхоз человек из какого-то леспромхоза, который сроду не занимался сельскохозяйственной деятельностью.

…В начале 1960-х годов начала существовать бумажная приписка, если корова дает три литра, мне говорят: «Нет, дай восемь литров». За время всей своей деятельности в колхозе, за 31 год, мне приходилось работать бригадиром-полеводом, звероводом, животноводом, бригадиром рыбодобычи, заведующим производственным участком и за все эти годы было 11 председателей колхоза, а это было потому, что не колхозники выбирали председателей, а партия, вот и меняли их как перчатки. Я прожил в Борках с 1942 по 1965 год, с 1965 по 1973 год проживал в Тюлях, в 1973 году по семейным обстоятельствам пришлось переехать в город Ханты-Мансийск. По партийной линии был направлен на работу в Ханты-Мансийскую районную больницу в должности заместителя главного врача по хозяйственной части. Я свой долг в течение 15 лет выполнял честно, добросовестно, за что имею много благодарностей от руководства, денежных премий и почетных грамот».

1995 г.

Оставьте комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Яндекс.Метрика