Село Ларьякское расположено по невысокому, песчаному, местами обрывистому берегу при слиянии двух узких проток р. Ваха, которые, соединившись, впадают в один из его правых притоков — Сабун.
Оно как бы утонуло в кедровом бору, полукругом охватывающем его. В бору сквозь деревья просвечивает большое озеро, впадающее в него с противоположной стороны и сильно мелеющее осенью.
За протоками раскинулся сор с гривами тальника и березника и со множеством небольших, но глубоких озер, за сором вправо виднеется материк, идущий по противоположному левому берегу р. Ваха с полосами ельника, березника и с одинокими, высоко поднимающимися лиственницами.
Сор заливается водою по нескольку раз в лето, а иногда так и замерзает залитым.
Небольших одноэтажных домиков в селе наберется до двух десятков. Расположены они без всякого порядка. Там и тут видны амбары на высоких ногах. Несколько кисочных юрт со всегда поднимающимся из них дымом дополняют картину.
В нижней части села, между бором и домами, большая поляна, на которой стоит деревянная церковь. Красивенькая ограда окружает ее. За оградой посажено несколько берез, черемух, кедрин и куст шиповника.
Кругом села под прикрытием бора и около домов устроены ограды, в которых садят репу, свеклу, редьку, бобы, стручки и немного огурцов, но больше всего картошку; за огородами, в самом бору, тянутся скотские загороди, за селом с одной стороны находится пороховой погреб, а с другой — казенный хлебозапасный магазин.
В селе есть училище с кузнечно-слесарным отделением при нем. инородная управа, существует фельдшерский пункт, остающийся целыми годами незанятым, живет урядник, есть четыре мелочных лавки, помещающиеся в домах русских жителей, которым и принадлежат.
Как русского, так и остяцкого населения вместе с детьми около 80 человек. Главное занятие русских жителей — торговля. Промыслы рыбы, птицы и отчасти звероловство являются необходимостью, потому что приобрести что-нибудь из съестного в здешней местности не у кого.
Скотоводством, около 80 лошадей и 50 коров, занимаются как русские, так и остяки. По многим юртам по Ваху можно встретить лошадей, начавших заменять пропадающих оленей и существующих лишь пока для отбывания земской гоньбы.
Пробовали в селе заводить и овец, но неповинующиеся никакому закону промысловые собаки порою на пастбище, а порою подкапываясь под хлева, перегрызли всех.
Есть немного куриц, на жизнь которых со стороны собак совершаются частые покушения.
Торговля производится на деньги и меновая: за взятое расплачиваются белками, горностаевыми, колонковыми, лисьими и выдровыми шкурами, орехами в урожайный годы и незначительным количеством сухой рыбы.
Самое необходимое для инородцев — мука, соль, порох и дробь или продаются на деньги, или отпускаются в долг из казенного хлебозапасного магазина. При инородной управе подобным же образом продаются чай, байка, табак, спички и порою кисы и шкуры оленей.
За долговую муку платят деньгами или звериными шкурами, которые потом продаются при Тобольском губернском управлении. Приторгованная от шкур прибыль выдается плательщикам мукою, если же вырученных за шкуры денег не хватает в уплату, получается «недоимка», взыскивать которую обязана инородная управа.
Наступят хорошие года недоимка уплачивается, при плохих же растет и растет, пудов по 200—300 на некоторых семьях, и пропадает или по причине смерти недоимщика, или по простой причине, что такую уйму денег трудно достать. В некоторых случаях на помощь приходят манифесты, по которым недоимка смаривается, несморенная же раскладывается на товары магазина.
Главное занятие жителей-инородцев, как сельчан, так и живущих по всему Ваху, — промысел белки, которой в хорошие годы убивают тысяч по 150—200, рыбу промышляют преимущественно для себя; промысел колонка, горностая, лисиц и медведей очень незначителен; оленей — самое большее по 5—10 найдется у немногих, а у многих совсем нет; уходят на промыслы верст за 500 на подволоках, таская за собою провиант в нартах и ночуя в устраиваемых на скорую руку «кылысах» («кылыс» — род полупалатки из вареной бересты).
Ярмарка в селе устраивается два раза в год: весною 10—25 мая и зимою 10— 20 декабря. Приезжают на ярмарку купцы из г. Сургута, торгующие и покупщики из Нарымского края, а за последнее время и из Тобольска и из-под Томска.
Цены на пушнину при желании каждого торговца набрать более других набиваются дороже, чем на Оби. Так, например, белку в настоящую ярмарку брали по 40—42 к., горностая — 3 р., лисиц, выдр и медведей привозили очень мало, цена на них поднималась более прошлогодних цен.
Съезд инородцев с каждым годом все малочисленнее и малочисленнее. Все менее стает этих молчаливых обитателей хвойных лесов Севера, поедаемых чахоткою и сифилисом. Нравы портятся вконец. Прежней одежды из выделанной оленьей кожи теперь и не встретишь, заменена мало согревающими ситцем и трико; кумыши, колега и парки поистерлись и приходят в ветхость, что же касается постельных принадлежностей, то существует какая-нибудь шкура или бурундучий мех и ситцевый полог, спасающий летом от комаров, но никак не от зимнего холода.
Насчет чистоты и говорить нечего. Грязь слоем покрывает и тело, и белье, которое носится до тех пор, пока не истлеет и не свалится.
Роскошь и франтовство начали одолевать их за последнее время. Нет, чтобы завести хорошие бродни, крепкую рубаху, теплый полушубок, подавай лакированные сапоги, шелковое платье, пальто.
Очень удобные вещи для хождения по болотам!
Какие-нибудь пять-шесть лет начали вымирать они, до этого же в населении была прибыль.
Но появилась не очень далеко винная лавка и, сделав свое дело, исчезла. За нею идет сифилис, обещающий исчезнуть вместе с ними.
Грустная картина. Грустна еще и потому, что не принимается никем никаких мер к прекращению ее.
Несколько лет тому назад здесь появился первый сифилитик, теперь уже их много, еще больше будет впоследствии и т.д., и эти сифилитики оберегаются законом, по которому нельзя заставить их лечиться, врачами, которые по своему закону не только сами не предостерегут других против подобных субъектов, но даже на спрос о роде болезни подозреваемого не могут выдать его, мотивируя тем, что тогда редко кто из них придет к ним лечиться.
Подобное объяснение допустимо тогда, когда они лечатся, но неужели махнуть на них рукою, когда они не желают?
Для чего же в таком случае существует в нашем краю медицина по отношению к сифилису?
Сотни тысяч звериных шкур будут добываться и представляться ничего неподозревающим потребителям людьми, зараженными чахоткою и сифилисом, не окажутся ли шкуры зараженными, а через них и потребители?
Л. С.
«Сибирский листок» №10 (21 янв.) 1910 г.
