Новомир Патрикеев
Нам в этот день предстояло искать место для охоты. Анатолию Володя сразу предложил посидеть у озера почти рядом с избушкой, куда вела старая, сухая и твердая тропа. Он унес и расставил его манщики, нарубил веток и помог делать, а фактически построил складок. Братья Щеголевы определились с засидками во время рыбалки, чуть ниже избушки по течению. Мы с Андреем поехали в другую сторону и облюбовали длинную изогнутую курью, где вспугнутые нами утки поднимались не только с воды, но и с берегов. Сыну сделали скрадок в заливе у тупика, мой — на пологом мысу в середине водоема. Пока обустраивались, некоторые стаи возвращались на водоем, и мне удалось застрелить пару шилохвостей. Раза два были слышны выстрелы Щеголевых, но чаще — со стороны избы, где с самого утра охотился Анатолий.
На стане нас ждал накрытый стол. Володя сварил на костре уху из щуки по рыбацкому рецепту, без картошки и специй, только с солью, сказав, что так лучше чувствуется собственный вкус рыбы. На стене висели несколько уток, добытых Анатолием, а сам он, работавший экономистом в торговой организации, открывал бутылку дефицитного коньяка.
Обед затянулся. Немного отдохнув, Володя взял телеобъектив и направился снимать орланов, остальные па охоту. Наша курья оказалась больше кормовым, чем пролетным местом. Утки изредка прилетали с разных сторон, но хорошо реагировали на манщики, особенно у Андрея. Проходные стаи видели иногда вдали на большой высоте. Не припомню даже ни одного красивого выстрела, хотя трофеев было достаточно, и не только у нас.
После утренней зорьки, которая стала еще скучнее вечерней, с десяток уток коллективно ощипали, опалили и сварили большое ведро шурпы уже с картошкой и специями. Пить пришлось, хотя и морщась, захваченное в Ягурьяхе «сухое вино» — горькую вьетнамскую водку. За прошедшие трое суток дороги и охоты все порядочно устали, поэтому проспали до вечерника. Стало холоднее, потянул север. Утки почти не летали. В сумерках я обстрелял красноголового нырка, который утянул к противоположному берегу. Тяжелая утка упала с глухим шлепком, не подняв брызг. Когда я подъехал на «резинке», наткнулся на тонкий ледок, образовавшийся у заветренной стороны. Залив Андрея начал застывать полностью, и мы двинулись на стан.
Из-за холода и раздувающегося ветра ужинали в избушке, а в полночь она затряслась и заскрипела от налетевшего шторма. Вдруг что-то зашумело и загремело на крыше, у потолка, посыпался песок. Сдуло бездонное ведро, выполняющее роль печной разделки. Буря стихла только к полудню. Установив и набив землей ведро, приступили к сборам. Охотники съездили за манщиками. Володя снял и принес чучела Анатолия. Переночевать все-таки решили в избушке, чтобы выехать па рассвете, так как обратный путь был против течения.
В Ягурьяхе только немного отдохнули и заправились оставленным бензином. День разгулялся тихий и очень теплый. Навстречу стая за стаей на разной высоте, по всем сторонам летели утки разных пород, краснозобые казарки, гуси, белолобые и пискульки. Они словно знали, что в этот день закрылся сезон охоты. На массовый пролет очередной волны водоплавающих птиц мы опять опоздали.
Снова побывать на Нижней Оби довелось только через десять лет. Большой охотничьей командой на катере «Ярославец» выехали известной читателям дорогой 12 мая теплым, солнечным и безветренным утром. У Нижнего устья Байбалака двое спутников перегрузились на мотолодку и уехали на свои угодья. Первых уток заметили только на Ендырской протоке. Вдоль нее увидели несколько разливов, у некоторых стояли старые скрадки. На овальном озере, окаймленном с одной стороны тростником, плавали пара загнездившихся лебедей, утки и гусь-подранок, безуспешно пытавшийся взлететь, заслышав шум катера. Еще один лебедь сидел в небольшой затопленной низине среди сухого луга. Уток стало больше, они слетали и с воды, и с берегов. Спугнули несколько куликов-сорок, большого веретенника и пару ручейников.
Остановились у круглого карасиного озера в районе Большой речки, недалеко от лесистой горы. Пока искали места, я сделал дуплет по гоголям, сбил хохлатую чернеть и красиво с высоты — чирка-свистунка. Выбрали, на первый взгляд, пролетный для речных уток разлив. На мысу, отделяющего его от широкой протоки, сел Андрей с восьмилетним сыном Кириллом, вооруженным легким полуавтоматом «Бенелли» 12 калибра и золотистой ретривершей Джесси. Мой скрадок в центре проточки, впадающей в залив, а в глубине него разместился пятнадцатилетний внук Костя с подаренным мною штучным Иж-12. Сослуживцы Андрея, Василий и Алексей, в расчете на нырковых уток уехали подальше от леса.
К девятнадцати часам все находились в засидках. В течение часа вне выстрела пролетели две пары свиязей и в вышине — проходная стая широконосок. В девятом часу Андрей королевским выстрелом снял крякового селезня, упавшего в траву за скрадком. Джесси быстро его разыскала и принесла, затем сплавала за чернетью, упавшей в воду.
Подул легкий южный ветерок. В пологих лучах солнца засветилась желтая некошеная трава, а на воде появились золотисто-голубые пятна. Перед закатом за кустами, на противоположной стороне разлива, вспыхнуло темно-красное зарево. Само солнце выглядело, как колобок, чуть подрезанный сверху темной чертой узкого облака, которое потом переместилось на середину диска и превратило его в золотую ладью. Отражение ее в размер солнца, но бледнее, возникло у моего берега и постепенно погасло. Второй раз наблюдал, как солнце па закате делилось горизонтальным облаком на половинки. И мне вспомнилось поэтичное описание этого явления Володей Загваздиным в газетной миниатюре «Встречи»:
«Солнце сквозь тучку проскочило одним боком, пополам переломилось, одна краюшка в воду упала и поплыла, другая — вслед за нею по небосводу».
На утренник приехали около половины третьего. Уток почти не было, на меня сзади дважды налетали чирковые парочки, Андрей добыл селезня свиязи. Радовал только красивый рассвет. Небо от северо-запада до северо-востока постепенно стало розовым. Вода у леса, казавшаяся сначала черной, превратилась в чисто зеркальную, затем в золотисто-розовую разных оттенков. В ней фотографически точно отражался в перевернутом изображении прибрежный березняк.
В семь часов мы были на катере. Ни я, ни Костя даже не стреляли. Вскоре приехали довольные Василий с Алексеем, привезли 19 хохлатых чернетей. Сказали, что утка шла «очень густо» и предложили отвезти меня на их место. Зная, что нырки могут лететь почти до полудня, я с радостью согласился. А когда при подъезде увидел снижающуюся к манщикам утиную стаю, еще больше убедился в правильности своего решения. Но только сел в скрадок, как лет прекратился. Мимо меня пролетели лишь большой веретенник, одинокий лебедь-кликун и две стайки тундровых жаворонков. Не услышав стрельбы, ребята быстро приехали за мной. Была двойная уха из головы крупной щуки и карасей, а на закуску, конечно, зернистая, янтарная щучья икра.
После раннего обеда вдвоем с Андреем съездили к нашему старому другу Валерию Нуждину, который на своем грузовике с теплой кабиной приехал по Няганской дороге к мосту через лесную речку. Там мы наконец-то хорошо поохотились, взяли с десяток уток, в том числе красиво сбили с высоты по чирку.
Вечер снова провели на своих разливах. Андрей взял несколько уток, которых и с воды, и с суши доставляла к скрадку Джесси. Я охотился с этой собакой осенью в паре со спаниелем, но впервые посмотрев, как она работает весной, с полной уверенностью скажу, что ретривер — лучшая порода для охоты на уток в наших краях. Нам с Костей опять не повезло. Он стрелял всего два раза, но далеко. Я прозевал одну шилохвость, когда делал записи в блокноте. Мог бы, наверное, взять и другую, снижавшуюся к манщикам. Но внук вздумал напоить меня чаем из термоса и спугнул потенциальный трофей. У Василия с Алексеем нырки на вечерней заре были менее активны — прежнего результата достичь не удалось.
Четырнадцатого мая уже не охотились, а поехали домой, окруженные со всех сторон дымом горящих лугов. Они полыхали на многие километры вокруг. Таких сплошных палов я никогда не видел. На черных, обгоревших берегах вороны и чайки справляли свои пиры, подбирая попавшую в огонь живность. Зловещую картину намеренно подожженной поймы дополняли грязно-серый дым и невысокие темно-красные языки пламени.
Через два года ездили в эти края на собственном небольшом, но быстроходном и удобном катере «Арктур», с кабиной на три спальных места, оснащенном 115-сильным подвесным мотором. Третьим был многолетний напарник Андрея по охоте Василий Шумей. Охотник с детства, тогда он с плохоньким ружьем добывал пропитание для многодетной семьи. Теперь это был опытный, культурный и хорошо оснащенный охотник, отличный стрелок. Он имел дорогой бокфлинт «Браунинг», предназначенный специально для стрельбы водоплавающих птиц, и чистопородного золотистого ретривера Мартина британского происхождения, который также был с нами, как и Джесси Андрея, «европейка» по генеалогическим корням.
Насколько удобно вывезти катер па тележке из гаража, тут же, во дворе, загрузить его и отбуксировать к месту постоянной стоянки на лодочной станции. Там сдали на хранение автомобиль и в 14.30 поехали вниз по Иртышу. Через полчаса миновали поселок Кирзавод, еще через 15 минут проехали Луговое. Как раньше, по Ендырской протоке стали взлетать утки. Было пасмурно и прохладно, +12. Ветер северо-восточного направления стал меняться на восточный. Восток, по-северному «гнилой угол», и грозит ненастьем.
Намеченное место оказалось занятым. Примерно час искали другое. Видели несколько очень хороших разливов, но луга вокруг них были дочерна выжжены палами. Остановились на протоке Маленая, между двух соров, у крутого бурого берега. На нем высокие старые-престарые тальники вперемежку с березами. С солнечной стороны ветки деревьев покрылись мелкой листвой, а кустарниковые ивы украсились пушистыми, зелено-желто-золотыми цветочными почками. На земле коричневый ковер опавших листьев. Молодая трава изредка пробивалась на влажных луговых участках, ближе к сору.
К 19 часам оборудовали стан. Поставили на полукруглых дугах большую палатку с тамбуром. Внутри спального отсека две раскладушки, под потолком газовая горелка, дающая свет и тепло. Рядом установили тент с ветрозащитным экраном, там разборный столик, под ним круглый светильник мини-люстра со множеством лампочек. Здесь же плитка с маленьким баллончиком и таганком для чайника или сковородки. Тем не менее без большого костра — не охота, а значит, нужно кострище и запас дров. Кроме сухих таловых, заготовили бензопилой березовых. И не зря. Термометр, повешенный на сучок, показал +6. Заморосил дождь, а мы начали строить скрадки. Мне ребята сделали засидку на сыром берегу сора, поэтому далековато от воды. Манщики, чтобы их лучше видели пролетающие утки, выставили на предельном для стрельбы расстоянии. Поставили и сделанные мною четыре металлических профиля больших кроншнепов. Скрадок получился почти непродуваемым — прочные колья по форме подковы плотно обтянули желто-зеленым брезентом. Ветер мог проникать только сзади, где была откидывающаяся «дверь» на петлях. Для сиденья принесли выпиленную чурку и уехали по протоке на другой конец широкого сора, к его горловине.
Дождь усилился, задул прибойный ветер. Утки около меня не пролетали. Не поднимая ружья, просидел, а вернее, промерз до половины одиннадцатого. Ребята стреляли мало, но добыли шесть уток. Подсушились у жаркого костра и комфортно поужинали за столом под тентом. Мы с Андреем и Джесси спали в палатке, Василий с Мартином -в каюте катера. Для меня ночь, как говорил один мой знакомый журналист, «была кошмарной». Явное переохлаждение вызвало резкую боль в левом бедре — не мог ни согнуть, ни разогнуть ногу. С трудом уснул после того, как сын сделал профессиональный массаж и подложил скатанный из чего-то валик.
Утром, конечно, было не до охоты. Андрей и Василий уехали в четыре часа, а я вышел из палатки в восемь. Непрекращавшийся дождь за полсуток добавил мрачных красок в пейзаж: под ногами мокрая и почерневшая листва, черными стали обращенные к дождю и ветру стволы старых талин, потемнел и берег протоки. Взглянув на сор, уже вдохновился. С двух сторон засидки, правда, на приличном расстоянии плавали несколько утиных стаек. Не удержался и пошел в скрадок. Но снова ветер и секущий дождь в лицо. Выдержал лишь два с половиной часа. За это время над манщиками промчались чирок-трескунок и пара свистунков, не успел выстрелить. Четверку чирков обстрелял, но уже далеко, так как поздно заметил. Видел проходную стаю свиязей.
Ребята взяли за зорьку пять уток. Рассказали о редчайшем случае. Красноголовый нырок-подранок пырнул и запутался в поводке манщика. А когда всплыл, Мартин вынес его вместе с чучелом. Пока варили ведро утиной шурпы и сушили одежду, над нами со стороны протоки несколько раз пролетали кроншнепы, стрелять которых весной нельзя. Один, заметив мои профили, призывно засвистел. Видели и токующую пару — самец летел сзади, приподнимал крылья и издавал трели. Дождь и ветер не прекратились. Пообедав под тентом, разошлись по спальным местам. Когда проснулся, почувствовал, что ветер дует порывами, а дождь в такт ему периодически стучит по крыше, как будто кто-то бросает горстями горох. А это старая северная примета того, что ветер стихнет или переменится. Но к вечеру он, наоборот, усилился и зашумел в верхушках старых тальников.
Дождя не было, и Андрей предложил постоять вечерник на узком кормовом озере недалеко от стана. Оно со всех сторон окружено густыми кустами, и утки, возможно, прилетят в защищенное от ветра заталье. Мы спугнули стайку кормящих чирков и с надеждой встали по берегам. Но вдруг начался настоящий ливень, мгновенно промочивший нас. Чтобы обсушиться, развели такой большой костер с добавлением к разгоревшемуся талу березняка, что капли дождя около него не долетали до земли, испаряясь в воздухе, как в пустыне. Под тентом выпили водки, съели остатки супа и две сковородки Васиной фирменной поджарки из колбасы с репчатым луком, приправленных майонезом и разными специями.
Ночью меня беспокоила не нога, а обидное отсутствие трофеев и заботы о том, чтобы не проспать очередную зорьку. Около двух часов я выходил проверить погоду и обрадовался — не было ни дождя, ни ветра. Примета вроде бы оправдалась. Но под утро даже в спальнике ощутил холодок. По палатке что-то сухо застучало. Думал, снова дождь, выглянул в дверь — снег идет. Посмотрел на термометр — ноль градусов, вокруг все бело: и земля, и ветки деревьев, -и даже толстые стволы с заветренной стороны. Разбудил ребят. Андрей посмеялся: «Раз твоя родная северная обстановка, давай отметим 65-летие первого выезда на весеннюю охоту твоим любимым и традиционным европейским завтраком». Думаю, они заранее готовились к этому юбилею. На столе появился кофе со сгущенкой, бутерброды с колбасой и сыром. И уже совсем не по моему меню открыли бутылку шампанского.
И снова на охоту по своим местам. Я пошел в валенках с галошами, снега выше щиколотки. Пейзаж самый зимний. На противоположном берегу сора белый берег, белые от кухты низкие кусты ивняка, а над ними темные высокие талины и кроны берез, снег с которых сдуло ветром. Кстати, примета оказалась верной и по второму варианту. Теперь восток сменила на сильный север, и дверь-занавеска уже нс защищала от него спину. Манщики отнесло на глубину и частично перевернуло. Утки пролетали около них всего три раза. Я безрезультатно обстрелял чирка и хотел уже уходить.
Часов в девять неожиданно появился Андрей и сказал, что у них, в затишье, утки летают и уже добыто штук десять. Мы сразу же поехали туда. Когда я переходил через гриву к их скрадку, Мартин гордо выносил из воды белогрудого селезня шилохвости. Я сел с ними и наконец-то сбил чирка и шилохвость. Ребята взяли еще трех и уехали снимать мою засидку и готовить обед. Я остался в надежде пострелять.
Заметно потеплело. Высоко пролетели несколько стай гуменников. Проходных уток еще меньше, а местные совсем перестали летать. Тем временем Василий сиял мои манщики и скрадок, Андрей зажарил трех уток в пиве. Меня привезли на обед. Стало еще теплее. К вечернику расширили за-сидку моим брезентом на троих и добавили мои манщики. Получилась стая около 70 штук и в основном пластмассовые, объемные, в том числе импортные. Зимний пейзаж полностью исчез. Ветер сменился на 180 градусов, прояснило. Скрадок был ориентирован на юго-восток, и заходящее солнце оказалось за спиной. А перед собой мы наблюдали так называемую противозарю с переливами красок снизу вверх: зеленоватые, розовые, синие, бледно-лиловые, снова розоватые и сине-серые. В контросвещении от них менялись цвета и на воде: голубой, синий, зеленоватый, золотисто-розовый, серый. Низкие лучи солнца осветили манщики, они стали стереоскопично-выпуклыми и словно приподнялись над водой.
Утки почти не летали. Ребята взяли по одной, а я в сумерках и на темной стороне горизонта вообще не успевал их замечать. Сидели почти до полной темноты. Проверили обрывок сети, поставленной в узкий ручей. Поймали окуня, подлещика и несколько сорог и подъязков. Ночью совсем не спали, варили уху, сидели у костра. Около трех часов поехали к скрадку. Я сразу залез в кабину под два спальника и проспал часа два. У ребят было шесть трофеев, в том числе редкий — селезень серой утки-полукряквы, которого я впервые получил возможность подробно рассмотреть и описать. Василий, а за ним Андрей, ушли спать в катер, предоставив мне возможность поохотиться одному.
Просидел пару часов, снял хохлатую чернеть и пару чирков. Достал вброд только чирка, остальных уток отнесло ветром, хотя рядом была резиновая лодка. Несмотря на то, что мне шел семьдесят пятый год, сесть в нее я мог еще легко, но вот как выходить, если ногу вдруг опять стянет судорога? Другого чирка так и не нашли. Чернеть видел в траве у залива Василий, когда шел к скрадку. Думали подобрать на обратном пути, но вороны нас опередили. Налет был лишь один, и мы красиво выбили из стаи по шилохвости. Одна упала в воду, другая — на берег. Обеих Мартин принес прямо в скрадок.
Подошел Андрей, собрали и упаковали манщики, покрытие скрадка и на стан. Там сборы заняли часа три — нужно было разобрать «строения», кое-что подсушить, посидеть за отвальным завтраком. Экстрим забылся, потому что дождь и ветер, холод и снег не так уж редко сопровождают весеннюю охоту. На термометре плюс десять, полный штиль. Вода зеркальная и катер заскользил по ней легко, как по воздуху.
В августе 2007 года отметил две юбилейные даты — 65 лет со дня добычи первого ружейного трофея, а также пятнадцатый(!) сезон осенней охоты с русским спаниелем Радой. И сейчас, при первой возможности снова готов взять в руки ружье.
Как писал Иван Сергеевич Тургенев: «В охоте я черпаю силы для души и тела…»
