Александр Петрушин
Содержание разговора Лепехина с командиром партизанского отряда Зыряновым 20—21 декабря 1919 года в Самарово неизвестно.
Антонин Петрович погиб в марте 1921 года в стычке с повстанцами при отступлении из Сургута на Нарым. Его бумаги позднее оказались у Лопарева. Как тот отметил в воспоминаниях: «…Спустя несколько лет (после 1919 г.) я случайно раскопал остатки документов т. Зырянова…»
По показаниям Николая Петровича Зырянова эти документы его старшего брата были изъяты 10 февраля 1937 года сотрудниками НКВД при обыске квартиры Лопарева в Тобольске.
Можно предположить, что Лепехин поручил А.П. Зырянову, назначенному им военным комендантом Сургутского уезда, розыск вывезенных белогвардейцами из Тобольска на восток ценностей. В сопровождение Зырянову был определен немец Роберт Валенто, ставший в феврале 1920 года председателем Сургутской уездной ЧК.
Зырянова-младшего Лепехин взял к себе адъютантом и сосредоточился на Березовском направлении.
Эти события Николай Петрович так изложил в воспоминаниях: «…В половине декабря 1919 года в помощь партизанам из Тобольска в Самарово прибыл Отряд северной экспедиции, командовал Лепехин Александр Петрович, начальником штаба был капитан царской армии Губер-Гриц. Отряд насчитывал около 140 молодых бойцов-крестьян, на вооружении имел винтовки, пулеметы и некоторый запас боеприпасов. Часть партизан вместе с командирами, действовавших в направлении Березова, были полностью включены в отряд Лепехина. Партизаны на Сургутском направлении под командой Зырянова А.П. продолжили наступление па восток. Члена Военсовета Лопарева Лепехин направил в глубокую разведку в сторону Урала, остальных откомандировал в подразделения своего отряда — так Военсовет прекратил свое существование.
Вскоре красные заняли Сургут и уезд и захватили на участке между населенными пунктами Зенково и Тундрино большую военную добычу — баржи с соленой рыбой и рыбными консервами рыбопромышленника Плотникова. Отряд северной экспедиции выбил колчаковцев из деревни Карымкары. Увидев, что им противостоят не партизаны, а военные, белогвардейцы отступили на Березов, но в деревне Новой пытались оказать сопротивление.
Этот населенный пункт расположен на левом берегу реки Оби. Конный тракт с реки поднимался в деревню, пересекал ее и дальше поймой реки уходил на север. Местность открытая, ровная, без ям и бугров. Колчаковцы поливали наступавшие красные цепи ружейным и пулеметным огнем, появились убитые и раненые, создалось критическое положение. Презирая смертельную опасность, командир отряда Лепехин встал во весь рост и с криком «Ура!» повел бойцов на врага, который, не выдержав смелости красных, очистил деревню…
По-другому описал это единственное боестолкновение красных и белых на Тобольском Севере непосредственный его участник Зуев.
«Наш второй взвод, — вспоминал ветеран-чекист, — был назначен для проведения операции по разгрому белогвардейцев, засевших в юртах Новеньких. Для этого нашему взводу придали два взвода партизан, а общее командование поручили политкому отряда тов. Иваненко.
Не доехав примерно 1—2 километра до юрт бойцы высадились с подвод. Тов. Иваненко, находившийся в нашем взводе, дал команду встать на лыжи, но из этого ничего не вышло, так как почти никто из нас ходить на лыжах не умел. Пришлось оставить лыжи на подводах и идти по глубокому снегу друг за другом «цепочкой»: впереди — здоровые и высокие, за ними — низкорослые.
Шли мы лесом (запомнились березы). Вдруг раздался со стороны юрт выстрел, потом второй, третий… следом пулеметная очередь. Тов. Иваненко приказал рассредоточиться по фронту, но сделать это по снегу было трудно, а бежать невозможно. Будучи в возбужденном состоянии, я не заметил, как оказался на дне оврага, и обнаружил, что из подсумка высыпались патроны. Собрать их все мне не удалось, так как несколько провалились глубоко в снег. Из лога на противоположную сторону нас выбралось человек шесть, в том числе и тов. Иваненко.
Мы находились на окраине юрт, а из оград и из-за домов вспыхивали в предрассветной темноте огоньки — белые стреляли в нашу сторону. Тов. Иваненко поднялся на ноги, взял свой карабин на плечо и побежал впереди нас по улице, крича: «Товарищи, за мной! Ура!» Мы устремились за ним. Тов. Иваненко выбежал на бугор и сразу упал. Я не понял, в чем дело, и тоже упал, думая, что так и нужно. Но, услыхав стон, понял, что он ранен. Я ничем не мог ему помочь, а в голове неотступно вертелась одна мысль — больше огня. Мне представлялось, что если белые узнают, что нас в юртах мало, то вернутся и всех нас перебьют. Поэтому я стрелял в темноту, не целясь, а когда кончились патроны, то подполз к Иваненко, взял его карабин и продолжил стрельбу. Потом подоспело подкрепление. Белые отступили.
Я бегал по дворам, искал лошадь, чтобы увезти раненого политкома. Его поместили в наш временный госпиталь в М. Атлыме. Кроме него там лечились пять красноармейцев с обмороженными ногами. Убитых в этом бою не было. Карабин тов. Иваненко остался у меня, с ним я уехал на польский фронт.
В юртах Новеньких наш взвод находился несколько часов, а потом выехал в погоню за белыми. Кондинское они оставили без боя. Наш путь лежал на Березов. Тогда у нас случился печальный случай. Первому и второму взводам было приказано окружить белых в одной деревне (название не помню) и уничтожить. Наш взвод, оставив подводы, тихо подошел к окраине деревни и залег. Мы заметили, что на противоположной стороне между деревьями перебегают вооруженные люди. Предположили, что это белые. От них в нашу сторону последовал выстрел — завязалась перестрелка.
Вскоре, когда стало светлее, мы узнали в стрелявших в нас латышей из первого взвода. Стали кричать друг другу и выяснили, что они тоже приняли нас за белых. Но по ошибке один латыш из первого взвода был убит, его похоронили в Березове. Командир отряда тов. Лепехин расстроился этим случаем и отстранил командира первого взвода от должности…»
Но в исторических исследованиях 50—60-х годов отход колчаковцев к Березово представлен как цепь полных драматизма кровопролитных сражений. Не все воспринимали такую трактовку событий. Тот же Зуев не согласился с утверждениями И.А. Иванова в книге «Борьба за установление Советской власти на Обском Севере», изданной в Ханты-Мансийске в 1957 году. Иванов так описал бой за юрты Новенькие: «Белогвардейцы в яру из окопов почти в упор вели пулеметный и ружейный огонь. Несмотря на пасмурную ночь, один за другим падали красные бойцы, цепь залегла. Иваненко, не изменяя своего плана, подал команду готовиться к атаке, но в этот момент его голос оборвался, разрывная пуля выше голени раздробила ему ногу. Правее его стонал красноармеец».
Автор книги ссылался на воспоминания партизана Скрипунова, в отношении которых Зуев возразил: «В бою за юрты Новенькие я был все время рядом с тов. Иваненко, который командовал нашим вторым взводом. Я утверждаю: ни один из красноармейцев не погиб. Ранен был только политком тов. Иваненко. Человек пять отморозили ноги и лечились вместе с ним в М. Атлыме. Никаких окопов ни у белых, ни у нас не было…»
Но эти и другие замечания не воспринимались. История гражданской войны на задворках Отечества излагалась по одному идеологическому трафарету без учета местных особенностей.
Тогда, в октябре—декабре 1919 года, сибирская специфика российской смуты заключалась, по словам командующего 1-й Сибирской армией генерал-лейтенанта Пепеляева в том, что «…жажда как-то скорее окончить войну овладела всеми, началось повальное дезертирство…»
Обе армии — красная и белая — состояли в основном из мобилизованных крестьян, которые иногда по нескольку раз переходили из одного войска в другое. По сведениям академика Полякова с февраля по декабрь 1919 года из Красной армии дезертировали миллион семьсот тысяч человек. У белых дезертиров было не меньше.
В Сибири мало кто хотел воевать. Этот богатый край с его незлобивым работящим населением мог при толковых правителях избежать братоубийственной войны.
Когда чехословаки свергли советскую власть в Сибири, в Томске 23 июня 1918 года было создано Временное сибирское правительство. Некоторые историки считают его самым законным из всех правительств, которые после осени 1917 года возникли на обломках Российской империи.
Позднее в Омске это правительство, намеревавшееся восстановить Учредительное собрание, возглавил правый эсер Николай Дмитриевич Авксентьев. Он был министром внутренних дел в правительстве Керенского, а при царизме отбывал ссылку в Березове вместе с Троцким.
Но Авксентьев не нравился военным, выскочившим из капитанов в генералы. В поисках популярной фигуры офицерство обратилось к адмиралу Александру Васильевичу Колчаку.
Колчак с отличием окончил морской кадетский корпус, много лет провел в полярных экспедициях. Во время Русско-японской войны 1904—1905 годов участвовал в обороне Порт-Артура, командовал миноносцем.
После трагической гибели русского флота в войне с Японией капитан 2-го ранга Колчак предложил создать морской генеральный штаб, в который был зачислен для реализации правительственной программы военного кораблестроения.
Во время Первой мировой войны он командовал минной дивизией на Балтике. За высадку десанта в немецком тылу получил орден св. Георгия IV степени; в июле 1916 года его назначили командующим Черноморским флотом.
В июле 1917 года Колчака во главе военно-морской миссии отправили в США. После Октябрьской революции он попросил англичан взять его на службу, чтобы продолжить войну с немцами. Но англичане предложили ему вернуться в Россию, чтобы бороться с большевиками — так он оказался в Омске и стал во Временном сибирском правительстве военным и морским министром. В этой должности пробыл меньше двух недель: 18 ноября 1918 года новоиспеченные генералы свергли Авксентьева и предложили Колчаку стать единоличным диктатором.
Он не отказался и объявил себя Верховным правителем России, хотя совершенно не был готов к этой роли.
Военный переворот в Омске настроил против него эсеров, которые призвали солдат «прекратить гражданскую войну с Советской властью и обратить оружие против диктатуры Колчака». А за эсеров на выборах в Учредительное собрание проголосовало почти девяносто процентов избирателей.
Решительное и жесткое изгнание из общественного сознания идеологии и символики белой автономии Сибири и самостоятельности местного самоуправления, реквизиция продовольствия и насильственная мобилизация в армию постепенно превратили настроенную против большевиков сибирскую интеллигенцию и основную массу крестьян во врагов Колчака.
Первое время Колчак одерживал победы. У него в руках оказался вывезенный из столицы золотой запас России, из которого он оплачивал военные поставки не только для своих войск, но и для армий Деникина, Миллера, Юденича, которые формально признали его верховенство.
Но сибиряки воевать не хотели, им, по донесениям колчаковской контрразведки, «…угодна любая власть, лишь бы их не трогали, не запрещали свободную торговлю и не взимали высокие проценты за всякие сделки по покупке и продаже…» Насилие привело к народным восстаниям.
Колчак назначил главой своего правительства Виктора Николаевича Пепеляева, правого кадета, который пытался сговориться с эсерами и меньшевиками для создания единого антибольшевистского блока.
С этой целью Пепеляев, по сообщению газеты «Вестник Тобольской губернии», побывал 7 августа 1919 года в Тобольске. «В управлении губернии господин премьер-министр провел совещание, на котором кроме представителей местной администрации присутствовали делегаты местного городского и земского самоуправления. Высокий гость посетил городской музей, осмотрел памятник Ермаку и ночью 8 августа отбыл в Омск (а красные войска в то время уже входили в Тюмень, — А.П.)
Потерявший поддержку сибиряков, Колчак сложил 4 января 1920 года с себя полномочия и подписал указ об утверждении генерала Деникина «Верховным правителем Российского государства», а всю полноту власти на восточных задворках гражданской войны передал генерал-лейтенанту Григорию Михайловичу Семенову, атаману Забайкальского и Сибирского казачьих войск.
Отставка Колчака совпала с оставлением белыми Березова.
Продолжение следует…
