Александр Петрушин
В сочинении Пирожникова «Обь-Иртышский Север» снабжение Сургутского и Березовского уездов хлебом названо «делом первостепенной важности. Население этого края жило исключительно привозным хлебом, доставлявшимся частными торговцами…»
Но новая власть ликвидировала рыночную торговлю и упразднила казенные хлебозапасные магазины, снабжавшие коренное население мукой и другим продовольствием.
Опытных хлебных заготовителей, таких, как Пирожников, отстранили от работы. Его дочь так писала о том времени: «Зимой 1920 года жили в Сургуте очень тяжело. Отец, хотя и заведовал продовольственным делом, а для своей семьи не сделал необходимых запасов муки. Семья перебивалась на одной рыбе. Рядом с нами жили Панкины, у них была мука, и мать нас посылала к ним попросить хоть несколько стаканов муки…»
Эвакуационное продовольствие, застрявшее из-за раннего ледостава в Тундрино, и хлеб, доставленный Пирожниковым в Сургут из Томска, были разграблены лихими партизанами. Задушенные продразверсткой волости Тобольского, Тюменского и Ишимского уездов не могли выручить голодающий Север.
У сургутского военкома Зырянова оставалась одна надежда на ляпинский хлеб. Зырянов слал в Березов отчаянные телеграммы — просил поделиться мукой и зерном. На время, до начала навигации. Но называвший себя «красным наместником Севера» председатель уездного ревкома Сенькин требовал залог, как будто знал о драгоценной добыче из урманов Ваха. И Зырянов перед угрозой голода согласился отдать Сенькину захваченные Валенто ценности, не задумываясь об их исторических и художественных достоинствах. Для него эти сокровища также были «золотыми и серебряными вещами».
По приказу Сенькина в Саранпауле, Березове и Обдорске отгрузили для Сургута 18 тысяч пудов муки и зерна. Ровно столько, сколько должны были взять колчаковцы для снабжения войск Восточного фронта, но не успели этого сделать из-за спешного отступления из Тобольска. Соответствующие документы остались в Березове, и «красный наместник Севера» ими воспользовался.
После Нового года Сенькин отправился с хлебным обозом в Самарово. Здесь он тайно встретился с Зыряновым и обменял на золото хлеб, списанный по бумагам на колчаковцев. Сургутский военком не знал о подлоге, но требовал от председателя Березовского ревкома расписку в получении «золотых и серебряных вещей». И сам письменно подтвердил отгрузку спасительного хлеба, не обратив при этом внимания на усмешку «продавца»: для того эти расписки ничего не значили.
После сделки Зырянов поспешил в Сургут, а Сенькин еще задержался в Самарово у верной молодухи. Тогда же они узнали о восстании на юге губернии.
Докладная Остяко-Вогульского окружного отдела в Полномочное представительство ОГПУ по Уралу
О политическом состоянии тундры Ларьякского района на 01.02.1933 г.
…Родовой князь кулак-туземец Шатин-Кунин в период перевыборов туземных советов 1932 года увел с собой к Енисею 161 туземца-оленевода. Собрал и вывез пушнины на 50 тысяч рублей, что составило 20% всего годового плана 1932 года, Он же перегородил сплошным «запором» реку Тольку. В ее верховьях находился туземный совет. Рыба в верховья Тольки не поступала, что вызвало недовольство туземного населения…
Наши мероприятия:
1 п. Кунин окротделом ОГПУ оперирован и привлекается к ответственности. Дело направлено на рассмотрение «тройки». Пока у Кунина изъято золота на сумму 8 тысяч 325 рублей.
2 п. По вопросу о привлечении Кунина окротдел поставлен в весьма невыгодное положение. С одной стороны, есть крайняя необходимость привлечения Кунина к ответственности, а с другой стороны — отдел не имеет возможности оформить дело так, как это требуется, соответственно статьям УПК и Указаниям ППОГПУ по Уралу, в частности, добыть свидетельские показания, которые добыть в тундре нет никакой возможности. Основным обвинительным материалом являются агентурные данные. Как и окротдел, и окружком ВКП(б), окрисполком глубоко убеждены в том, что отпускать имеющего неограниченное влияние на туземцев Кунина — значит допустить ряд серьезных политических осложнений в тундре. На основании этого просьба дело Кунина рассмотреть в таком виде, в каком окротдел его сможет оформить.
Нач. окротдела ОГПУ Петров.
Любимый анекдот Н.Н. Петрова
Чекисты поймали Шату-Кунина и допрашивали его через толмача-переводчика
— Отвечай, где спрятано золото?
Толмач переводит вопрос и ответ:
— Не знаю, однако, никакого золота!
Чекисты переводчику:
— Если не скажет, где тайник, мы его расстреляем!
Тот переводит:
— Они тебя точно расстреляют, если не расскажешь, где спрятано золото!
Шата:
— Золото в лабазе у «святого» места «Юм-сур-лунг»…
Переводчик:
— Стреляйте, сволочи!
Восстание
Началом Ишимско-Петропавловского, или Западно-Сибирского, мятежа принято считать 31 января 1921 г. Утверждалось, что его подняли «уцелевшие после разгрома Колчака белогвардейцы, эсеры, кулаки, попы и купцы». К середине февраля он охватил все уезды Тюменской (Тобольской) губернии. В ночь с 20 на 21 февраля был тайно оставлен Тобольск. Местные коммунисты и красноармейцы под руководством председателя уездного исполкома А.Ф. Демьянова отошли на восток вверх по течению Иртыша (до села Загвоздино).
Через день в бывший губернский центр вошли мятежники. Очевидец писал: «Странное, непривычное зрелище — воины не воины. Простая домашняя одежда, мешки… А оружие! Тут и современная винтовка, и допотопный дробовик, и самодельная пика, и просто дубина. Это — восставшие крестьяне».
В последние годы отечественные исследователи пришли к выводу, что главной причиной восстания в Западной Сибири была продразверстка, безмерное, безвозмездное и насильственное изымание у крестьян продуктов их труда (хлеба, мяса, масла, рыбы, пушнины и др.) советским большевистским государством, его уполномоченными и продотрядами. Трактовка восстания в виде белогвардейско-кулацко-эсеровского мятежа опровергнута. Сейчас это событие рассматривается как «защитная реакция крестьянства на государственный произвол и насилие».
О восстании на юге губернии коммунисты Березовского уезда узнали 18 февраля из радиоперехвата телеграмм радиостанций Сибири и Урала. Были созданы революционные комитеты в Березове (в составе Пензина, Данилова и Попова), в Сургуте (в составе Хорохорина, Зырянова и Зорина), в Обдорске (в составе Протасова-Жизнева, Сосунова и Волкова).
Воспользовавшись отсутствием в Березове Сенькина — «говорили, что он сейчас в разъездах по уезду и место его нахождения никому неизвестно», — Обдорский ревком 20 февраля объявил себя военно-революционным комитетом всего Тобольского Севера (Тобсеввоенревком), подчинил себе Березовский и Сургутский ревкомы и приказал взять заложников из «бывших».
Возвратившийся из Самарово в Березов после секретного обмена ляпинского хлеба на «золотые и серебряные вещи» Сенькин потребовал объяснений у членов самозванного Тобсеввоенревкома.
Участник этих переговоров начальник Обдорской радиостанции Иосиф Волков вспоминал: «…В разгар нашей борьбы за мобилизацию тыла в Обдорске неожиданно появился мужчина могучего телосложения, рябой, мрачный, с огромной шапкой спутанных волос и бородой, разбросанной клочками по широкому скуластому липу. Это был товарищ Тихон ДаниловичСенькин — председатель Березовского уездного исполкома. Он шумно протестовал против узурпации власти во вверенном ему уезде: «Как же это так, товарищи? Неправильно! А советскую власть вы спросили? Меня народ выбирал по конституции. А вас кто выбирал?»
Двое суток Протасов, знавший Сенькина по заключению в Александровском централе, разводил дипломатию с оскорбленным председателем».
Между тем повстанцы из села Демьянского разгромили у села Цингалы объединенные отряды березовских и сургутских коммунистов под руководством «главнокомандующего революционными войсками Тобольского Севера Данилова (березовский уездный военком) и его заместителя Хорохорина (сургутский уездный военком). Началась паника…»
По словам Волкова, «…Сенькина удалось утихомирить. Мы назначили его командующим Первым северным революционным отрядом. Вместе с этим отрядом в Березов выехал сам Протасов. Он опасался, что Сенькин в Березове опять что-нибудь наколбасит».
Волков признал, что Тобсеввоенревком получил радиограмму председателя Тюменской губчека П.И. Студитова: «Повстанческое движение необходимо изучать, тщательно анализировать, выяснять корни, его питающие. К повстанцам следует относиться гуманно. Взятых в плен несознательных дружинников распускать по домам или употреблять на общественные работы. Захваченных главарей не расстреливать, а оставлять до суда. Чинимые бандитами зверства над коммунистами протоколировать, фотографировать трупы замученных…»
Эту директиву-предупреждение члены Тобсевревкома сочли «горькой иронией» и, ссылаясь на «специфические условия Севера», стали расстреливать заложников. Среди жертв массового красного террора в Березове оказались: Добровольский Иван, Суровцев Дмитрий, Карсканов Михаил, Гурьянов Филипп, Охранов Алексей, Григорьев Алексей (единственный в крае образованный остяк, — А.П.), Оводов Тарас, Шахов Семен (местный культурный рыбопромышленник,
— А.П.), Попов Николай, Равский Петр, Первов Михаил, Кушников Николай (тесть подпоручика Туркова и красный парламентер в Саранпауле, — А.П.), Кузьмин Григорий,Кузьмин Ларион, Поленов Александр…» Самых активных граждан Обского Севера после расстрелов сбрасывали под лед. Но террор лишь расширял масштабы и ярость восстания. Коммунистические отряды без сопротивления оставили Самарово и Сургут.
Из донесений повстанцев: «Самарово — штаб. Красные бежали из Сургута в ночь на 9 марта по направлению на Нарым. Их человек 60, вооружены, взяли женщину-врача, фельдшера, двух медсестер, весь наличный порох, дробь, оружие, разные товары, медикаменты, захватили до 150 лошадей и 70 ямщиков. Советская власть в Сургуте ликвидирована. Для преследования бежавших красных выступили отряды Третьякова и Гущина, последний сформирован из местных жителей численностью в 65 человек. Без боя заняты селения Банное, Широкове, Галец, Локосово, где поймано 9 коммунистов из отступающего отряда красных. Они двигаются медленно, большим обозом. Наши части чувствуют себя бодро и уверены в скорой ликвидации бежавшего отряда коммунистов…»
Повстанцы настигли красный обоз у деревни Вата (сейчас Нижневартовского района, — А.П.). В перестрелке погибли председатель Сургутского исполкома Горяев, его заместители Зырянов, Зорин и другие коммунисты. Обстоятельства их гибели и места захоронений неизвестны. Также неясно, где находились партийные и советские документы: в эвакуационном обозе, спрятаны в Сургуте или в других местах? Позднее эти документы искали не только Лопарев (если верить его воспоминаниям, он нашел их), но и органы госбезопасности. В 1937 году был арестован брат Антонина Петровича Зырянова — Николай Петрович, отступавший в марте 1921 года с отрядом сургутских коммунистов на Нарым. Следственное дело на него почему-то не сохранилось, но по сопроводительной записке к делу Лопарева можно предположить о проводимых между ними очных ставках.
Объединенные отряды березовских и самаровских коммунистов были разбиты повстанцами у деревни Карымкары. Как свидетельствовал Волков, «…много позднее через уцелевших участников боя удалось установить более или менее правдоподобную картину тех событий. Прибывший с отрядом в Кондинск, в ставку командующего Данилова, Сенькин проявил присущую ему партизанскую самостоятельность. Он собрал митинг, ругал на чем свет стоит бездеятельного Данилова и требовал незамедлительного наступления на врага. Трусливый и безынициативный Данилов не выдержал напора Сенькина и фактически передал ему командование фронтом. Сенькин объединил под своим командованием все отступавшие к Кондинску отряды и приказал занять позиции в узком рукаве Оби с высокими берегами. Но когда показался противник, началась неразбериха. Сенькин командовал: «К бою!», другие кричали: «Надо отступать!». Под обстрелом противника начался митинг. Часть дружинников и красноармейцев залегла и отстреливалась, другие метались с места на место. Команды Сенькина никто не слушал — обнаружились необученность наших отрядов и отсутствие у них воинской дисциплины.
Командир конных разведчиков, работник Обдорской продконторы Георгий Чазов пытался спасти положение. Вскочив на коня и крикнув: «Вперед, за мной!» — он с группой в 8—10 человек бросился на врага, но был убит наповал, а его группа разбежалась. Началась паника. Все бросились кто к подводам, кто в окружающий берега лес. Сенькин в тулупе, вооруженный, кроме винтовки и нагана, двумя гранатами, упорно отстреливался, но, оставшись с ничтожной кучкой сопротивляющихся, встал на лыжи и скрылся в лесу, бросив остатки отряда на произвол судьбы. Наши «вооруженные силы» побросали оружие, лыжи, теплую одежду и превратились в бегущую дезорганизованную толпу, не способную к сколько-нибудь серьезному сопротивлению…»
Что же такого героического совершил на Обском Севере Тихон Сенькин? За какие подвиги ему памятник и улицы с его именем?
Существует несколько версий гибели председателя Березовского исполкома. По свидетельству Волкова, «…спасшийся от бандитов Сенькин пробрался в дальние выловки на реке Казыме, но был выдан бандитам и доставлен в Березов. По рассказам очевидцев, его десять дней водили, как медведя, на цепи напоказ всему населению. Его избивали шомполами и плетьми, подкалывали, прижигали раскаленным железом. Наконец, истерзанного, окровавленного и распухшего изрубили на площади на глазах толпы».
В книге очерков о героях революции в нашем крае «Сквозь грозы» утверждается, что Сенькина расстреляли в селе Чемаши, а после разгрома восстания его тело, на котором насчитали свыше тридцати(!) огнестрельных ранений, доставили в Березов и похоронили под гудки пароходов с красноармейцами (т.е. в мае 1921 года, — А.П.).
А житель этого села В.А. Селиванов, с которым мы искали колчаковский клад в верховьях Малой Сосьвы, в доказательство расстрела Сенькина в Чемашах даже показал мне стреляную гильзу от маузера, из которого был произведен контрольный, смертельный выстрел.
Но официального расследования обстоятельств гибели Сенькина не проводилось, хотя, если верить приведенным версиям, свидетелей расправы с «красным хозяином Севера» предостаточно. Можно было бы установить непосредственных убийц и привлечь их к ответственности. Почему же не установили и не привлекли? Да потому, что расправа в мученических и героических тонах придумана в политико-воспитательных целях. Сенькин был убит в неразберихе столкновения у Карымкар.
Неизвестно, чья пуля нашла бывшего политкаторжанина. Есть показания Варлаама Сосунова: «Наша рота участвовала в бою против красных под дер. Карымкары. С нашей стороны был убит один. Со стороны красных я лично видел у дороги два трупа. Слышал, будто бы было убито и взято в плен много красных, но сам не видел. А с Сенькина золотые кольца и часы снял Евсеев…»
Кто такой Евсеев? С пленного, но еще живого, или уже с мертвого командира красных отрядов досталась повстанцу золотая добыча? Нет ответов на эти важные вопросы. Как нет в чекистских документах 1921—1922 годов внимания и почтения к трагической по-своему судьбе председателя Березовского исполкома. Можно только предполагать, состоялись ли в Березове торжественные похороны и кто в таком случае был там похоронен.
По воспоминаниям Волкова, после разгрома красных отрядов у Карымкар «Тобсеввоенревком издал приказ об эвакуации из Березова, кроме людей, также валютных ценностей и дорогого технического имущества. В том году там застрял во льду гидрографический пароход «Орлик». Чтобы не дать повстанцам возможности использовать его весной для боевых действий, мы приказали снять с него золотники и другие части двигателя и надежно спрятать их в потайном месте. Был назначен начальник эвакуационной части — уполномоченный Тюменского губпродкома в Березове Сирота». Запомним это имя.
Продолжение следует…
