А. Корабельников
Это был еще птенец — пушистый увалень, с черными продольными мазками по палевой груди и брюшку. Только острым изогнутым клювом он напоминал своих родителей. Когда я убил его мать, самку ястреба-тетеревятника, и принес перепуганного ястребенка домой, он сразу же забился в темный угол подальше от Факта, злого серою кота. Я покрошил в тарелку немного сырого мяса и поставил перед нахохлившимся ястребенком. Однако он, вместо того, чтобы клевать, отошел от тарелки и целый день не притрагивался к пище.
Голод — не тетка, и, проголодав первый день, на второй утром он, жадно проглатывая куски, мигом съел все мясо, напился коды и принялся охорашиваться, разглаживая клювом желто-серые перышки. Потом ястребенок, если не было близко кота, выходил на средину комнаты, туда, где светлыми дорожками лежали на полу лучи солнца, и застывал на месте до тех пор, пока опять не чувствовал голода.
Я, как мог, ухаживал за своим питомцем. Сделал ему гнездо, где он стал спать, добывал пищу и гулял с ним во дворе. Хотел было подобрать ему кличку, но ничего подходящего не придумал и стал звать просто Ястребенком.
Дни шли быстро. К середине лета Ястребенок окреп и из неуклюжего птенца превратился в красивого молодого ястреба. Теперь он подолгу резвился на улице: бегал, ловил жучков, бабочек, и, хотя летать еще по-настоящему не умел, уже научился, часто взмахивая крыльями, взлетать на забор и даже на перекладину ворот.
Но чем больше подрастал ястребенок, чем лучше осваивался с новой жизнью, тем больше появлялось у него врагов.
И, пожалуй, ястребенок сам был виноват в этом. Первым, с кем он подрался, был Факт, известный всему селу, как самый ленивый, самый вороватый и драчливый кот.
В тот день, когда случилась драка, кот, как обычно, валялся посреди двора на клочке соломы, упавшей с телеги, и спал, подставляя жгучему солнцу битком набитое брюхо. Ястребенок. сидя на воротах, осматривался по сторонам. Кот в это время проснулся и стал лениво потягиваться. И вот тут-то в Ястребенке вспыхнул охотничий инстинкт. Он прицелился, взмахнул крыльями и, камнем упав на кота, острыми когтями впился ему в бок. Факту с перепугу показалось, что это схватила его собака. Он дико взвыл, подпрыгнул, но, увидев врага, изловчился и так двинул лапой Ястребенка, что только пух полетел. Я закричал и кинулся к вцепившимся, но… кот уже сидел на крыше и злобно шипел. а Ястребенок, жалобно пища и растопырив крылья, бежал мне навстречу. Забияка отделался потертей нескольких перьев. Два дня он безвыходно просидел в своем углу, но скоро оправился от испуга и не прошло недели, как снова учинил драку, на этот раз с важным, но очень бестолковым петухом Петькой.
Петька целыми днями шатался со своими женами по двору и клевал всякую всячину, выгребая находку из земли и созывая кур. Когда ястребенок взлетал на крышу сарая, куры принимались испуганно кудахтать и разбегались кто туда, только храбрый Петька оставался на месте и петушился, что было силы. Он задирал голову с налитым кровью гребнем и, пронзительно кукарекая, порывался взлететь к ненавистному врагу.
Ястребенок долго терпел выходки сумасбродного петуха, но однажды, не выдержав, стрелой налетел на Петьку, и тот покатился по траве, обламывая и без того короткие крылья.
На этот раз ястребенок одержал полную победу. Он не потерял ни единого перышка, а красивый радужный хвост петуха стал наполовину реже и напоминал старый потрепанный веник. Сам же петух с тех пор притих, съежился и свою солидную походку сменил на какую-то семенящую рысцу.
Но вскоре произошел случай, вернувший Петке его былую гордость и важность и разлучивший меня со своим любимцем.
Через улицу против нашего двора жила тетя Марфа, добрая старушка, за весь свой век не причинившая вреда ни одному живому существу. Марфа очень любила кур, и ее дворик каждое лето кишел цыплятами. Они, весело пища, пушистыми комочками перекатывались с места на место за своей мамой, большой пестрой наседкой, прятались в полдень от жары под широкими листьями лопухов, а когда Марфа выносила им пшена, цыплята выбегали из своих углов и, сгрудившись в стайку, принимались клевать его.
Ястребенок, к этому времени научившийся летать, частенько любовался ими с крыши сарая, хотя никаких агрессивных действий пока не предпринимал. Но бездействовал он, видно, до поры до времени.
Это случилось в один из жарких августовских дней. Тетя Марфа пекла блины, когда услышала во дворе кудахтанье, писк и хлопанье крыльями. Марфа, как держала в руках сковородник, так и выскочила за порог. Но было поздно. Ястребенок, сжимая в когтях цыпленка, уже скрылся за забором. Марфа прибежала ко мне и со слезами на глазах рассказала о случившемся. Надо было что-то делать. Раз пять снимал я со стены малокалиберку и снова вешал ее. Наконец, вышел на крыльцо, подозвал только что кончившего кровавый пир ястребенка и, держа его обеими руками, пошел к лесу. Долго бродил я между огромными соснами и раскидистыми елями, пока не наткнулся на маленькую солнечную полянку, поросшую высокой травой. Там остановился, достал из кармана медную блестящую проволочку и навернул ее колечком ястребенку на лапу. Потом опустил ястребенка на землю, постоял над ним, медленно повернулся и побрел назад.
Прошел месяц, уже никто, кроме меня, не вспоминал о ястребенке. Все думали, что я застрелил его, а мне не приходило в голову кого-либо в этом разубеждать. Да и, правду говоря, я сам мало надеялся на то, что ручная птица выживет, попав в лес.
Но в начале сентября в село повадился летать прожорливый ястреб-тетеревятник и скоро стал грозой всех куриных выводков. Хищник, казалось, нисколько не боялся людей. Не проходило дня, чтобы откуда-то из-за домов не выныривал ястреб, взлетавший через секунду уже с ношей, вырванной из-под самого носа хозяев. Я догадывался, что это был за ястреб. И вот однажды, когда тот медленно поднимался в небо, зажав в когтях очередную добычу, тихо щелкнул винтовочный выстрел, и я поднял с земли красивую сильную птицу. На груди ее, там, где пулей выбило перья, пузырилась густая кровь, а судорожно сжатую лапу обвивало тусклое колечко из медной проволоки.
После того уже прошло несколько лет. Я сам стал забывать историю злополучного ястребенка и никогда бы, наверное, не написал ее, если бы совсем недавно не встретил одного охотника, у которого тоже был ручной ястреб. Этот ястреб с успехом заменял ему собаку. Да что заменял!.. Где вы видели, чтобы собака сама ловила охотнику дичь? А он это делал, да еще как!
Посмотрел я на одну из таких охот, вспомнил своего ястребенка и стало мне очень стыдно и грустно.
«Ленинская правда», 21 сентября 1958 года
