Г. Лазарев
Прошло с тех пор много лет. Жил на речке Ай-Вошъёхан, что впадает в реку Казым, молодой охотник. Интересовался он только жизнью таежных зверей: как они зимуют, чем питаются, каковы их повадки. Готовился стать хорошим охотником и рыбаком. Он знал одно: не будет пушных зверей и рыбы, человек не сможет жить.
Живая природа для него была родным домом. Он свободно ходил по тайге, не боялся, что заблудится. Знал на память все речки, озера и болота.
Тут до Семена Молданова весть дошла, что туда, где находится зимняя Каксинская стоянка, пришли русские люди с топорами и пилами. Будут строить «пасу». Так называли местные жители культбазу. Ходили по казымской тайге разные слухи об этом. Одни говорили, что на Казыме лес будут вырубать и отправлять в большие порода. Свой-то, мол, лес давно весь уничтожили. Там, мол, только одни пески теперь веют, и все реки от этого пересохли. Другие толковали, что неспроста ближе к охотникам поселяются: пушнину будут отбирать.
Шла время. Таежники убеждались, что пришли люди с добрыми намерениями. Они видели, как в новом поселке росли красивые светлые дама, избушки охотников против них выглядели неказисто. Русские каждому человеку старались сделать добро. Одному охотнику хороший топор дадут без денег, другому чайник запаяют. А тут стали людям помогать злых духов выгонять. Из маленьких бумажных кульков белую муку больным на язык высыпали, а потом воды подавали. Сделают так несколько раз, смотришь — злой дух из человека уходит.
Все эти басни доходили и до молодого охотника. Семен Молданов решил сам побывать там, где строится база. Были это обычные люди. Правда, одевались они иначе, вместо кисов носили кожаную обувь. Но Семен с особым вниманием всматривался, как они работают, живут и чем питаются.
Возвратившись домой, он оказал:
— Ям ёх (хороший народ). Большой город строят.
Вскоре новый слух разошелся. «Ликпес будут делать. Людей будут учить по рисункам на бумаге разговор вести». Семену этот разговор сразу в голову запал. Неплохо по бумаге разговаривать научиться. И охотник направился на базу узнать, как по крючкам на бумаге разговаривать учат.
Молодая красивая девушка стоит у доски. А к доске приколоты большие крючки. И громко говорит: «Это пукпа». Так запомнилось охотнику слово «буква». Когда учительница объяснила буквы «У» и «А», Семен сразу сообразил: их можно на дереве вырубить. Но охотник не мог долго учиться, надо было в урман идти. Потом после долгого перерыва еще несколько раз Семен учился на ликбезе. Когда ходил в лесу, все время повторял те буквы, которые узнал. Один раз возле своего стана на дереве даже высек такое слово — Ува (кричи). Он-то мыслил, что если здесь кто появится, пусть закричит. Трудно ему давались слова, а которых были буквы Б, Д, 3. Но зато успешно справился с арифметикой. За месяц стал свободно оперировать в пределах тысячи. Как только Семен научился писать свою фамилию, сразу, как говорят, вырос на голову. Считал себя грамотным. В свободную минуту он брался за букварь и начинал из букв складывать слова.
Стал он хорошим охотником. За сезон больше него никто не отлавливал пушных зверей. Как передовика его не раз приглашали на районные слеты. Поездки в районный центр оставляли у него большой след в памяти, он набирался новых впечатлений, кругозор расширялся. Каждый раз, возвращаясь домой, привозил какие-нибудь новые вещи: цветной шарф, вышитую рубашку или пиджак в яркую полоску. Любил он одеваться, как весенняя утка, говорили о нем.
— Мунг Семанэв русь хораса керытыс (наш-то Семен по русской моде одевается).
А он на это отвечал:
— Что плохого — в русской одежде ходить?
А когда в числе передовиков побывал в Москве, то привез оттуда столько впечатлений, что целыми зимними ночами рассказывал охотникам. Слушали они его с удовольствием. Он умел передать свои мысли. Был талантливым рассказчиком. Говорили о нем:
— Что плохого — в рус-ловей свои песни ведет! Рассказывает гладко и плавно. Как будто привораживает, без конца слушать его хочется.
Обычно начинал свой рассказ, как из Березова на самолете летел. Называл он его железной птицей.
— Как мы сели в нее, захлопнулись двери. Заворчала она, как медведь, в ушах больно стало. Потом побежала по земле, замахала большими крыльями, как лебедь. Привскочила, оторвалась от земли и стала подниматься в небо. Бросит ее то в одну сторону, то в другую. А она продолжает рычать, как будто злится… В Тюмень — город пришла быстро. Здесь нас посадили в избушки, покрашенные зеленой краской, а их по железным жердям потащила машина. И всю дорогу у нее из трубы вылетал черный дым. Остановится у высокого каменного дома, нальет в себя воды и дальше летит. Только вначале тоненьким голоском свистнет. А бежит быстро, на оленях не угнаться.
О Москве Молданов рассказывал всегда отдельно. Она в его сознании оставила особое впечатление. Первое, что ему запомнилось: здесь очень много высоких труб, и все время они дымят. И вот что еще рассказывал:
— Когда мы стали собираться в большой дом — Кремль, велели надеть пальто. Я думаю, вот это хорошо. В малице ходить жарко. А в Москве-то и мороз не такой, как у нас в Казыме: как завернет, так у оленей рога разлетаются по частям. Переоделись и пошли, а дорогой мороз за мои руки стал хвататься. А рукавиц-то у меня нет. Добро, что у малицы они пришиты. Начнет чуть пощипывать, раз — в рукавицы сунул. Ну, думаю, как приду в большой дом, у железной печи их погрею. Заходим, оглядываюсь кругом и нигде печи не вижу. Провели в другую половину, и опять печи пет. Тут спрашиваю начальника, где печка. А он говорит, что у нас их нет.
— Вот что греет, — и показывает на железные решетки, которые стоят под каждым окном.
Семен о поездке в Москву рассказывал при каждом удобном случае и держал всегда одну нить. Передавал почти точь-в-точь, как рассказывал в первый раз. Как будто читал по писаному.
Стали в Юильске организовывать колхоз. Кого председателем избрать? Долго не думая, колхозники сказали, что сделать головой колхоза надо Семена Павловича Молданова. Он, мол, человек грамотный, в районе много раз бывал и Москву видел. Порядили, посудили, на том и порешили.
Приставили, к Семену Павловичу счетовода, знающего, как вести колхозные дела. Он все бумаги и читал, и писал председателю, а Семен Павлович только расписывался. Знал Семен Павлович одно дело хорошо: нужно план выполнять, и всегда каждому напоминал: «Мосл план тарматта» (план выполнять). Он очень хорошо знал, как работает каждый охотник, рыбак и оленевод.
Прошел год. Семен Павлович держит отчет. Представители из района были удивлены тем, как он сделал отчет, разложил все как по полочкам. Что сделали колхозники за год, что они теперь имеют, какие были допущены промахи и кто как работал. Сделал доклад без единой бумажки, все цифры отчета говорил на память.
В районе решили Семена Павловича направить на курсы председателей колхоза. Училось на них много и грамотных людей. Когда шли уроки о колхозном учете, Семен Павлович особых трудностей не встречал. Правильно выполнял все задачи. Только коряво писал. А как только доходило до уроков русского языка, он сразу терялся. Как принесут его письменную работу, смотрит — вся в красных пятнах, будто горностай за мышью следил. Как ни старался, ничего не мог сделать, никак не мог различить какую букву писать «Т» или «Д», «3» или «С», «Б» или «П». Они все ему одинаково слышались.
Вот как он об этом рассказывает:
— Говорит учительница: «Дом стоит, а я пишу «Том стоит». И вот тут я сделал открытие. Те буквы, которые я путаю, одни с длинным хвостом, а другие вверх тянутся. На следующем уроке, когда занимались по русскому языку, стал я наблюдать за одним товарищем, который сидел впереди меня. Если он руку ведет далеко вниз, и я то же делаю. Это значит «Д» или «3». Думаю, теперь эти буквы не буду путать. Но мое «открытие» мне не помогло. Красных пятен на моей писанине не убыло.
И потом еще не один раз Семен Павлович учился на курсах руководящих работников. И всегда вспоминал о том, как сделал открытие по освоению русского языка.
Находился Семен Павлович на руководящей работе в колхозах Казыма более 30 лет. Избирался председателем Юильского и Амнинского колхозов. Состоит членом Коммунистической партии Советского Союза. Кто желает встретиться с этим самобытным, талантливым человеком может побывать в Казыме. Живет он сейчас в поселке Юильск, находится па пенсии.
«Ленинская правда», 20 октября 1971 года
