Из истории села Большетархово

Лидия Завьялова gahmao.ru

Во все времена жили люди, которым хотелось понять, в чем причины событий, происходящих вокруг них, что происходило на самом деле не только со страной, но и с их предками семьдесят, сто и более лет назад. Всплеск краеведения, частью которого является и работа над созданием своих родословных, пришелся на начало 1990-х годов, когда в стране шли резкие перемены во всех сферах политической и общественной жизни народа.

Вопрос, который можно выразить словами поэта Бориса Пастернака «Кто мы и откуда?», задают себе многие, но не всегда находят ясный и конкретный ответ. Ответить на этот вопрос (возможно, не полностью) можно, если возникнет большой интерес и желание найти истоки своего рода.

Свыше 20 лет я занимаюсь поиском документов, сбором материалов о своей семье. И немалое место среди этого занимает страница, посвященная семье Алтуховых (моя девичья фамилия) в период проживания в с. Большетархово Нижневартовского района.

Интересна версия появления моей родовой фамилии. Давным-давно, в период татаро-монгольского ига (1240-1480 гг.), русское село, находящееся под Курском, взял в полон татарский хан по имени Алтухан и перегнал его жителей в нынешнюю Томскую область. Когда же крестьянам стали давать фамилии, то мои далёкие предки получили фамилию Алтуховы. В книге «Земля кожевниковская» упоминается имя монгольского правителя Алтын-хана. Созвучно, не правда ли? Возможно, именно имя этого человека фигурировало в коротком рассказе моего отца, за давностью лет превратившегося в Алту-хана.

Сведения из метрических книг Вороновской Иннокентьевской церкви Томской губернии за период 1881-1919 гг. дали возможность дойти до шестого колена моей родословной по линии отца.

Живший в первой половине 19 века в с. Вороново Томской губернии Алтухов Степан подарил жизнь 6 сыновьям: Андрею, Герасиму, Леонтию, Захару, Фёдору и Ивану. Последний, сочетавшись вторым браком в 1891 году с девицей Афанасьей, дочерью умершего крестьянина Ивана Яковлевича Филюшина, произвел на свет 5 детей: Наталью, Марфу, Акилину, и двух сыновей – Ивана и будущего моего деда Николая.

В конце 1920-х годов семья имела крепкое хозяйство, считалась зажиточной, наемным трудом не пользовалась, обходилась своими руками.

«С начала НЭПа (новая экономическая политика) разрешили брать дополнительную землю. За 12 километров от села построили заимку, занимались покосом, имели 7 лошадей, 5 коров, не считая мелкой живности – гусей, уток, овец.

Когда сын Иван женился, а дочери вышли замуж, всех отделил дед от общего хозяйства и дал всем по корове. Остались дед Иван, сын Николай (мой отец), невестка Марфа (моя мать), я и моя сестренка Шуронька.

В 1930 году началась организация колхозов. В первый продовольственный налог в семье взяли зерно. Предлагали идти в колхоз, но слишком боязно было отдавать нажитое годами в общее коллективное хозяйство. В результате второго и третьего продналогов в закромах амбара стало пусто. И тогда было принято решение: в 1933 году мой отец распродал все за бесценок – сенокосилки, жнейки, оставил отца (деда Ивана) в доме с шестью мешками муки и вместе с другими четырьмя семьями на колесном пароходе «Карл Маркс», который перевозил политических ссыльных, отправился с семьей на север Тюменской, тогда Уральской области.

На пароходе был буфет, в котором продавали пиво. Сотоварищи звали пиво выпить. На душе было муторно. «Нет, ребята, хоть и говорят, что на севере на березах калачи растут, да что-то боязно».

(из рассказа моего отца – Алтухова Михаила Николаевича, 1926 г.)

Никто не знает, как сложилась бы судьба моего деда Николая и его семьи, если бы они «добровольно» не покинули свое родовое гнездо. Подтверждение тому – судьба его брата Ивана, имя которого значится в списке репрессированных по томской области, помещенного в книге «Боль людская».

Приехав на север, многие семьи вырыли землянки, а дед в деревне Больше-Тархово купил избушку. Возникшая в конце 19 века, деревня находилась на левом берегу реки Вах. Стояла она на высоком яру, окруженная прекрасным бором, богатым кедром, ягодами и грибами. Еще до войны в этот край стали приезжать русские и обрусевшие ханты из Томской области. В этой небольшой деревеньке, расстояние от которой до районного центра в с. Ларьяк было 330 км, и предстояло семье Алтуховых прожить долгие годы.

В октябре 1933 года в семье родился сын – Виктор. Накануне следующего года дед с бабкой заболели страшным тифом. Незадолго до болезни мой дед поставил капкан на зверя, настало время просматривать их, а дед по слабости своей не может выйти не то что в лес, но даже и на улицу. Единственная надежда была только на сына Михаила. Попросив у соседа ханты лыжи (за короткий срок пребывания на севере моему отцу еще не справили собственные лыжи), отец, которому в то время шёл девятый год, отправился в лес. Добыча была богатой – лиса, соболь. Гордостью наполнилось маленькое сердечко охотника, когда он услышал слова своего отца: «Ты нас спас…»

Жизнь шла своим чередом. К 1940 году в деревне были построены: начальная школа, интернат, контора, магазин, баня, клуб, изба-читальня, медпункт, скотные дворы, молокоприемный пункт, рыбоцех. В 55 хозяйствах, принадлежащим колхозникам – 25, единоличникам – 6, рабочим -6 и служащим – 18, проживало 149 русских, 37 хантэ (так в документе. – Л.З.).

Из воспоминаний моего отца, Алтухова Михаила Николаевича о своем детстве (записано летом 1994 года во время моей поездки в г. Болотное Новосибирской области).

«Лет в 11 я уже научился стрелять из старенькой берданки, которую подарил мне отец. Однажды отправился я в лес и, переходя большой ручей, увидел большую-пребольшую щуку. Недолго думая, навел на ее голову берданку и выстрелил. Взяв в руки большую рогатину, вытащил ее из ручья и довольный отправился домой. Иду по деревенской улице, навстречу знакомый дядька: «Э, Минька, щука-то большая, да не вкусная, как полено». Упало мое настроение, но несу, ни слова не говоря. Принес в избу, мать большая хозяйка была по части рыбных блюд. Наготовила всего, вечером гости были и дядька тот. Мать хвалит меня, я гордый сижу: «Вот, думаю, тебе и полено».

Мой дед, имеющий за плечами 2 класса церковно-приходской школы, и, видимо находящийся не на последнем месте по грамотности среди односельчан, одно время работал зам. председателя артели им. Микояна Юрт Больше-Тархово, которая была организована осенью 1931 года в составе 10 человек. В списке членов артели «Микояна» (так в документе. – Л.З.) на 26 января 1933 года значатся: Сигильетов Алексей Ильич, Натускин Григорий Степанович, Натускин Ефим Степанович, Натускин Никита Игнатьевич, Сигильетов Никифор Алексеевич, Манин Афонасий Алексеевич, Тархов Егор Степанович, Сигильетов Кирилл Павлович, Алтухов Николай Иванович, Захаров Николай Павлович, Стоянков Георгий Степанович.

И хотя артель называлась рыболовецкой, но члены ее занимались заготовкой пушнины, сбором дикоросов (ягод, грибов, кедрового ореха). По словам моего отца, именно этим и занимался мой дед в артели: собирал дикоросы и пушнину у остяков, и пользовался большим уважением у них.

В списке хозяйств, объединяемых сельским Советом в 1939 году – Алтухов Николай Иванович значился колхозником. Как говорится, от чего ушел, к тому и пришел. Наверное, он был не из тихих обывателей, его часто избирали в различные комиссии. Так, граждане Юрт Больше-Тархово на общем гражданском собрании 23 января 1940 года постановили включить в комиссию, решающую вопросы Всесоюзной переписи скота 3-х человек – членов бригады содействия, среди которых был и мой дед.

С началом войны по Указу президиума Верховного Совета СССР были мобилизованы военнообязанные, родившиеся с 1905 по 1918 год включительно. Дед пока еще в запасе, но ему периодически, как и всем другим военнообязанным. Высылали повестки для проверки физического и морального состояния.

В мае 1943 года он ушел на фронт. В июле 2007 года, продолжая работать над историей своей семьи, я обнаружила имя деда в архиве Ханты-Мансийского окрвоенкомата, в частности, в списке пропавших без вести. Наверное, это соответствует действительности, так как в многостраничных томах с подшитыми извещениями похоронками, таковой на его имя я не увидела. Близким родственникам погибших отправляли официальное извещение через военкомат, откуда призывали на фронт. А уже местными властями предписывалось выдать родным официальное извещение о гибели солдата. Так что оригиналы – извещения остались в архивах военкоматов. В случае, если солдат числился пропавшим без вести, выдавалась не похоронка, а справка.

Запрос, посланный в 1947 году в окрвоенкомат, надежды не дел. Уже, живя в Болотном Новосибирской области, его жена Марфа вновь посылает запрос в 1957 году о судьбе своего мужа, информируя военкомат, что последнее письмо она получила от него в августе 1943 года из Тюмени перед отправкой на фронт. «Полагаю, что Алтухов Н.И пропал без вести в сентябре 1943 г.» — такой ответ был получен, согласно письму, проверенного Болотинским райвоенкоматом.

Последнюю попытку разыскать следы деда предприняла уже я, обратившись к Гавриловой Ольге Николаевне, жительнице г. Урая Ханты-Мансийского округа, стараниями которой возвращены из небытия имена свыше 60 солдат Великой Отечественной. Ответ, пришедший из Государственного архива Орловской области, сообщал, «что в фонде Орловского лагеря военнопленных (Армейского сборного пункта № 20 второй танковой германской армии) в алфавитном списке военнопленных 4-го блока за 1943 год значится Алтухов Николай [лагерный номер] 6384». К сожалению, больше сведений об этом человеке не имеется.

По словам моего отца, дед пропал без вести в районе Орловско-Курской дуги.

Сегодня имя моего деда выбито на стеле, установленной в Большетархово к 60-летию Победы. Мой отец с семьей уехал из родной деревни в 1950 году, но, по моим сведениям, оставшиеся в живых старожилы села еще помнят имя Алтухова Николая Ивановича.

Я родилась уже после той страшной войны, в 1952 году. но в нашем доме были вещи, часто напоминавшие о ней. Каждый год в День Победы мой отец снимал с «плечиков» из гардероба парадно-выходную одежду – брюки-галифе и гимнастерку защитного цвета. Прикрепив на левую сторону груди боевые медали, начистив сапоги, он отправлялся в гости к другу. Трофейные, милые взгляду вещички, привезённые отцом с фронта, ещё долго хранились в семье: запомнилось зеркальце, ручка которого была оформлена в виде обнажённой женщины, а также миниатюрная табакерка.

Война была в рассказах отца, когда я и брат, в который уже раз, просили его рассказать нам о форсировании реки Одер. И, конечно же, о войне напоминали фотографии тех лет. В 1996 году отец умер, но сохранились фотографии девушек – Эли, Луизы, Эрики, с которыми у отца были романы (война войной, а молодость брала свое) в годы войны, вернее, как я предполагаю, в 1946 году, когда их часть стояла в Австрии и Чехословакии.

Когда началась война, отец еще учился в школе. В списке работников Больще-Тарховской школы значится «Алтухов Михаил Николаевич, 1926 г.р., 7 классов, в рыбзаводе (работал в бригаде рыбаков. – Л.З.) с 3/IV– 1943 по 26/V – 1944 года на работу в школу принят 20/IV – 47 г. Примечание: Алтухов М.Н. находился в рядах Советской Армии с 26/V– 44 по 22/II – 47 г.».

Согласно записям отца, сделанным позднее в трофейной записной книжке, сохранившейся в нашей семье, прибыв на пароходе в Ханты-Мансийск 3 июня 1944 г., он вместе с другими призывниками ещё 18 дней находился в Самарово (южная часть г. Ханты-Мансийска). В «Именном списке на команду №3 призванных в армию призывников, 1926 года, Ханты-Мансийским окрвоенкоматом, направленных на пересыльный пункт в г. Омск» на основании телеграммы Омского облвоенкомата от 10 мая 44 года за №2/1103, среди 59 человек значился и «Алтухов Михаил Николаевич – д. Воронова, Кожевниковский район, Новосибирской области, д. Б[ольше]-Тархово, Ларьякский район, рабочий, 7 кл., рыбак, б/п (беспрартийный, — Л.З.), русский, родной язык – русский, состав семьи – 3 чел., годен к строевой, подготовку на всеобуче не получил. 21/VI-1944 команду №3 в количестве 59 чел. принял начальник эшелона мл. лейтенант запаса Ершов».

Дальнейший военный путь отца изложен в рассказе моего брата Николая, написанного на основе воспоминаний отца.

«Учебный полк, куда были направлены призывники, в том числе и отец, размещался в маленьком городишке под названием Каинск (ныне г. Куйбышев Новосибирской области) в 12 километрах от Барабинска. Командовал этим полком майор – фронтовик на протезе, который для молодых бойцов был настоящим отцом, строгим и справедливым. У отца воспоминания о нем были самыми теплыми. Он обучал новобранцев не только воевать, но и выживать. Время было не ахти какое сытое, и командир полка организовал бригаду по добыче  рыбы в ночное время в озерах, которых было неимоверное количество в барабинских степях. Отец, как рыбак со стажем работы в рыболовецкой артели в Больше-Тархово, руководил одним из звеньев по добыче рыбы, в основном щуки. Весь улов шел как на дополнительное питание в столовой полка.

Во время одной из последней для отца рыбалки, отец наколол палец на щуке. Палец распух, опухоль перешла на кисть руки. Отца отправили на попутной машине в госпиталь, расположенный в Барабинске, где опухоль вскрыли и в течение трех дней залечили. За эти три дня произошло событие, ставшее трагическим для почти всего молодого пополнения. А произошло следующее. За сутки до прибытия отца из Барабинска полк по тревоге подняли, загрузили в железнодорожный эшелон и отправили для пополнения действующих воинских частей, воевавших в Восточной Пруссии на подступах к Кенигсбергу. Отец был отправлен вслед за своей частью. По прибытии в Восточную Пруссию полк безоружных мальчишек высадили в поле, построили и маршем отправили в часть назначения. Как на грех на месте прохождения пополнения одна из немецких частей прорывалась из окружения. На поле, огражденном с трех сторон лесополосой, немцы устроили засаду. Пополнение шло без охранения и разведки, и когда вышло на это поле, немцы кинжальным огнем из пулеметов с трех сторон буквально выкосили наших солдат. Мало кто уцелел. После этого начальник штаба, не организовавший безопасность продвижения, был расстрелян перед строем, а наши солдаты, в том числе и мой отец, целую ночь носили убитых в братскую могилу, опознавая знакомых и земляков. Вот так щука спасла жизнь моему отцу.

Личный  состав пополнения, влившийся в одну из воинских частей, был построен для распределения по подразделениям. Представитель разведроты полка (командир роты) попросил выйти из строя добровольцев, желающих служить в разведке. Несколько человек, в том числе и отец, вышли из строя. Удивительно, но при его росте в 165 сантиметров, командир выбрал моего отца, предварительно выразив ему недоверие в его способностях, на что отец ловким приемом рукопашного боя скрутил и обезоружил командира. Значение имело и то, что отец был охотником, родился и вырос в тайге, метко стрелял.

Первое его боевое крещение, как разведчика, произошло под Кенигсбергом перед его штурмом. Срочно нужен был язык. Три разведчика – сержант Б. Редькин, отец и еще один солдат – твое суток пролежали в болоте недалеко от линии связи немцев. На третьи сутки появились немецкие связисты – ефрейтор и рядовой. Отец с первого выстрела поразил рядового, а ефрейтора разведчики скрутили и доставили в штаб своей части».

С началом создания в 2010 году электронного ресурса «Подвиг народа.ру», у меня появилась возможность найти некоторые данные о награждении за боевые подвиги своих родственников, в том числе и отца. Вот так описан подвиг отца, за который он и получил свою первую награду.

Это произошло во время наступательной операции войск 1-го Украинского фронта на подступах к городу и старинной крепости Глогау – мощного оборонительного узла немцев (крепость была окружена советскими войсками 9 февраля и взята 1 апреля 1945 г. –Л.З). На пути к Глогау находился левобережный приток реки Одер – река Найсе (по-немецки – Нейсе), которая являлась частью границы между Польшей и Германией. В числе 46 фамилий, отмеченных в приказе по 186 Сандомирскому стрелковому ордена Кутузова полку 329 стрелковой Келецкой дивизии от 6 июня 1945 г., от имени Президиума Верховного Совета СССР командир дивизии подполковник Миханченко представил к награждению самой главной солдатской медалью – «За отвагу» и «Номера пул[еметного] расчета красноармейца Алтухова Михаила Николаевича. При форсировании р. Нейсе одним из первых переправился на левый берег реки и оттуда метким пулеметным огнем поддержал переправу наших подразделений. Уничтожил 2 огневые точки противника».

«За взятие Кенигсберга отец был награжден благодарностью Верховного главнокомандующего. Здесь же под Кенигсбергом он получил очередное ранение. После излечения он в качестве номера пулеметного расчета продолжал воевать уже в другой воинской часть в Восточной Пруссии на пути к Берлину. В одном из боев получил пулевые ранения пальцев по касательной и головы, причем пуля пробила каску, что привело еще дополнительно к контузии. После непродолжительного лечения в госпитале, отец вновь в строю на берлинском направлении. Участвует в форсировании Одера. В штурме Берлина участвовал на главном направлении при знаменитом ударе с применением прожекторов. По словам отца, Берлин при штурме был разрушен почти так же, как и Сталинград. По улицам невозможно было пройти и проехать.

Наши часть стояли на демаркационной линии с американскими войсками. Быт солдат-американцев и быт наших солдат различался очень резко. Палатки с койками американцев и сырые землянки и шалаши наших солдат! Сухие полновесные суточные пайки американцев и не всегда в достатке нормальный хлеб наших!

Закончилась война, надо было налаживать службу в армии в мирных условиях. Ранение трех пальцев у отца не позволяло ему владеть ими в полной мере, что дало повод медкомиссии признать его частично годным к строевой службе и перевести его в оккупационные войска в Австрию, где он дослуживал в качестве хлебопека.

В 1946 году, согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР от 25 сентября 1945 года, участники боевых действий, получившие три и более ранений, увольнялись в запас. Под этой категорией отец и был демобилизован 25 декабря 1946 года».

Путь домой лежал через Тюмень. Получив в военкомате проходящее свидетельство и зимний полушубок с парой валенок, в феврале 1947 года гвардии красноармеец Михаил Алтухов возвратился в родной дом с 4 боевыми наградами – медалями: «За отвагу», «За взятие Берлина», «За освобождение Праги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». В последующие годы к ним прибавились и юбилейные, посвященные Победе советского народа в Великой Отечественной войне. В 1985 году отец был награжден орденом Отечественной войны I степени, учрежденный Указом Президиума Верховного Совета СССР от 20 мая 1942 года. Прикрутив орден к лацкану пиджака, отец уже не расставался с ним до конца своей жизни.

Устроился на работу заведующим хозяйственной частью (как он сам говорил) в Большетарховскую школу, где и познакомился с моей мамой – учительницей младших классов, Рябковой Анной Васильевной.

Моя мама в возрасте 16 лет после окончания неполной средней школы (7 классов) в Самарово в 1941 году поступила учиться в Ханты-Мансийское национальное педучилище. Закончив его в 1945 году, поехала по направлению в Нижневартовскую семилетнюю школу работать учительницей начальных классов.

Из воспоминаний маминой подруги – Августы Дмитриевны Яровой: «Коллектив школы был молодой и активно участвовал в художественной самодеятельности: ставили спектакли, пели в хоре и, конечно же, регулярно посещали танцы в клубе. Танцы были красивые – вальс, фокстрот, коробочка, полечка, краковяк, на которые даже со стороны смотреть было очень приятно. Молодежь к нам относилась очень уважительно».

26 августа 1947 года мама была переведена в Больше-Тарховскую школу, где и познакомилась с моим будущим отцом.

Думаю, что для читающих эти строки, будет интересно знать, что представляла из себя Больше-Тарховская начальная школа, в которой начались первые трудовые шаги моей мамы.

«Больше-Тарховская начальная школа. Ларьякский район. Больше-Тарховский с/совет. Д. Больше-Тархово. Для школы требуется капитальный ремонт. А средства спущены на текущий ремонт. Ремонт начат с 14 июня. Проделаны следующие работы замазка классных комнат, коридора, столовой и интерната. Материал для завален был привезен в мае и сейчас завалины с заборками леса сделаны у школы. Необходима перекладка печей и остекленение рам в школе, интернате, чтоловой. Отсутствие кирпича и стекла задерживает ремонт, но кирпич будет изготовлен на месте в рыбучастке. По плану нужно было заготовить дров на отопительный сезон для школы 180 куб. м, а заготовлено 200 куб.м. Подвезено к школе и интернату дров 63 куб.м. Парт в школе достаточно, новые не изготавливались, отремонтировано – 6. Новых классных досок не изготовляли. Можно обойтись старыми, которые только покрасить.  5/VII-48 г. А. Пыкина (Анна Васильевна Пыкина – Л.З.)»

В январе 1949 года в семье появился первенец – сын, которого назвали в честь погибшего деда – Николай.

В 1950 году мой отец с семьей покинул село, давшее приют Алтуховым на целых 20 лет, и уехал в г. Болотное Новосибирской области. Но он всегда вспоминал годы, проведенные в Большетархово, с особой теплотой.