Под снегом Мирного

Геннадий Бардин

22 февраля 1963 года состоялся мой первый полет на внутриконтинентальную станцию Восток, о котором я давно мечтал. Побывать на южном геомагнитном полюсе и полюсе холода нешей планеты удается немногим. Чтобы качественно обеспечивать сложнейшую работу авиации в Антарктиде, синоптик должен не раз испытать на себе процесс полета, жить одной жизнью с летчиками, их дыханием и заботами. Только тогда летчики будут верить синоптику, когда убедятся, что он полностью выкладывается в своей творческой профессии, знает и любит ее. Мне еще предстоит это заслужить.

Погода выдалась ясная. Виктор Кубышкин на своем ИЛе, сделав положенный круг над окрестностями Мирного, взял курс на юг с небольшим набором высоты. Внизу медленно и плавно проплыли впечатляющие разломы гигантского ледника Хелен, где время от времени со страшным грохотом рождаются новые айсберги, печально известный остров Буромского с могилами наших погибших здесь товарищей, острова Хасуэл, Токарева, Строителей. Сам поселок Мирный сжался вдруг до размеров фотографической карточки и постепенно растаял на фоне айсбергов, отсвечивающих глубокими голубыми тенями.

Мы летим в основном на высоте сто метров от поверхности купола Антарктиды, поэтому можно хорошо рассмотреть направление снежных застругов — они перпендикулярны преобладающему восточному и юго-восточному ветру. Впереди почти постоянно виден след от прошедшего здесь месяц назад санно-гусеничного поезда. До самого горизонта простирается однообразная ослепительно белая снежная пустыня. Совершенно не на чем остановиться взгляду, и это очень утомляет. При подходе к станции Комсомольская самолет уже забрался на четыре тысячи метров над уровнем моря, хотя до «земли» всего триста метров. Самочувствие резко ухудшается. Начинается мучительная головная боль и резкая ломота в висках. Но тут радист Валентин Медведев приглашает к столу, и мы поочередно плотно завтракаем. Каждому предлагается по порядочному куску жареной курицы и эмалированная кружка крепко заваренного чая с бутербродом. После завтрака настроение понемногу улучшается. За час до подлета к станции Восток увидели тягачи, сани и фигурки машущих руками людей. Слегка покачав им крыльями, летим дальше. По радио мы знаем, что в поезде сейчас все в порядке, через пять Дней они тоже благополучно доберутся до цели.

Вскоре увидели и саму станцию. Легкий полукруг и мастерская посадка на лыжи. По здешним понятиям сейчас тепло: температура воздуха всего минус сорок пять градусов! Бегу в объятия Юры Кузнецова старого приятеля, радиста с мыса Шмидта. Наскоро инспектирую порядок метеонаблюдений Евгения Поднебесникова на площадке и в кабинете. Затем вместе с другими участвую в разгрузке самолета, который стоит с работающими двигателями. Вскоре наступает одышка, но глубоко дышать на открытом воздухе не рекомендуется — можно обморозить легкие. Большинство полярников дышат через намотанный на лицо шерстяной шарф. Первое время на станции чувствуешь себя, как рыба, вытащенная на берег. Кислорода явно не хватает. Через полчаса снова старт. Машина хоть и значительно облегчена, но моторы ревут натужно, долго катимся по полосе, наконец, взлетаем. Домой, в Мирный, лететь веселее, все-таки под горку и с каждой сотней километров настроение повышается.

Конечно, на куполе ужасно тяжело. С Востока санрейсами вывезли уже четверых (Андреева, Коломийцева, Фишера и Астахова), а вчера привезли с Комсомольской механика Ивана Романова, который прошел от Востока до Комсомольской и тоже не выдержал.

Сегодня при ясной погоде весь день ревет ветер с сильной низовой метелью. Припай окончательно оторвало от коренного берега. Значит, теперь в тридцати метрах от нашего дома ледяной барьер вертикально обрывается на сорок метров и сразу внизу черная морская пучина. В целях безопасности вдоль барьера из крепкого капронового фала протянули леерное ограждение. Жалко смотреть на пингвинов Адели, группами и в одиночку уплывающих на льдинах в открытое море, причем по их несчастному виду кажется, что они безропотно отдались стихии и воле волн. Действительно, многих из них в воде подстерегает беда — за пингвинами с удовольствием охотятся морские леопарды и касатки.

26 марта. Сегодня два крупных события: вечером приходит санногусеничный поезд с Востока и день рождение нашего шефа В. К. Бабарыкина. Как утверждает сам Кузьмич, он из казаков. Могучего телосложения, выше среднего роста, внешне привлекателен, пронзительные серо-голубые глаза, крупные, волевые, но правильные черты лица, на голове густая шапка русых волнистых волос, на зимовке отпускал только пышные усы. Прошел всю войну в разведке, имеет много боевых наград, в том числе редкий орден Александра Невского. За работу на дрейфующей станции «Северный полюс-3» и в первых советских антарктических экспедициях (был начальником станций Полюс Недоступности и Советская) награжден двумя орденами Ленина. Бабарыкин имеет среди наибольшей заслуженный авторитет. Как-то в откровенном разговоре признался мне, что поначалу был против моей кандидатуры в САЭ — уж очень большая ответственность: синоптик один на всю экспедицию. Поэтому хотел подыскать знакомого в Гидрометцентре СССР, но меня отстоял Н. И. Тябин поскольку хорошо знал по работе в Арктике. Я с волнением и опаской спрашиваю: «А сейчас взял бы?» Отвечает: «Сейчас бы, конечно, взял». Сразу отлегло на душе. Вспомнил Ваню Солнцева из повести В. Катаева «Сын полка» — значит, показался…

Семь часов вечера. Настроение у всех приподнятое. На улице ясно, но метет поземка. Местные фоторепортеры заняли свои места. На горизонте появляется долгожданный поезд. Впереди тягач с балком, над ним развевается государственный флаг СССР. Вторым идет мощный снегоход «Харьковчанка», дальше еще целая вереница машин, только снежная пыль столбом. Многие жители Мирного выбежали встречать этих мужественных парней, прошедших через огромные трудности в бескрайних ледяных просторах Антарктиды. Они испытали и кислородное голодание на высотах свыше 3,5 километров, и лютые морозы до минус 65 градусов, и жестокую пургу после прохождения станции Пионерская. Начальник отряда Анатолий Лебедев здорово похудел и почернел, остались только знакомые обледенелые усы. Да и другие потеряли не меньше, чем по восемь-десять килограммов своего веса. В девять часов вечера, быстренько помывшись и приодевшись, все собрались в просторной кают-компании на торжественный ужин. Вода с потолка уже не капает, так как на дворе мороз. Н. И. Тябин произносит традиционный длинный тост за участников похода. Говорят речи магнитолог и парторг Валентин Иванов, шеф-повар Федор Ларионов, а от имени походников ответное слово взял Анатолий Лебедев. После ужина продолжаем чествовать своего именинника Бабарыкина уже дома, дружной аэрометотрядовской семьей. Немцы принесли ящик пива, а у нас нашлось кое-что покрепче. Задушевные разговоры продолжались допоздна.

1 апреля. Как утверждают некоторые ехидные люди, сегодня наш профессиональный праздник — день синоптика. Все меня с улыбочкой поздравляют, даже с Востока прислали телеграмму Бардину СССР Буттенбергу ГДР. Мы не возражаем. Пусть тешатся. Как нарочно, мой вчерашний прогноз не оправдался. Скорость ветра не превышала сегодня пятнадцати метров в секунду, а я давал двадцать пять-тридцать. На завтра опять даю штормовой прогноз, все же он должен оправдаться, так как будет уже второе апреля.

У Джона Гринхилла беру уроки английского языка. Взаимно обучаю русскому. Сегодня он выучил три фразы: спасибо, добрый день и спокойной ночи. Джон — сравнительно молодой человек приятной наружности, с пышной черной бородкой, роста чуть выше среднего, худощав и улыбчив. Он прибыл на Уилкс на зафрахтованном у датчан судне «Тала Дан», чтобы установить и испытать свою аппаратуру по космическому зондированию атмосферы. Утром показал Джону наше бюро погоды, в том числе обратил внимание на принимаемые из Австралии с помощью фототелеграфной аппаратуры синоптические карты, подарил ему две для специалистов, чтобы знали, как их работу используют в Антарктиде.

Над Мирным сейчас полощутся на ветру три государственных флага: СССР, ГДР и Австралии в честь гостя.

Последней пургой наш дом завалило так, как будто мы его и не откапывали с помощью бульдозера. Внешний вид такой же, как в период пересменки. Придется, наверное, за зиму еще не раз делать траншеи.

16 мая. Два дня продолжался общестанционный аврал по устройству стока из бани. Во льду нужно было продолбить глубокую траншею. Работали по четыре часа на морозе тридцать и ветре до тридцати метров в секунду. Кто этого не испытал, тому трудно понять, ч|го это такое. Мешкают ломы, пешни и кирки, во все стороны летят осколки льда, снег забивается за шиворот и залепляет очки, валит с ног ураганный ветер, из-за рева которого невозможно разобрать щедро рассыпаемые шутки и прибаутки неистово трудящегося люда, в просветах между зарядами снега можно видеть выразительную мимику мокрых раскрасневшихся лиц со скорченными рожами. Я честно заработал здоровенный фурункул на шее, и голова моя вращается теперь только вместе с телом. Мои нелепые разбалансированные движения с ломом в руках и удары в лед в опасной близости от ног окружающих только способствуют новому взрыву веселья ехидных и безжалостных сотоварищей.

Солнце всходит теперь часам к двенадцати, а в пятнадцать уже снова заходит. На завтрак и на ужин ходим, когда еще или уже темно. Весь поселок освещен белыми и красными огнями, особенно красиво оформлена кабельная эстакада вдоль Мирного, свет которой напоминает нам городские уличные фонари. В пургу, конечно, ничего не видно, приходится ходить временами буквально на ощупь. Вообще это почти безопасно. По крайней мере, с ледового барьера может упасть только подвыпивший или «рассеянный с улицы Бассейной», так как границы всего поселка обтянуты прочными леерами. Правда, в последнюю пургу с ветром свыше тридцать метров в секунду ионосферист Володя Овсянников заблудился и бродил вдоль леера около часа, а начальник передающей станции Александр Дряхлов так и не смог попасть на ужин, сбился с пути и вынужден был вернуться обратно на передающую, чтобы вскрыть свой НЗ — неприкосновенный запас, состоящий из сухарей и консервов.

22 июня — день зимнего солнцестояния в южном полушарии, по традиции самый большой праздник в Антарктиде. С утра у всех приподнятое настроение. Скоро из-за горизонта увидим первые лучи долгожданного солнышка. Начинается вторая половина нашей зимовки. Большинство полярников заканчивают работу немного раньше, так как торжественный ужин назначен на шесть часов вечера. Все одеваются понаряднее, многие в строгих костюмах, при галстуках. Праздничные столы ломятся от разнообразных закусок. Произносятся тосты за полярников, их замечательных мужественных родных, за тех, кто в море.

Постепенно подходят остальные наши товарищи. Веселье продолжается. Как всегда, в такой теплой дружеской компании находятся таланты поплясать и спеть. То тут, то там ведутся задушевные разговоры. Неистребимые любители азартных спортивных игр вскоре начинают состязаться в биллиард или забивать «морской» козла» в домино под шумные одобрительные возгласы многочисленных болельщиков. В заключение смотрели американский цветной художественный фильм «Глен Миллер».

29 июня с утра до шестнадцати часов при неровном свете факелов работали на припайном льду по установке палатки и устройству гидрологической лунки для Германа Баранова, который был руководителем и стахановцем-ударником одновременно. Сначала было довольно холодно, а под конец, когда поставили палатку над выдолбленной лункой, стало жарко. С берега протянули электрический кабель, внутри палатки закрепили лебедку, направив штангу с тросиком прямо над лункой. Теперь можно опускать приборы для измерения направления и скорости течения и брать на исследование пробы морской воды. На следующий день из этой лунки неожиданно выглянул большой серый тюлень Уэдделла, который здорово напугал добровольного помощника гидролога — нашего уважаемого доктора В. М. Трошина.

6 июля — первый безветренный день в этом месяце. Ночью был обильный снегопад, поэтому снега по колено. Как всегда после непогоды, откопал свое окно. Наконец-то появился белый свет. Это наше маленькое счастье аэрометотрядовцев — жить в доме, хоть и занесенном по самую крышу, но не погребенном толщей снега. В таких условиях еще живут радисты в доме номер четырнадцать. Все остальные дома в поселке Мирный глубоко замурованы под снегом на три-четыре метра и вход в них через колодец на крыше, а дальше по крутому, почти вертикальному трапу вниз. Нужно быть предельно собранным и достаточно ловким при доставке в дом глыб напиленного снега для таяния воды и извлечения содержимого санузла и прочих бытовых отходов наверх. Обычно в такой операции участвует два человека. Рискует больше тот, кто внизу, так как поднимаемое стремится иногда падать обратно. Пожалуй, единственным преимуществом «мирян», живущих под снегом, является первозданная тишина в домах, даже во время самой жестокой пурги.

Впоследствии, на других зимовках мне довелось жить во внешне симпатичных алюминиевых домах на сваях, как на «курьих ножках». В таких домах во время урагана чувствуешь себя намного хуже, чем в скором поезде Москва-Владивосток. Все здание трясется, как в лихорадке, трудно писать и читать. Иногда кажется, что дом сорвало со стальных оттяжек и он парит в воздухе. Становится даже жутковато. Страшная какофония воющих, стреляющих и громыхающих звуков совершенно подавляет психику человека. На крыше где-то противно, аж до ноющей боли в здоровых зубах скрежещет оторвавшийся лист кровельного железа, по стене гулко и монотонно, как метроном во время блокады Ленинграда, хлопает вовремя не закрепленный кусок толстой проволоки, заунывно, на высокой ноте гудят натянутые, как струны, провода качающихся радиоантенн. Как будто пляшет и веселится на шабаше сразу тысяча разгулявшихся чертей. Да вдобавок еще к чему ни притронешься — крепко бьет статистическим током, только в темноте сыплются синие искры. Несмотря на довольно низкую температуру (в пургу все тепло из домов выдувает), за ночь раз десять люди просыпаются в холодном поту. Днем такие полярники ходят злые, не выспавшиеся, прямо на ходу клюют носом, а ночью опять наступает бессоница. Если пурга продолжается неделю подряд, что совсем не редкость, так понятной становится тоска «серого» в лунную ночь. Действительно, от всей души хочется «завыть волком» из-за своего бессилия что-нибудь изменить. Именно в такие периоды и бывают чаще нервные срывы, особенно у молодых полярников.

7 июля (воскресенье) — второй день стоит отличная погода. Переменная облачность, преимущественно высоко-слоистая. Тихо, временами тянет слабый ветерок с юго-запада. После обеда из редких облаков пошел пушистый снежок. Теплынь, минус 15. Не хочется уходить с улицы. Мы и не уходим. С десяти часов утра до самой темноты, до четырех часов вечера работаем по расчистке снега около своего дома.

12 июля. Прочитал «Последнюю экспедицию» замечательного английского полярного исследователя Роберта Скотта, (его дневник). Написано очень простым и скупым языком, но не оторваться, а прощальные письма родным переворачивают душу и потрясают до слез. Теперь Роберт Фальконе Скотт предстает перед глазами как живой, исключительно мужественный и волевой человек. Писать подробный дневник в тех условиях, буквально замерзая от холода и голода — это был беспримерный героизм. Навсегда запомнится благородная смерть капитана Отса, который полуобмороженный, чувствуя, что теряет последние силы, чтобы не быть обузой товарищам, уходит от них в сторону, говоря, что может быть он не скоро вернется…

Свыше 700 миль, почти полторы тысячи километров пешком с большим грузом на санях за 75 дней, выполняя регулярные метеорологические наблюдения в жестоких антарктических условиях (ледниковые трещины, мороз, пурги, заструги) — это был колоссальный титанический труд на грани человеческих возможностей. На почерневшем деревянном кресте могилы Р. Скотта вблизи новозеландской антарктической станции его имени выбита известная надпись: «Бороться и искать, найти и не сдаваться!».

Скоро состоится первая ледовая разведка. Герман Баранов почти каждый день спрашивает у меня прогноз погоды. Много разговоров о кораблях, которые придут за нами. Поговаривают, что родная «Обь» выйдет даже в сентябре, а нас сменят в декабре старушка «Кооперация» и «Лена» — родная сестра «Оби». Многое еще может измениться, но все равно интересно поговорить-посудачить. Возможно, что из Москвы прилетит и наши тяжелые самолеты АН-12 иди ИЛ-18. Что ж, будем ждать и готовиться. Американский адмирал Риги из Мак-Мордо запросил о возможности прилета к нам и на Восток в декабре этого года. Так что жизнь скоро забурлит и в наших краях.

Вечером смотрели фрагменты из любительского фильма Петра Астахова о нашей экспедиции: плавание на теплоходе «Эстония», первая встреча в Мирном, брачная пора императорских пингвинов, аврал возле нашего дома по откопке входа от снега, огни Мирного во время полярной ночи. Отдельные сцены очень впечатляют. Есть и цветные кадры, но главный интерес в том, что засняты кругом все свои люди и в работе и в минуты отдыха.

По возвращении из кают-компании домой наблюдали яркое цветное полярное сияние с преобладанием красноватых оттенков, расположенное в северной части горизонта в виде дуги с запада на восток. Наиболее красивые формы Астахов пытается фотографировать на высокочувствительную пленку. Самое красивое полярное сияние я видел в 1954 году в Палой губе под Североморском Мурманской области, когда проходил стажировку матросом Северного флота на базовых тральщиках. На Чукотке полярные сияния различных форм (драпри, корона, просто-свечение неба) бывают довольно часто, но цветные встречаются очень редко.

26 июля. До обеда было относительно тихо, поэтому научные подразделения и даже радисты (обычно они и врачи-хирурги в таких авралах не участвуют — как и пианисты, берегут свои пальцы) помогают транспортникам в их нелегком труде. Производится ремонт и восстановление огромных тяжеленных гусениц с уширителями тягачей ATT и «Харьковчанок». Забиваются новые пальцы, заменяются старые, с трещинами, траки. Как обращаться с «Катюшей» или, по-научному, с «микрометром», а попросту с кувалдой, нас учат молодые водители-механики, бывшие недавние танкисты Анатолий Щеглов и Василий Рыскалин (как тяжело было вскоре узнать о их нелепой гибели в Антарктиде). Мы с Нетером Ничке тоже махаем кувалдой около двух часов. Временами сердце колотится так, словно хочет вырваться из грудной клетки. Тогда немного отдыхаем. Каково же походникам во время движения по куполу на высоте более трех тысяч метров при дефиците кислорода, когда лопаются стальные пальцы и мощный тягач беспомощно останавливается из-за распустившейся гусеницы. Вот тогда там подобная работа на морозе под семьдесят градусов — адский труд!

Постепенно потянул поземок, бегу в синбюро, быстро наношу данные на карту погоды, делаю тщательный анализ синоптической обстановки и в обед но трансляции вынужден дать штормовое предупреждение:

— Товарищи полярники! Во второй половине дня ожидается значительное усиление восточного ветра до ураганного, при полном отсутствии видимости. На улицу выходить только группами. Будьте осторожны!

Действительно, к вечеру ветер в порывах доходил до 35 метров в секунду. Во время урагана на советских антарктических станциях соблюдается «железное», выработанное очень дорогой ценой, иногда даже жизни неосторожных полярников, правило предупреждать жильцов дома, из которого выходит группа, и обязательно — телефонный звонок в тот дом, куда люди направляются. В это время в обоих домах следят за контрольным временем передвижения полярников. По истечении этого времени на поиск потерявшихся должна отправляться спасательная партия, которую специально готовят и тренируют из физически крепких и опытных ребят. В нашей экспедиции ее командир наш шеф Виталий Кузьмич Бабарыкин.

12 августа. Всю неделю пуржит. Ежедневно предельные отметки больше 25 метров в секунду. Дальше в лес — больше дров. Сегодня опять знаменательный день: ветер достиг в порывах своего максимального значения за нашу зимовку — 50 метров в секунду, а средний за 10 минут составил 40 метров в секунду.

При выходе из дома первая задача — вылезти на сугроб. Это не так-то просто. Дом наш опять окончательно занесло, и мы начали выбираться на свежий воздух через люк на крыше. Все оглушительно гремит и свистит, жуткая круговерть, видимости никакой. Вертикально встать нечего и мыслить, так как ураган могучим давлением сразу сшибает с ног. Приходится идти низко пригнувшись, осторожно, наощупь ставя ногу вперед, желательно за какой-нибудь заструг. Хорошая обувь в пургу только резиновые сапоги с толстой подошвой, валенки ужасно скользят и не удерживают на жестком, обледеневшем снегу. Вторая задача: добраться до леера, до него метров десять, но важно не промахнуться. Крепко уцепившись за леер, уже можно передвигаться в нужном направлении, но подстерегает другая опасность: с саней, что стоят возле кают-компании и на которые дежурные выбрасывают с камбуза деревянные бочки, ящики, коробки, банки и другой мусор, время от времени с огромной скоростью пролетают разные, иногда довольно тяжелые предметы, достаточные, чтобы в случае прямого попадания покалечить или ушибить человека (такие случаи история Мирного на памяти имеет). Поэтому приходится еще ниже пригибаться, чтобы уменьшить поле собственной мишени. Когда со свистом что-то пролетает совсем рядом, но мимо, поневоле приходится бормотать вроде: «Пронеси, Господи!».

Иногда хочется попытаться взглянуть вперед, но мощным напором мгновенно забивает и нос и рот; легкие до отказа полны воздухом, задыхаешься, как под водой. Мелкий перетертый снег мириадами иголок беспощадно и больно бьет в лицо, как песком, режет глаза. Снежная пыль настолько мелка, что забивается буквально во все складки и малейшие отверстия одежды. Мои рукавицы предусмотрительно связаны длинным шнуром, продернутым в рукава, как у детишек в детском садике. Эта мера вовсе не лишняя. Народы Севера тоже пришивают рукавицы к малице или парке, чтобы их не сорвало ураганным ветром. Ряд «мирян» свои рукавицы уже «посеяло».

При ветре свыше 30 метров в секунду полярники по поселку передвигаются только группами, в связке. Это и безопаснее и веселее. Уместно при этом заметить, что оказавшись один на один с разбушевавшейся стихией, неопытный человек нередко теряется, что чревато самыми непредсказуемыми последствиями. Самое неприятное — потерять ориентацию в пространстве, заблудиться. В отдельных случаях могут быть полезны следующие советы. Не кидаться без толку в стороны, терпеливо ждать малейшего просвета или кратковременного ослабления урагана, чтобы увидеть какие-нибудь заметные предметы-ориентиры: фонари, вехи, столбы, дома, технику и т. д., которые следует накрепко запомнить еще заранее, в хорошую погоду (Эффективно и надежно поступил японец Кейзо Фунатсу из международной экспедиции «Трансантарктика», что на собаках пересекла всю Антарктиду в 1989— 90 гг. Недалеко от Мирного, попав в пургу, он закопался в снег, пережидая погоду более 14 часов). В подобной ситуации важно не заснуть, иначе во сне можно замерзнуть. При внезапной пурге на Чукотке местные жители, как правило, тоже закапываются в снег, ожидая улучшения погоды иногда по нескольку суток.

Об авторе. Бардин Геннадий Иванович — известный полярник, участвовал во многих экспедициях как в Арктику, так и в Антарктиду, где достойно представлял северный народ ханты. Наш земляк проявил себя не только как высококвалифицированный специалист, исследователь, но и как хороший организатор; он был начальником Певекского территориального управления по гидрометеорологии и контролю природной среды в Арктике, возглавлял 21-ю Советскою антарктическую экспедицию. Публикуемые заметки — это фрагменты из книги «От Чукотки до Арктики»

Журнал «Югра», 1992, №1