Описание Березовского края

Абрамов Н.А. 

 

На фото: Березовская заготконтора, 1912 год

Н.А. Абрамов – автор многих работ о Сибири. Более 7 лет (с 1842 г.) он служил в березовском уездном училище, при нем не только увеличилось количество учеников в училище, но и среди них появились дети коренных жителей. Одновременно с учебной работой он изучал архивные документы Березовской воеводской канцелярии, старинные предания, вел этнографические наблюдения. «Описание Березовского края» – это основательное научное исследование, в котором соединяются материалы по истории, географии, этнографии обширнейшего северного края.

«Коренные жители Березовского края – остяки и самоеды. К ним, по покорении Сибири, присоединились русские: казаки, крестьяне, класс торгующих, духовенство и чиновники.

В древних актах при упоминании народов, населявших обе стороны Северного Урала, нигде не встречается имени остяков, между тем как о сопредельных им племенах – самоедах, юграх и вогулах – есть свидетельство ранее XIII столетия. Надобно положить, что остяки разумелись у нас с древности под именем югры, хотя Югрия, между Обдориею и Кондиею, была только среднею частью остяцких владений, где ныне волости Ляпинская и Сосьвинская, по рекам Сыгве (Ляпину) и Сосьве¹. Остяки говорят, что в древности они назывались аръяхи – многолюдье: ар – много и хо – человек. И действительно, народ этот в древности был очень многочислен; имел несколько отдельных «княжеств», которые между собою вели войны, что доказывается и сохраняющимися у остяков преданиями. Войны эти были, между прочим, из-за разных оскорблений, из видов корысти, а нередко из-за красивых женщин и девиц. Впоследствии остяки начали называть себя хондихо; они уверяют, что это имя они присвоили себе после лишения своей самостоятельности и из раболепной преданности страшным покорителям их – татарам. Хон – хан, царь и хо – человек – хон-хо или хондихо означает ханских людей, ханских подданных. Другие говорят, что хондихо просто значит человек с р. Конды. Но гордые повелители их, татары, или, как остяки их называют, хотаны, называли остяков уштяками. Это презрительное название на языке татарском означает людей грубых, невежественных, подобно тому как римляне называли некоторых покоренных ими народов barbarus. С названием уштяков, переформованных русскими в остяков, они вошли в состав Российского государства при покорении Сибири. Ни один народ, сопредельный с ними, не называл и не называет их остяками, кроме татар и русских. Самоеды называют их тагами. По преданиям остяков, они очень долго находились под властью хотанов. Это сведение может подтвердиться влиянием татар на остяков в разных отношениях. Сии последние много переняли от них в образе жизни. Хижины остяков строятся подобно татарским с нарами и чувалом; амбары для поклажи разных вещей и съестных припасов – на высоких стойках. Хлеб называют по-татарски нянь, табак – шар, курительную трубку – ханзя. Женское одеяние и наряды остячек совершенно татарские. Голову и лицо они всегда закрывают платом, как татарки. Некоторые из почетных остяков жалованы были от татар мурзами и тайшами; обдорские князья до настоящего времени имеют прозвание Тайшиных, даже остаются до настоящего времени татарские названия некоторых мест, например Османовогородище. Несмотря на то что остяки около 270 лет находятся под Русской державой, русское влияние менее заметно на них, чем татарское. При построении Березова первые воеводы были из бояр, и потому остяки всех чиновников называют бояре. Своих прежних правителей, называемых татарами тайшами, начали называть по-русски князцами, а мурз – старшинами. При обращении в христианскую веру у остяков вошли имена: поп, священник, церковь, образ и проч. От русских перешло к остякам вино, чай, сахар, самовар.

Остяки занимают пространство, начиная от Тогурского отделения Томской губернии, по р. Оби и впадающим в нее другим рекам, за 150 верст далее Обдорска; остяцкие селения расположены одно от другого в 20, 30, 40 и более верстах. В одной деревне бывает от 3 до 20 юрт (хижин). Зимой живут в лесах поблизости рек. Хижину их составляет изба с сенями, а нередко и без сеней. В углу, близ дверей, по примеру татар находится глиняный чувал, в котором весь день стоймя горят дрова; возле стен нары с разостланными на них сплетенными из травы тагарами (рогожами); одно окно, в которое у некоторых, вместо стекол, вставлена льдина. В одной хижине живет семейств по пяти, и для спанья каждому сделаны особые из досок перегородки, похожие на конские стойла. Неопрятность в сих жилищах крайне отвратительна. Для поклажи рыбы и других съестных припасов подле хижины находится амбар на высоких стойках. Лишь только весною откроются реки, в начале июня, остяки, собрав все свое имущество, складывают его в две продолговатые и глубокие лодки, вместе спаромленные, и отправляются на берега Оби и других больших рек. Там живут в берестяных чумах (палатках) до сентября, занимаясь рыбною ловлею. Остяки сложения слабого, вялы, видом старообразны, цвет лица желто-бледный, глаза узкие, большею частью загноившиеся; лицо круглое, плоское, нос широкий, волосы черные и у мужчин большею частью висят вокруг головы космами (впрочем, кодские и сосьвинские завязывают их в пучки шелковыми шнурками); бород нет; если же у кого начнет пробиваться волос, то его выщипывают. Женщины ничем не красивее мужчин и гораздо неопрятнее их, особенно севернее Березова. Но остячки сосьвинские опрятнее и красивее других.

Язык остяцкий в Березовском крае разделяется на четыре совершенно различные наречия: обдорское, югорское (сосьвино-ляпинское), березовско-кодское и сургутское. В первое вошло немало слов самоедских и зырянских; во втором самая большая часть слов вогульских, потому что вогулы издавна смешались с здешними ляпинскими остяками и известны стали под именем сих последних; в третьем много слов татарских от близости их жительства и частых с ними сношений; в последнем, совершенно различном от прочих много слов, заимствованных от разных сопредельных племен и народов. Вообще язык остяцкий очень беден; для примера возьмем несколько слов их сформирования. Юх – дерево, тут – огонь, тут-юх – дрова (дерево для огня), кеу – камень, тут-кеу – кремень (камень для огня), мис – корова, инк – вода, мисизинк – молоко (коровья вода), торн – трава, сердта – резать, карты – железо, торн-сердта-карты – коса (для кошения сена).

Письмен остяки не имеют. В делах для рукоприкладства ставят имеемую каждым родом тамгу, изображающую крест, зверя, птицу, дерево и проч. Долги купцам для памяти замечают вырезками на особой длинной палочке, которая раскалывается надвое: одна половина отдается заимодавцу, другая остается у должника. При выплачивании долга обе половины палочки складывают вместе для верности: сойдутся ли вырезки одни против других, нет ли подмены со стороны кредитора и насчитывания лишнего. Если долг уплачивается частями, то на сколько рублей сделано уплаты, столько отрезывается и рубцов от палочки.

Пища остяков самою большею частью – рыба вареная, сырая, сушеная и мерзлая; оленье мясо, вареное и сырое, и летом перелетная птица. Хлеба они употребляют гораздо менее русских, делают из муки раствор и пекут в чувалах в золе пресные тонкие лепешки, варят салым, жидкую похлебку из ржаной муки, которую заправляют рыбьим жиром. У остяков лакомство составляют варка, т. е. рыбьи брюшки и кишки, уваренные догуста в рыбьем жиру; позёмы, т. е. хребты муксунов, летом прожаренные на солнце.

Мужское и женское платье остяков имеет в себе много особенного. Оно состоит большею частью из оленьих шкур, как у всех полудиких северных обитателей Сибири, и только с некоторым различием в украшениях. Малица, главная их одежда, шьется из оленьей шкуры шерстью к телу, прямого покроя, в виде мешка, длиною по колени, с рукавами и пришитыми к ним рукавицами и отверстием для головы. Снизу к ней делается опушка из собольего или волчьего меха. Надевается прямо чрез голову. Малица подпоясывается довольно низко широким кожаным ремнем, унизанным медными пуговицами, как чешуею, и с большою напереди пряжкою, тоже медною. К этому поясу привешивается сбоку нож в кожаных ножнах и сумка кожаная с огнивом. Парка, во всем схожая с малицей, с тою только разницею, что шьется шерстью наружу. Сверх сих одежд в сильные холода в дорогах и лесах остяки надевают третью, из оленьей же толстой шкуры одежду, называемую гусь, шерстью вверх, с пришитою из той же шкуры назади шапкою, шерстью также вверх. Обувь зимою состоит из длинных чулок, сшитых из молодых оленьих шкур шерстью к телу, называемых чижами. Сверх них узорчатые пимы также вроде длинных чулок из черных и белых шкур с оленьих ног. Летом остяки носят сверх рубашки и ровдужных штанов так называемый гусь, подобный покроем зимнему гусю, из сукна ярких цветов; обувь, называемую неговаи, из ровдуги (выделанной оленьей кожи) наподобие чулок. Женская одежда состоит из холстяной, ситцевой или другой бумажной или шелковой материи однорядки, рубашки с воротником, унизанным стеклярусом, на груди и по подолу вышитой разноцветными шерстями. Волосы назади заплетают в две косы и к ним привязывают по покроме из сукна длиною до колен с нанизанными разными металлическими кружками, бляшками и побрякушками. Начиная с того времени, когда начнется периодическое женское отправление, до самой смерти женщины постоянно носят вороп (zona) подобно древним римлянкам. Это широкий пояс по голому телу с пропущенною сзади и спереди между ног настеженною холстинкою, которая спереди пристегивается к поясу. Сказать остячке слово «вороп» – значит сделать горькое оскорбление. Зимою женщины носят шерстью вверх оленью шубу наподобие капота с частыми завязками напереди, украшенными кисточками и побрякушками. Снизу эта шуба подбивается песцовым или заячьим мехом. Обувь та же, какая и у мужчин. Голову остячки всегда покрывают длинным и широким цветным платком, называемым вокшим, с длинными нитяными бахромами, закрывая им почти все лицо. Для щегольства татуируют, или испещряют, себе руки: накалывают иголкою разные фигуры птиц, зверей и проч. и затирают сажей.

Остяки по примеру татар за невест своих платят отцу их калым, или установленную плату. Пока весь калым не будет уплачен, дочь остается у отца, но жениху не возбраняется приезжать к невесте и спать вместе с нею. Когда наступит время родов, то остячка из общего жилища отделяется в особую юрту и по рождении младенца проживает там до пяти недель; потом для очищения родильница разводит огонь и бросает в него или бобровую струю, или другое пахучее вещество, трижды перескакивает чрез тот огонь, окуривается и наконец возвращается к мужу. При погребении умерших остяки в знак сожаления о покойнике ногтями исцарапывают себе лицо до крови, дерут волосы и, окровавленные, бросают их на умершего, ибо верят, что душа его чрез несколько дней придет узнать о всех сердечных действиях к умершему. С покойником кладут в могилу все нужные в жизни вещи: одежду, лук, стрелы, топор, нож и проч. Нарту, на которой привозят покойника, оставляют на его могиле, а оленя приносят в жертву. Жена по смерти мужа, оболванив дерево наподобие человека, одевает его в одежду мужа и ставит на то место, где покойный имел обыкновение сидеть, потчует его тем, что более нравилось умершему, ночью кладет возле себя спать и целует его, веря, что душа умершего видит все эти ласки и угождения. Этот болван держат год и более, а потом зарывают в землю с плачем и сожалением. Простота нравов, издревле сохранившаяся между остяками, достойна примечания. Они добросердечны, услужливы, гостеприимны и честны. Нет из них ни воров, ни обманщиков, и между ними не случается убийств. Заимодавцам долги выплачивают не только за самих себя, за отцов, но и за дедов. Остяк скорее согласится поступить в работу к заимодавцу, чем не заплатить ему долга.

Остяки, прежде покорения их Русской державе, имели свои княжества и владетели их назывались князьями. Главными из них были обдорский и кондинский, сосьвинско-ляпинский (югорский). Известные из сих князей были: обдорский Василий, крещенный в Москве в царствование Феодора Иоанновича и вскоре после того построивший в Обдорске церковь во имя св. Василия Великого; сын его, Мамрук, жил в царствование Бориса Годунова, Лжедимитрия и Василия Иоанновича Шуйского; Ермак, сын Мамруков, – при царе Михаиле Феодоровиче; Молюк – при царе Алексее Михайловиче; Гында, сын Молюка, – при царе Феодоре Алексеевиче. Тучабалда упоминается в делах 1706 года. Тайша, сын Гынды, в 1714 году крещен в Березове митрополитом-схимонахом Феодором и наречен Алексеем. Сын его – Василий Тайшин (1726 года). Василий Мурзин Тайшин крещен в Тобольске в 1742 году. Анда, сын Василия, – в 1750 году². В настоящем столетии Матвей Тайшин. Дед его в царствование императрицы Екатерины удостоился вновь получить грамоту на княжеское достоинство, и с нею присланы ему алый бархатный кафтан с воротником и полами, обложенными золотым галуном, камзол из белого атласа, вышитый золотом с блестками, красные сафьянные сапоги, малинового бархата шапка, обложенная золотыми шнурками, и пояс с кортиком. В 1831 году сыну его Матвею Тайшину, за благонамеренные и полезные действия по управлению подвластными ему инородцами, высочайше пожалована золотая медаль на аннинской ленте с надписью: «За полезное». В настоящее время князем сын Матвея – Иван Тайшин. В Кондинском княжестве в 1599 и следующих годах был князем Игичей Алачев. Один из сыновей его, бывши в Москве, принял христианскую веру и наречен Петром. По возвращении его в Коду сам Игичей отправился в Москву и там крестился. В 1602 году в месте жительства своего, Коде, построил деревянную церковь во имя св. Зосимы и Савватия, соловецких чудотворцев. В 1603 году принял христианство и другой сын Игичея, Михаил. Он жил в Москве и, будучи стольником, женился на русской девице из знатной фамилии. Сын его Дмитрий, рожденный прежде сего брака от остячки, вызван в 1645 году по указу государя в Москву и находился в стольниках. Впоследствии ему дана в поместье волость Лена на реке Вычегде, близ города Яренска (в Вологодской губернии), а владение его, Кода, поступило в казну. С того времени князцы в ней прекратились и остяки кодские обложены ясаком³. В делах Березовского земского суда, переданных из бывшей тамошней воеводской канцелярии, упоминаются остяцкие князья: в 1693 году казымский Юзор Райдуков, в 1706 году ляпинский Шекша; в 1712, 1713, 1714 и 1715 годах казымский Дмитрий Юзорин, сын князя Юзора Райдукова; ляпинский Матвей Шекшин, сосьвинский Петр Османов. В настоящее время титло князя имеет только обдорский, а прочих волостей управители называются старшинами, хотя некоторых из них и ныне остяки и русские называют князьями: князь сынский (на реке Сынье), князь сосьвинский и князь казымский. В 1837 году, когда ныне благополучно царствующий государь император в бытность свою наследником престола осчастливил своим посещением Западную Сибирь, березовские князцы и старшины, вызванные в Тобольск, пожалованы от него кафтанами из алого сукна с золотыми галунами, нарядными шапками и кортиками.

Остяки-язычники имели некоторое понятие о Боге, называли его Торым (добрый бог, властитель вселенной), почитали верховным божеством, живущим на небе, считали себя недостойными его внимания и не смели утруждать просьбами. По этой причине грубый материальный ум их изобрел низших божеств, которые, по их понятиям, имели ограниченную власть делать людям добро и зло и потому разделялись на добрых и злых. Некоторые из них в древнейшие времена вытесаны были шаманами из дерева, облечены в разные одежды и имели вид безобразного человека; другие, выплавленные из металла изображали птиц и зверей, особенно медведя. Остяки верили в бытие земных и водных божеств, покровительствовавших их промыслам, и строили им капища в сокровенных местах отдаленных лесов.

Издревле в сем крае много было чтимых идолов; некоторые из них были собственного изделия шаманов, другие занесены сюда из России во время обращения ее в христианство при Владимире, а большею частью занесены из Пермии в XIV столетии, когда св. Стефан крестил пермян. Известнейшие из идолов были.

Кумир, вылитый из золота; он сидел в чаше, в которую остяки вливали воду и пили в уверенности, что им не может приключиться никакого несчастия.

Рача, славный идол в Рачевских юртах, ему с разных мест собирались дары для жертв.

Близ нынешней деревни Белогорской, в 35 верстах ниже Самарова, была нагая деревянная женщина, сидевшая на стуле под березою. Остяки называли ее Большою богинею. При завоевании Сибири она приказала будто бы остякам схоронить себя; по иным же преданиям, она сама бросилась в Обь.

На устье р. Иртыша находилось капище с идолом, коего называли Обский старик – божество рыб. Он имел вид человека с безобразным лицом и рогами, жестяным носом и стеклянными глазами. На нем было несколько одежд и сверх их кафтан из красного сукна. Вокруг кумира лежали лук, стрелы, копье и кольчуга. По сказанию остяков, это божество их нисходило в бездны вод и вело войну с подводными божествами, проходило большие и малые воды и своею властью отпускало промышленникам столько рыбы, сколько кто заслуживал усердием в приносимых ему жертвах. Празднование Обскому старику было в мае месяце при открытии рек. По окончании первого рыбного промысла остяки, соревнуя друг другу, приносили идолу жертву: взяв самую жирную часть из лучшей рыбы, намазывали ею все лицо идолу, приговаривая: «Ешь, наш добрый бог, и на другое время дай больше рыбы».

В Белогорских юртах, на берегу Оби, было капище, и в нем медный гусь – божество птиц. Седалище ему было устроено в виде птичьего гнезда. Остяки верили, что сей боготворимый истукан легким и скорым летанием загоняет птиц в те места, где чтители его занимаются птицеловством.

В одном капище с ним был другой идол – самый главный у остяков и вогулов, но при обращении первых в христианскую веру в 1712 году он унесен на реку Конду к вогулам и там скрыт в отдаленности глухих лесов.

В Шоркарском городке было капище, посвященное идолу Ортику, который имел серебряное лицо, деревянную голову, вместо туловища мешок, набитый мягкой рухлядью; руки – суконные рукава, ног не было. Кумир был одет в суконный кафтан и поставлен в переднем углу капища на возвышении в виде стола. Его почитали другом и помощником Торыма.

Мастер, или Мастерко, находился близ нынешнего села Троицкого. В переднем углу капища, посвященного этому идолу, стоял большой мешок, набитый мешками разной величины и сверху туго завязанный. Посредине мешка спереди была привязана серебряная тарелка: вот изображение Мастерка. Его почитали помощником Ортика, вестником воли высших божеств и божеством здоровья. Больной, просивший от Мастерка помощи, должен был сшить ему мешок из холста, сукна или другой ткани, но не из кожи. Усердные клали ему серебряные вещи и деньги; рухляди ему не посвящалось.

Елянь, прислужник высших божеств, деревянный, с вырезанным лицом и острою головою, был обвернут в сукно, на голове у него была шапка из собачьей шкуры.

Мейк – божество зла, деревянное, одетое в бобровую парку. Заблудившиеся в лесу или степи просили его помощи и обещали жертвы.

Обдорский край имел своих идолов.

Золотая баба (Zolota baba), высеченная из камня, которую почитали пермяне до своего крещения.

В 70 верстах ниже Обдорска находились два идола: один в мужском, а другой в женском одеяниях, с особенным украшением в остяцком вкусе: одежды их обложены были разными мелкими металлическими фигурами, на головах же было по серебряному налобнику. Каждый идол стоял в особом капище при одном избранном дереве.

Сверх многих всеобщих идолов, каждый остяк и остячка имели у себя по идолу, вырезанному из дерева. Они были небольшие, обвитые разноцветными лоскутьями и хранились близ постели. Остяк, отправляясь на охоту или возвращаясь домой, отправлял пред пенатом разные обряды. Пришедши домой с добычею, поднимал руки пред идолом, напевая ему благодарность, потом, падая на колени, потчевал идола, крича громко: «Ешь, ешь!» – и намазывал идолу губы рыбьим жиром.

Остяки оказывали благоговение горам и деревьям, заключающим в себе что-нибудь особенное, возбуждающее в них чувство уважения и что издревле признано шаманами их за святыню. Ни один остяк не проезжал мимо тех чтимых ими предметов без того, чтобы сперва не выстрелил в них из лука. Проезжая водою близ них, старался держаться средины реки, чтобы веслом не коснуться до берега и тем не разгневать божества. Томимый жаждою, не осмеливался ни напиться воды, обтекавшей обожаемое место, ни вырвать близ него травы, ни сломать деревца. Остяки приносили своим идолам в жертву лучшую мягкую рухлядь; стрелы, много раз убивавшие зверя; также серебряные деньги, тарелки и блюда, на сей предмет сделанные, с изображением на них шайтанчиков (идолов), птиц и зверей. При народных бедствиях, как напр. при повальных болезнях, при неулове рыбы и зверя, при падеже оленей и проч., были общие жертвоприношения. Главный шаман предварительно отправлялся к одному из идолов, входил в капище и вопрошал его о жертвах. После сего, обратившись, объявлял народу волю божества. Для исполнения ее богатые со стадом оленей, а бедные без всего сходились к капищу. Шаманы вместе с предстоявшими, громко прокричав идолу просьбу, начинали кричать, биться, стучать в бубен, кружиться на одной ноге и в исступлении кататься по земле. В это время при беспрестанном крике одни жертвоприносители держали оленей за рога, другие стояли с натянутыми луками, третьи – с заостренными кольями. Как скоро шаманы ударяли оленя палкою в голову, остяки, вооруженные луком, в мгновение пускали стрелы в сердца оленей, а другие, с кольями, спешили добивать животных, полагая, что скорая смерть будет угодна идолу. Хозяева павших жертв тотчас вырезывали из оленей сердца, выжимали в блюдо кровь и потчевали ею идола, намазывая ему лицо; потом сами пили выпущенную из тела кровь. Мясо обносили трижды вокруг капища, сырое ели, а остальное разделяли между всеми жертвоприносителями, которые развозили его по домам для угощения своих семейств. Кожи с оленей вместе с головою и ногами развешивали и оставляли на деревьях, окружавших жертвенное место. Шаманы во все это время не переставали отправлять своих действий и наконец, пришедши в бесчувственное полоумие и потеряв силы, падали на землю. При сем случае у находившихся здесь остяков до того разгорячалось воображение, что им казалось, будто изо рта шамана выходил голубой дым. Это воображаемое явление служило знаком сношения шамана с идолом о приятности для него жертвы и об исполнении желания жертвоприносителей.

У остяков были разные идольские празднества. Ограничимся помещением здесь одного из них в честь идола Еляня. Остяки вечером собирались в одну юрту, где находился идол, и до двух часов пополуночи отправляли празднество следующим образом. Каждый входивший сюда остяк вертелся по три раза пред идолом и потом садился на правой стороне на нарах; левая же половина нар была закрыта занавескою, сюда сходились остячки, также при входе в юрту вертевшиеся по три раза. По собрании всех шаман начинал греметь железными саблями и копьями, заблаговременно приготовленными и лежавшими на шестах пред кумиром; потом каждому из предстоявших мужчин давал по сабле и копью, по получении коих остяки становились вдоль юрты и вертелись вдруг по три раза. Сам шаман, взявши в каждую руку по сабле, оборачивался к идолу спиною, и, когда начинал ударять одну саблю о другую, остяки как бы по команде, качаясь с одной стороны в другую, кричали разными голосами то редко, то часто, отставая один от другого. Потом при каждом повторении «Гай!» то поднимали оружие кверху, то опускали книзу. Крик сей и движение продолжались около часа, и, чем остяки долее ревели и качались, тем более приходили в некоторый род исступления. После сего, умолкнув, повертывались по-прежнему перед идолом и отдавали оружие шаману, который раскладывал его на прежние места. Окончив таким образом этот обряд, мужчины садились на нары. Тогда открывалась занавеска, скрывавшая женщин, и являлась новая сцена. Начиналась игра на домбре, остяки с остячками плясали. Пляска эта длилась долго и была попеременно то дика, то забавна, то слишком неблагопристойна. После пляски шаман снова раздавал оружие, и повторялся предшествовавший обряд. В заключение остяки, стукнув в пол по три раза концами сабель и копий, отдавали их обратно и расходились по домам.

Шаманы и шаманки, служители идолов, приобретали себе это «почетное» звание или по наследству, или по личным своим способностям. Для получения имени шамана требовалось многое: проницательный ум, твердый характер, мечтательное воображение, также правильность телосложения и гибкость членов, необходимые в телодвижениях. Приготовлявшийся быть шаманом старался чаще следовать за старыми шаманами, пристально всматривался в их действия, прислушивался к их рассказам, толкованиям снов и прорицательным ответам. При ощущении в себе способности проводил молодость воздержно и упражнял свои способности в приобретении познания шаманских искусств, с усвоением которых до того раздражал ум и чувства, что пред отправлением шаманских обязанностей приходил в мечтательное исступление. Он падал на землю и вопрошавшим давал ответы, сообразно желанию каждого и личным выгодам. Таким образом, время от времени занимая ум и чувства зрителей, снискивал себе доверенность и получал звание шамана. Остяки почитали шаманов свыше вдохновенными и верили их предсказаниям, как воле божеств. Посему и обязанность шаманов состояла в том, чтобы принимать приношения идолам, относиться к ним и объявлять полученные от кумиров ответы, угодна ли просьба и приносимая жертва. Шаманы при жертвоприношениях носили особенное платье длинного покроя, сшитое из звериных шкур, которое украшалось большим количеством металлических колец, бляшек, колокольчиков, изображений птиц и животных; ими так часто и плотно унизывалось платье, что нельзя было знать, из чего оно сшито. Голову свою шаманы покрывали иногда железными шишаками, а в другое время шапочкой из разноцветных суконных лоскутьев. Шаманки носили такое же платье, но голову оставляли открытою и растрепанною. Принадлежностью шаманов бы еще бубен; ударяя в него колотушкою, обтянутою кожею, шаманы тем как бы возбуждали свои силы к нужным кудесным действиям…

Русские выселены сюда вскоре по завоевании Сибири из губерний Вятской, Пермской и Казанской под именем ямщиков и поселились в селах: Троицком, Сухоруковском, Малоатлымском, Кондинском, Шеркальском, Чемашевском – и в деревнях Белогорской и Елизаровой, а также в городе Березове. Здешние крестьяне по большей части телосложения крепкого, росту выше среднего, лицом довольно красивы, волосы у них большею частью светло-русые. В селах и деревнях у них пространные дома и содержатся в опрятности; стены обиты шпалерами, передний угол преисполнен иконами суздальского или туринского письма; на стене зеркало, на нем белое из лучшего холста полотенце с вышитыми или выплетенными краями; стол накрыт белою, чистою скатертью или ковром; полы всегда чисты. Зимой по стенам в некоторых местах развешивают шкуры лисиц или соболей в доказательство, что хозяин – зверолов. Но при редком доме есть ограда; это доказывает, что здесь нет воровства. Конюшни, хлева и загоны для скота строятся за деревнею, и потому в деревнях улицы чисты. Мужчины летом занимаются рыболовством, зимою звероловством и извозами, и почти все живут очень достаточно. Пьянства, какое замечается в других сибирских местах, между крестьянами здесь нет. Крестьяне Березовского края очень опрятны в одежде и даже щеголеваты. Бороды бреют…

Как мужчины, так и женщины веселого и живого характера, охотники петь песни и плясать под игру балалайки. Ко всему этому должно прибавить, что они хорошей нравственности, очень религиозны; раскольников из них нет ни одного. Женщины здоровы и сильны. Летом, когда мужья заняты рыбною ловлей, они сами отправляют подводы, в лодку проезжающих чиновников они для гребли садятся по нескольку человек и веселыми своими песнями сокращают нередко скуную дорогу проезжего, особенно против воды и в осеннее время.

К русским жителям принадлежат также, кроме духовенства и чиновников, торговое сословие и казаки. Торговцы привлечены сюда выгодною торговлею с инородцами, а казаки – потомки тех, коих предки зашли сюда со времени покорения Сибири или присылаемы были впоследствии для охранения внутреннего порядка.

В Березовском крае находится один город – Березов.

Образование юношества в столь отдаленном крае от центра России и от губернского города началось открытием в Березове уездного училища в 1820 году. До 1842 года учеников было не больше 60, но с этого времени по 1849 год число их доведено до 108 человек. Не бывало примеров, чтобы тамошние инородцы решались отдавать детей своих в училище для обучения грамоте, но с 1844 года по 1849 год проходили все предметы уездного училища из самоедов двое, из остяков 12 ч.

В Березове купеческих лавок с разными товарами 8, погреб с винами 1, амбаров с мукою 37. Вообще здешние жители никакой особенной промышленности не имеют. Почти все они, кроме духовенства и чиновников, занимаются торговлею с инородцами.

Набрав у купцов в долг муки и разных товаров «на инородческую руку», они отправляются в юрты остяков зимою на оленях, а летом на лодках, выменивают там рыбу, пушного зверя, орехи, птичье перо, сдают их приезжающим в Березов торговцам, расплачиваются с заимодавцем, потом вновь набирают в долг товаров, опять сбывают их инородцам и этими прибытками продовольствуются целый год. – На стр.12 после слов: «занимаются торговлею с инородцами…».

Некоторые из жителей города содержат оленей от 10 до 50, от 50 до 100, а иные даже до 700 голов. Всех оленей, принадлежащих городским жителям, считается до 6000. Кроме того, в Березове жители содержат до 250 лошадей, до 260 коров, овец до 15 штук. Для огородных овощей в Березове есть 63 огорода.

Горожане летом питаются большею частью рыбой и перелетною птицей, а зимой рыбою же, боровою птицею, оленьим и «скотским» мясом, из коих последнее доставляется туда из сел Самаровского и Демьяновского Тобольского округа.

Березовский округ разделяется на пять русских обществ и девятнадцать инородческих волостей. Там к 1850 году было: русских сел, в том числе бывший город Сургут и крепостца Обдорск 17

деревень русских 6

остяцких 548

домов русских . 502

юрт, или хижин, остяцких 3049

самоедских чумов 1004

Вообще обоего пола жителей в округе 24023 души. Если к ним присовокупить жителей Березова 1186 (муж. 647, жен. 539), то получится полный итог народонаселения Березовского края в 25 209 душ.

До 1782 года вся администрация Березовского и Сургутского округов совмещалась в лице воевод и их товарищей, а с сего времени Березов и Сургут были зачислены окружными городами Тобольской губернии. В 1804 году Сургутский округ уничтожен и вошел в состав Березовского.

Общее число учащихся в Березовском крае (в 1849г. – Сост.): русских –209, инородцев – 87… Такое число учашихся относится ко всему народонаселению Березовского края, как 1:44.

Земское управление. По уважению дальних расстояний и трудности сообщения, Березовский округ разделяется на три отделения: Обдорское, Кондинское и Сургутское. В каждом из них постоянно живет земский отдельный заседатель.

Земледелию в Березове пока отказывает сама природа, и жителям не предстоит еще особенной нужды трудиться над возделыванием земли при гораздо выгоднейшей промышленности – звериной и рыбной.  Огородничество в Березове, южнее его и в Сургуте ограничивается преимущественно репой да картофелем.  В 1848 году всех огородов в Березовском округе было до 400.

Главную статью скотоводства в тамошнем крае составляют олени. При покорении Сибири лошадей в Березовском крае вовсе не было, но езда отправлялась на оленях и собаках. С водворением русских постепенно вводилось и содержание лошадей, особенно с того времени, когда переселены в Березовский край крестьяне из внутренних русских губерний под именем ямщиков. Впоследствии лошади разведены до самого Березова. Отсюда до Обдорска, остяки их не имеют. Обдорские русские жители содержат их для местного только употребления. В настоящее время всех лошадей по всему Березовскому краю до 6000.

Русские и оседлые остяки имеют коров средней породы, число коих в настоящее время определяется до 3000.

Южнее Березова и в Сургутском отделении у русских водятся овцы; есть они и в Березове, и даже с особенным попечением стараются развести и разводят их в Обдорске. Число овец в округе, преимущественно в южной и сургутской половине, простирается до 800.

Свиней, как и овец, держат только русские в городе и русских селах, особенно при берегах Оби. Летом они питаются рыбными кишками. К зиме свиней убивают и оставляют только для приплода, потому что содержание их здесь зимою, за неимением хлебопашества, стоит значительного расхода. Число свиней к осени бывает до 200.

К домашним животным Березовского края принадлежат собаки (canis sibirieus). Они употребляются как для звериных и птичьих промыслов, так и для езды в осеннее время, до выпадения снега, по гололедице, когда неподкованные лошади падают, и весною по мягкому снегу, когда они «проступаются». Всех собак в крае до 15 000.

Домашнюю птицу здесь «не водят», кроме обыкновенных кур, имеемых только в русских селениях. Гусей и уток не предстоит здесь надобности содержать, тем более что их здесь кормить нечем и, сверх того, множество разных перелетных птиц доставляют жителям яйца, перо, пух и пищу.

Мужчины делают лодки, нарты, лыжи, гимги, луки и другие вещи и орудия для промысла рыбы и зверей; летом косят сено. Остячки из крапивы приготовляют холст, из оленьих жил нитки, шьют для себя и мужей одежду, вяжут сети, колыданы, важаны, плетут из травы тагары, рубят дрова и помогают мужьям летом становить сено. Самоеды занимаются тем же, что и остяки, кроме сенокошения; умеют закаливать железо в сталь, из мамонтовой кости делают курительные трубки, варят клей из оленьих рогов; занятия самоедок те же, какие и остячек, но, сверх того, при перекочевках они обязаны расставлять и снимать чум.

Природа не производит здесь хлебных растений, вместо того наделила этот край с избытком многоразличными зверями, рыбами и птицами, промысел за которыми составляет главнейшее занятие здешних обитателей. В октябре месяце, лишь только падет снег, остяки отправляются в леса ловить зверей: соболей, лисиц, белку, горностаев, росомах, песцов и частью волков и медведей. Кроме того, некоторые охотятся за зверями и невдалеке от своих жилищ. В декабре большая часть ловцов возвращается из урманов с наловленными зверями, вносят ими ясак и продают русским торговцам, а некоторые остаются в лесах на всю зиму. В марте, до самой оттепели, остяки промышляют диких оленей и лосей. Самоеды же круглый год промышляют зверей…

Березовский край с самой весны до осени наполнен неисчислимым множеством перелетных птиц… и потому ловля птиц составляет также замечательный промысел здешних жителей. Добытая птица потребляется ими самими и не составляет статьи в торговле, но сбираемые с птиц пух и перо в количестве до 1500 пуд. на сумму до 2000 рубл. сер. идет на продажу.

Кедровые орехи хотя не каждогодно, но составляют также немаловажную отрасль промышленности в южной и восточной стороне здешнего края, т. е. в Кондинском и Сургутском отделениях. В урожайные годы собирается орехов до 10 000 пудов на 6500 руб. […]

Благодетельная природа наградила здешний край такими ягодами, которые составляют сколько подспорье в хозяйстве и лакомство здешних жителей, столько же и врачебные средства: брусница и клюква против горячки, морошка против цинги; прочие ягоды – рябина, голубица и черемуха. Брусницы сбирается до 2000 пудов на 400 рублей.

Сбыт произведений, получаемых от звероловства и рыбного промысла, составляет торговлю Березовского края. Для облегчения ее оборотов учреждены ярмарка в Обдорске, торг в Березове и торжки в некоторых селениях. Обдорская ярмарка начинается с 20-х чисел декабря и продолжается до половины января. Сюда прибывают самоеды для взноса ясака и для торговли, остяки из округа и зыряне из Архангельской губернии. Первые два племени привозят сюда шкуры пушных зверей, оленьи шкуры и мясо, гагачий пух, рыбу, мамонтову кость и лодки, а зыряне коровье масло, семгу, моржовые ремни, железные поделки и медную посуду, также малицы, парки, гуси и пимы. Русские с лета «заплавляют» сюда муку и привозят табак, сукна ярких цветов, холст, ситцы, платки, легкие шелковые материи, стеклярус… также чугунную, железную и медную посуду. Доставляемые зырянами и русскими хлеб и прочие товары промениваются на произведения, привезенные самоедами и остяками. Под ярмаркою бывает занято 120 амбаров. Остяки и самоеды променивают свои товары скрытно. От нарт своих подошедши к торговым амбарам, входят в них только тогда, когда в них никого постороннего нет; являясь к знакомым купцам, заслоняют спиною дверь и, вынув из-под своей одежды мягкую рухлядь, торгуются с купцом так скрытно, что никто не знает, кто из них, что и за какую цену продал.

По окончании Обдорской ярмарки, с половины января до первых чисел февраля, бывает торговля в Березове. Остяки окольных мест и самоеды съезжаются в город и привозят соболей, лисиц, белку, горностая, песцов и прочих зверей. Торг большею частью, как и в Обдорске, производится скрытно. Таким образом, незаметно никакого коммерческого движения и обыкновенных явлений ярмарки – деятельности, суеты и шума. Ценность денег остякам и самоедам мало известна. Общим мерилом для денег остается доселе у остяков белка и рыба муксун, а у самоедов белый песец.

При вскрытии рек в первых числах июня приходит из Тобольска в город Березов до десяти рыбопромышленных судов с хлебом и разными товарами, состоящими в железных вещах, сетях, ситцах, холсте, сукне и проч; хозяева «задают» городским жителям и инородцам хлеб и товар и в то же лето получают за них рыбу, клей, икру и птичье перо.

Кроме означенных ярмарки и торга, существуют в Березовском крае три торжка: 1) в селе Мужах Обдорского отделения 7 и 8 ноября (сюда съезжаются русские, остяки и из Архангельской губернии зыряне); 2) в селе Ларьятском Сургутского отделения с 22 по 30 мая и 3) в селе Юганском того же отделения с 8 по 15 июня.

Из Тобольска в Березовский округ ведут два тракта: первый на север до Березова и до Ледовитого моря; второй от села Самарова (в 500 верстах севернее Тобольска) к востоку до Сургута и до границы Томской губернии. Летом путь совершается водой, от Тобольска до с. Самарова Иртышом, а отсюда Обью; зимой же частью по берегам, а более по льду этих рек. От Тобольска на север 250 верст можно ехать на конях тройкой в ряд, а отсюда уже гусем узкой, малопроезжей дорогой до Березова и к востоку до Сургута. Зимняя дорога очень покойна: по ней мало ездят и оттого нет ни рытвин, ни раскатов. Неровности встречаются только на реках, когда в бурное время льдины, спершись между собою, образуют как бы окаменелые, вдоль по реке разметанные груды».