В.В. Бартенев
Кроме тех внешних условий материальной культуры, которые так неблагоприятны для прогресса вообще и для обращения в христианство, в частности, существуют еще препятствия из области духовной культуры.
Никогда не следует забывать, что религиозные понятия каждого народа тесно связаны со всем его миросозерцанием, которое, в свою очередь, складывается на почве бытовых условий его жизни. При постоянстве как внешнего быта, так и умственного развития останутся неизменными и его религиозные понятия.
Остяки и самоеды исповедуют религию, которая близко подходит, к монотеизму, у отдельных же личностей переходит в деизм. В дальнейшем изложении я буду говорить исключительно о религии остяков как более мне известной.
Остяки верят в существование высшего существа, которое они называют Торым. Торым один для всех веков, стран и народов. Это бесплотный дух, которому подчинены прочие второстепенные духи (кулль). По понятиям многих остяков, Торым мало вмешивается в мирские дела и совершенно бескорыстен; жертв приносить ему. не надо; они нужны только низшим духам — куллям. Но это воззрение, очевидно, новейшей формации, так как, судя по обрядам, видно, что и Торым требует жертв. Так, при поминовении умершего ставится три блюда: одно — покойнику, другое — водяному духу (йинг кулль), а третье Торыму.
Непосредственное ближайшее участие в жизни людей принимают кулли. Их призывает шаман в случае болезни остяка, тяжелых родов, пропажи какой-нибудь вещи и т.п. Кулли всегда требуют жертв, и остяки всегда удовлетворяют их: закалывают оленей на священных местах и тут же сами съедают. Рога вешают на ветвях священного дерева, тут же привешивают и разные тесемочки. На поминках остяки ставят богам вареную рыбу и чашку чая. Любопытно, что чай ставят только куллям, но не Торыму. Торым, очевидно, брезгует такими новшествами, как чай. Богам ставят и водку. К сожалению, я не могу сказать, как относится Торым к водке.
Кулли мало вмешиваются в человеческие дела, и лишь постольку, поскольку им это выгодно или касается их интересов.
Область fas резко отделена от области jus. Грехом считается только проступок против божества: святотатство, нарушение присяги. (Остяки присягают на медвежьей лапе.) Нарушившего волю богов ждет от них наказание в виде неудачи в промысле, болезни и смерти.
От ожидаемого наказания остяк может откупиться, принеся жертву богу. Был случай, что остяк, стащивший что-то со священного места (чрезвычайно редкий случай), откупился, пожертвовав богу халат.
К числу грехов относятся также и некоторые нарушения половой нравственности. Был, напр., такой случай. У одной остятки были трудные роды. Позвали шамана. Шаман забил в свой пеньзяр (бубен) и стал спрашивать роженицу, в чем она согрешила. По воззрениям остяков, трудные роды посылаются в наказание за грех против половой нравственности, и только тогда женщина разрешается от бремени, когда признается в грехе. На вопрос шамана остятка сказала, что она занималась онанизмом.
Но роды не наступали, и, шаман говорит, что не за этот грех ее карают боги. Тогда остятка сказала, что находилась в противоестественных отношениях с собакой (что, кажется, у них довольно часто бывает). Но и это оказалось не то. Наконец, остятка призналась, что жила со своим отцом, и тогда благополучно разрешилась от бремени.
Во всех остальных случаях боги не вмешиваются в людские дела. Убийство, кража, нанесение обид и т.п. грехом не считаются, хотя, конечно, осуждаются как преступление. Вообще, боги предоставляют людям жить, как они хотят, лишь бы приносили им жертвы, не нарушали присяги, свято чтили священные места и т.п.
Остяки верят в загробный мир — патлам. Слово «патлам» собственно значит тьма, темно. Патлам находится где-то на севере, почему остяки хоронят своих покойников ногами на север, чтобы «он как встанет, так и пошел бы прямо, куда ему следует». В патлам идут все без различия — и праведники, и грешники. Судя по остяцким похоронным обрядам, в патламе придется есть и пить, добывая пищу охотой и рыболовством. Для этого в гроб вместе с покойником кладут его одежду, ружье и прочие вещи.
Покойник может вернуться и блуждать вокруг своих близких в виде призрака. Остяки этого очень боятся и совершают разного рода обряды для предупреждения таких нежелательных визитов: обводят по краю гроба беличьим мехом и дуют в дверь юрты, чтобы изгнать дух покойного и т.п.
Но среди остяков есть много таких, которые отрицают загробный мир, а также и вмешательства богов в земные дела. «Когда я умру, — говорил один остяк, — то больше уже ничего не будет, сгнию, и все тут». Некоторые признают существование одного Торыма, которому, однако, не нужно приносить никаких жертв и просить его, ибо он и сам знает, что кому нужно.
Вообще при исследовании религиозных и иных понятий дикарей мало ограничиваться изучением одних обрядов и обычаев. Обряд есть форма застывшего понятия. Обряд указывает на то, что данное понятие когда-то существовало в сознании общества. Но прошли века, и значительная часть общества придерживается обряда лишь по привычке и рутине. Строго говоря, следовало бы для изучения миросозерцания дикарей применять статистический метод поголовного опроса. Но это очень затруднительно, да и неудобно по многим причинам. Единственный исход — образование на наших отдаленных окраинах кружков местной интеллигенции, преимущественно из уроженцев данного края. Кружки эти были бы своего рода местными этнографическими обществами или станциями. Они должны находиться в постоянном общении с столичными учеными обществами, получать от них книги, специальные журналы, программы исследования, запросы и т.п. Такой кружок, ведя из года в год наблюдения над жизнью инородцев, мог бы постепенно собрать богатый, вполне достоверный материал.
Вернемся, однако, к религии остяков. Посредниками между богами и людьми являются шаманы. Шаманом становится всякий, кто чувствует себя на это способным и кого признают таким остяки. Способность быть шаманом, вероятно, основывается на известной повышенной нервной деятельности, иногда прямо на психозе. Остяки обыкновенно не видят снов. Тот же из них, кто видит сны, уже считается способным к шаманству. Один остяцкий мальчик страдал какими-то странными припадками: он иногда уходил один в лес, терял там сознание, и ему являлись видения. Когда он рассказал об этом одному старому шаману и просил вылечить его, тот объявил: «Тебя лечить не надо, ты вовсе не больной, ты шаман».
Шамана приглашают для ворожбы по случаю болезни, пропажи и т. п. Шаман является вместе с помощником, повторяющим его слова, и с пеньзяром (бубен из оленьей кожи, в который бьют колотушкой). Ворожба происходит таким образом. Войдя в чум, шаман садится рядом со своим помощником, садятся и все присутствующие. Потом разогревают бубен для того, чтобы кожа натянулась туже: тогда звук громче Шаман начинает бить в бубен, сначала тихо и редко, потом все громче и чаще, наконец, изо всей силы.
Временами бой ослабевает, потом опять усиливаются эти странные звуки, глухо разносясь по тундре. При этом шаман, а за ним присутствующие кричат протяжно: «Ко-о-о-о! Ко-о-о-о!» Это делается для того, чтобы призвать духов. Когда духи слетятся к шаману, он начинает их вопрошать и ответ передает присутствующим.
Многим подобное богослужение может показаться смешным и производящим впечатление какой-то детской забавы. Но на самом деле это не так: бой шаманского бубна среди унылой и мрачной обстановки чума, слабо освещенного костром, ночью, в тундре, производит какое-то подавляющее и, во всяком случае, сильное впечатление. Становится как-то жутко при этих глухих, рокочущих звуках, в которых слышится что-то таинственное и мистическое. Кажется, что духи обдорской тундры действительно слетаются со всех концов и реют над чумом…
Нервное расстройство, которым, вероятно, страдают шаманы, резко выражается и в их гортанных криках, и в звуках пеньзяра, то замирающих до едва слышного дребезжания, то гремящих, как турецкий барабан.
Если все это действует даже на цивилизованного человека, чуждого всяких предрассудков, то каково же чувствует себя дикий остяк. Все это так гармонирует со всей обстановкой тундры, что лучшего и придумать невозможно для выражения религиозного чувства остяка или самоеда. Наша же церковная служба, не представляющая ничего похожего на вышеописанное, мало говорит сердцу инородца. Поэтому крещеные инородцы очень редко заглядывают в церковь, даже те, которые постоянно живут в Обдорске. Большая часть инородцев довольно редко бывает в селе; самоеды приезжают только раз в год на ярмарку. Тут они торгуют, пьянствуют, гуляют, но никогда не заглядывают в церковь. В Великом посту инородцев, живущих в Обдорске, приводят говеть иногда при помощи полиции.
Иногда, хотя и очень редко, к помощи шамана прибегают и русские. За свой труд шаманы получают вознаграждение довольно умеренное и, во всяком случае, одним шаманством редко живут. Я видал одного шамана, который в то же время был и кузнецом.
Шаманы, кроме того, известны своими чудесами, чем напоминают индусских факиров. Чудес этих я не видал, но слыхал от многих очевидцев, между прочим, от таких, правдивость которых выше всякого подозрения, как, напр., упоминаемый выше Росляков. Факты, которые мне передавали про шаманов, совершенно невероятны, и я никогда не стал бы писать о них, если бы их не передавали очевидцы вполне достоверные.
Росляков рассказывал такой случай: пришлось ему как-то ночевать в остяцкой юрте, где, между прочим, был шаман. Проснувшись рано утром, он увидел совершенно ясно (было уже светло), что шаман влез в окно раздетый, без рубашки, с большим шестом, насквозь прокалывавшим его бока. Крови не было видно, и шест шаман потом вытащил из тела.
Затем приходилось слышать много рассказов, что для, отыскания вора шаманы употребляют такой прием: после обычного призывания духов шаман снимает малицу и втыкает себе в живот, в голое тело нож по самую рукоятку. После этого все присутствующие подходят по очереди и стараются вытащить нож. Как кто ни старается, не может. Наконец один вытягивает, причем ясно слышен звук трения ножа о мясо. Этот и считается вором. Многие шаманы могут, стуча палкой о ящик, извлекать целые снопы искр, освещающих чум. Это — духи, которые в виде искр вылетают вон под влиянием шаманской ворожбы. Далеко не всякий шаман обладает даром чудес. Мне так и не довелось видеть такого.
В достоверности приведенных фактов я лично почти не сомневаюсь, тем более что подобные же вещи удостоверены относительно индусских фокусников и факиров. Если не ошибаюсь, подобные штуки объясняются искусством производить оптические галлюцинации.
Таким образом, шаманы заведуют своеобразным богослужением, как нельзя более подходящим к характеру остяка, лечат его от болезней и даже творят чудеса. Из изложенного видно, до какой степени трудно нашим миссионерам бороться с такой силой.
Скажу еще два слова об остяцких идолах. На священных местах иногда можно встретить крайне уродливые, грубые, человекоподобные изображения из дерева. Видя таких идолов, многие называют остяков и самоедов идолопоклонниками и фетишистами. Это, однако, совершенно не верно. Идол есть только изображение бога, но не сам бог.
Кормление идолов у остяков и самоедов, наказания (сечение) идолов, наблюдаемые путешественниками у остяков и самоедов (я не слыхал, чтобы обдорские инородцы наказывали своих божков), и т. п. имеет символическое значение.
Религия их основывается на одухотворении природы. Каждое место имеет своего духа (водяного или лесного). Над всем же миром царит недосягаемый Торым, который олицетворяет высшее духовное начало, проникающее всю природу, и которого только почитают за настоящего бога остяки. Таким образом, эта религия сильно приближается к монотеизму, у отдельных же представителей остяцкого племени даже к деизму.
IX
Нелегка работа православного миссионера в Обдорском крае. Инородцы довольно редко отдают крестить своих детей и почти никогда не хоронят своих покойников. Это происходит оттого, что остяки придают наибольшее значение именно похоронным обрядам. От способа погребения зависит, как будет жить покойник в патламе, а также вернется ли он домой к ужасу своих [родичей] или же будет спокойно заниматься своим делом в царстве теней. Только остяцкий обряд достигает своей цели, и потому остяки, если похоронят по-православному, то потом все-таки проделывают над покойником все, что требует остяцкий обычай. Крещению же остяки не придают большого значения. На крещение остяки смотрят как на посвящение и отдачу себя под покровительство «русского бога» (Рус-Торым, или чаще — Никола-Торым, т. е. Святитель Николай, в честь которого построена в Обдорске церковь). Крещение обыкновенно обусловливается какою-нибудь случайностью. Напр., поедет остяк через Обь весной по тонкому льду, и вдруг лед затрещит, а кругом образуются полыньи. Вот в таком-то случае остяк иногда и дает обет Николе-Торыму креститься в случае чудесного избавления. Но, крестившись, он все-таки не забывает и своих родных богов, остается в многоженстве и обращается к шаманам.
Один миссионер рассказывал мне такой случай: приходит к нему остяк и просит окрестить своего сынишку.
— А ты сам-то крещеный? — спрашивает миссионер.
— Нет, у нас и в роду не было крещеных.
— Ну, а жена твоя крещеная?
— Нет, мы и не венчались по-вашему.
— Ну, брат, так я твоего сынишку не могу окрестить, потому что у нас нужно, чтобы родители воспитывали крещеного младенца по нашей вере, а ты с женой чему его учить будешь?
— Нет, батька, сам я не крещусь, а вот парнишку окрести, сделай милость.
— Да ты с чего надумался его крестить?
— Да видишь ли, батька, пошел я на охоту, ходил, ходил и все зверя не мог встретить; такая неудача. Вот я и взмолился Николе. «Никола, — говорю я,— пошли ты мне счастье, я тебе за это окрещу своего сына». Ну, и точно, что помог Никола.
— Ну, у нас так нельзя: крестись сам с женой, тогда и сына крестим.
— Нет, я так не хочу, потому мне еще незачем. Я уж не буду крестить сына, а уж лучше Николе положу 1 рубль в кружку, а то он на меня гневаться будет, что не сдержал обещания.
— Это как ты хочешь, только я тебе скажу, что Николе твоего рубля не надо, напрасно это ты беспокоишься, а лучше всего крестись сам.
— Нет, батька, не хочу,— отвечал остяк и пошел.
Крестившись, остяк переносит на новую религию все свое старое мировоззрение. Приведу следующую картину с натуры: в летний день на траве около самой церкви сидит группа остяков, мужчин и женщин, и пьет водку. Одна остятка отделилась от группы и с бутылкой в руке подошла к самой церковной ограде. Тут она стала кланяться и креститься, причем время от времени отливала водку из бутылки на землю. Своего рода древнегреческие возлияния богам.
Часто во время своих поездок миссионеры встречали совершенно сознательное упорство язычников. Господин Росляков, сопровождавший в качестве толмача одного миссионера, передавал такой эпизод. По приезде в одни юрты миссионер встретил одну остятку, которая жаловалась на своего мужа: «Он у меня крещеный, а между тем взял себе вторую жену, да, кроме того, занимается еще шаманством». Миссионер велел остятке позвать к нему своего мужа. Когда тот явился, то пастырь стал упрекать заблудшего за его дурное поведение. «Ты, — говорит, — крещеный, разве не знаешь, что закон не дозволяет иметь больше одной жены?» — «У нас можно», — отвечает с уверенностью остяк. «Как это у нас, да ты кто? Ты ведь православный, а не язычник и шаманством еще занимаешься, это разве полагается христианам?» Остяк молча выслушал увещевания священника и говорит: «Вот что, батька, я тебе скажу: я к тебе в Обдорск не езжу, в твои дела не мешаюсь, ну и ты ко мне не езди и в мои дела не мешайся!» Затем он встал и ушел.
От многих мне приходилось слышать, что крещеные инородцы начинают жить хуже в нравственном отношении. Один обдорянин рассказывал мне про новообращенного самоеда, который раньше, когда был язычником, всегда аккуратно платил свои деньги. Когда же крестился, то перестал и платить. Ему и говорят: «Что же это ты, раньше был такой честный, а теперь мошенничаешь, а еще крещеный!» — «Что же, — отвечает самоед, — я теперь такой же крещеный, как и вы, русские; ну и мошенничаю так же, как вы все тут мошенничаете, оно так и следует быть!»
Многие путешественники уже давно отмечали довольно странный факт: обращенные в христианство дикари отличались нисколько не лучшей, а часто даже худшей нравственностью, чем их собратья язычники. То же самое мы видим и среди обдорских инородцев: обращенные в христианство остяки и самоеды по своей нравственности нисколько не выше язычников. Наоборот, замечается, что среди крещеных больше воров, пьяниц и лентяев, чем среди шаманистов. Как объяснить это странное явление?
Мне приходилось слышать следующие объяснения:
1) Крестятся обыкновенно те остяки и самоеды, которые чаще трутся около русских и, следовательно, более цивилизованы; а так как цивилизация касается дикарей своими худшими сторонами, то естественно, что крестится более испорченная часть инородческого населения.
2) Ввиду того, что инородец и после крещения не расстается с верованиями предков, крещение получает значение чисто формального перехода в православие, обусловливаемого какими-нибудь практическими видами (получение белой рубашки и т. п.). Таким образом, крестятся те инородцы, которые всего индифферентнее относятся к вопросам нравственности, которые мало дорожат верой отцов и вообще какой бы то ни было верой.
3) Приходилось слышать и такого рода предположение, будто инородец, глядя, как живут русские, принимает крещение как своего рода разрешительный билет на всякого рода пороки, наблюдаемые им у русских.
Предположение это, однако, трудно допустить ввиду особенности остяцкой религии, о которой мы упоминали выше, именно — индифферентности остяцкого бога к грехам людей. Правда, Торым наказывает людей за лжеприсягу, святотатство, ловлю рыбы из священного места и т.п., но этим и ограничивается его нравственное влияние, стало быть, незачем бросать столь удобную веру, если хочешь грешить.
Можно еще предположить, что крестившийся инородец тем самым отпадает до известной степени от своего общества и освобождается от нравственного авторитета своих сородичей. В то же время он не пристает и к своему новому обществу и, таким образом, является каким-то отщепенцем, отставшим от одного берега и не приставшим к другому. Брошенный на произвол судьбы и предоставленный исключительно своим силам, дикарь легче подвергается дурным развращающим влияниям. Много вредит и то обстоятельство, что остяки лишены какого бы то ни было школьного образования и воспитания, а также мало видят гуманного к себе отношения. Заметим в утешение себе, что и на всем земном шаре, а не только у нас одних, миссионерство есть дело в высшей степени тяжелое.
Продолжение следует…