Валерий Белобородов
Представители этого березовского казачьего рода были участниками разных дел и событий, отголоски которых дошли до нашего времени. Среди них в разных источниках нередко встречается имя Никифор. В 1841 году Никифор Ямзин содействовал Березовскому земскому исправнику Скорякову в поимке предводителя бунтовщиков Ваули Пиеттомина, в конце 1845-го он же посылался на розыски убитого охотниками-ханты «снежного человека», нашел охотников, но самого «чудовища» и места, где оно было убито, отыскать не смог.
У Никифора Ямзина была большая семья: сыновья Семен, Петр, Михаил, Андрей, Лев, дочь Евгения, возможно, еще кто-то, чьи имена не запечатлелись в метрических книгах березовских церквей. Все они, как и их потомство, не покидали родных мест и, постепенно выходя из казачества, добывали хлеб насущный исконным трудом северного обского мещанина и крестьянина. Единственный, кто отошел от семейной традиции и стал чиновником, — младший из братьев, Лев. О нем есть возможность рассказать подробнее.
Лев Никифорович Ямзин (1858 — ок. 1930), окончив полный курс Березовского уездного училища, с 1 сентября 1879 г. поступил на службу писарем Обдорских остяцкой и самоедской волостей3 и служил довольно долго. В начале 1890 г. его определили в штат Тобольского общего губернского управления.
К этому времени Ямзин был уже около десяти лет женат и в Тобольск приехал с женой Екатериной Павловной и сыном Иваном. Екатерина Павловна, дочь надворного советника Павла Николаевича Михалева, родилась в Березове и окончила Тобольскую Мариинскую женскую школу. Ее отец в 1850 — начале 1860-х годов служил в Березове заседателем окружного суда и затем городничим. В 1860 г. он пожертвовал собственный дом для помещения в нем Березовской женской школы5. Возможно, наряду с личными способностями и этот брак послужил предпосылкой для успешной карьеры Ямзина.
Вскоре после переезда Лев Никифорович был назначен секретарем Тобольского городского полицейского управления, где прослужил около 10 лет, и в феврале 1902 г. получил назначение обратно на родной Север — становым приставом в хорошо знакомый Обдорск. Здесь он проявил себя уже как зрелый администратор, способный на решительные и порой неожиданные действия в интересах местного населения. Например, такие. «Обдорский становой пристав, — писал корреспондент «Сибирского листка», — в заботах об уменьшении спаивания инородцев во время съезда их заарестовывал на время ярмарки целые транспорты вина, шедшие для обдорян из Березова. Несомненно, что эта мера также оказала немалое влияние на сокращение ярмарочного пьянства инородцев, хотя надо полагать, что под контроль местной власти не могло попасть все вино, вывезенное пронырливыми зырянами из Ижмы». Совершенно очевидно, что, действуя на пользу инородцев, пристав вызывал недовольство виноторговцев. В памяти современников сохранился также интересный опыт Ямзина по изменению порядка сдачи в аренду рыболовных песков. Он устроил торги, давшие гораздо большую сумму владельцам угодий, чем в прежние годы. Затем призвал к себе вотчинников (их было всего три семьи) и вместе с ними сделал расчет, какие суммы им потребуются на год на одежду, порох, выплату податей, на водку и пр. Эти суммы он выдал им на руки, а остальное положил в кассу как их капитал.
С 25 апреля 1907 г. Л.Н. Ямзин приступил к исполнению новых обязанностей — помощника березовского уездного исправника. Обдоряне устроили ему трогательные проводы. В чествовании участвовали и русские жители села, и инородцы. Потомок обдорских князей старшина В.И. Тайшин от лица аборигенов произнес речь на хантыйском языке и на хантыйском же отвечал ему Ямзин. В зачитанном приветственном адресе говорилось: «В Вашем лице Обдорский край потерял мудрого администратора и человека с любящей душой. Вы, умея поддерживать свое служебное положение, в то же время умели быть человеком. Для всех нас Вы были общим другом: богатый и самый последний бедняк были для Вас равны, занимающие в Обдорске высокое положение и простецы были для Вас одинаковыми. Ваша доброта и сердечность не знали границ. Забитые остяки и гордые самоеды, эти пасынки северной природы, так чуждающиеся всего русского, видели в Вас отца и брата. Первые Вас и не называли иначе, как по имени, Ваших советов все они всегда охотно слушались, любя Вас и считая своим. И Вы действительно были для инородцев своим, как для нас нашим. Наши интересы были Вашими интересами. Вы жили обдорской жизнью, были обдорянином. Обдорск будет долго помнить Ваше имя».
«Чествование Л.H. было просто и так сердечно, — пишет корреспондент «Сибирского листка», — что вряд ли скоро изгладится из памяти обдорян. В Обдорске много было служащих, и их переводы не производили на обдорян особого впечатления: об уважаемых и честных людях говорили обыкновенно, что жаль, про большинство же выражались, что туда и дорога. Лев Никифорович Ямзин был редким исключением».
В должности помощника исправника Лев Никифорович пробыл недолго. За побег из Березова политического ссыльного Л.Д. Троцкого был уволен уважаемый в городе и уезде исправник И.В. Евсеев, и освободившуюся должность пришлось занять ему. В отличие от большинства предшественников, Ямзин оставался исправником продолжительное время — до 1917 года, и все это время управлял уездом, как и прежде Обдорской волостью, с теми же заботливостью, энергией, распорядительностью и твердостью. Всестороннее исследование его управленческой деятельности в Березове — дело будущего. Газетные источники, которыми пользовался автор, дают лишь разрозненные факты, из которых не выстраивается цельная картина.
Можно уверенно говорить о том, что Л.Н. Ямзин немало сделал для развития на Нижней Оби речного пассажирского и грузового судоходства. При нем совершал регулярные рейсы между г. Березовом и с. Самаровским, а также по pp. Сосьве и Ляпину земский пароход «Березовец». В июле 1907 г. «Сибирский листок» сообщал, что благодаря любезности Льва Никифоровича на нем бесплатно проехали до Самарова пятеро учеников Березовского городского училища, направлявшиеся на экскурсию в Тобольск. Несколькими годами позднее Березовский уезд имел пароход «Станкевич». В 1916 г. состоявшийся в Березове съезд уполномоченных от волостей поручил исправнику Ямзину распоряжение пароходом и выразил ему благодарность «за деятельность его в прошлом и ревность к улучшению положения народа». Доходы от рейсирования «Станкевича» съезд уполномоченных решил направлять на погашение земской повинности. Заинтересованный делами речного транспорта Л.Н. Ямзин вступил в Тобольское отделение Императорского общества судоходства.
Всячески содействовал Ямзин и изучению вверенного ему края. Сохранился ряд свидетельств об его помощи научным экспедициям. «Благодаря любезной предупредительности березовского исправника Л.Н. Ямзина, — сообщал «Сибирский листок», — наняты (для экспедиции О.О. Баклунда. — В. Б.) 80 нарт с соответствующим количеством оленей, и припасы и вещи, необходимые для экспедиции, в количестве 100 пудов уже доставлены к двум пунктам… Об этом экспедицией получена телеграмма от г. Ямзина». По окончании экспедиции президент Академии наук возбудил ходатайство о награждении Ямзина и его помощника В.Н. Тарасова. Лев Никифорович получил серебряный портсигар с золотым изображением государственного герба с бриллиантом, а Василий Никифорович Тарасов (уроженец Сургута) — золотую булавку с изображением государственного герба с бриллиантом. Имеются сведения и о столь же охотной помощи Ямзина экспедициям Б.М. Житова, И.Н. Шухова и др.
Такое отношение к науке было свойственно Ямзину еще с того времени, когда он из Тобольска получил назначение в Обдорск и сразу же установил плодотворные связи с губернским музеем. Около полутора десятков лет, будучи действительным членом музея, он оказывал ему существенные услуги: по просьбе консерватора послал двух живых песцов, сообщил о добыче инородцами близ Обдорска белухи и вскоре отправил ее голову, плавники и хвост, доставил предметы, собранные для Западно-Сибирской выставки 1911 г. в Омске, привез с предгорий Урала аммонит, приобрел по заказу музея предметы вогульского быта. В 1915 г. Лев Никифорович собрал в Березовском уезде 55 рублей для образования при музее капитала имени Н.Л. Скалозубова на премирование из процентов от этого капитала авторов лучших исследовательских работ о флоре и сельском хозяйстве губернии.
Будучи полицейским чиновником, Ямзин по своей душевной отзывчивости и доброте делал много такого, от чего иной администратор считал бы совершенно правомерным для себя равнодушно отвернуться. Те, кто обращался к нему за содействием, чего бы это ни касалось, как правило, получали помощь. Так, он помогал развитию сети местных церковноприходских школ и в знак благодарности «за особые труды, усердие и ревность» по их благоустройству получил от Святейшего Синода Библию. Состоя в Обдорске в миссионерском братстве, он активно участвовал в создании «Хранилища коллекций по этнографии инородцев Тобольского Севера», делал пожертвования и за особые заслуги был избран пожизненным членом братства. Отзывчивость Льва Никифоровича на общественные запросы убедительно доказывается его участием в разнообразных делах вспомоществования нуждающимся — сборе средств в пользу студентов Томского университета, женской мастерской Тобольского городского дома трудолюбия, Александровского детского приюта, на образование стипендии имени бывшего тобольского губернатора Н.Л. Гондатти и многих других подобных актах благотворительности.
Административная карьера Л.Н. Ямзина закончилась вскоре после Февральской революции. 29 мая 1917 г. тобольский губернский комиссар уволил его, согласно прошению, в отставку. Итогом он вполне мог удовлетвориться: помимо многочисленных выражений благодарности от местного населения, он заслужил ордена Станислава 3-й, 2-й степеней и Анны 3-й степени. Правда, это был еще не окончательный уход от дел, более года спустя после отставки Льву Никифоровичу пришлось ненадолго принять на себя обязанности березовского уездного комиссара. И, кроме того, в начале 1918 года он был избран от Березовского уезда в состав губернского земства и участвовал в заседаниях первой чрезвычайной сессии Тобольского губернского земского собрания. Но земство в Тобольской губернии успело сделать только первые шаги, и советской властью было упразднено.
В отличие от подавляющего большинства чиновников дореволюционного времени, Л.Н. Ямзин оказался востребованным советской властью, хотя уже далеко не в меру его способностей и опыта. С марта 1920 г. он служил делопроизводителем эксплуатационного отдела Обьрыбтреста, находившегося в Тобольске. В феврале и декабре 1923 г. в интересах успешной подготовки рыболовной кампании Ямзин командировался в Обдорск в помощь заместителю управляющего трестом Э.Д. Дуброву. К нему как к авторитетному знатоку Севера обращались за советом. Так, 23 мая 1925 г. он был приглашен на совещание по вопросу о предстоящем проведении всесоюзной переписи населения на Тобольском Севере. Предполагалось его участие в составлении хантыйского словаря.
Л.Н. Ямзина знал один из первых землеустроителей Тобольского Севера Виктор Григорьевич Балин (1907-1998), в начале своего трудового пути он некоторое время был сослуживцем Ямзина в Обьрыбтресте. В его памяти Лев Никифорович остался добродушнейшим человеком. Ханты приезжали в Тобольск на оленях, чтобы повидаться с ним. В начале 1921 г. Ямзин был арестован. Об этом узнал его сын Иван Львович, профессор, и немедленно обратился в правительство. За подписью якобы Троцкого пришла в Тобольск телеграмма: освободить. В конце 20-х годов Лев Никифорович ослеп и в 1930 г. утонул в Поганом прудке (на горе, возле военкомата).
Теперь нельзя не сказать несколько слов и об единственном сыне Е.П. и Л.Н. Ямзиных Иване Львовиче (1882-1934). После окончания Тобольской гимназии он поступил в Казанский университет, в Казани вел революционную пропаганду среди рабочих, был исключен из университета и выслан под гласный надзор полиции в Астраханскую губернию. Оттуда он обратился с ходатайством о разрешении месячной отлучки в Тобольск для свидания с тяжелобольной матерью, получил его и в конце октября 1904 г. прибыл в Тобольск, где находился значительно дольше дозволенного срока и, по некоторым сведениям, занимался организацией нелегальных социал-демократических кружков. Только в июне 1905 г. Иван Ямзин был выслан из Тобольска в Казань под особый надзор полиции. В том же году дело его было прекращено. Образование он заканчивал в Киевском университете. По сообщению «Сибирского листка», студент-тоболяк Ямзин за сочинение на тему о переселении крестьян из России в Сибирь был удостоен золотой медали и премии Бунге в 150 р.
Впоследствии Иван Львович стал крупным специалистом в области изучения миграций населения, разрабатывал теоретические аспекты внутренней колонизации и переселений, дал исторический очерк переселенческого движения в России после реформы 1861 г. Он был профессором Воронежского сельскохозяйственного института и его проректором. В 20-е — начале 30-х гг. занимался преимущественно изучением заселения многоземельных районов СССР. Автор трудов «О новых явлениях в сельском хозяйстве Сибири» (Киев, 1910), «Переселенческое движение в России с момента освобождения крестьян» (Киев, 1912), «Переселенческая статистика и хозяйственное положение переселенцев по исследованию Переселенческого управления» (1913). Из архивного источника известно, что планировался его доклад «Колонизация и краеведение» в декабре 1926 г. на III Уральской областной краеведческой конференции в Свердловске.
И последнее. По-видимому, в XIX веке наряду с березовской мощная ветвь Ямзиных укоренилась и разрослась в селе Шеркалы Березовского уезда. В метрических книгах шеркальской Спасской церкви, а также церквей сел Чемаши и Малый Атлым начала XX века есть записи о Гаврииле, Константине, Дмитрии, Диомиде, Иване, Василии, Илье, Илларионе Михайловичах Ямзиных и членах их семей. Можно предполагать, что эта ветвь пошла от упоминавшегося в начале очерка Михаила Никифоровича Ямзина.
